Из окна донесся звук боевого марша и энергичный клекот. Связист принял донесение от командующего осадными войсками и доложил тете Эмме, что ворота открыты, а основные силы уже занимают тактические позиции внутри замка.
Она сдержанно кивнула и продолжила внимательно наблюдать за действиями Кулио.
Тот подошел к двери, заглянул в замочную скважину и поинтересовался:
— Жвачкой, что ль, залепил?
— Пастой зубной, — донесся с той стороны голос Моха. — Жив еще, космонавт-неудачник?
— Оно хамит, — констатировал Кулио. — А было таким вежливым.
— С кем поведешься, — передразнил Мох.
Кулио выпрямился, долбанул кулаком по двери. Весело гаркнул:
— Ну ты и анализатор!
Мох ответил не сразу. Некоторое время из-за двери не доносилось ни звука. Потом дробный топот шагов и осторожный голос главы Ордена хранителей планеты:
— Ну, в общем, да. Я всегда неплохо разбирался в обстановке…
— Я имел в виду другое, — ехидно осклабился Кулио. — Анализатор на моем личном жаргоне означает — жополиз. Аллегория такая. Пошло, зато смешно.
Через секунду приемная взорвалась гомерическим хохотом, даже обидчивый бобер, наконец, улыбнулся. А Мох за дверью зарычал от досады.
— Мохы-ы-ыч! — издевательски позвал Кулио в скважину. — Я уж успел и покаяться, и в туалет захотеть, а ты все партизанишь. Выходи! Давай, что ль, побоксируем один на один.
— Туалет направо по коридору, — огрызнулся Мох.
— Ты знаешь, что силы добра, как правило, побеждают мерзавцев? — становясь серьезным, полюбопытствовал Кулио.
— Тоже мне, сила добра, — хмыкнул Мох. — Эталон милосердия и самопожертвования, ага. Золотой рамки не хватает.
— Поговори мне, рыцарь турнирный! — разозлился Кулио. — Последний раз по-хорошему прошу: выметывайся оттуда, а не то я включу первую степень ярости!
— Да хоть вторую… Отстань, фигляр!
— Сам напросился, — процедил Кулио, отступая на шаг от двери спальни.
Горгульи перешептывались и с интересом наблюдали за ним. Тетя Эмма напомнила:
— Этот анализатор спрятался за дверью, которую земное оружие не берет. Намек понятен?
Кулио загадочно ухмыльнулся.
— Да он же недавно из космоса! — прозрел Степан. — У него при себе наверняка полно инопланетного оружия! Правда, Кулио?
Кулио неопределенно покачал головой, хитро стрельнул глазами.
— Был же бластер, — подбодрил Степан.
— Кулио, — строго сказала тетя Эмма. — Не томи.
— Есть у меня пистолетик, конечно, — начал Кулио, желчно улыбаясь, — Да вот беда, весь энергозаряд я по пути сюда израсходовал на бесов…
Мох шумно выдохнул за дверью.
— Дурила, ой дурила, — протянул бобер. — А мозги свои ты не израсходовал по пути?
— Цыц, шкура, — приструнил его Кулио и громко спросил: — Эй, Мох! Напомни-ка условие задачи. Дверку ничто земное не берет? Так?
— Ее вообще ничто не берет, — быстро откликнулся Мох и настороженно притих.
Кулио цыкнул зубом, достал из кармана сигару.
— Козырно, — сник бобер. — Давай покурим и забудем обо всем.
Кулио победно взглянул на питомца и подкинул сигару на ладони.
— Возвращаясь на Землю, мы с Безро от нечего делать друг друга подкалывали, — сказал он. — Я ему в табак все время порох подмешивал. Очень смешно было смотреть на командарма, когда сигара вспыхивала и он сидел с чумазой рожей. Правда, после этого командарм гонялся за мной по кораблю, бросался ценным оборудованием и грозился выкинуть на первом же необитаемом астероиде… Но это к делу не относится. Суть в том, Мох, что я одну сигарку на память прихватил: хотел еще над кем-нибудь пошутить. Над шкурой, вон, к примеру.
— Я не курю, идиот, — отвернулся Куклюмбер. — А ты позерством занимаешься вместо того…
— Ага, поняла, что он задумал, — перебила бобра тетя Эмма. — Кажется, может сработать.
