Братство Белого Ключа

ГЛАВА IX БРАТСТВО ПРИОБЩАЕТСЯ К СПОРТУ

рка увидел его, подходя к саду. Он лежал у стены на пыльной траве, повернувшись лицом к солнцу. Услышав Яркины шаги, он повернул голову, но, увидев лишь мальчишку, снова отвернулся. И Бонди заметил незнакомца, подходя к саду.

— Видел? — Бонди показал пальцем за стену.

Заметили его и Франтик, и Соучек со Штедрым. Братство не привыкло, чтобы возле его сада кто-нибудь дремал или грелся на солнышке.

— Этот человек, — решил Бонди, — хочет что-нибудь с собой сделать.

— Ты с ума сошел!

— А я подозреваю, что здесь что-то неладно. Всем он показался странным.

— Но мы не должны это допустить, — заявил Штедрый.

— А что ты можешь сделать? — возразил Франтик. — Ведь не пойдешь же ты к нему и не скажешь: «Простите, но если вы задумали что-нибудь сделать над собой, то, пожалуйста, пойдите куда-нибудь в другое место».

— А вот и скажу, — храбрился Штедрый.

И он действительно вышел за калитку, но через минуту вернулся обратно. Странный человек шел вместе с ним. Был он высокий, намного выше Копейско. Нос у него был немного приплюснут. Давно не бритый, ботинки сбиты, костюм поношен, а под пиджаком — дырявый свитер. Была ли рубашка, неизвестно. На вид он казался совсем молодым, только очень измученным.

— Он говорит, что свет ему не мил, — заявил Копейско.

— Жизнь у меня не такая, как у вас, ребятки. У вас у каждого дома отец с матерью, вы ходите в школу. О вас есть кому позаботиться.

Ребята молчали.

— Я вам расскажу, что со мной случилось. Я боксер. Профессионал. Средний вес. Чимера. Не знаете? Никогда обо мне не слышали? Ну, разумеется. Я не так-то уж известен, разве что в самом начале обо мне писали: «Способный борец среднего веса». Был я хороший столяр, но думал, что мое место на ринге, и бросил ремесло. Стал помощником в школе бокса пана Б. М. Клики. Не слышали? Бывший чемпион тяжелого веса. Время от времени мне перепадал какой-нибудь матч, и я верил, что достигну многого, что когда-нибудь стану чемпионом в среднем весе. У меня точный удар, хорошая техника, недурная работа ног, к тому же подвижность. Только одно было скверно: не хватало выносливости, потому что в школе нас только «щекотали». Там боксера не бьют, а только поглаживают мягкими перчатками, да и кто: престарелые любители спорта, мечтающие похудеть.

Итак, скажу вам, ребятки, вскоре выяснилось, что я как огня боюсь каждого сильного удара. А это очень плохо. Очень! И, когда в прошлом году меня два раза нокаутировали, пан Б. М. Клика сказал: «Брось-ка ты, парень, бокс, ты плохая реклама для моей школы». Это был конец.

Верно, я был хорошим столяром, и я сразу начал искать работу. Но сами знаете, не так-то это просто. Работал я лишь временами. Не думайте, что я бокс забросил. У меня много старых друзей, хороших ребят, я помогал им, был для них спарринг-партнером[8] и тренировался сам. Я хотел доказать Клике и другим, что не так уж я безнадежен. Но если человек по целым дням мотается, спит в старой, сырой мастерской вместе с двадцатью такими же ночлежниками, то силы у него как не бывало, дыхание теряется. И при первом же выступлении меня нокаутировал девятнадцатилетний паренек. Уже на четвертом раунде. Теперь ни один импресарио не выпускает меня на ринг. Со мной все кончено. В последнее время я дрался в цирке на Вршовицах. С каждым, кто пожелает, за десять крон. Желающих стояла целая очередь. Меня били все кто хотел, били, как тряпичную куклу. И все это только для того, чтобы не умереть с голоду. Но больше я туда не пойду. Хватит с меня бокса!

Что могло на это ответить Братство?

— Вы хорошие ребятки. Вон тот, — он показал на Копейско, — сказал мне, что, если я хочу что-нибудь с собой сделать, пусть иду в другое место. Дескать, здесь вы играете и я испорчу вам настроение. Не бойтесь! Я расхныкался только потому, что плохо переношу удары. Сейчас я отдохну и опять пойду искать работу. Я спортсмен и привык бороться до конца. Даже если получаю удары. — И он повернулся к выходу.

— Подождите, пан Чимера, — остановил его Ярка, — здесь рядом фабрика моего дядюшки. Может, у него найдется какая-нибудь работа для вас.

Ярка мигом вылетел из сада и бросился на фабрику. Через десять минут он вернулся.

— Ну как, ничего? — спросил его Чимера.

— Не спешите! — ответил Ярка. — Через неделю там станут делать ящики, и им понадобится столяр. Не меньше чем на три недели. А потом увидим. Пока дядя Ян посылает вам сто крон аванса. Оставьте ему свой адрес.

