Братчина

Она замолчала.

Я еще раз посмотрел вокруг. А хорошо в таком вот дворце порассуждать об императорской жизни.

— Мы с вами находимся в Белоколонном зале, — перебила ход моих мыслей хранительница, — а были еще Картинный зал, Гобеленовая гостиная, Диванная, Китайский зал. Построен в настоящем классическом стиле, без излишеств.

Я вдруг увидел, что из посетителей в зале один я, перерыв давно закончился.

— Спасибо за интересный рассказ. Давно здесь работаете?

— Я главная хранительница дворца, — улыбнулась женщина.

Я вновь отметил, что на людей мне везет. Может, и на заседании ассамблеи произойдет что-нибудь интересное.

И оно произошло. После выступлений политиков началась дискуссия об этой самой безопасности. Докладчики сходились на том, что безопасность нужно укреплять, но ничего страшного не происходит. Парламенты заседают, ассамблеи функционируют, председательствующие руководят.

— Можно слово? — неожиданно для себя поднял я руку.

Ко мне придвинули микрофон, причем с некоторой заминкой. Видимо, меня в этом зале еще не очень хорошо знали.

— На мой взгляд, — сказал я, — на Западе нам объявлена настоящая информационная война, и мы должны быть к ней готовы. В ведущих СМИ говорится, что во всех бедах виновата Россия, даже в изменении климата. О военной угрозе и говорить нечего...

И вот тут-то все и началось. Представители обеих ассамблей стали рваться к микрофону, обвиняя меня в излишнем нагнетании страстей и в политической близорукости. Журналистам, конечно, свойственны преувеличения, говорили они, но всему есть предел. Войны не было и нет, и нечего наводить тень на плетень.

«А ложка дегтя может испортить бочку меда, — подумал я. — Хорошо, Петров с Кроликовым ничего не слышали».

Заседание закончилось, и я вдруг обнаружил вокруг себя некоторую зону отчужденности. Меня от коллег отделяли метра три, не больше, но они были.

— Садитесь обедать за наш стол, — скороговоркой сказал мне один из участников заседания, проходя мимо.

Облик его был настолько маловыразителен, что найти стол, за которым он сидел, не представлялось возможным. Я обреченно застыл посреди зала.

— Сюда! — замахали мне люди за столом в углу. — К нам!

Я сел на свободный стул.

— Меня зовут Петром, — представился такой же неприметный товарищ, — а его Владимиром. Вы абсолютно правы: война началась, но начальство этого видеть не хочет. Мы подаем куда надо докладные записки, но их кладут под сукно. А выступать нам не разрешается, хорошо, вам можно.

Мне стало понятно, откуда эти малоприметные товарищи. Молодцы, хоть кто-то делает свое дело.

Я с облегчением принялся за суп.

— Мы тут по своим каналам получили сведения из Австрии, — сказал Владимир, сноровисто разделываясь с котлетой. — У них на дорогах орудовала какая-то заезжая мафия, грабила бюргеров налево и направо. Так они что сделали? Устроили на главной дороге засаду, расстреляли к чертовой матери бандитов и никому ни о чем не сказали. Так и нам надо.

— Засекретили? — спросил я, придвигая к себе тарелку со вторым блюдом.

— Абсолютно! Только нам и сообщили.

— Что за мафия?

— Чеченская или что-то в этом роде. Они кавказцев не различают.

Я кивнул. Европа жила по своим законам. Похоже, наступали времена устанавливать эти законы и нам.

8

— Говорят, ты на ассамблее выступил? — спросил Кроликов, когда мы встретились в холле гостиницы вечером.

— Так, сказал пару слов.

— Аплодировали?

— Не очень.

— А что вы сказали? — заинтересовалась Тамара.

— Погоду хвалил. Очень уж она сейчас хороша.

Погода в этот сентябрьский день действительно была чудная. Полыхал багрянцем в лучах солнца царскосельский парк. Играла бликами поверхность воды в пруду. Веял легкий ветерок.

— Завтра сходим в парк, — сказала Ирина. — У меня есть бутылка коньяка.

— У Сережи забрала? — спросила Тамара.

— Он сам отдал.

Ирина потупилась и даже слегка зарделась. Стало быть, виды на Сережу у нее серьезные.

— Что за Сережа? — спросил я.

— Нас курирует, — искоса взглянула на меня Ирина. — Сказал, больше других их беспокоите вы.

— Кого это — их?

— Департамент.

Я посмотрел на Кроликова. Он был спокоен.

— Ты, значит, никого не беспокоишь? — спросил я его.

— А я не выступаю по ассамблеям, хожу себе на экскурсии.

— В Эрмитаж?

— Эрмитаж завтра, сегодня по Невскому катались.

— И в Летний сад сходили, — сказала Тамара.

— А мне Спас на Крови понравился, — не осталась в стороне Ирина.

Да, у моих коллег напряженная туристическая жизнь. Один я по ассамблеям шляюсь. Отправиться, что ли, с Ириной в парк пить коньяк?

