Брачный приз

Глава 12

Завороженная сиянием высоких свечей на алтаре, Розамонд безучастно стояла рядом с женихом. Внезапно в сознание проник монотонный голос священника:

— Обещаешь ли ты повиноваться ему, любить, почитать его, быть рядом в здравии и болезни, богатстве и бедности, радости и горе и оставаться верной, пока смерть не разлучит вас?

Розамонд заколебалась. Повиноваться? Любить? Ей вовсе не хотелось ни того, ни другого, но выхода, кажется, нет.

— Обещаю, — пробормотала она.

— Кто отдает эту женщину в жены этому мужчине?

Элеонора и Симон де Монфор выступили вперед.

— Мы, — хором объявили они.

Розамонд, широко раскрыв глаза, смотрела, как лорд Эдуард кладет тяжелое золотое обручальное кольцо на раскрытую книгу, протянутую священником. Сэр Роджер взял ее левую руку и надел кольцо на безымянный палец.

— Этим кольцом обручаюсь с тобой, телом своим почитаю тебя, и все свои земные богатства дарую тебе.

Розамонд представила, как он дарит ей ванну в виде корабля викингов, и едва не рассмеялась.

— Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучит. Объявляю вас мужем и женой! — провозгласил священник. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь.

Розамонд тщетно боролась с охватившей ее паникой.

Эти люди заставили ее совершить чудовищную ошибку!

Она едва заметно поежилась, когда сэр Роджер наклонил голову и коснулся губами ее губ.

«Все совершилось, и ничего не исправить. Он мой венчанный муж, но останется таковым только по имени!» — думала она.

Голоса валлийских оруженосцев взмыли к небу ангельским хором. Розамонд взволнованно повертела кольцо на пальце. Голова кружилась от запаха свечей и ладана. Она краем глаза увидела, как Деми наклонилась и подхватила ее шлейф. Сильная рука мужа увлекла ее к проходу.

Едва они вышли из часовни, как торжественно зазвонили колокола. Испуганная стайка голубей поднялась с крыши. Розамонд проследила за ними, страстно желая быть такой же свободной.

Приняв многочисленные поздравления, новобрачные под восторженные крики гостей направились в тепло и уют кенилуортского замка. Празднично украшенный зал, способный вместить четыреста человек, был переполнен до отказа. Кроме слуг, дам и рыцарей, оруженосцев и местных крестьян, здесь присутствовали валлийские лучники графа Симона, гасконцы лорда Эдуарда и корнуэльские воины Гарри Олмейна. Приехали и юный Гилберт де Клар со своими рыцарями, и братья Уоррен из Суррея со своими отрядами.

Глядя вниз, на море лиц, с возвышения, Розамонд пыталась улыбнуться. Сейчас необходимо забыть о своих бедах и невзгодах, по крайней мере до тех пор, пока она не окажется наедине с сэром Роджером. Она слишком горда, чтобы позволить кому бы то ни было заподозрить, будто ее принудили к браку.

Когда Гриффин подошел, чтобы наполнить кубки, Розамонд растянула губы в сияющей улыбке, не осветившей, однако, ее глаз. Ей в самом деле нравился оруженосец де Лейберна. Не стоило его огорчать.

Лорд Эдуард призвал всех к молчанию.

— Позвольте мне поднять чашу за счастливую пару. Уверен, что все в Кенилуорте согласятся со мной. Желаем вам много радости. Плодитесь и размножайтесь!

Тост был встречен оглушительным смехом и топотом. Но когда встал жених, собравшиеся мгновенно затихли.

— Сегодня я счастливейший из смертных, ибо наконец исполнилось мое заветное желание. Моя жена — высочайшая в мире награда, и для меня огромная честь породниться с благородным семейством Маршалов. Дамы и господа, прошу выпить за мою красавицу жену леди Розамонд де Лейберн.

«Леди де Лейберн! Язык не поворачивается выговорить такое», — со злостью подумала Розамонд, видя, как все в зале дружно поднимают кубки. Пришлось ослепительно улыбнуться и пригубить вина. Но вместо того чтобы поблагодарить мужа, она предложила собственный тост:

— За леди Элеонору и сэра Симона, которые всегда любили меня как дочь.

