Отматывая назад все произошедшее, я понял, где мы допустили ошибку. Да, нам удалось оторваться от преследователя на вокзале, которого нам подослал Распутин. Но мы слишком спешили попасть к Смит и этот шаг он просчитал, устроив там засаду. И теперь эта оплошность привела к таким печальным последствиям. Архитектор был на свободе. Вновь.
— Путь-Свят-Ра! — прорычал Распутин, заворожено наблюдая, как чужак из иных миров кружиться под сводами храма.
— Ну, чего же ты стоишь? — закричал я, обращаясь к Распутину. — Ты говорил, что хотел очистить этот гной. Так убей Архитектора!
Адепты занервничали. Распутин и в самом деле говорил такие слова, но это была ложь. Истинные намерения сектанта были другими.
— Убей чужака, пока не поздно! Иначе мы все… — договорить я не успел, мне врезали кулаком в живот, и я согнулся пополам.
Все остальное действо я уже наблюдал лежа на полу.
Как говорил мой давний еще из прошлой жизни, друг Майк, «иногда сумасшедших можно остановить только дав им то, чего они хотят и тогда их разрывает от счастья». Я хотел верить в то, что Распутина сейчас именно разорвет, в прямом смысле слова.
— Отдай мне свою силу! — гортанно зарычал Распутин.
Мне стало смешно. Как же, так он тебе добровольно все и отдал! Держи карман шире!
— Идиот! — с трудом выдавил я. — Он убьет тебя!
Распутин оглянулся, рявкнул:
— Этих — в расход!
И кивнул на меня и Смит.
Меня подхватили за одежду и потащили к выходу. Уже у самого порога я увидел, как Архитектор вдруг расправил перепончатые жуткие крылья и камнем обрушился на Распутина. Мне хотелось верить, что он убил сектанта. Но все было хуже. Гораздо хуже.
Архитектор понял, что Распутин и сам является достаточно мощным менталистом и обладателем силы. И решил воспользоваться этим. Превращаясь в клубок молний, чужак погрузился в Распутина, сливаясь с ним, используя его тело для своих целей. Ожидаемо. Предсказуемо. Но от этого не менее опасно.
Глаза Распутина вспыхнули адским пламенем, таким мне знакомым. Сектант зарычал, начал дергаться из стороны в сторону, махать руками. Упругая волна леденящей силы ударила во все стороны. Адепты в страхе отпрянули.
Что было дальше я не видел — меня вытащили на улицу. Следом выскочил один из адептов, произнес охране:
— Дай, я его прикончу!
И скинул балахон с голову. Я не удивился, увидев Дантеса.
В руке он держал пистолет.
Охранник отошел в сторону, потом и вовсе скрылся в дверях храма, когда оттуда раздались жуткие крики.
— Думал, я не смогу найти способ поквитаться с тобой, гаденыш? — прошипел Дантес, ухмыляясь. — Думаешь. Смог меня победить? Нет, меня просто так не одолеть. У меня везде связи есть. Наша организация проникла во всё! Ее адепты работают на разных руководящих должностях во всех организациях. И они помогут своему собрату, когда приходит беда. Так что ты проиграл, Пушкин. И сейчас я тебе голову прострелю, с огромным удовольствием прострелю.
— Убьешь — окончательно лишишься возможности получить обратно свой завод «БлагоДать», — начал играть я на больной теме Дантеса.
— Тоже ошибаешься, — улыбнулся тот. — Это лишь вопрос времени. Мои люди уже занимаются этим. Я верну себе свое, и ты мне не нужен.
— Вы — подонок и свинья! — крикнула вдруг Смит, наконец избавившись от кляпа. — Немедленно отпустите нас, а не то…
— А не то — что?
Смит попыталась создать хоть что-то с помощью Дара, но не смогла — помещал блокиратор в виде ошейника.
Дантес визгливо рассмеялся. Вновь повернулся ко мне.
— Видишь? Ты проиграл.
И направил на меня оружие.
— Нет, — покачал я головой. — Проиграл не я. А ты!
И рассмеялся.
Такая реакция смутила Дантеса. Он зашипел:
— Чего ты ржешь?! Или спятил? А ну заткнись! Заткнись я сказал!
— Дантес, ты идиот!
