24. Обещание

Сделав вывод, вы перестаете думать. Дав ответ, вы перестаете задавать вопрос.

Соломон Краткий


Мы не ложились спать допоздна.

Совещание продолжалось весь день. Капитан Харбо через некоторое время исчезла, чем-то немного озабоченная, наверное, какими-то процедурными вопросами с бразильским правительством. Потом она снова появилась, но когда стало ясно, что научная команда намерена проанализировать, проверить и переиначить даже самые мелкие детали предстоящей операции, опять тихонько выскользнула из зала, обильно снабдив нас бутербродами, прохладительными напитками и пивом на всю ночь. Совещание иссякло само по себе в половине третьего ночи. И не потому, что все было сказано, обсуждено и решено, - просто его участники слишком устали, чтобы продолжать.

Нас опьянило богатство новой информации, а ее ценность эмоционально истощила. Моя голова гудела от звуков, образов, в ней по-прежнему эхом отдавались обрывки фраз и споров, отказываясь улечься и успокоиться.

Я присел на край кровати, слишком уставший, чтобы двигаться.

- Ты не заболел? - спросила Лиз.

- У меня болит мозг.

- Тогда тебе надо выговориться.

Она села рядом, обняв меня за плечи. Некоторое время мы сидели молча, прижавшись друг к другу, не разговаривая и не шевелясь.

- Я устал, - признался я. - Так устал, что у меня нет сил даже умереть.

- Я знаю, что ты имеешь в виду.

- Это касается не только экспедиции, дорогая. Это касается всего. - Она погладила меня по голове, и я продолжал: - Эти постоянные споры. Если бы можно было просто договориться и делать дело, то нам не было бы так тяжело.

Иногда это даже… - Я почему-то вдруг вспомнил Уиллиг. - Иногда это кажется каким-то развлечением. Но меня сводит с ума наше постоянное "я не знаю".

Когда же начнутся реальные ответы?

- Я не знаю.

- Зато я знаю, - заявил я. - Точно знаю, что мы начнем получать нужные ответы, когда кто-нибудь отправится в центр мандалы, останется там и будет передавать данные оттуда. И ужасно боюсь, что это буду я, потому что больше никто не сможет. - Я пристально посмотрел на нее. - Пожалуйста, не допусти этого, Лиз, как бы все ни обернулось. Обещай, что никогда не позволишь им послать меня в мандалу. Никогда.

Она не задумывалась ни секунды.

- Я обещаю. Никогда этого не допущу. Можешь рассчитывать на меня.

Ее слова подействовали лучше любого обезболивающего. Теперь я позволил себе расслабиться в ее руках.

- Давай ложиться, - прошептала Лиз.

- Хорошо.

Но ни один из нас не пошевелился.

- Я все думаю, - осторожно начал я. - Дядя Аира снова выиграл.

- Да, - согласилась Лиз.

- Бразильские ученые дискредитированы. Бразильское правительство дискредитировано. А бразильский эксперимент - с ним теперь все ясно. Дядя Аира не смог бы спланировать лучше, если он вообще это планировал.

- О, он планировал, все в порядке, - сказала Лиз. - Даже не сомневайся.

Он предупредил меня перед отлетом: "Ты должна взять Маккарти только для того, чтобы он сорвал бразильцам их эксперимент. Не знаю, как он это сделает, но можешь на него положиться: он найдет способ".

- Он этого не говорил.

- Нет, сказал.

- Я никогда не понимаю, шутишь ты или нет.

- Давай просто скажем, что дядя Аира очень верит в твою способность ломать все там, где надо.

Я покачал головой:

- Я слишком устал, чтобы волноваться по этому поводу.

- Давай спать.

- Ладно.

- На этот раз тебе придется пошевелиться.

Лиз встала, подняла меня на ноги, начала раздевать, а я расстегивал ее пуговицы.

- Хочешь, наденем ночную рубашку? - предложила она немного смущенно. - Или мне снова завернуться в американский флаг?

Я предпочел бы просто лежать рядом с тобой, крепко обнявшись, пока не засну, если не возражаешь.

- Звучит райски. Не возражаю.

Мы погасили свет, забрались в постель и постарались устроиться рядышком как можно удобнее.

- У кого-то из нас слишком много локтей, - пробормотала Лиз.

- Виноват. Просто у тебя больше мягких мест, чем у меня.