Услышав это, Род понял, что Розамонд сдалась только из-за глубоких чувств, которые питала к де Монфорам. Непомерная гордость де Лейберна была уязвлена. Значит, долгожданный приз все же ему не достался. Придется снова осаждать крепость и, возможно, брать штурмом стены, прежде чем она капитулирует.

Гости продолжали пить и преподносить новобрачным дорогие дары, вроде великолепных серебряных тарелок с монограммами от лорда Эдуарда Плантагенета, роскошных шпалер от де Монфоров и серебряных чаш, усаженных рубинами, от Демуазель. Ричард Глостер прислал шелковый восточный ковер, привезенный из последнего крестового похода, а Гарри Олмейн позаботился о столовом сервизе из корнуэльского олова.

Потом начался пир. Одно блюдо сменялось другим, пока не насытились даже самые завзятые обжоры. И все это время Розамонд ощущала собственнический взгляд мужа. Сегодня у него был вид голодающего, готового проглотить ее целиком, и от этого Розамонд становилось еще неспокойнее. Она не знала, чего боится больше: церемонии проводов жениха и невесты в опочивальню или неизбежной ссоры, которая разгорится, как только они останутся одни.

Невероятным усилием воли выбросив из головы тревожные мысли, Розамонд залпом осушила кубок и улыбнулась.

Вскоре прибыли музыканты, но прежде чем слуги убрали раскладные столы, лорд Эдуард вышел вперед и подозвал юного Генри де Монфора. В зале воцарилась тишина. Эдуард вынул меч из усыпанных драгоценными камнями ножен.

— На колени! — приказал он.

Юноша опустился на одно колено, и принц прикоснулся лезвием меча к его плечам.

— Генри де Монфор, дарую тебе рыцарство за верную и отважную службу. Встань, сэр Генри!

Когда Эдуард преподнес Генри золотые шпоры, зал разразился приветственными криками.

Розамонд обратила восхищенный взор на принца, и, когда он вернулся на свое место подле нее, не выдержав, прошептала:

— Как великодушно с вашей стороны почтить де Монфоров!

— Это Род предложил, — признался Эдуард.

Она удивленно приподняла брови, и Род с виноватым видом отвернулся. О каком великодушии может идти речь? Все это — лишь тонкий политический расчет, цель которого — еще больше расположить к себе Симона.

Но угрызения совести мигом исчезли, когда Род увидел, как счастливы и горды Элеонора и Симон. Для них это был день триумфа: старший сын получил рыцарские шпоры из рук самого наследника престола, а прелестная питомица удачно вышла замуж за человека, находящегося в большой милости у принца.

Симон, взяв маленькую ручку Элеоноры, нежно спросил жену:

— Тебе это не напоминает нашу свадьбу, любимая?

Элеонора лукаво улыбнулась:

— Что ты! Мы поженились тайно, среди ночи, потому что ты неустанно преследовал меня и бесстыдно соблазнил!

Симон положил ее ладошку на свое мускулистое бедро.

— А ты, маленькая распутница, пылко отвечала на мои ласки.

— Но, господин мой, если не ошибаюсь, мы провели брачную ночь порознь!

— Ничего, — усмехнулся Симон, — сегодня я возмещу тебе все потери.

Элеонора шутливо стиснула его бедро:

— Чванливый французишка!

— Видишь, — прошептал он, — ты не можешь меня выпустить из рук!

— Это все вино! Слишком уж крепкое, — рассмеялась Элеонора, — к тому же оно делает меня абсолютно ненасытной!

Симон подозвал пажа и велел наполнить кубок жены.

Танцы начались только к концу дня. Новобрачные по обычаю открывали бал. Затем честь покружиться с невестой оспаривали лорд Эдуард, граф Симон, Гарри Олмейн и Гилберт де Клар, так что у Розамонд даже голова закружилась. Или она просто чересчур много выпила? Но тут ее увлекли в танце сильные руки темноволосого зеленоглазого рыцаря.

— Сэр Рикард, мне почудилось, что это мой муж! — поразилась она.

