Брачный приз

Глава 29

Леди Розамонд де Лейберн, держа на руках сына, стояла рядом с принцессой Элеонорой под сводами уютной церкви Виндзора. Священник в золотых ризах подошел к крестильной купели, вырезанной из цельного камня, почтительно ожидая, пока знатные господа займут места. Розамонд наградила опоздавших холодно-неодобрительным взглядом. Принц Эдуард, Гарри Олмейн и ее собственный муж встали на рассвете, чтобы предаться любимому занятию — охоте, и, разумеется, забыли о крестинах!

Святой отец начал проповедь, наставляя высокородных особ в необходимости посещать дом Божий регулярно, а не только в дни свадеб и отпеваний. Потом завел было длинную латинскую молитву, но быстро перешел на простонародный английский, услышав нетерпеливое шарканье. Стоило Эдуарду многозначительно откашляться, как священник изложил суть дела:

— Освящаю эту воду, предназначенную смыть грехи и даровать этому младенцу всю полноту милости Твоей. Дай ему навсегда остаться в числе верных и избранных детей Твоих, ради коих пострадал Господь наш Иисус Христос. Аминь.

Розамонд осторожно сняла белую вязаную шаль и протянула священнику голенькое дитя. Священник взял его и поднес к купели.

— Назови младенца.

— Роджер де Лейберн, — прозвенел на всю церковь звонкий голос Розамонд.

Священник окунул ребенка в купель.

— Роджер де Лейберн, крещу тебя…

Но тут вперед выступил сэр Роджер и объявил:

— Его следует именовать Роджер Джейсон Лейберн. Розамонд ответила сияющей улыбкой, и фиалковые глаза ее повлажнели от непролитых слез. Он запомнил, что Джейсон — ее любимое имя!

Глядя на их озаренные счастьем лица, принцесса Элеонора тихо заплакала.

Священник снова окунул мальчика в воду.

— Роджер Джейсон де Лейберн, крещу тебя…

На этот раз церемонию прервал принц:

— Его будут звать Роджер Джейсон Эдуард де Лейберн.

Священник поморщился, всем своим видом запрещая кому бы то ни было вмешиваться в таинство крещения. Малыша пришлось опять опустить в купель.

— Роджер Джейсон Эдуард де Лейберн, я крещу тебя… Но тут Роджеру Джейсону Эдуарду все это до смерти надоело. Да и какой нормальный ребенок может выдержать троекратное погружение в воду?! Побагровев и натужившись, он завопил во все горло, одновременно направив прозрачную струйку прямо в глаза несчастного клерика. Святой отец пробормотал богохульственное ругательство, которое ловко замаскировал подобающей случаю фразой:

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!

Он начертил знак креста на лобике ребенка, пробормотал молитву, наставил крестных родителей в их обязанностях и сунул малыша мамаше.

За торжественным завтраком Роджер положил сына в середину стола, где он стал центром всеобщего внимания. Элеонора, с умилением глядя на крошку, вытерла слезы.

— В церкви у всех были мокрые глаза, — наивно заметила она, чем вызвала неудержимый хохот всего двора.

— Сила Христова! — воскликнул Эдуард, поднимая кубок. — Да ваш сын только что изобрел новый тост: «Моча тебе в глаза!»

Следующим вечером в Виндзоре устраивался большой пир в честь принца Эдуарда, фактически ставшего правителем страны, и принцессы Элеоноры, которую муж официально представлял придворным как будущую королеву. Короля вместе с женой убедили удалиться в замок Вустер, что почти в семидесяти милях от Лондона. Придворные уже именовали Генриха Старым королем. Все рыцари и бароны, сражавшиеся на стороне Эдуарда, были приглашены на праздник вместе с женами. Каждый ждал награды за верную службу. Алчные лорды мысленно уже составляли списки земель и замков, конфискованных у бедняг, которые имели несчастье остаться в лагере де Монфора.

Супруги де Лейберн снова заняли просторные покои в башне, выстроенной для принца Эдуарда и принцессы Элеоноры. Теперь они состояли из трех роскошно обставленных комнат, помещений для слуг и детской для ребенка, которого Розамонд отказалась оставить дома. Она привезла из Першора одну из молодых служанок, поручив ей нянчить мальчика, а Нэн приступила к обязанностям камеристки.

