Бойня продолжается

47. Последний рейс

Она была слаба, но она была жива. Выглядела она ужасно. Сплошной синяк.

Рыжие волосы свалялись, лицо было черным от грязи. На лбу запеклась кровь.

Она была голодна, ее мучила жажда, а голос так охрип, что она не могла говорить. Лиз напоминала человека, подорвавшегося на мине. Но она была жива.

И первыми ее словами, когда носилки спустили с разбитого корабля, были:

- Где Джим?

- С ним все в порядке.

Но этого ей было недостаточно. Она настояла, чтобы ее сразу же отнесли ко мне. Ее носилки поставили рядом с моими, и, пока доктор Шрайбер пыталась отмыть ее лицо и обработать раны, она повернула голову и протянула мне руку.

Кончики наших пальцев лишь слегка соприкоснулись, но тут я изо всех сил потянулся и схватил ее руку. Лиз сжала мою в ответ так сильно, как только могла. Я почувствовал, что она вся дрожит, но это не имело никакого значения. Она жива. Мы просто держались за руки, потрясенные и изумленные, тонули в глазах друг друга, и смеялись, и плакали, и пытались говорить — все сразу в немыслимом порыве радости, облегчения и печали.

- Я так испугался, - задыхаясь, сказал я. - Я боялся, что никогда больше не увижу тебя. Испугался, что у меня больше не будет возможности сказать тебе, как сильно… я люблю тебя.

- Мне сказали… - Ей было трудно говорить. - Мне сказали, что это ты спас меня.

- На самом деле это Дуайн, - ответил я. - И Рэнди Данненфелзер. И даже доктор Шрайбер. Дорогая, тебе нельзя говорить. Мы оба живы и сейчас улетим отсюда, а все остальное не важно. Мы летим домой!

Она согласно кивнула и просто лежала, отдыхая, глядя на меня, и устало, но счастливо улыбалась.

- Я люблю тебя, - прошептала она и была при этом так прекрасна, что мне стало больно.

Доктор Шрайбер плотно завернула Лиз в серебристое медицинское одеяло.

- Мы эвакуируемся отсюда. Держитесь, о'кей? Вы будете в полном порядке.

Но когда за ней пришли, Лиз отказалась лететь.

- Нет, нет, - неистово запротестовала она. - Я должна остаться с Джимом. - Она не допускала и мысли, что мы снова расстанемся. - Черт возьми, я все-таки генерал! - прохрипела она. - И это, мать вашу, приказ! - Она не успокоилась, пока доктор Шрайбер клятвенно не заверила, что нас обоих отправят одним рейсом.

Отдаленные звуки сражения постепенно приближались. Ревущие вертушки над нашими головами шли сплошным потоком, а за деревьями стоял неумолкаемый грохот фугасных и зажигательных бомб.

- Хорошо, хорошо! - сказала доктор Шрайбер. - Только давайте убираться отсюда.

И на этот раз я с ней согласился. Все здесь становилось чуть более пурпурным, чем хотелось бы.

Наши носилки подняли и бегом понесли на расчищенную площадку. Навстречу с шепотом опускался военно-морской десантный корабль "Дрэгонфлай", поднимая смерч пыли и мелких камешков. Из вертушки доносилась музыка. Бах! "Маленькая фуга соль-минор" на синтезаторах! Сначала ее, а потом мои носилки грубо запихнули внутрь. Переглянувшись, мы улыбнулись. Следом в машину забрались те, кто тащил наши носилки. За ними влезли огнеметчики и санитар. Санитар наклонился и два раза хлопнул пилота по плечу:

- Все чисто. Поехали.

Пилот взмахнул рукой с оттопыренным большим пальцем. Взвыли моторы.

Музыка стала еще громче. Вертушка рванулась в небо. Мы улетали.