— Вы мне льстите, леди Розамонд! Я завидую его молодости и прелестной невесте.

Розамонд залилась краской и опустила ресницы, не замечая, что муж следит за каждым ее движением, каждым вздохом, каждой застенчивой улыбкой, которые она дарит ирландскому рыцарю. Только когда де Лейберн очутился рядом, она будто опомнилась. Сэр Рикард галантно передал ее мужу, и сердце Розамонд учащенно забилось. Она вспомнила свои слова: «Ты никогда не получишь моего сердца! Оно давно отдано сэру Рикарду, и ты прекрасно это знаешь!»

Розамонд ожидала упрека или уничтожающей реплики, но Роджер молчал, пожирая ее жадным взглядом.

— Не смотри на меня так, — потребовала она.

— Как именно? Словно мне не терпится уложить тебя в постель? Но это так и есть, дорогая.

Те же слова, что он сказал при первой встрече! Слова, усилившие их неодолимое чувственное притяжение! Глаза девушки гневно сверкнули.

— Отродье сатаны!

— Недаром говорят, что новая мода носить шлейфы привлекает дьяволов: они обожают кататься на дамских хвостах.

Розамонд вызывающим жестом откинула волосы и тряхнула головой:

— Я не уступлю никакому дьяволу!

Губы Рода дрогнули в улыбке, но он и не подумал уступить.

— Что же до этих широких рукавов… — Он просунул руки внутрь, добрался до ее обнаженных плеч, привлек к себе и поцеловал.

Окружающие приветствовали дерзкую выходку жениха смехом и аплодисментами.

Розамонд задрожала. От его прикосновений ее бросало то в жар, то в холод. Она твердила себе, что не боится никого и ничего, но теперь приходилось признать, что он страшит ее. Может, Нэн права: до сих пор Род все прощал ей, потому что они не были женаты, а с законной супругой позволено обращаться по-другому. Правда, друзья считали его человеком уживчивым и добродушным, но под маской невозмутимого лощеного придворного Розамонд всегда ощущала бездонные глубины, скрывавшие бог знает какие мрачные тайны.

Поцелуй послужил своеобразным сигналом. Холостые приятели Рода окружили новобрачных и увели жениха. Розамонд, стараясь не позволять панике вонзить в нее железные когти, повернулась к Демуазель и леди Элеоноре. Деми впервые позволили присутствовать при церемонии укладывания новобрачной в постель, и она раскраснелась от волнения. Дамы, посмеиваясь и перешептываясь, увели невесту из зала и проводили в свадебные покои.

Раскатистый мужской хохот, доносившийся из соседней комнаты, побудил женщин как можно скорее избавить Розамонд от пышных нарядов. Нэн позаботилась о платье, остальные поспешно стянули камизу и чулки. Леди Элеонора подхватила с постели белую шелковую сорочку, вышитую золотыми бантами — узлами любви, и едва успела продеть руки невесты в рукава, как в комнату ворвалась развеселая компания подвыпивших молодых людей. Распевая непристойную песенку, они втолкнули в спальню голого, в чем мать родила, жениха. Дамы завизжали, притворяясь, что страшно шокированы, но при этом глаз не сводили с могучей фигуры рыцаря. Розамонд, изнемогая от страха и стыда, поспешно повернулась спиной к мужчинам, а леди Элеонора, не опустив подола сорочки, откинула длинные волосы невесты, открыв ее бедра и округлые ягодицы, желая показать, что на белоснежной коже нет ни единого пятнышка.

Род немедленно очутился рядом и отнял руку леди Элеоноры, так что волосы золотистым занавесом скрыли обнаженную плоть. Взгляд жениха красноречиво говорил, что невеста ложится в брачную постель невинной.

Пока Деми прикрывала Розамонд от нескромных взоров, Эдуард и Гарри стянули подвязки новобрачной, чтобы позже повязать на рукава. Род не стал возражать, но решительно кивнул им на дверь. Громко сетуя, что не увидит супружескую пару в постели, Эдуард все же выпроводил остальных. Зная, что вскоре и ему предстоит уйти, принц решил не доводить до того момента, когда игривое настроение сменится бесстыдно-непристойным.