— Наш дворец тоже хороший, — вполголоса сказала Тамара. — Обратили внимание, какие здесь полы?

— Какие?

— Скрипучие. Куда ни пойдешь, обязательно услышат.

— Кто? — спросил Кроликов.

— Ну кто... — пожала плечами Тамара. — Это ведь дворец Кочубея.

— Кого? — удивился я.

— Да, того самого, которого Мазепа предал.

Самое странное, совсем недавно я о Кочубее читал, готовил материал о Петре I. История была драматичная. Кочубей предупредил царя о предательстве его любимца Мазепы, Петр ему не поверил и велел казнить. А потом все открылось. Мазепа убежал к шведам и умер где-то в Молдавии. Раскаявшийся Петр подарил наследникам Кочубея дворец в Петербурге. И вот мы в нем сидим и рассуждаем о скрипучих полах. Паркет рассохся?

— Нет, про этот дворец вообще всякое рассказывают...

Тамара оглянулась по сторонам. Я давно обратил внимание, что за стенами нашей комнаты в газете она становится робкой, что уж говорить о другом городе.

— Боишься? — спросил я.

— Так он же здесь ходит, — прошептала она, округлив глаза.

— Кто?!

— Кочубей.

— Он в этом дворце никогда не был! — громче, чем обычно, сказал я. — Призрак князя Потемкина в Таврическом дворце еще может быть, Кочубей здесь никогда не появится. Как говорил Остап Бендер, это медицинский факт. Алексей Павлович, скажи!

— Про Кочубея ничего не знаю, — сказал Кроликов. — Но лучше не кричать. Еще придет кто-нибудь и выпьет наш коньяк.

— Принести? — спросила Ирина.

— Конечно. Стаканы тоже захвати. И шоколад.

— Не учите меня жить.

Почти все они говорили полушепотом.

Ирина ушла. Мы сидели в полном молчании. Где-то в коридоре раздался звук, похожий на выстрел.

— Слышите?! — с ужасом посмотрела на меня Тамара.

— Мало ли... — Я тоже невольно понизил голос. — Прошел кто-нибудь.

— Он! — схватила меня за руку Тамара.

Рука ее была ледяной. Впечатлительная девушка.

— Мне одна из сотрудниц рассказала, что последний из Кочубеев бежал отсюда в семнадцатом, — прерывистым голосом поведала Тамара. — На столе он оставил записку: «Подаренное возвращаю». А привидение осталось.

— Может, пойдем к себе в номер? — предложил Кроликов.

— Надо Ирину дождаться.

У меня вдруг пробежали по спине мурашки. Определенно петербургских дворцов сегодня для меня было слишком много. Хватило бы и одного Таврического. Он ведь тоже малоросс, этот Григорий. Принял у себя императрицу и умер. Шерше ля фам... Судьба Кочубея, кстати, с женщиной не связана, всего лишь измена.

Появилась Ирина, и сразу стало легче. Я откупорил бутылку, Кроликов разлил коньяк по стаканам, мы их сдвинули. Вот такой и должна быть роль женщины в мужском обществе — созидательная.

— Вы еще не знаете, на что способна настоящая женщина, — сказала мне в ухо Ирина, легким движением бедра отодвинувшая в сторону Тамару.

— Почему же не знаю, почти тридцать лет женат.

— Жена — это совсем другое, — хихикнула она.

Нас уже не пугал треск паркета, раздававшийся то в одном, то в другом коридоре. Они из холла расходились лучами. В этот поздний час людей в коридорах не было, но сейчас нам никто и не был нужен.

— Что тебе все-таки сказал Белкин? — наклонился я к уху Ирины.

— Секрет! — усмехнулась она.

— И для Сережи?

— Сережа сам большой секрет.

— То-то Кроликов с ним шепчется.

— Так вы знаете?! — отшатнулась от меня Ирина.

— Конечно.

Откуда-то я знал, что, столкнувшись с секретом, не следует говорить ничего конкретного. Придет время, сами все скажут.

По номерам мы разошлись далеко за полночь. Паркет в коридорах все так же трещал, но мы на это уже не обращали внимания.

9

В этот раз к Петрову меня пригласил Белкин.

— Надеюсь, вы догадываетесь? — спросил он, сев за стол напротив меня.

— О чем? — посмотрел я на Петрова.

Тот сидел за своим столом и делал вид, что читает верстку.

— О том, что принято решение назначить вас шеф-редактором приложения «Лира».

— А Кроликов?

Я не сводил глаз с Петрова. Тот раздраженно отодвинул от себя верстку и хмуро посмотрел на меня.

— А что Кроликов? — сказал он. — Абсолютно лишний субъект, только деньги на него тратим. Алексей, как теперь будут строиться наши отношения с департаментом?

— Они по договору перечисляют нам деньги, мы оплачиваем расходы строго по калькуляции. Заканчиваем эту лавочку с собственным финансированием.

— Вопрос уже согласован?

