Братский круг 2 (СИ)

Глава 9

Наступил очередной день на войне. Ночью была не моя смена и мне удалось поспать. Всю ночь стреляли, и мы и в нас. Но я как лег, так и проспал всю ночь и даже не повернулся на другой бок. Меня не разбудили даже залпы орудий самоходной артиллерии. Утром пока умывался и чистил зубы увидел, что зубная щетка на выброс и где достать новую. Здесь в Грозном магазины не работали и надо было ехать либо в Моздок, либо в Ханкалу там был «Военторг» и можно было затариться бытовыми мелочами. Затем пожарил яичницу на сале и чувствуя себя практически на курорте сел завтракать. неприятности начались уже за кофе. Здесь кофе был только растворимый, но и тот был в дефиците. Допивал я свою кружку уже слушая очередное задание.

В развалинах города стали находить растерзанные тела детей пяти — семи лет и тела находили в уже зачищенных кварталах. Национальность детей была разной и русские и чеченцы и украинцы и ингуши. Уголовные дела были возбуждены военной прокуратурой, но следственные действия фактически не проводились. Возможно всё бы так и осталось как было. Уголовные дела затем бы приостановили за неустановлением лиц, подлежащих привлечению к уголовной ответственности. Но появились зарубежные журналисты и стали раскапывать всё неприглядные стороны жизни в городе Грозном во время штурма федеральными войсками. Дело стало резонансным и срочно стали искать оперуполномоченных уголовного розыска. Под рукой оказался я и меня дернули в Ханкалу.

Инструктаж и получение отдельного поручения следователя заняло немного времени. Больше времени ушло на заведение оперативных дел. Ту часть оперативного дела, которую копируют из уголовного дела скопировали быстро. Там и было по паре десятков листов.

Данных судебно — медицинской экспертизы пока не было. Тела потерпевших увезли в Ростов — на — Дону и результаты еще не пришли. Свидетелей в горящем городе не нашли. Проводить типовые оперативно — розыскные мероприятия в условиях непрерывных артиллерийских обстрелов и авиационных ракетно — бомбовых ударов по жилой застройке было не просто затруднительно банально опасно для жизни. Но как всегда — есть преступление значит уголовный розыск будет искать преступников. Да, преступником у нас может назвать только суд. Но это уже просто слова. Именно уголовный розыск устанавливает лиц, совершивших преступления — далее уже идет бюрократия и оформление бумаг.

Скопировав из уголовных дел собранные материалы сел изучать, что же у нас было.

Было семь жертв. Дети и мальчики и девочки от пяти до семи лет. Убиты очень жестоко у каждой жертвы от пятнадцати до пятидесяти ран от ударов ножом. Все тела имели следы сексуального насилия. Было ли сексуальное насилие до смерти или после будет ясно после получения заключения судебно-медицинской экспертизы. Сейчас ясно только одно — преступник набрасывается на жертву и наносит множество ударов ножом и совершает сексуальное насилие. По полу жертвы преступник или преступники различий не делают. Среди жертв и мальчики и девочки. По национальности жертв тоже различий не делают. Есть и русские и чеченцы. В первом приближении можно исключить условно военнослужащих федеральных сил и, наверное, исключить мотив месть. Потерпевшие имеются среди всех сторон боевых действий. Наиболее перспективная версия — это лицо страдающее психическими расстройствами и таким образом это лицо удовлетворяет свои сексуальные запросы.

Военнослужащие федеральных сил худо — бедно, но при призыве проходили медицинскую комиссию. Откровенно больных и состоящих на учете у психиатра не должны были призывать. Боевики из незаконных вооруженных формирований медицинскую комиссию не проходили и если бы жертвы были только русские, то и версия бы прекрасно сложилась. Звери — чеченцы убивают русских детей. Но среди жертв большинство чеченские дети и как установлено, по крайней мере двое из жертв имеют родителей, состоящих в НВФ. Поэтому и эту версию придется пока отложить. Хотя очень удобная версия.

Ладно отбросим удобные и неудобные версии. Будем изучать уголовные дела и жертв.