Элеонора, расстелив постель, поцеловала невесту. Деми порывисто обняла подругу и с тревогой прошептала:

— Все будет хорошо?

Горло Розамонд так сдавило, что она только сумела кивнуть, но при этом одарила Деми ободряющей улыбкой.

Дождавшись, пока уйдут дамы, Род задвинул засов и повернулся к жене.

Розамонд поспешно отвела от него взгляд.

— Жаль, что этот день не стал для тебя более счастливым, — заметил он.

— Не пойму, о чем ты. День прошел как нельзя лучше, — с ледяным сарказмом бросила она, по-прежнему принужденно улыбаясь.

— Ты вышла за меня по неверным мотивам. Хотела угодить Элеоноре и Симону, а не ради нас с тобой.

Она и не подумала отрицать правоту его слов.

— А ты? Женился по верным мотивам?

— Абсолютно, — уверенно кивнул он.

Розамонд прикусила губу, снова вспомнив, как грозилась, что он никогда не получит ее сердца. И его ответ поднял в ней бурю негодования. «Я удовольствуюсь твоим телом… и твоими замками…» Вот они, его мотивы!

— Что ж, как бы ни было, а брак заключен, на счастье или беду! — рассмеялась Розамонд, чтобы скрыть боль обиды, и, нагнувшись к туалетному столику, стала разбирать вещи, принесенные Нэн. — Странно, — пробормотала она, подняв кинжал брата, найденный в Дирхерсте. — Почему Нэн принесла это сюда?

Подошедший Род взял у нее серебряный клинок.

— Твоя служанка посчитала, что он тебе понадобится.

Розамонд непонимающе уставилась на него. Он объяснил:

— Нэн, очевидно, уверена, что ты подарила мне свою невинность. — Приблизившись к кровати, Род полоснул кинжалом по пальцу: несколько капель алой крови упали на белое полотно. — Она не понимает, что ты не желаешь ничего отдавать мне.

— Я вышла за тебя, принесла приданое, но не жди, что так же добровольно позволю взять свое тело! — прошипела Розамонд.

Род обжег ее изумрудным сиянием глаз.

— Я хочу, чтобы ты пришла ко мне, не просто исполняя долг. Хочу, чтобы ты сгорала от желания.

— Никогда! — вскрикнула она. — Никогда!

Мужская гордость Рода была задета столь решительны отказом, однако он не повысил голоса.

— А вот тут, любовь моя, ты жестоко ошибаешься.

Он шагнул к ней, бесшумно, грациозно, как хищник, загоняющий выбранную добычу. Розамонд хотелось сбежать и спрятаться, но гордость приковала ее к месту. Род же набросился на нее, только взял руку и, запечатлев на ладони поцелуй, сложил ее пальцы в кулачок. Кончиком языка обвел место на тонком запястье, где бешено бился пульс, скользнул выше по руке. Розамонд затрепетала, и Род вдруг ощутил, как она боится.

— Если ты силой овладеешь мной, клянусь, что возненавижу тебя!

— Честь рыцаря не позволит мне изнасиловать ни одну женщину, тем более собственную жену. Куда приятнее обольстить ее, дорогая.

— Вероятно, другие женщины не могут перед тобой устоять, но я на них не похожа!

— Нет, ты ледяная дева, сердце которой необходимо растопить, норовистая кобылка, нуждающаяся в твердой руке и шпорах! — покачал головой Род, решив умолчать о том, что ей нечего его бояться. Тем слаще будет победа! — Взгляни на меня, Розамонд!

Видя, что она не собирается подчиниться, он подошел ближе, упершись вздыбленной плотью в шелковую сорочку, словно требуя впустить его. Услышав, как новоиспеченная супруга судорожно вздохнула, он заметил, что она все же посмотрела вниз. Розамонд с ужасом взирала на длинный шрам на внутренней стороне бедра, тянувшийся от паха до колена.

— Ты получил его в бою?

— Это всего лишь старая рана, мы не станем об этом говорить.