— Тетя Эмма, я знаю, что курить ты бросила, но спички с собой постоянно таскаешь. Не одолжишь огоньку? — попросил Кулио.
— Не слушайте его, слушайте бобра! — нервно крикнул Мох. Логика из-за чрезмерного волнения в его речах уже начинала хромать. — Свяжите этого космонавта и выкиньте из окна! Парашют не давайте! Пусть покажет, как умеет летать, раз такой умный!
Кулио плотоядно оскалился, поджигая кончик сигары.
— А из окна, — саркастически резюмировал он, — кто-то в скором времени действительно вылетит, если добровольно не капитулирует.
Кулио осторожно положил тлеющую сигару рядом с дверью и сделал всем знак отойти.
— Мох! — крикнул он. — Спрячься там за чем-нибудь прочным, пожалуйста! А то еще ненароком сдохнешь сразу, а мне уж больно хочется морду твою розовощекую увидеть! В глаза твои бесстыжие посмотреть!
— Да иди ты, знаешь куда…
Куда именно идти Кулио, Мох уточнить не успел.
Раздался громкий хлопок, и сигара раскрылась венчиком. Крупинки пороха попали на заколдованную дверь. А через мгновение черные точки стали с шипением увеличиваться, расползаться, как червоточины. Когда нижняя половина крепких досок исчезла в дымном мареве, дверь не выдержала. Вместе с разрыхленными петлями и ослабшим косяком она вывалилась наружу и рассыпалась невесомым пеплом по полу приемной.
Степан почувствовал резкий запах горелой древесины и какой-то едкой химии. Он зажал нос платком, а тетя Эмма оглушительно чихнула.
Шипение стихло, пыль осела, и в проеме стали видны роскошные апартаменты главы Ордена.
— Предлагал ведь культурно сдаться, а не позорно бежать, — заметил Кулио, глядя, как Мох пытается залезть под гигантскую кровать. Усмехнулся: — Мне до десяти посчитать или можно сразу тебя искать?
Он вошел в спальню и ухватил Моха за ногу. Тот брыкнулся, просипел:
— Все Смерти расскажу…
— Ябеда, — передразнил Кулио и со смаком харкнул на балдахин. — Стёпа, а ну подсоби!
Степан помог шефу вытащить толстяка из-под кровати и усадить на стул.
Кулио встал перед Мохом и раскинул руки в театральном приветствии.
— Мох! Старина! — издевательски провозгласил он. — Давно в гости не заходил… Что-то случилось?
— Весь в делах, — буркнул Мох, промокая грязным платком лысину. — И еще этот радикулит… Тебя, кстати, не мучает?
Кулио наигранно пощупал поясницу. Решительно покачал головой:
— Нет. Меня мучает другое. Мучает вопрос: сладко ли дрыхнет толстая скотина под нарядным балдахином в то время, как люди гибнут от лап и копыт безмозглых краснорылых ублюдков?
— Пока ты не заявился, бессонницей я не страдал, — сглотнув, огрызнулся Мох.
Складки на его подбородке уже тряслись, а глаза блестели.
— Хватит нюни распускать, — сурово сказал Кулио. — Подъем! Руки за голову, ноги на ширину плеч! Тебя будет судить народ, контра!
— Красавчик, — раздался за спинами озорной голосок. — Звезду еще себе на скафандре вышей.
Кулио напрягся и посмотрел через плечо. Степан резко обернулся, попятился.
Парализованные горгульи валялись на полу в неудобных позах, тетя Эмма с закрытыми глазами лежала в кресле, и крылья ее безвольно свисали с подлокотников. Бобер с Генагогом забились в угол и неуклюже прикрылись портьерой.
А посреди приемной стояла девочка с косичками и ковыряла чайной ложкой вишневый пудинг на серебряном блюдце.
— Наваждение, — пробормотал Кулио, встряхнув головой.
— Что ты, какое наваждение, — улыбнулась девочка. Поставила блюдце на стол и сделала изящный книксен. — Всего лишь Смерть.
Закат отгорел, и за узким окном стремительно темнело. Пламя факелов коптило стены приемной, бросая вокруг присутствующих дрожащие тени.
— Даже не знаю, что вам сказать, — промолвила Смерть с наигранным смятением. — Особенно тебе, Кулио длан Легласик.