Идем по порядку. Самое первое тело обнаружили 12 января 1995 года. Обнаружили в развалинах жилого пятиэтажного дома. Обнаружили саперы — отошли в развалины по естественным надобностям и обнаружили растерзанное тело ребенка. Сообщили по команде и прошло пять дней прежде, чем туда добрался следователь прокуратуры. Хотел написать отказной материал, но следы убийства и маскировки трупа были слишком явными и уголовное дело все-таки возбудил. Жертва до сих пор не опознана, но по некоторым физиологическим приметам мусульманского вероисповедования. Свидетелей не обнаружено. Жители дома / список установленных жильцов дома прилагается/ исчезли в неустановленном направлении. опрашивать некого. Но зацепка все равно есть — жители могли уйти в бомбоубежище за пару кварталов от развалин своего дома. Значит там и надо искать и опрашивать людей.

Вторая жертва обнаружена пятнадцатого января 1995 года на полосе развалин, которую никто не контролировал. Это оказался девочка примерно семи лет. Также погибла от множества ударов ножом и скорее всего изнасилована. Тело сильно пострадало от пожара и опознание невозможно. Личность не установлена. Обнаружена при зачистке и опять следователь прокуратуры появился через пять дней. Место обнаружения жертвы — двор четырех домов, разрушенных полностью. Свидетелей, естественно, нет.

Остальные жертвы обнаружены при аналогичных обстоятельствах. Повреждения тел совпадают с первыми обнаруженными жертвами. Жители этих разрушенных домов могли прятаться в бомбоубежищах поблизости. Надо начинать оттуда и искать возможных жертв. Последнее из обнаруженных тел нашли 15 февраля, сейчас уже 20 февраля, но сведений о новых жертвах нет. Возможно, преступник покинул город и теперь нам его не достать.

Надо начинать с опроса жильцов домов, в развалинах которых и обнаружили трупы.

Сборы на оперативно-розыскное мероприятие — опрос жильцов домов были похожи на сборы на выход в тыл противника. Автомат, боезапас и аптечка. Бронежилет и каска. Одно отличие папка с листами бумаги и пара ручек. Все что нужно, чтобы зафиксировать объяснения возможных свидетелей. Дополнительно с собой у меня бланки допроса свидетелей. Следователь не хочет идти со мной и ограничивается отдельным поручением, которым поручает мне допросить свидетелей.

Идти пришлось в одно лицо. Места расположения бомбоубежищ уже в тылу федеральной группировки и боевиков там не должно быть. Утверждение весьма спорное, но спорить с генералом бесполезно. Всё равно что плевать против ветра... Прихватив дополнительно гранат вышел в дорогу.

Всю дорогу до первого бомбоубежища меня угнетало плохое предчувствие, и я достал одну гранату и держал её в руках. Попадать в плен я не собирался. Но всё равно напали на меня неожиданно. Мне на дороге встретились боевики НВФ в нормальной нашей форме одежды и даже сказали пароль. Я подумал, что зря чуйка у меня кричит и тут же меня повязали. Гранату я успел вырвать кольцо, но у меня вырвали гранату и закинули в развалины.

В себя я пришел уже связанным. Сижу у стены в развалинах и понимаю, мне конец. Эти боевики пришли не за языком они заняты чес то другим.

-Что очнулся русский. Я сотрудник департамента шариатской безопасности, и мы ищем шайтана, который убивает детей, судя по тому, что у тебя мы забрали ты идешь в бомбоубежище допрашивать свидетелей. Это вполне такой европейского вида мужик. Борода даже такая аккуратная.

-Да я ищу этого убийцу детей. Если у Вас есть какая-либо информация по этому делу, то я должен вас допросить.

Тихий смех был мне ответом.

-Ладно русский твое счастье. Останешься живой. Вот тебе список тех жильцов кто мог что-либо увидеть. Только ты нам отдашь этого шайтана, когда найдешь.

-Нет. Не отдам. Я его сам убью. Такая тварь должна умереть.

Мне оставили мои вещи и положили рядом со мной нож и боевики ушли.

Первое что пришло в голову была молитва. была она очень сумбурной но от всего сердца.