Такое откровение сбило противника с толку. Он непонимающе посмотрел на меня, пытаясь все же понять причину моего веселья. И он ее понял буквально через мгновение — когда Харуко, выскочившая из кустов, сбила его с ног.
Я тут же подскочил, отпнул пистолет в сторону. Вторым ударом вырубил Дантеса.
— Харуко!
Но девушка и сама поняла, что от нее требуется. Он подбежала ко мне, одним движением сорвала ошейник. Потом помогла освободиться Смит.
Я активировал Дар, заставив наручники со звоном отскочить в стороны. Ярости в моей душе было много, и она сыграла как прорезающее горючее — благо в памяти остались конструкты, которыми пользовался Крыса.
Я подошел к Смит, помог ей подняться.
— Александр!.. — успел вскрикнуть он.
Но я услышал тяжелое дыхание Дантеса еще до того, как он успел подойти ко мне.
Я ударил его с левой. И удар, подкрепленный артефактами Коха, выдался мощным. Дантес даже не успел понять, что произошло. Просто шамкнул сломанной челюстью и вновь упал на землю.
Я глянул на Смит и Харуко, коротко бросил:
— Идите.
Они поняли меня без лишних вопросов. Я же решил поставить точку в деле с Дантесами. Хватит милости. Хватит прощения. Пора принимать жесткие решения.
И я их принял.
Точный удар, подкрепленный артефактами перчатки, отправил Дантеса к праотцам. Он долго напрашивался. Что ж, сегодня я оказал ему такую услугу.
Я отбросил тело в сторону, сам глянул на храм.
— Александр! — это была Харуко.
Она вернулась ко мне.
— Один ты не справишься, — прочитав мой взгляд, произнесла она.
— Как тебе удалось спастись?
— Я увидела тень в комнате Смит, но предупредить тебя не успела — все произошло слишком быстро. Мне удалось спрятаться. Я двинула по следу и как видишь помогла тебе!
Она с гордостью расправила плечи.
— Спасибо тебе! — поблагодарил я. — Ты и вправду меня спасла. Где Смит?
— Она ждет в машине. Я пришла за тобой.
— Но… — кивнул я на храм.
— Нам не справиться. Архитектор заполучил Распутина, а значит их суммарная мощь велика. Нам не справиться.
Это действительно было правдой, колючей и горькой, с которой мне не хотелось смириться.
— Нам нужно отступить, — нехотя произнес я. И тут же уточнил: — Но лишь для того, чтобы собраться с силами и найти поддержку.
— У кого же мы ее будем искать? — насторожилась Харуко.
— У зауряд-поручика кадетского корпуса Семен Семеновича Шмыгаля, — ответил я.
Идти с поклоном к Шмыгалю у меня не было никакого желания. Но я понимал, что это самый быстрый способ собрать силы — реальные силы, — чтобы противопоставить их Распутину. Попасть к Императору нереально, дольше пороги оббивать будешь. А Шмыгаль, хоть и скверный по характеру человек, но мог все же выслушать и помочь.
— Кто такой это Шмыгаль? — спросила Харуко.
— Это заноза всего кадетского корпуса. Но он нам поможет. По крайней мере, я на это надеюсь. Поехали!
Я и вправду рассчитывал на помощь Шмыгаля, хотя и сомневался, что он даст мне хотя бы договорить. Однако у него был доступ к оружию. Да и силой он обладал огромной.
Мы доехали до кадетского корпуса, зашли внутрь. Харуко заранее надела бейсболку, чтобы походить на парня и не привлекать лишний раз охрану. Шмыгаль сидел в своем кабинете, заполнял какие-то бумаги. В углу у него стоял маленький телевизор, по которому показывали черно-белое кино.
— Пушкин? — воскликнул Шмыгаль, когда мы зашли к нему в кабинет. — Ты что тут делаешь?
Он отложил карандаш, перевел глаза на мою спутницу, спросил:
— А это кто такой? Что-то я не помню его.
— Он, точнее она, со мной, — ответил я.
— Она?!
— Семен Семенович, послушайте, у меня важное дело к вам.
Шмыгаль фыркнул, внимательно осмотрел Харуко. Потом повернулся ко мне, спросил:
— Так что ты тут делаешь? Мне передали, что ты заболел.