Она процокала каблучками туфель к креслу и присела на подлокотник. Помотала ножкой в клетчатом чулке, задумчиво посмотрела на бесчувственную тетю Эмму.
— Знакомая, что ль, ваша? Впрочем, да чья же еще. Крепкая женщина… Я и заклинание сильное применила. Так нет — жива. Чего только на этом свете не увидишь. Верно, Кулио?
— Госпожа! — воскликнул Мох, падая на колени и подползая к девочке. — Почему же вы медлите? Убейте их, и дело с концом! Зачем вы с ними разговариваете? Они разгромили весь карпатский гарнизон и мою личную гвардию, мебель в замке попортили, сломали заколдованную дверь, то и дело обзывались, а этот… — он ткнул пальцем в сторону Кулио, — балдахин оплевал! Будь я на вашем месте…
— Ты никогда на нем не будешь, — резко перебила девочка. — Замолчи и не вмешивайся.
Она окинула взглядом замерших Кулио и Степана.
— Герои липовые.
— Чем больше болтаешь, тем меньше эффекта, — обронил Кулио.
— Это, — махнула худой рукой Смерть, — как я понимаю, всё, что осталось от некогда хваленого Братства? Присаживайся, Кулио, у нас есть еще время для мирной беседы…. Впрочем, ты прав: толку от пустой болтовни все равно ноль.
— Я не сяду, — сказал Кулио.
— Да-да. Ты у нас стоик, помню, — лениво кивнула Смерть. — Народный суд, всем злодеям по шее, бла-бла… Вынуждена огорчить. Даже если я тебе дам фору и миллион сочувствующих, вряд ли вашей кодле удастся причинить мне вред. Ты даже не представляешь, насколько я сильна. И с каждой минутой, с каждой новой жертвой я становлюсь лишь сильнее. Вот такая вот неувязочка.
— У меня есть Братство, — хрипло ответил Кулио.
Смерть театрально закатила лучистые глаза.
— Товарищ старший лейтенант, ты что, за дуру меня держишь? Неужели думаешь, что я не в курсе ваших нынешних отношений? Тебя ж отвергли, Кулио, опомнись! Причем по твоей собственной вине. Партия проиграна.
— Не проиграна, — дерзко сплевывая горькую слюну, вмешался Степан. — У него есть друзья. Пусть сейчас они далеко, но зря ты думаешь, что Братство распалось.
Девочка перестала мотать ножкой, накрутила косичку на палец. И одарила журналиста таким убийственным взглядом, что его озноб прошиб.
— Жаль тебя разочаровывать, но на этот раз вам действительно конец. Впрочем, могу гарантировать: когда ты будешь умирать, тебя не попросят отрекаться от воззрений и убеждений. Я ж не из инквизиции. Мне абсолютно по барабану — вертится Земля или стоит, круглая она или в форме октаэдра.
— Земля — наша планета, — прошептал Кулио. — И нам не по барабану.
Смерть не обратила на слова шефа внимания. Выискала глазами пресмыкающегося Моха и приказала ему:
— Я открою тебе портал на нижний ярус. Приведи сюда Артемиуса. Только бодрей, у меня дел полно. Скоро утро, нужно навести порядок в Румынии. Потом еще четыре прессухи, заседание феминисток в Брюсселе, еще что-то — не помню.
— А почему бы вам самой не убить их, госпожа? — оторопело произнес Мох. — Зачем нужен их бывший союзник? Кто знает, что ему может взбрести в голову! Разумеется, я не сомневаюсь в вашей интуиции, но зачем лишние проблемы? Может быть…
Смерть жестом прервала его словоизлияния.
— Как же этот закомплексованный самодур мне надоел, — сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Впрочем, верно говорят: лучше все делать самой. Но тогда на кой шиш он мне сдался?
— Что? — не понял Мох.
— Ты мне был полезен какое-то время, — объяснила Смерть. — А теперь… пора в ад. Я как-нибудь проведаю тебя на раскаленной жаровне.
Девочка небрежно взмахнула рукой, и в нескольких метрах от нее появилась красная искра. Огонек запульсировал, увеличился, превратился в мерцающую кляксу, и через несколько секунд в воздухе разверзся багряный водоворот портала.
Перебирающего пухлыми ногами и визжащего от ужаса Моха приподняло с карачек, закрутило в мощном вихре и бросило в алеющий зев.