Она вынула рубиново-красное платье из венецианского бархата, а Розамонд продела руки в широкие рукава, отделанные по обшлагам золотой тесьмой. Вырез был чрезвычайно низок, чтобы показать дорогие украшения, и Розамонд долго стояла перед туалетным столиком, пытаясь решить, какое ожерелье выбрать. В этот момент из гардеробной показался Роджер в одном полотенце, небрежно завязанном на узких бедрах. Нэн, привыкшая видеть хозяина и не в таком виде, не обращала на него внимания, пока тот не указал ей на дверь. Вынув из сундука небольшую шкатулку, Роджер приблизился к жене. Розамонд увидела его в зеркале и, зная, что он не устоит перед ее чарами, чувственно улыбнулась. Уголки губ лукаво приподнялись. Она расцветала под его ласками, а его любовь заставляла ощущать себя особенной.

Розамонд затаила дыхание — руки мужа скользнули к ее шее и стали возиться с застежкой ожерелья, которое он недавно заказал ювелиру. Глаза Розамонд широко раскрылись, когда она увидела великолепные камни, искрящиеся на шее и спускающиеся каскадом на грудь. Рубиновые розы с алмазными серединками выглядывали из изумрудных листьев.

— Роджер, я еще не видела подобной красоты. Должно быть, стоит целого состояния!

— Думаю, эта безделушка достойна графини!

— Графини?

— У меня есть все причины полагать, что Эдуард сделает меня графом Тьюксбери, — усмехнулся он, развязывая тесемки ее платья.

— Роджер! Что ты вытворяешь?

— Именно то, на что ты надеешься. Не сомневаюсь, ты умираешь от желания впервые в жизни залезть в постель с графом!

Она ответила призывным взглядом из-под ресниц.

— С чего это вдруг ты вообразил, будто станешь первым?

Его руки мгновенно сжались, зеленые глаза зловеще сверкнули.

— Клянусь Богом, мадам, вам плохо придется, если это не так!

— Ты разорвешь платье! — засмеялась она.

— Я куплю тебе другое.

— Разумеется, мой ненасытный дьявол, еще одно, еще и еще… Рано или поздно поймешь, что графиня обходится дороже простой леди!

— А ты узнаешь, что граф более требователен, чем простой королевский управитель! Сними тунику и камизу… Как же давно я не видел голенькую графиню!

Розамонд понимала: он поддразнивает ее, хотя, вне всякого сомнения, перевидал в жизни немало обнаженных дам. Но стоит ли его винить? Его неотразимое очарование, красивое смуглое лицо и закаленное тело воина способны покорить любую женщину.

Розамонд стояла перед ним в чем мать родила, если не считать варварского великолепия ожерелья. Она откинула волосы, ощутив, как концы прядей коснулись ягодиц, и дерзко вскинула подбородок:

— Если расстанешься со своим полотенцем, господин граф, мы сможем начать наш танец соития.

Род очертил кончиком пальца тонкую ключицу, украшенную рубиновыми розами, провел ладонями по изящным изгибам талии и бедер, и Розамонд показалось, что она вот-вот лишится чувств. Он гладил ее тело, не пропуская ни единого местечка, и наконец завладел губами. Пальцы его утонули в ее волосах, а губы и язык безмолвно требовали, чтобы она открылась для него. Другой рукой он сжал ее попку, и свидетельство его возбуждения скользнуло между ее бедрами. Поддерживая одинаковый ритм движений языком и вздыбленной плотью, он медленно делал выпад за выпадом в старой как мир игре мужчины и женщины, игре господства и подчинения.

— Если хочешь чего-то, — поддразнила его Розамонд, — стоит лишь попросить!

— Разреши мне войти, — прошептал он, и Розамонд приподнялась, позволяя ему вторгнуться в ее влажные глубины.

Видя, что он не двигается, она укусила его в плечо.

— Дьявол, ты заставляешь меня молить о том, чего желаю я?

Его зеленые глаза требовали от нее выразить тайные мечты словами.

— Род, я закричу, если ты немедленно не возьмешь меня!

— И закричишь еще громче, если возьму, — многозначительно подмигнул он и с силой вонзился в нее, овладев решительно и требовательно.