— Да, переговоры были непростые. Рыбин, к счастью, ушел, теперь там другой человек. Мы с ним нашли взаимопонимание.

— Тебя не обидим, — сказал Петров. — Будешь получать как зам. И остальные останутся при своих. Убираем одного Зайчикова. — Он снова стал называть Кроликова другими именами.

Мне стало понятно, что, дождавшись ухода Рыбина, Петров тут же устроил передел. В этом он был мастак.

— Остальные сотрудники остаются, уходит один Кроликов? — уточнил я.

— Да, можем еще кого-нибудь убрать, — сказал Белкин. — Или добавить. Теперь вы шеф-редактор.

Итак, вопрос был решен, оставалось самое несущественное: как я буду смотреть в глаза Кроликову? Получается, я его подсидел.

— Не подсидели, а заняли место в плановом порядке, — сказал, ухмыльнувшись, Белкин. — У нас в отделе литературы почти каждый месяц новый заведующий.

— Да, Егорова надо убирать, — произнес, теребя волнистую прядь на лбу, Петров. — Простым сотрудником пусть работает. Ни хрена за юбилеями не следит. Ты, кстати, тоже. Забыл историю с председателем?

Да, это была запоминающаяся история. О юбилее начальника я узнал за день до означенного дня. Пришлось поднапрячься. Выручил, кстати, как раз Егоров. Оперативно созвонился, слетал на интервью, и назавтра я его уже представил на суд начальства. Но Петров все равно узнал и долго проезжался на мой счет на планерках.

— А ты не забывай, — сказал Петров. — Если б не я, у нас ни «Лиры», ни «Братчины» не было бы. Откуда это название?

— Из Древней Руси, — вздохнул я. — Собирались в артели и трудились. В Беларуси была братчина медогонов.

— Люблю мед, — мечтательно посмотрел в окно Михаил Иванович. — Мне его из Башкирии привозят. У вас, значит, тоже собирают?

— Не только собирают, но и гонят самогон. В прошлый раз медовухой угощали.

В комнате воцарилась тишина. Все по-разному осмысливали новость о самогоне из меда.

— В следующий раз привезешь, — прервал молчание Петров. — С паршивой овцы хоть шерсти клок. А Зайцева чтоб завтра и духу не было.

— Он по коридорам ходит, — сказал Белкин. — Интригует. Хочет организовать новый проект.

— По нашим коридорам шляется? — в негодовании уставился на него Петров.

— Нет, на Старой площади. В наших коридорах ему уже давно все понятно.

— То-то... На вахте скажи, чтобы больше не пускали. И удостоверение забери.

Белкин неопределенно пожал плечами. Забрать у уволенного сотрудника газеты удостоверение не такое уж простое дело. Я знал многих уволенных, размахивающих просроченными удостоверениями лет по десять и больше. Это входило в неписаные правила игры — тебя уволили, ты продолжаешь махать.

Руководить изданием, оказывается, не так просто. Увольнять надо, нанимать новых людей, следить за юбилеями. У хорошего руководителя не голова, а компьютер.

— Так и есть, — сказал Петров. — Алексей, сегодня вечером раскинь стол в ресторане. Свежие устрицы не завезли?

— Узнаю, — поднялся со стула Белкин. — Я могу идти?

— Иди, — кивнул Петров. — А ты останься.

Мне давали понять, что утраченное доверие вновь возвращается. Хорошо это или плохо?

— Ты лишним себе голову не забивай, — сказал Петров. — В Питере хорошо погуляли?

— Работали, — ответил я. — Жили во дворце Кочубея. Слыхал?

— Что-то знакомое... Он где, на Мойке?

— В Царском Селе. Очень хороший дворец, паркет, правда, скрипит. Кроликов ни слова не сказал, что уходит.

— Не уходит, а изгоняется с треском. Знаешь, сколько сил на это было потрачено? Я, можно сказать, ночевал на Варварке. Ольга устала пакеты с подарками туда таскать.

— Зачем? — спросил я.

— Чтоб ты спокойно занимался «Лирой». С рыжей еще не завел шуры-муры?

— Нет.

— И не надо. На работе это только мешает. Я тоже с Зинкой завязал. Слишком уж у нее большие претензии.

— Конечно, — сказал я. — Больше десяти лет во Франции жила. Романы пишет. Но главное — двух ее начальников по бизнесу подстрелили. А это, знаешь, даром не проходит.

Петров посмотрел на меня, склонив голову набок. Видимо, о подстреленных начальниках он подзабыл.

Мне показалось, что в углу за книжным шкафом качнулась тень Кочубея. Она неизменно появлялась там, где происходила измена. После ночи, проведенной в царскосельском дворце, я в этом был уверен.

Примечания

[1] Просекко — самое известное игристое вино Италии. Его часто сравнивают с французским шампанским, хотя этот напиток производят не только из другого винограда, но и по другой технологии.

[2] Постком — Постоянный комитет Союзного государства (Россия–Беларусь)

Опубликовано в журнале "Москва", 2025, № 1.