— В яблочко! — радостно захлопала в ладошки девочка. — Точно в центр портала угодил. Сейчас он окажется в отсеке Г-34 с температурой семьсот градусов по Цельсию. Там заведующим трудится такой радушный бесяка… Они друг другу понравятся.
Степан прикусил губу, глядя, как силуэт Моха уменьшается, превращается в темную точку и исчезает.
— Вконец распоясался, лицемер, — пояснила свой поступок Смерть. — Но, думаю, он заслужил в аду теплый прием.
Моха больше не было, а багряное марево портала продолжало дрожать посреди спальни.
— К слову, о двуличии и дезертирах. — Девочка соскочила с подлокотника и вприпрыжку подбежала к шторе. Бобер дернул прочь, а Генагог не успел. — Как же так? Присягу нарушаем?
Девочка с усилием отодвинула тяжелую портьеру и глянула на впавшего в ступор беса снизу вверх. Неодобрительно цыкнула зубом и вдруг с размаху саданула твердым носком туфли ему под коленную чашечку.
— А-а-у-о-а! — взвыл Генагог, прыгая на одном копыте. — А-а-уоу, больно-то как! У меня ж мениск травмирован!
— Я в курсе, — призналась Смерть. — Также я осведомлена о дискинезии твоих желчных путей, мигрирующем тромбофлебите, опущенной правой почке, поперечном плоскокопытии третьей степени, хронической гипотонии и первой стадии остеопороза рогов. Зная изъяны организма, мучить тебя будет довольно просто.
Бес больше не скакал. Он свалился на бок и, обхватив руками колено, тихонько поскуливал.
Степан хотел хоть как-то помочь другу, но Кулио крепко взял его за плечо и покачал головой. Журналист гневно обернулся и застыл. Он прекрасно знал этот взгляд: в случаях, когда Кулио приходила на ум очередная безумная идея, в его глазах появлялись искры сарказма.
Что-то сейчас будет…
— Я пошел, — провозгласил Кулио и шагнул к порталу.
— Куда это ты собрался? — насторожилась девочка.
— А, — махнул рукой Кулио, продолжая идти к бурлящему водовороту, — надоели вы мне со своими интригами! Все нервы истрепали. Лучше прямиком в ад сигану.
Степан посмотрел на него как на полоумного. Ему-то казалось, что у Кулио есть план…
— Хм, — Смерть отвернулась от скорчившегося Генагога и с интересом уставилась на шефа. — Валяй, конечно, сигай. А в чем прикол?
Кулио остановился, развернулся на каблуках и с ненавистью посмотрел на девочку.
— Прикол в том, — выцедил он, — что моя хитрая уловка не сработала.
— И в чем была суть уловки? — не поняла девочка.
— Мне казалось, что ты должна была попытаться меня остановить, — злобно просипел Кулио. — И я собирался толкнуть в портал тебя, а не сам туда шагать.
— А на кой шиш мне тебя останавливать? — искренне удивилась Смерть.
— Да откуда мне знать! — взорвался Кулио. — В любом случае, я перехожу к плану Бэ!
Даже Генагог перестал стонать и с трепетом воззрился на обезумевшего Кулио.
Тот твердым шагом подошел к девочке, схватил ее за косы и поволок к порталу. Без комментариев и предисловий. Как куклу.
Степан прикрыл уши ладонями, чтобы не оглохнуть от пронзительного визга, который подняла обескураженная Смерть. Она махала руками, дергала ножками, извивалась, словно пойманная за хвост белка, а Кулио со свирепой физиономией доведенного до ручки человека продолжал тащить ее волоком по паркету. Пару раз он останавливался и яростно дергал девочку из стороны в сторону с такой силой, будто хотел вышибить из нее дух.
— Я тебя уничтожу самым невероятным способом! — сыпала угрозами Смерть. — Буду пытать в течение вечности в седьмой… Ай-ай, больно! В девятой степени!
Кулио молча распинал обломки стульев и подволок ее к порталу.
От криков пришла в себя тетя Эмма. Зашевелились некоторые горгульи: массовый паралич проходил. Куклюмбер наблюдал за действиями бывшего хозяина со смесью ужаса и восторга.
— Я тебя превращу в бактерию! — возопила девочка, посылая в потолок молнии и файерболы. — А-ай-а-а!..