Розамонд отвечала лаской на ласку, жадно и пылко, все глубже вбирая его в себя. Наконец она глухо застонала, извиваясь в судорогах освобождения. Ноги подкосились, и Род, взяв ее на руки, понес к кровати. Он еще не излился и был полон чувственного исступления. Розамонд купалась в волнах удовольствия, готовая удовлетворить его сладострастные желания. Род ошеломленно наблюдал, как она вытянулась на перине, подняла руки над головой и по-кошачьи выгнула спину. Безумная страсть загорелась в нем, дикая и жаркая, и он предвкушал тот момент, когда она отдастся ему безудержно и безоглядно. Их слияние будет жарким, примитивным, бешеным, и только так они сумеют утолить свой голод. Следующее совокупление станет медленным, чувственным, нежным и позволит им выразить глубокую, безграничную любовь друг к другу.

Они резвились, пока Розамонд не оказалась сверху. Она оседлала его бедра. Волосы в беспорядке рассыпались по груди. Губы раздвинулись в улыбке.

— Графиня… — протянула она, словно пробуя слово на вкус. — Знаешь, мне нравится мое высокое положение.

— Я покажу тебе новое положение, — пообещал он, оценив шутку и сжимая ее талию.

— Позволь мне остаться так еще немного, я чувствую себя восхитительно раскованной.

Она ощутила, как он затвердел, поднялся, и опустилась на его неутомимое орудие.

— Теперь пускайся в галоп, я обещаю удержаться.

Подавшись вперед, она схватила мужа за плечи, позволяя своим золотистым прядям соблазнительно скользить по его груди.

— Похоже, тебе понравилось скакать на жеребцах. Но ты иногда позволишь и мне быть наверху, дорогая?

— Это зависит от того, оправдаешь ты свое имя или нет!

— Какое имя? Тьюксбери?

— Вовсе нет. Не Тьюксбери, а Род!

Род, свирепо зарычав, перевернулся и увлек Розамонд за собой. Ночь взорвалась сотнями ослепительных звезд, когда он покорял ее, безоглядно врываясь в нежное тело. Наконец Розамонд сдалась, признав себя побежденной, и он немного смягчился, вкушая свое имя на ее губах, зная, что он никогда ею не насытится.

Когда они оба отдыхали, утомленные любовью, Розамонд обняла мужа и припала щекой к его сердцу.

Каким долгим и полным событий был этот год! Год, подаривший ей столько счастья!

Она едва заметно улыбнулась, вспомнив о своем девическом увлечении Рикардом де Бергом. Бледное подобие истинного чувства по сравнению с той всепоглощающей любовью, которую она испытывала к Роджеру. Значит, ирландский воин с его поразительным даром предвидения был прав, предрекая ей счастье.

Тогда она не обратила внимания на его слова, но потом согласилась выйти за Роджера, чтобы укрепить его союз с де Монфорами. В то время Розамонд не подозревала, какой внутренней силой он обладает и как неистово она полюбит его.

Она благоговейно коснулась щеки любимого.

— Дорогой мой… — шептала она нежным, как бархат, голосом.

Его любовь, безусловная и абсолютная, окружала и защищала ее точно магический покров. Подобно кругу, она никогда не кончалась, словно их имена в обручальном кольце.

Опоздание иногда имеет свои преимущества. Глаза всех присутствующих были устремлены на Розамонд, на ее роскошное платье и великолепные драгоценности. Она подошла к Элеоноре, которая, как и подобает принцессе, была в белом с золотом.

— О, я так рада, что ты здесь, Розамонд! Тут столько людей, что я снова начинаю путать слова!

Розамонд сжала ее руку:.

— Вы так прелестны сегодня, что вам и слова ни к чему. Только улыбайтесь чаще.

Роджер галантно поклонился, поцеловал руку Элеоноры и присоединился к Эдуарду и дворянам, его окружавшим. Принц встретил друга веселым взглядом, сказавшим Роду, что ему понятно, почему супруги так задержались. Однако им предстояло многое обсудить, и мысли друзей быстро обратились от развлечений к делам. Необходимо было назначить новую дату созыва парламента, решить, какое наказание назначить не только сорока пленникам, взятым при Эвершеме и содержавшимся в Виндзоре, но и лорду-мэру Лондона и богатым городским торговцам, которые поддерживали врага.

Эдуард был исполнен решимости навести порядок в стране. Он и его военачальники все еще вели военные действия, но от Дувра и пяти портов до Кенилуорта замки по одному продолжали сдаваться.