Он протянул к ней руки, но не попытался снять сорочку, а только нежно погладил по спине. Ощутив, как она напряжена, Род сжал ее груди, стал поглаживать и ласкать, пока трущаяся о гладкую кожу скользкая ткань не нагрелась. Все это время набухший фаллос упирался ей в живот, касаясь и дразня в чувственном танце совокупления. Жар его рук и мужской плоти обжигал ее сквозь тонкий шелк.

Розамонд уперлась ладонями ему в грудь, но с таким же успехом могла сражаться с каменными стенами замка. Она чуть не упала, когда его пальцы спустились к самому лону. Полупрозрачная материя оказалась ненадежной преградой, а предательское тело словно обрело собственную волю. Из горла Розамонд едва не вырвался вопль, вопль мучительной жажды. Шелк, лишь слегка прикрывающий венерин холмик, стал влажным, потом мокрым, а женский запах, разлившийся в тепле, выдал тайну ее желания.

Господи, хоть бы он не целовал ее!

Губы, к которым он не прижимался с того времени, как они гостили в Дирхерсте, ныли. Розамонд пыталась изгнать воспоминания о его поцелуях, но все было напрасно. Никогда, никогда не забыть той ночи! Муж, смуглый, властный, сильный, возбуждал ее до такой степени, что хотелось кричать. Отчаянно пытаясь скрыть очевидное, Розамонд нашла выход в гневе и, не в силах справиться с мужем, попросту укусила его в плечо. Глаза Рода сверкнули яростью. Он занес руку, и Розамонд в ужасе сжалась, вообразив, что он собирается ударить ее. Но Род обвел ее губы кончиком пальца.

— Это второй любовный укус, которым ты наградила меня сегодня. Он говорит о твоей страстной натуре, mon amour [6], — прошептал он.

Потом он совершил нечто совершенно необычное: медленно погладил ее по щеке с таким благоговением, будто касался святыни. Затем его пальцы погрузились в ее волосы, играя с легкими прядками. Род жадно вдыхал ее нежное благоухание, поднося золотистые локоны к губам, пробуя их на вкус.

Розамонд и упивалась, и ненавидела его ласки. До этих пор она не испытывала ничего подобного. Он словно заворожил ее, растопив ожесточение и заставив жаждать новых и новых ощущений. Она одновременно боялась и ждала момента, когда он разденет ее, осыплет поцелуями, и все же мысленно умоляла оставить ее в покое. Ее тело судорожно выгнулось в неутоленном желании, но он продолжал играть на ней, как музыкант на лютне, пробуждая, волнуя и воскрешая ее чувственность.

Род медленно развязал тесемки сорочки, просунул руки в шелковистые складки и снова стал ласкать ее обнаженную плоть. Твердые губы прижались к ее губам, заставляя розовый цветок раскрыться. Ее упорное сопротивление длилось несколько долгих, невыносимо томительных секунд, но она уже понимала, что этого поединка ей не выиграть. Победила настойчивость Рода. Его язык глубоко окунулся в ее медовую сладость и стал двигаться в ритме, имитирующем тот, который ему хотелось бы избрать для их сокровенной близости.

Магия его нежности покорила Розамонд. Она почти потеряла способность мыслить, утонув в океане ощущений. Наверное, это вино лишило ее решимости и воли. В голове промелькнула последняя связная мысль: нужно бороться либо с его желанием, либо со своим. Но даже это оказалось невыполнимым. Сил хватило лишь на то, чтобы поднять руки, обвить его шею и прижаться к широкой груди. В его объятиях она чувствовала себя хрупкой, легкой и бесконечно женственной. Она подалась к нему. Род подвел руки под ее попку и поднял на свое стальное копье. Оно послушно улеглось вдоль заветного входа в ее лоно, и когда он медленно направился к кровати, жаркое скользящее трение заставило ее охнуть от нарастающего желания. Он бросился на постель, увлек Розамонд за собой, продолжая держать на весу. Ее волосы рассыпались по его груди и плечам, и Род вздрогнул от удовольствия. Она действительно редкостный приз, который он получил. Род не солгал, утверждая, что, увидев нечто прекрасное, испытывает неодолимую потребность завладеть им, однако понимал, что даже если возьмет Розамонд, все равно не ощутит истинного удовлетворения. Ибо сердце супруги для него закрыто.

