Чеченцы шутят: "У нас на родине три вида заработка — автодор, нефть-лачкор и стаг-вадор", имея в виду воровство асфальта при строительстве дорог, бизнес на переработке и продаже украденной нефти и похищение людей (по-чеченски "стаг" — мужчина, "вадор" — похищение). В этой шутке большая доля правды.
Захват заложников на Северном Кавказе — такая же традиция, как, например, ношение оружия, кровная месть или многоженство. Но похищения людей раньше никогда не были там средством обогащения, в том числе и в Чечне, скорее радикальным методом решения экономических или социальных разногласий, возникавших между тейпами или их представителями. Но к этому методу прибегали лишь в крайних случаях, исчерпав все другие способы воздействия на должника или обидчика. Прежде всего потому, что такие действия — опять же по местным законам — карались исключительно жестоко. Как говорят сами чеченцы, укравший человека наносит его родственникам более серьезное оскорбление, чем даже убивший. Еще большему унижению подвергают себя родственники, которые собрали деньги и пошли выкупать заложника. Освободить человека "по понятиям" можно было лишь тремя способами: отбить силой (лучший вариант), украсть и предложить в обмен кого-то из тейпа похитителей, достичь "консенсуса" за столом переговоров (в крайнем случае). Если же ни один из трех вариантов не проходил, и заложник погибал, его семье оставалось только смыть позор кровью врагов. То, что вендетта будет продолжаться из поколения в поколение, прекрасно понимали и похитители. Поэтому, как уже говорилось, захваты заложников в Чечне случались эпизодически и уж никак не были массовым бизнесом.
Пожалуй, впервые чеченцы попытались сделать деньги на "аманатах" (заложниках) в начале XIX века, да и то не на своих, а на русских — из числа военных, пришедших на Северный Кавказ покорять "диких горцев". Абреки ночью переправлялись через Терек, дожидались, пока по дороге поедет какой-нибудь подгулявший офицер, хватали его, привязывали к бревну, переправляли через реку на свой берег и везли в горы. На следующее утро сослуживцы получали записку с требованием выкупа. Однако главком русской армии генерал Ермолов, тонко разбиравшийся в особенностях психологии и национальных традиций противника, в два счета пресек начавшуюся было торговлю людьми. Выкуп генерал принципиально не платил. Если крали солдата, он в ответ сажал под замок трех горцев; пропадал офицер — казачья сотня проводила спецоперацию в ближайшем ауле, и все его жители, включая детей, стариков и женщин, оказывались запертыми в генеральском "СИЗО". Вскоре генералу уже били челом парламентарии из местных старейшин. Переговоры были краткими: "Вы — мне, я — вам". Старейшины выясняли, какой тейп похитил офицера, ехали туда и находили решение. Как правило, оно сводилось к тому, что одни старики передавали другим небольшую сумму или двух-трех баранов в качестве откупного, забирали офицера и везли генералу Ермолову, а тот честно отпускал на волю своих пленников.В итоге "стаг-вадор" в кавказскую войну прекратился, так толком и не начавшись: брать русского заложника, чтобы на следующий день обменять его на пару баранов, не имело коммерческого смысла, учитывая огромный риск предприятия. При советской власти чеченцы "коммерческих" заложников не брали. Во-первых, за них некому и нечем было платить; во-вторых, их негде было прятать: казахские степи, куда к тому времени переселили большинство чеченцев, не родные горы. Да и представить себе, что нарком внутренних дел Лаврентий Берия мог вести переговоры с каким-нибудь авторитетным чеченцем об условиях освобождения заложника, даже теоретически невозможно — не те времена.
Зато в брежневскую эпоху пышным цветом расцвело рабовладение. Северокавказские горцы, пожалуй, первыми в СССР решили взять под свою опеку армию пьяниц, мелких уголовников и прочих отверженных, готовых выполнять любую неквалифицированную работу за тарелку супа, бутылку водки и возможность переночевать в сарае. Таких кавказцы подбирали на вокзалах и полустанках по всему Советскому Союзу, поили водкой, клялись в вечной дружбе, обещали приличную шабашку у себя на родине и везли "в гости". Там у "русского друга" отбирали паспорт (если сопротивлялся, отбивали почки) и отправляли несчастного пасти скот или собирать черемшу в далекий горный аул. Хозяева "лэя" (по-чеченски "лэй" — человек без рода и племени, "найденный на помойке", фактически это синоним слова "раб"), естественно, ничего ему не платили. Более того, "лэя" могли передать на время или продать в другую семью, за малейшую провинность оставить без еды, а то и вовсе убить — кто вступится за "найденного на помойке"?
"Некоммерческие" заложники никому не были интересны — ни чиновникам, ни правозащитникам, ни сотрудникам спецслужб: за их освобождение не получишь денег, политических очков или звездочку на погоны. Сотни, если не тысячи рабов, оказавшихся в Чечне в 70-80-х годах, до сих пор живут там, откликаются на мусульманские имена, уже забыв, кто они и откуда, пьют, воруют. "Прикажешь такому — он фугас под дорогу закопает, — говорят сами чеченцы. — Какая ему, 'лэю', разница, на чем заработать свою бутылку?"