Сам Эдуард собирался взять под свою опеку южные графства, а Гарри Олмейн получил во власть северные области. Мортимеру было отдано все валлийское приграничье, а Гилберта Глостера восстановили в правах и ввели в наследство.

Эдуард не желал дальнейшего кровопролития, но намеревался опустошить кошельки тех, кто противостоял ему. Он назначил Лондону пеню в двадцать тысяч марок, а каждый пленник обязывался отдать свои владения и заплатить кругленькую сумму выкупа в обмен на свободу. Богатым епископам и главам аббатств предстояло купить прощение короны.

Перед началом пира Эдуард занял место на возвышении, подле своей будущей королевы. Принцесса с благодарностью сжала руку мужа и покраснела, когда он что-то ей прошептал. Вскоре, однако, он и Роджер увлеклись беседой.

Глаза принцессы, смотревшей на мужа, сияли радостью.

— Я так счастлива снова оказаться в Виндзоре с Эдуардом: его мать не слишком приятная дама.

— Я должна научить вас кое-каким крепким выражениям, — объявила Розамонд. — Королева — злобная стерва, и я счастлива, что они с королем проведут свои последние дни в Вустере. Эдуард никогда не позволит ей снова вмешиваться в вашу жизнь.

Элеонора наклонилась ближе к подруге и прошептала:

— Кстати, о стервах: скандал с Алисой де Клар взволновал весь двор. Это правда, Розамонд, что Гилберт обратился к церкви с просьбой о… — Элеонора долго колебалась, прежде чем закончить: — о разводе?

— Чистая правда. Гилберт утверждает, будто брак так и не был осуществлен, хотя Алиса клянется в обратном.

— Я слышала, ее дамы боялись, что она… она может повредить себе, не в силах вынести бремя унижения.

Элеонора не посмела произнести страшное слово «самоубийство».

Розамонд рассмеялась:

— О, не стоит им верить! Алиса так страстно любит себя, что предпочтет бесчестье смерти. Гилберт уже угрожал убить ее, но, видимо, решил, что более сладостная месть — покрыть ее позором. Бедняжка Алиса! Не знаю, что ранит ее сильнее: потеря титула графини Глостер или огромного богатства и замков мужа.

— Где она будет жить? — вздохнула добросердечная Элеонора.

— Разумеется, не в Англии. Ославив жену на весь свет, Гилберт отошлет ее к отцу, Гаю де Лузиньяну. Кстати, последний уже просил принца вернуть ему поместья, но тот отказался. — Розамонд хватило деликатности не повторять Элеоноре слова Эдуарда. Тот был твердо уверен, что Англия и ее земли — для англичан, а чужеземцам здесь не место.

— Я убедила Эдуарда позволить нам потанцевать. Пусть наш двор будет полон музыки и смеха! Ты любишь танцевать, Розамонд?

— Обожаю! Какой смысл надевать роскошные платья и ослепительные драгоценности, если не можешь уговорить двух самых красивых мужчин в зале покружить нас под музыку и заставить остальных дам позеленеть от зависти?

— Ах, какие мы счастливицы, Розамонд!

— Фортуна благоволит дерзким, — провозгласила Розамонд и подалась вперед, чтобы поймать взгляд мужа. — Вы согласитесь потанцевать со мной следующий танец, господин?

Час спустя Розамонд с радостью увидела, как в зал входит ее дорогая подруга, Демуазель де Монфор. Они обнялись. Сердце Розамонд сжалось от сочувствия к прелестной темноволосой девушке, которая совсем недавно потеряла отца.

— Деми, что ты здесь делаешь? Я думала, ты во Франции!

Подруги нашли укромный уголок, где могли поговорить спокойно.

— Моя мать и братья действительно во Франции. Лорд Эдуард сам поехал в Дувр, чтобы проводить их. Он был так нежен и ласков с мамой! Позволил ей взять мебель и все вещи, какие она пожелает. Они отправились в наши нормандские поместья. Мой отец происходил из богатой и влиятельной семьи, и мои братья получат возможность пользоваться немалыми связями де Монфоров, а это не так плохо.

— Как твоя матушка, Деми? Симон был ее жизнью, центром ее существования. Она безумно любила его. Моя душа болит за леди Элеонору.

— Она очень сильна, Розамонд. Заставила лорда Эдуарда отправить всех наших слуг по домам и потребовала ежегодную пенсию в пятьсот фунтов за свои вдовьи земли, и Эдуард согласился. Но ее дух сломлен, а сердце разбито. И ничего уже не исправить.