На удивление у меня не взяли ни автомат, ни гранаты, ни личные вещи. Впрочем, эти боевики не выглядели таким уж изможденными и нуждающимися. Хорошо, что ничего не взяли. Замучился бы отписываться о обстоятельствах захвата и как я освободился от плена. Так же и объяснять нечего не надо.

До убежища жильцов мне оставалось дойти пару кварталов. Поэтому добрался быстро.

В бомбоубежище жило почти сто человек в ужасных условиях без воды и пищи. За водой и дровами ходили в развалины там же искали еду.

Про тот день, когда в развалинах нашли тело истерзанного ребенка никто ничего не мог рассказать. Дом уже разбомбили и уцелевшие ушли сюда в этот подвал.

Единственная деталь, выбивающаяся из обычного течения дел. обычной для города который штурмуют и в котором идут уличные бои — во двор приезжали журналисты из какого то западного СМИ — мужчина и женщина. Взяли пару интервью у жильцов дома и осмотрев дом и двор уехали. Кто такие никто из свидетелей не мог сказать. Иностранцы точно, говорили на немецком языке. Одна из свидетелей и была как раз учительница немецкого

языка. Именно она и определила, что иностранцы и немцы. Немецкий у них был как родной. Приметы были очень расплывчатые — лет по тридцать среднего роста. Одеты в жилеты с надписью Пресса. Больше ничего нет.

Теперь надо было идти в соседний квартал и говорить со следующими свидетелями.

Пройти удалось быстро и не попасть под минометный обстрел. успел укрыться в подвале и загрохотало. Грохот взрывов был привычным шумом. Здесь тоже было также устроено как в прошлом укрытии. Так же нет воды и дров. Также за всем надо идти в развалины под обстрел. Также ходят по очереди.

Свидетели тоже ничего не видели и не знают. Люди измучены лишениями жизни в городе, который штурмуют и также уже на грани умопомешательства от голода и холода.

На всякий случай при допросе свидетелей интересуюсь — не было ли военнослужащих федеральных сил в указанный период во дворе или рядом с домами. Нет военные сразу ушли за боевиками и не те ни другие там не появлялись.

Из чужих были иностранные корреспонденты. Двое мужчина и женщина. почему иностранные корреспонденты. Как поняли, что иностранные журналисты. Очень просто, говорили на немецком языке и жилеты с надписью ПРЕССА. Поэтому и сделали вывод — иностранные корреспонденты и работают эти корреспонденты под охраной чеченских формирований. Даже сейчас свидетели не стали называть боевиков бандитами. До сих пор боятся, что мы федералы уйдем, а им продеться жить здесь в Чечне. Как мог стал успокаивать, что мы федеральная группировка никогда не уйдем и не дадим больше бандитам терзать граждан России. Меня послушали, но не стали соглашаться ни спорить со мной. Просто промолчали. Только тогда я вспомнил из своего прошлого будущего. Мы уйдем и всех бросим в 1996 году. И будь проклят навеки Лебедь подписавший тот гнусный мир. Пусть горит в аду.

После того как я вспомнил, что будет дальше в Грозном я перестал убеждать всех, что мы пришли навсегда и стал просто опрашивать свидетелей.

Тех, кто видел журналистов оказалось пятеро. Это было больше, чем в предыдущем убежище и примет они запомнили больше. Даже запомнили имя мужчины — журналиста. Имя было — Курт. Фамилии никто не запомнил. Возраст до тридцати. И мужчина, и женщина практически одного возраста. Он брюнет, она — блондинка. Лица правильные без особых примет. Рост средний. Интересовались жизнью людей, проживающих в домах вокруг этого двора / где затем и обнаружили тело жертвы/. детьми не интересовались. политических вопросов не задавали.

Были под охраной боевиков НВФ и у них был свой автомобиль с надписью ПРЕССА на крыше автомобиля. Боевики сопровождали этих журналистов на БТР. БТР имел бортовой номер 102 и имел символ на борту. Символ — голова волка.