Организованные формы бизнес на заложниках стал принимать только к началу 90-х, причем развернули его чеченцы не у себя на родине, а в Москве, куда к тому времени многие из них перебрались. Тогда в столице уже появилась прослойка людей, заработавших солидные капиталы и способных хорошо заплатить за свою свободу и жизнь. Важную роль сыграло и то, что в Чечне воцарился дудаевский режим (в случае опасности похититель всегда мог укрыться от спецслужб на территории "суверенной Ичкерии"), а также несовершенство тогдашнего законодательства: за незаконное лишение свободы тогда полагался всего лишь трехлетний срок, а ответственность за захват заложника вообще не предусматривалась.
В 1993 году захваты московских коммерсантов с целью выкупа совершались чуть ли не ежедневно. Жители столицы тряслись от страха при одном только упоминании о "чеченской мафии". Но как бизнес похищение людей в столице все равно не прижилось. Дело в том, что на пути "чехов", как называет чеченцев милиция, встала не менее жесткая и организованная "шаболовская бригада" — московский РУБОП, действующий на своей территории, имеющий разветвленную агентурную сеть, огромные полномочия и богатые оперативно-боевые возможности. Он не выкупал и не менял заложников, а проводил против похитителей спецоперации, с помощью которых "стаг-вадор" как бизнес в столице удалось искоренить. Правда, на это потребовалось больше года.Первым московским "коммерческим" заложником был, пожалуй, гендиректор российско-американской фирмы "Медико" Александр Борисов, похищенный в январе 1993 года. За его освобождение преступники хотели получить $1 млн. Однако доктору Борисову удалось выбросить из окна квартиры, где его держали, записку, в которой он сообщал, что захвачен чеченской мафией. Через полчаса после того, как послание попало в местный ОВД, дверь квартиры уже трещала под ударами бойцов СОБРа. Четыре похитителя — участники чечено-дагестанской ОПГ были арестованы.Взятого в заложники президента фирмы Alaska Antler Producthion Томаса Ча преступники привезли на Центральный телеграф в Москве, чтобы он позвонил своим партнерам в США и попросил переслать $500 тыс. В зале телеграфа Ча вырвался и побежал к дежурившим милиционерам. Похитителям удалось скрыться, но всего через несколько часов их вычислили и задержали.Тем временем статья 126 УК РФ ("Незаконное лишение свободы") была дополнена пунктом "прим", согласно которому захватившие заложников могли сесть уже не на три года, а на 15 лет. Да и вообще, заниматься "коммерческим" похищением в Москве стало слишком опасно. В итоге "чеченские бригады", изрядно потрепанные московским РУБОПом, перебрались поближе к родным горам и решили реорганизовать бизнес — брать не по одному, а десятками и требовать не сотни тысяч, а миллионы.
Самым дорогим для федералов заложником (в прямом и переносном смысле) стал полпред президента России в Чечне Валентин Власов, захваченный в плен в мае 1998 года и освобожденный в ноябре. Похищение чиновника такого ранга и сумма выкупа, которую назначили боевики ($15 млн), были откровенным вызовом российскому руководству, поэтому спецслужбам приказали землю носом рыть, но вытащить полпреда из чеченского плена.Сделать это самостоятельно они при всем желании не могли. Во-первых, не знали, где и у кого находится пленник, а во-вторых, путь в республику федералам на тот момент был заказан. Пришлось, как обычно, обращаться к услугам посредников — в данном случае к нескольким десяткам.Первым проявился Салман Радуев, предложивший российскому руководству обменять Валентина Власова на бывшего главу Чечни Доку Завгаева. Это предложение, естественно, было отвергнуто. Затем за дело взялся депутат Госдумы Надиршах Хачилаев. После встречи с Власовым и его похитителями в Чечне депутату удалось уменьшить сумму выкупа до $5 млн, но и эти деньги федералы найти не смогли. Чуть позже бывший глава МВД Ингушетии Даут Коригов, пользовавшийся большим авторитетом среди чеченских полевых командиров и уже сделавший себе имя на освобождении заложников, предлагал обменять чиновника на задержанных преступников-чеченцев. Из этой затеи также ничего не вышло. В итоге все-таки пришлось собирать деньги."Всего за Власова было заплачено $4 млн,— рассказал офицер ГУБОПа, участвовавший в освобождении полпреда.— Деньги, по моим данным, дали примерно в равных долях Борис Березовский, а также ингушские и дагестанские бизнесмены — в обмен на освобождение своих родственников, арестованных в Москве. Большую часть, $2,8 млн, получил бригадный генерал Бауди Бакуев, который и организовал похищение (летом 2000 года он погиб). Остальное взяли посредники". Кто именно, офицер не уточнил.Не менее дорогим заложником мог бы стать полпред МВД России в Чечне генерал-майор Геннадий Шпигун, похищенный боевиками в марте 1999 года прямо из самолета в грозненском аэропорту. Торговались почти год, но на этот раз похитители категорически отказывались "опускаться" ниже $10 млн. Таких денег не нашли. Тело генерала было найдено весной 2000 года в Шатойском районе Чечни. Его не убили — полпред умер сам: здоровье не выдержало. Но это был особый случай.