— А сэр Рикард де Берг тоже последовал за ней? — тихо поинтересовалась Розамонд, а когда Деми кивнула, радостно улыбнулась. — Поверь, сердце леди Элеоноры оживет, только дай срок. Сэр Рикард дал ей обет, когда оба были очень молоды. Он любил ее все эти годы. Его преданность беззаветна. Ей всегда будет на кого опереться — сэр Рикард никогда не подведет.

— А ведь ты была влюблена в него, Розамонд.

— Нет, все это девичьи фантазии. Я и понятия не имела, что такое любовь, пока не встретила Роджера де Лейберна. Он был моей судьбой, и я благодарю всех святых за такого мужа.

— Я тоже замужем, Розамонд. Обвенчалась по доверенности с Ллевелином, принцем Уэльским, хотя боялась, что больше мы никогда не увидимся. Поэтому я и здесь. Эдуард сообщил Ллевелину, что если он приедет в Виндзор и подпишет мирный договор с Англией, то сможет забрать меня в Уэльс.

— А он приедет?

— О да, — убежденно кивнула Деми. — Мы любим друг друга, он явится за мной, Розамонд.

Розамонд сжала руки подруги и поцеловала в лоб.

— Я так счастлива за тебя! Ты обязательно должна посмотреть на моего сына. Как хорошо, что ты рядом, пусть и ненадолго!

— Мне необходимо идти, я пришла только для того, чтобы увидеть тебя.

— Завтра мы весь день проведем вместе. Познакомишься с принцессой Элеонорой, она такая же милая и прелестная, как ты, Деми.

Попрощавшись с Деми, она обернулась и увидела мужа.

— Ты сердишься, что Эдуард использует Демуазель как пешку в игре с Ллевелином, чтобы заставить плясать под свою дудку? — спросил Роджер.

Розамонд пристально вгляделась в его лицо.

— Ллевелин и Деми любят друг друга. Она добровольно идет на жертвы, совсем как я когда-то!

— Ты? Добровольно? Ты была ледяной девой, которая с самого начала ожесточила свое сердце против меня, — поддел он. — Клянусь, еще ни одному мужчине не удавалось растопить такую глыбу льда!

Розамонд на миг прильнула к нему.

— Не воображай, что навеки покорил меня! Тебе придется вновь и вновь завоевывать мое сердце! — заверила она, призывно облизнув губы в предвкушении грядущей ночи.

— Ну вот, посмотри, что ты наделала! И еще ожидаешь, чтобы я танцевал в таком состоянии?

— Думаю, танец соития тебе удастся.

Роджер обнял ее за талию и потянул к двери. Но тут раздался голос Эдуарда:

— Минуту, де Лейберн! Отныне на придворных собраниях каждый должен соблюдать правила этикета!

Роджер подвел Розамонд к резным позолоченным стульям, на которых восседали Эдуард и Элеонора, и отвесил изящный поклон.

— Господин, вы извините леди де Лейберн и меня?

Голубые глаза Эдуарда чуть сузились, но Розамонд разглядела в них веселые искорки.

— Я знаю, куда вы сбегаете, весь Виндзор это знает. В кровать… если, разумеется, сумеете до нее добраться. Ты бессовестный, бесчувственный негодяй: мне придется торчать здесь еще часа два, прежде чем улечься с женой в постель!

Элеонора спрятала вспыхнувшее личико за плечо мужа.

— Будь я на вашем месте, господин, — улыбнулся Роджер, — не остался бы дольше чем на две минуты. Мы желаем вам спокойной ночи.

— Стой! — Эдуард подался к другу и прошептал так тихо, что никто, кроме Рода, не услышал: — Запрещаю награждать Розамонд вторым ребенком, пока я не сравняю счет!

Как только влюбленные вышли из зала, Розамонд подхватила юбки и пустилась бежать.

— Догоняй!

Он помчался следом и, подхватив жену на руки, подбросил вверх, а потом стал взбираться по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

— Что сказал Эдуард? — поинтересовалась она, задыхаясь от смеха.

— Секрет, дорогая! Достаточно сказать, что он бросил мне вызов, перед которым я не смогу устоять.

— Ты настоящий дьявол, де Лейберн! — простонала Розамонд, подставляя ему губы для поцелуя.

Что ж, только таким она и желала его видеть! И просто желала…