Уже было 16 часов и надо было покидать этот район и выходить к постам федеральной группировки. Второй раз попадать в плен не хотелось. Теперь я шел очень осторожно и успел первым обнаружить группу ДШБ и занять боевую позицию. Боевики не собирались со мной воевать. Старший этой группы шариатской безопасности оставил оружие и подошел ко мне с голыми руками. он принес мне пару папок с бумагами и оставил бумаги мне. Затем боевики растворились в развалинах. Преследовать никого не стал. Мне и так на сегодня экстрима хватило. Папки содержали бумаги на двух языках. Копии следственных документов были на чеченском, но имелся перевод на русский. Теперь мы могли установить личности этих двух погибших детей и теперь можно было допросить родителей и родственников.

Фамилии жертв не суть важны. Звали потерпевших -мальчика Магомет и было ему пять лет от роду, девочка была семилетней и звали её Луиза. Имелись и адреса жертв как в Грозном, так и вне Грозного в поселке неподалеку от Грозного. Там в поселке эти семьи и проживали с начала штурма города.

Туда я и отправился на следующий день. Говорить со мной не хотели. Только то что у дома стоял БТР с солдатами федеральной группировки как-то влияло на чеченцев. По-русски типа никто не говорит и вообще они нечего не знают. Тогда я зашел с козырей, достал папки, которые мне передали из шариатской безопасности и попросил объяснить почему в этих оказаниях свидетели дают другие показания.

Наличие у меня документов шариатской безопасности вызвало шок у свидетелей, и они стали давать показания. Дети действительно пропали отсюда из поселка. Нет в тот день в поселке не было военнослужащих федеральных сил, боевиков из незаконных вооруженных формирований тоже не было. Дети пропали в один день, но, когда точно по времени никто сказать не может. Вот они были в обед и вот к ужину этих детей нет.

Ужин — это главный прием пищи в чеченской семье и собираются все. И именно в ужин и было выяснено — пропали дети. Нет в этот день ничего необычного не было. И только один человек смог сказать, что-то конкретное о необычном в тот день. Один из братьев Магомета видел на окраине поселка автомобиль и БТР с боевиками НВФ, и он также видел, как к автомобилю подходил Магомет, но что было дальше он не знает. Они с друзьями шли по своим делам на другой конец поселка.

Примет этих людей он не видел и не знает.

Время поджимало надо было уходить. Но появилась надежда найти след, и я остался в поселке. Мое сопровождение не захотело рисковать и ушло из поселка в то время, как и было запланировано. Мне было страшно оставаться одному, но надо было опросить ещё жителей домов на том краю поселка, где в последний раз видели Магомета. Меня взялся сопровождать по тем домам один из стариков семьи Магомета, и мы пошли разговаривать с людьми. через час как ушел БТР федеральных сил в поселке появилась та же группа шариатской безопасности, с которой я уже дважды пересекался. Можно сказать по-дружески, но скорее уже привычно мы поздоровались и пошли вместе по домам. Понимал ли я, что департамент шариатской безопасности противник федеральной власти. Понимал. Но сейчас всё это отошло на второй план. Мы шли по следу зверя и это был общий враг.

Люди, видя рядом со мной боевиков НВФ разговаривали более охотно и нашлось два свидетеля. Свидетелей не похищения но эти люди смогли дать описание автомобиля и БТР, который сопровождал этот автомобиль.

Автомобиль был легковой, синего цвета на крыше автомобиля белыми буквами была надпись «ПРЕССА» и даже запомнили две цифры из номера «13». За рулем автомобиля был мужчина лет тридцати, брюнет, в жилете с надписью «ПРЕССА» и в автомобиле была пассажир — женщина, блондинка с правильными чертами лица возраст до тридцати лет.

БТР — 80 был окрашен краской зеленого цвета и никаких особых примет. Номер на борту 102 и на борту был профиль волка. Сколько человек было из охраны неизвестно.

След был достаточно зыбкий, но в месте похищения двух жертв видели автомобиль с надписью «ПРЕССА» и БТР с номером «102» и с тактическим символом «профиль волка». Также видели двух человек мужчину и женщину в жилетах с трафаретом «ПРЕССА».

В местах обнаружения тел жертв, похищенных из этого поселка, видели похожие автомобиль и БТР и похожих людей. Это был зыбкий, но след.