Разъяренно сопя, Кулио крутанул Смерть и швырнул ее в багряную спираль портала. Вытер со лба пот, продолжительно хрюкнул, собирая харчу побольше, и со свистом плюнул вслед удаляющемуся телу.
Девчачий визг стих, и в приемной повисла тишина.
— Я… б-балдею… — выразительно проговорил Куклюмбер.
— А косички-то непростые, — вставил Степан.
Генагог, прихрамывая, доковылял до кровати Моха, присел и выдохнул:
— Много я повидал. И муки грешников, и битвы небес с преисподней, и ангелов, падающих прямо в котел… Но чтоб вот так вот Смерть за космы оттаскать… Об этом, точно говорю, книги напишут. И анекдоты будут сочинять.
Тетя Эмма лишь поморщилась, отходя от паралича, размяла кожистые крылья.
— Все восторги потом выразите, — распорядился Кулио, стаскивая с себя верхнюю часть скафандра. — Стёпа, не смотри ты на меня с такой любовью, я всего лишь выгадал минут пять форы. Сейчас мы с тобой отправимся в ад и вернем Мага Шу в строй. Это наш последний шанс загнать пигалицу обратно под печати!
— Да вас же там испепелят, — повертел лапой у виска Куклюмбер. — Мотать отсюда надо, пока фора есть!
Кулио пошел к нему, на ходу подбирая автомат и меняя рожок. Бобер в ужасе попятился от черной дырки в дуле.
— Э… э… я ничего такого не имел в виду… Я смел и храбр! Готов заколбасить все адовы легионы!
— Прятаться больше нет смысла, — категорически заявил Кулио, протягивая ошалевшему бобру оружие. — Вдуплил?
— Вдуплил, — кивнул тот. — Только ты в следующий раз стволом к себе подавай.
Степан проверил мухобойку и подтянул ремень на брюках. Энергия, хлеставшая из Кулио, чудесным образом передавалась окружающим, заставляя верить в свои силы, поднимая дух, открывая резервы, которые скрыты в каждом существе.
Генагог поднял свой трезубец, в последний раз потер ушибленное колено и с ожесточением пробормотал:
— Подумаешь, поперечное плоскокопытие… Я военник, между прочим, подделывал, чтобы в регулярную армию взяли!
— Я не знаю, бес, почему ты за нас, и выяснять мне некогда, — отрезал Кулио. — Тут останешься, горгульям поможешь.
— Без базара, — с готовностью согласился Генагог.
— Вводная такая, — подытожил Кулио. — За старшего остается тетя Эмма. Охраняйте портал. Чужого никого не пускайте.
— Но на тот свет попадают мертвыми, — сглотнул Степан, вспоминая свой прыжок со скалы. — Крайне неприятные ощущения…
— Сдается мне, через этот портал можно пройти на халяву, — сказал Кулио. — Хотя, подозреваю, будет некомфортно. Но я готов рискнуть. А ты, Стёпа?
Он посмотрел в глаза журналисту.
— Ты же знаешь ответ, Кулио, — улыбнулся Степан, превозмогая страх. — Кишки на турбину!
— Тогда на счет «три», — шеф повернулся к Куклюмберу: — Если чего, не поминай лихом! И… не дуйся за комбикорм.
— Ты того там, поаккуратней, — отозвался бобер, щелкая затвором «калаша».
В глазах у Кулио плясали черти.
В ушах у Степана ухал пульс.
— Готов? — спросил Кулио.
— Да!
— Тогда на счет «три»… А, это я уже говорил… Короче, пойдем, Стёпа, встряхнем уже этот гадючник! И свои потроха заодно. Помнишь? На турбину!
И он шагнул в портал, не закрывая глаз.
Журналист, вдохнув поглубже, нырнул следом.
Путешествие между мирами на этот раз больше походило на падение в глубокий колодец. Сначала они летели быстро, но постепенно падение начало замедляться. Света становилось всё меньше. Казалось, у этой бесконечной дыры нет дна.
Степан обратил внимание, как летящий рядом Кулио показывает ему пальцами знак «виктории». Журналист улыбнулся в ответ.
Через минуту тьма окончательно поглотила всё вокруг. Убаюкала разум, притупила чувства. Отделила от всего мира…
И падение прекратилось.