Чимера вскочил и так крепко обнял Ярку, что у того перехватило дыхание.

— Адрес, паренек? Откуда мне его взять? Сплю я где придется. Сейчас тепло — значит, прямо на земле. Но я буду сюда приходить каждый день. Ладно?

Копейско посмотрел на садовую беседку, потом на Ярку. Тот сразу понял — ребята понимали друг друга с первого взгляда. Поэтому Ярка от имени всех предложил пану Чимере — если он пожелает, конечно, — спать у них в беседке.

Боксер был счастлив:

— У меня сегодня удачный день. Сто крон, работа, крыша над головой и рядом такие славные ребята! Но теперь я пойду и куплю чего-нибудь поесть. Я страшно голоден.

Пока его не было, ребята вычистили старое одеяло, на котором спал медведь. Вернувшись с пакетиком еды, Чимера не знал, как и благодарить. Ребята еще немного посидели с ним, потолковали о спорте, главным образом о боксе, и больше всего — о встречах Чимеры на ринге; потом оставили ему ключ, рассказали, по какому сигналу он должен открывать калитку, и разошлись по домам.

Когда в среду ребята снова пришли в сад, они чувствовали себя как-то неловко. Словно сад перестал им принадлежать с тех пор, как там поселился гость. А Чимера был очень вежливым гостем. Он открыл калитку по первому сигналу. Ого! Это был совсем другой человек: подтянутый, побритый, мускулы так и играли.

— Я уж думал, что буду здесь целый день в одиночестве. Ну, проходите!

А в саду… В саду была проложена ровная, в форме эллипса, дорожка метра два шириной, посыпанная песком. Правда, при этом жертвой пали кусты малины и крапивы. Но что поделаешь…

— Удивляетесь? Я подумал: ведь у ребят нет даже беговой дорожки! А вдруг им, бедняжкам, придет в голову потренироваться в беге? Лопату, тачку и мотыгу я нашел. (Да, ведь Братство так и забыло возвратить их после раскопки тайного хода.) Вон там я взял песок. Дорожка как раз на четыреста метров. А ну-ка, пробежим стометровку.

Они пробежали стометровку. Но первым оказался не Чимера, а пинчер Отто. Копейско, как самый сильный, побежал с Чимерой и на четыреста метров. Потом ребята бегали одни, а Чимера только руководил.

— Теперь хватит, а то выдохнетесь. Потом еще разок пробежите стометровку.

Да, это был совсем другой Чимера. На улице он разыскал какие-то жестянки, за беседкой сложил из кирпича печурку и вскипятил ребятам чай.

— А знаете, что я сделаю завтра? Выберу местечко и разобью площадку для ринга. А вдруг вам захочется потренироваться в боксе?

И не успели они разойтись по домам, как уже были с Чимерой на «ты». Ведь побрившись, Чимера казался не намного старше их. Разве только повыше.

Через день он показал им свой ринг. А потом принес от старого товарища свои боксерские перчатки — нет, он их не продаст, даже если бы пришлось умереть с голоду, — и еще две пары он взял в долг; эти были похуже, зашитые и потрепанные. Впрочем, для того, кто по-настоящему хочет стать боксером, это не имеет значения.

А ребята хотели стать боксерами — об этом теперь мечтало все Братство. Даже такие коротышки, как Соучек и Бонди. Для начала каждый провел два раунда по три минуты. И вот тут-то в характере Чимеры сразу стал виден один недостаток. Как только он надел перчатки, его будто подменили. Он хорошо знал, что против него борются ребята, и все-таки он не щадил их. Он осыпал их градом ударов, как взрослых. Конечно, они были настоящие мужчины и всё бы стерпели, но Чимера еще насмехался и издевался над ними. Он смеялся до упаду, когда Бонди после его удара долго не мог подняться с земли. Легкой победой над ребятами Чимера словно вознаграждал себя за все былые поражения и возвращал ребятам все удары, которые раньше пригвождали его к земле.

Но вот он снял перчатки и снова стал хорошим, добрым малым. Он поправлял Бонди, показывал, как брать старт, и обещал сделать из него настоящего бегуна. Да, лучше бы он вовсе не надевал перчаток.

— Давайте бросим бокс и будем только бегать, — предложил Бонди.

И Соучек его усердно поддержал. Но остальные решили, что бокс бросать не к чему.

Ярка на минуту задумался, а потом сказал:

— Лучше всего отплатить ему той же монетой.

— Попробуй отплати, когда ты слабее, — возразил Соучек.

Ярка поднял с земли два голыша, которые только-только умещались на ладони:

— Спрячем камни в перчатки, тогда он сразу почувствует нашу силу.

— Ну, это было бы жестоко, — возразил Штедрый.