- Вот и положи голову на это мягкое место. Посмотрим, не полегчает ли тебе.

- М-м-м, хорошее место. Отсюда открывается чудесный вид на другое хорошее место. - Я подвинул голову чуть вперед и начал целовать другое хорошее место. Какое-то время я счастливо причмокивал и даже немного помечтал, что снова нахожусь в безопасных мамочкиных объятиях и утром все образуется. Лиз погладила меня по голове и вздохнула.

Но потом тем не менее я остановился.

- Что случилось? - спросила она.

Я покачал головой.

- Все эти дети в гнезде, в загоне, не идут у меня из головы. То, что с ними сделали черви. Во что они превратились. В либбитов и кроликособак. - Я почувствовал, как из глаз потекли слезы. - Лиз, я хочу спасти всех детей в этом мире. Нельзя, чтобы дети умирали.

Она снова погладила меня по голове.

- Я знаю, дорогой, знаю.

- У меня была маленькая девочка однажды - собственно, она есть и сейчас. Она выжила, знаешь. Но… я не знаю. - Мои слова текли медленно. - Я пытался дозвониться, но мне посоветовали держаться от нее подальше. Она вскрикивает при звуке моего имени. Я предал ее. Она боялась темноты, а я запер ее в шкафу. Мне пришлось это сделать, чтобы спасти ей жизнь, но… - Я покрепче прижался к Лиз. - Она была самой прекрасной малышкой и становилась все лучше. Я старался. Но теперь она… я не знаю. Мне не говорят. Мое отцовство аннулировано. Я больше не имею на нее законных прав.

- Дядя Аира мог бы…

- Нет. - Я лежал молча, прислушиваясь к реву мыслей в голове. Потом попытался объяснить: - Всегда одни мучения. Я не хочу никому причинять боль, но, похоже, что бы я ни делал, всегда находятся невинные люди, которые умирают. И всегда получается так, будто виноват я. Я больше не могу этого выносить. Не хочу больше никакой боли.

- Мы все не хотим.

- Нет. Я больше не хочу причинять боль другим. Я хочу делать добро.

Хочу, чтобы люди любили меня. Хочу не чувствовать себя бесполезным, плохим.

- Я считаю тебя хорошим, - сказала Лиз. - И знаешь еще что?

- Что?

- Ты вовсе не бесполезный. Ты просто не знаешь, какой ты сильный.

- Сильный?

- Ну да. (Я слышал смех в ее голосе.) Ты только подумай! Стоило тебе лишь нахмуриться, и четверти миллиона червей и целой мандалы как не бывало.

А обошлось это всего лишь в несколько лишних киловатт. Тебе даже не нужно ядерное оружие. Ну, разве это не сила? Я невольно рассмеялся. Чуть-чуть. А потом сказал:

- Послушай, дорогая, мне кое-что от тебя нужно.

Она терпеливо ждала.

- Я уже поговорил с Зигелем и Лопец. Они согласны.

- Продолжай, - напряглась Лиз и перестала гладить мою голову.

- Япура. Я знаю, что мы поменяли планы, но если в загонах опять окажутся дети, я хочу организовать спасательную экспедицию, чего бы это ни стоило.

Она долго не отвечала. Потом наконец вздохнула:

- Я не могу дать никаких обещаний.

- А я не могу оставлять детей в мандале.

- А я больше не могу позволять тебе рисковать своей жизнью. Ты мне очень нужен. Ты нужен войне.

- Обещаю, что не буду глупо рисковать…

Она прижала меня к себе.

- Знаю, что не будешь. Я не позволю. - А потом добавила: - Пожалуйста, Джим, давай подождем и посмотрим, что мы обнаружим в Япуре.

Напряжение в ее голосе нельзя было спутать ни с чем. Она боялась за меня так, как я сам не боялся за себя. Но есть вещи, которые ты должен делать. Просто должен.


В своем родном мире гастроподы, по-видимому, ведут ночную жизнь. Трудность для них заключается в том, что условия на Земле настолько отличны от таковых на Хторре, что полная адаптация, очевидно, невозможна.


Нам точно известно, что гастроподы наиболее активны в приглушенном свете -: ранним вечером, в сумерках и лунными ночами. Последние наблюдения показывают, что они особенно любят рассветные и сумеречные часы, но это нельзя считать окончательно доказанным.

"Красная книга" (Выпуск 22. 19А)


Загрузка...