Гибель генерала Шпигуна стала не только трагедией национального масштаба, но и, увы, рекламой чеченским торговцам людьми. В российских СМИ, например, писали, что "у чеченского заложника есть два способа обрести свободу — выкуп или смерть". Впрочем, оказалось, что все-таки существует третий вариант освобождения — основанный на услугах "авторитетных" в Чечне людей.
Ретроспектива
Выкуп за выкупКак сообщали в конце 1994 г. СМИ, британская брокерская фирма Willis Corroon предлагает россиянам новый вид услуг — страхование от похищения. По желанию клиента компания может:взять на себя расходы по выкупу его из плена;застраховать деньги, которые повезут родственники пленника на тот случай, если их ограбят по дороге или просто "кинут";компенсировать расходы на лечение клиенту, побывавшему в плену и получившему там травмы или увечья;оказать заложнику необходимые юридические услуги.По сообщению Willis Corroon, в России уже застраховались несколько крупных бизнесменов, банкиров и топ-менеджер одной фирмы. Всего же в мире размещено более 2 тыс. таких договоров, из которых по 300 уже было выплачено страховое возмещение. Особой популярностью новый вид услуг пользуется в странах, "сходных с Россией по социально-экономической, политической и криминогенной обстановке. Например, в Колумбии".
Наши дни. 1996 год. Москва.
Мы не успели найти подкрепление или помощь. Ангар блокировали и потребовали вернуть переговорщика и сдаваться. У Моржа была установлена система видеонаблюдения, и мы рассматривали нападавших. Это была не милиция — это были бойцы какого-то ЧОПа «Редут». Взбодрили нашего переговорщика, и он наконец то сообщил — похищение организовано именно этим ЧОПом и теперь нам конец. О том, что нас ждет мы знали и без откровений нашего пленника. Меня больше интересовало, как нас так быстро вычислили и нашли. И вот момент истины — маячок в подошве туфля. Ну, что ж, дальше наш пленник пойдет в рабочей спецовке и Морж, погоняя нашего пленника заставил того переодеться в рабочую спецовку одного из работников сервиса. Как мы ушли. Это просто -Морж давно подготовил пути отхода, и мы спустились в московские подземелья и отправились в путь по техническим туннелям московского коммунхоза. Штурмующие ангар чоповцы были сильно удивлены отсутствием внутри ангара — людей, куда делся наш пленник они так и не поняли. Одежда и туфли с маяком кучкой у стула лежат и всё больше никого нет. Вот такие призраки рядом.
Переход по техническим подземным переходам городского коммунального хозяйства с технической стороны не были сложными, но психическое состояние играло. Количество крыс зашкаливало, они были десятками на каждом паропроводе или трубопроводе хвосты свисали прямо как занавески. После памятной встречи с «крысиной» королевой в подземельях Грозного я очень нервно относился к наличию крыс, даже небольших. Здесь же этих крыс было даже больше чем в подземельях Грозного. Морж заметил мое состояние и приободрил — здесь только мелкие крысы, на уровни, где большие мы не пойдем. Успокоил называется. Но несмотря на все мои опасения ничего страшного не случилось. Наш четырехчасовой переход по подземным переходам наконец закончился, и мы поднялись на поверхность земли. Выбрались мы в подвале магазина, принадлежащего Моржу, но сам магазин был оформлен на подставное лицо, и никто не смог бы нас вычислить. Здесь же у магазина была запасная машина.
Ехать искать подмогу уже не было необходимости. По дороге наш пленник окончательно раскис и рассказал, где именно держат похищенных детей. Вот туда мы и отправились, охраны там со слов нашего переговорщика не было. Никакой веры словам этого парня у нас не было. Но проверить информацию можно было и потому отправились в адрес. На удивление наш язык не соврал и действительно на даче, расположенной на водохранилище — никакой охраны не оказалось. И похищенные были освобождены, но возникли дополнительные вопросы к нашему молчаливому пленнику. Слишком много он знал для простого пособника похитителей. Наш язык на наши вопросы опять отказался отвечать, но демонстрация даже не включенного утюга простимулировала желание говорить и сообщать нам информацию.
Похищением детей и дальнейшим разграблением этой компании руководил родной брат нашего пленника и по совместительству этот родственник занимал должность референта нашего коммерсанта, у которого вымогали деньги.
Мы не стали карать никого из них. Просто отвезли отцу, у которого они похитили детей и которого они тоже собирались похитить и ограбив убить.
Как он уж там разобрался с этими людьми нас с Моржом не интересовало. нам нужно было сохранить наши деньги.
В Москве нельзя было хранить деньги в наличной форме, но и в безналичной форме из-за ненадежности банков тоже хранить нельзя. Что же было делать. Делать надо было следующее — вывезти деньги за границу и положить либо на счет, либо абонировать сейф и хранить в банковском сейфе.