Розамонд медленно приблизила губы к его рту, и дрожь пронзила ее, когда он страстно ответил на поцелуй, не в силах устоять перед ее чарами. Она зажмурилась, когда жесткие волоски на его груди царапнули соски. Аромат сандала, смешанный с терпким мужским запахом, показался ей невыразимо чувственным и подействовал как афродизьяк. Воспламененная желанием и потребностью ощутить его в себе, она медленно приподнялась, готовясь опуститься на любовное копье. Но Род в мгновение ока повернулся и подмял ее своим телом, внезапно охваченный странным желанием сохранить ее невинность. Его неукротимая гордость желала всего или ничего. Он хотел, чтобы она любила его безгранично и беззаветно в тот момент, когда станет его женой в полном смысле этого слова.

Он втиснул между ее ногами мраморно-твердое бедро, и она с тихими всхлипами стала тереться о него.

— Тише, сердце мое, я знаю, что тебе нужно.

Его пальцы безошибочно нашли воспламененный бугорок, стали потирать медленными, уверенными движениями, унося все выше и выше, пока она не взорвалась.

Род властно сжал ее холмик и держал, пока не утихла сладостная дрожь.

— Розамонд, как ты прекрасна в своей страсти! Назови меня по имени: я хочу вкусить его с твоих губ.

Его слова шокировали ее, мгновенно приведя в чувство. Она позволила ему взять над собой власть! Ее сопротивление растаяло, как снег под жарким солнцем. Неужели она настолько изголодалась по любви и вниманию, что он сумел совратить ее?

— Род, — прошептал он, прикоснувшись губами к ее губам.

— Дьявол! — прошипела она.

Он лукаво рассмеялся. Губы погладили изгиб ее шеи, проложили жаркую дорожку к упругим грудям, набухшим от чувственного возбуждения. Пылающий рот обжег ее пупок, прежде чем продвинуться ниже, к заветной цели. Он знал, что она вскрикнет, когда кончик языка проникнет в лоно и коснется крохотного бутона, но такого вопля не ожидал.

— Прекрати, сатана! — взвизгнула она, извиваясь под его порочно-прекрасным, обжигающим ртом. Но он продолжал лизать и дразнить ее, намеренно возбуждая снова, и понимающе улыбнулся, когда она приподняла бедра.

— Род, — подсказал он, приблизив губы к изнывающей плоти.

Розамонд плотнее сжала губы.

— Род, — соблазнял он, целуя пульсирующее местечко. Молчание длилось целую минуту, прежде чем она с прерывистым вздохом прошептала:

— Ублюдок! — И отдалась на волю его неумолимых губ. Несколько часов он держал ее на пике возбуждения, а когда больше не смог выносить чувственной пытки, когда плоть его взбунтовалась и заныла от бесконечных любовных игр, в которых находила удовлетворение лишь Розамонд, настал момент найти облегчение.

Приподнявшись, он сжал ногами ее талию, вонзил свое копье в ложбинку между ее гордо торчавшими грудями и, стиснув округлые холмики, рванулся вперед.

— Господин, что ты делаешь? — протестующе пробормотала Розамонд.

Но Роду уже было не до слов. Несколько яростных выпадов, и бархатистую кожу Розамонд залил фонтан его семени.

Но самое поразительное произошло потом. Он крепко прижал ее к себе и не выпускал, пока сон не смежил его веки. Если он так дорожит ею, почему не сделал своей? Неужели только потому, что она утаила от него часть своей души? Невероятно! Она сумела сдержать обет — их брак по-прежнему одно название!

Природная честность не позволила ей заблуждаться. Все происходящее не имеет ничего общего с ее решимостью. Она отдала бы ему свою девственность, но он не захотел этого, и сейчас она чувствовала, что проиграла в этой битве полов. Лежа в его объятиях, она вынуждена была признать, что сэр Роджер де Лейберн так и остался для нее загадкой. Взял над ней верх и дал ясно понять, что только он будет решать, когда и где сделать ее своей женой.