— Не совсем так, — произнес я. — Семен Семенович, у меня к вам серьезный разговор.
— Даже так? — нахмурился тот. — Заявление принес?
— Какое заявление? — не понял я.
— Ну серьезный разговор — это про увольнение обычно. Все так начинают. Не выдерживают условий кадетских и уходят. Только предупреждаю сразу — с белым билетом тебя точно никуда не возьмут, ни государственной тебе службы, ни тем более военной.
— Нет, — покачал я головой. — Увольняться я не собираюсь. Я по другому вопросу.
— А что же тогда? — окончательно растерялся Шмыгаль.
Я не знал с чего начать. Сказал:
— Дело государственной важности.
Шмыгаль пристально посмотрел на меня.
Я сделал глубокий вдох и начал рассказ. Я не стал говорить ему лишних деталей, но остановился в своем рассказе на Распутине и о том, что он создал тайную секту. Это были ничем не подкрепленные слова, я искренне надеялся, что меня не сочтут за идиота.
А еще я рисковал, потому что Шмыгаль и сам мог оказаться одним из адептов. Маловероятно, но все же. Хотя в это верилось с трудом. Шмыгаль из другого теста. Я осторожно рассказал о том, что разум Распутина захвачен неизвестной сущностью (говорить про иные миры и Архитектора тоже не стал — помнил про наказ Императора). Закончил тем, что нужно остановить Распутина иначе катастрофы не избежать.
Шмыгаль выслушал молча, потом произнес:
— Ты правда думаешь, что я в это поверю?
Ожидаемая реакция.
— Могу поклясться на крови честью рода! — тут же выдохнул я.
Такой аргумент заставил Шмыгаля нервно заерзать на стуле. Честь рода — для него это были не пустые слова, и к этому он относился очень серьезно. К тому же он знал, что обычно происходит с теми, кто не сдержал клятву рода. Я в данном случае поставил судьбу фамилии на кон. Большая ставка. Слишком большая. Но мог ли я поступить иначе?
— Это сильнее слова, — напряженно произнес он. — Но это слова…
Я вскинул руку вверх, создал родовую печать. И наложил ее на себя. Печать неярко вспыхнула и растворилась, оставляя в воздухе едва заметный след.
Шмыгаль долго молчаливо смотрел на то место, где она появилась. Я чувствовал — он поверял. Не фокус ли это? Не обман? Но все было взаправду. И он еще больше стал задумчив.
— Я даже не знаю, что сказать, — наконец произнес он. — Кто-то из вас действительно сошел с ума — либо и в самом деле Распутин, как ты говорил. Либо ты сам.
— Семен Семенович, меня зовут Харуко Камияма, — произнесла девушка, выходя вперед и стягивая с головы бейсболку. — Я являюсь официальным представителем японской делегации, которая приехала с визитом к Императору. Вот мои документы.
Девушка показала корочки.
— Постой… — Шмыгаль присмотрелся к девушке. Потом хлопнул себя по лбу. — То-то я и смотрю лицо у вас знакомее! Я же вас по телевизору видел, по новостям!
И вновь стал серьезным.
— Что же вы тут…
— Все по тем же причинам, по которым Александр пришел к вам. И я хочу подтвердить то, что Александр говорит чистую правду. Российская Империя находится под угрозой. И если мы не отреагируем максимально быстро, то беды не избежать.
— Послушайте… — окончательно растерялся Шмыгаль. — За долгие годы работы в кадетском корпусе я привык ко всяким розыгрышам. Я привык ко всякому. И повидал всякого. Но если вы, ребята, сейчас пытаетесь меня разыграть, то я скажу вам так — это очень плохая идея. С такими темами не шутят.
— Мы говорим правду!
— И если все это окажется дурацкой шуткой, то я клянусь, что сделаю так, что вас вышвырнут отсюда не только с белым билетом, но и с пометкой во всех черных списках. Вас не то, что на госслужбу не возьмут, вас даже уборщиком туалетов не примут. И про Рейтинг Аристо тоже можно сразу позабыть.
Шмыгаль говорил это все больше для того, чтобы завести себя. ОН прекрасно понимал, что мы не врем.
— Так что, Пушкин, я спрошу последний раз — ты действительно хочешь продолжить этот разговор? Вспомни. Какие последствия это может вызвать для тебя и твоей семьи. Есть еще шанс списать все на ошибку и уйти отсюда. Ну так что?
— Это не шутка, — устало ответил я. — И нам действительно нужна помощь.
И словно в подтверждение наших слов телевизор, который шел фоном и показывал какой-то старый фильм, вдруг прервал показ и показал диктора.
— Срочные новости! В районе улицы Куприна зафиксированы сильные магнитные аномалии и возмущения силы. Уровень потоков, по предварительным данным, составляет десять баллов. Причины столь большого уровня возмущения выясняются, а пока же просим вас выбирать объездной маршрут движения. На Вторую Тверскую можно попасть через Гагарина, а на линию Королева через проспект…
— Десять?! — воскликнул Шмыгаль, не дослушав до конца. — Он сказал — десять?!
Я кивнул.
Удивление его было понятным. Средние возмущения колебались в районе одного-двух баллов. Три считалось очень большим природным колебание. От четырех не защищенному человеку, попытавшемуся поймать такой поток, сжигало мозги. А тут — десять… Явно не природного характера возмущения. И только я с Харуко знали, кто был причиной такого уровня.
— Хорошо, — произнес Шмыгаль, сделавшись максимально сосредоточенном. — Я помогу. Но только ответь мне на один вопрос: почему я?
— Потому что только у вас есть доступ к серьезному оружию, — ответил я.
Мы ехали на машине. Я был за рулем, Шмыгаль на переднем сиденье, Харуко — на заднем. У каждого из нас было по автомату, которые взял с собой Шмыгаль. В багажнике было припрятано еще несколько стволов. А еще я взял меч, который висел у Шмыгаля на стене — просто не мог пройти него мимо.
— Они сейчас находятся в храме, — пояснил я маршрут нашего движения. — И судя по тому. Что в том районе зафиксированы сильные возмущения, там сейчас очень жарко.
— Пушкин, ты должен понимать, что Распутин — не простой человек. Он вхож в дом к самому Императору. И ты должен понимать, что если мы просто так ворвемся в храм и попытаемся его схватить, то проблем потом будет выше крыши.
— Что же тогда вы предлагаете?
— А вот что!
Шмыгаль достал из кармана балаклавы — лыжные шапочки, закрывающие лицо, с вырезами для глаз.
— Как в старые добрые времена! — радостно воскликнул Шмыгаль, отдавая нам головные уборы. — Спрячем лица — там будет надежней. В крайнем случае, спишут на грабителей. Если все пойдет не по плану.
Кажется, Шмыгаль входил в кураж. Но идея с шапочками мне понравилась. Лишний раз не будем светить лицами, да и Шмыгаль подстрахуется в случае, если будет разбор полетов.
Мы проехали по Второй Тверской, остановились в небольшой пробке. Впереди ходили люди с плакатами, что-то орали и требовали. Тут же паслась целая россыпь журналистов, снимая толпу.
— Что это? — спросила Харуко, глядя на собравшихся. — Митинг какой-то?
— Странные дела творятся второй день в столице, — произнес Шмыгаль, глядя на толпу. — Народ внезапно вышел, начались забастовки почти на всех заводах и предприятиях. К Императорскому дворцу все ринулись, стоят там с плакатами, орут чего-то. Вот и тут видимо собрались. Как сговорились все!
Я понял, что это были происки Распутина. Таким образом он отвлекал Императора от основных дел, связанных со мной. Когда митингует народ, все остальные проблемы уходят на второй план. К тому же идет обработка Императора со стороны его родни. Он сейчас между молотом и наковальней. Думаю, еще и министры, кто входит в секту Распутина, шепчут Его Величеству нужные слова.
И все ради того, чтобы выиграть для Распутина время, дать ему окончательно совершить задуманное.
Значит, я все сделал правильно. Соваться к Императору было бы глупостью — мне бы просто не дали встретиться с ним.
— Кажется, сейчас будет весело… — загадочно произнес Шмыгаль.
Зная Шмыгаля и его специфичное понятие веселья, я понимал — на горизонте зреют огромные проблем.
Не прогадал. Проблемы не заставили себя долго ждать.