— А он, по-вашему, не жестокий? — защищался Ярка. — Он должен дать нам фору, мы слабее и меньше, а он на это не смотрит. Ну и ладно, пусть это жестокость, и так уже мы превратились в какое-то благотворительное общество. Разыскиваем пропавших собак, возимся с какими-то медведями и вообще совершаем одни только благородные поступки. Надоело!

Штедрый кивнул головой.

Теперь взял слово Франтик:

— На тренировках он должен бегать с каждым. Ты, Копейско, погоняй-ка его разочка два на четыреста метров. Ты выдержишь. Потом пусть разок пробежит с нашей эстафетой. Когда мы его немного загоняем, пусть проведет с каждым по два раунда бокса. Конечно, у нас будут в перчатках камни. И уговорим его, что он способен драться сразу с двоими из нас, так что в конце преподнесем ему еще парочку раундов сразу против двух. Увидите, он сразу станет шелковый.

— Здесь я вам не товарищ, — возразил вдруг Бонди, — это нечестно.

— А честно, если такой великан смеется над тобой, когда ты валяешься на земле? Он не имеет права смеяться. И вообще, член ты Братства или нет?

Эти слова решили всё. Назавтра Чимера пробежал с каждым в отдельности, да еще целую эстафету в придачу. Перед боксом он не выдержал и присел передохнуть. Конечно, с голышами в перчатках дело пошло совсем по-иному. Особенно когда Чимера дрался сразу с двумя: ему здорово досталось и по корпусу и по лицу. Чимера стискивал зубы, пыхтел, сопел.

— Видите, какой я чувствительный, — сказал он, чтобы как-нибудь оправдаться. — А вы, братцы, со вчерашнего дня кое-чему научились. У вас уже неплохие удары. Ну, если Чимера кого-нибудь тренирует…

Последним вступил на ринг Бонди; и он почувствовал, что сегодня все не так, как вчера. Удары Чимеры были вялыми, а он, Бонди, махал кулаками все яростнее и все крепче стискивал в перчатке камень. Наконец Чимера опустился на землю и начал поглаживать себе живот, плечи и подбородок.

Так продолжалось изо дня в день. Учеба может подождать, если надо бегать, боксировать и укрощать Чимеру. Ребята опять приходили в сад каждый день, не обращая внимания ни на синяки, ни на распухшие носы.

— Боже мой, этот футбол слишком жестокий вид спорта, — причитала над Колобком маменька и прикладывала ему компресс на очередной синяк. — Мяч — и так изуродовал!

Колобок смеялся в душе. Если бы только маменька знала, какая у него сильная левая! Это сказал ему сегодня Чимера.

А как было весело возвращаться с тренировок и рассказывать друг другу, как они опять проучили Чимеру! Впрочем, с каждым днем это становилось труднее. Чимера теперь уже редко хватался за живот, не сопел и не стискивал зубы. Чимера привык. Тогда ребята придумали еще кое-что. Копейско где-то разыскал подкову и сунул ее в правую перчатку. Эту рукавицу он потом одолжил Бонди на его последний раунд.

— Ну и задали же вы мне жару! — говорил Чимера в конце тренировки, когда ребята после двенадцати раундов заставили его еще попрыгать через веревочку (этой цели служила бельевая веревка пани Копейсковой).

В это время Чимера уже работал столяром и делал ящики. Три кроны за ящик. Он рассчитал, что с утра до трех часов дня успеет сколотить десять прекрасных, чистеньких ящичков, они пришлись бы по вкусу любому упаковщику. И только потом он мог уделять время своим озорникам.

Чимера гордился новыми друзьями, хотя по-прежнему не щадил их. Своему старому приятелю по рингу Колде он нередко хвастался:

— Приходи, посмотришь мою школу. Мои парни бегают стометровку за тринадцать с половиной секунд, а один делает четыреста метров за пятьдесят восемь, а может, и меньше — мы отсчитываем время по обычным часам. Талант, приятель!

О боксе он не говорил. Разве можно говорить о боксе с Колдой, который занимал третье или четвертое место в республике среди боксеров среднего веса и был хорошо оплачиваемым тренером «Виктория-Жижков»[9]. Но по просьбе старого товарища Колда все-таки пришел. Впрочем, любой футбольной команде нужны хорошие бегуны. Даже если они еще очень молоды. И Братство показало себя в полном блеске. О пане Колде они знали не только от Чимеры, но и из спортивных газет, которыми теперь был завален весь стол в беседке. Колда был сильнейшим бойцом с резким ударом.

— Знаешь, Чимера, — сказал Колда, пряча секундомер, — вон тот длинный пробежал свои четыреста метров за пятьдесят семь с половиной секунд. Это неплохо и для взрослого. А стометровку — просто сказочно! Ну и малыши! Даже тот… ага… Франтик, пробежал ее за чистых двенадцать. Кто хочет, может навестить меня в воскресенье на Викторке. Наша юношеская команда нуждается в хорошем центре нападения.

— Может быть, пан Колда будет так любезен и покажет нам с Чимерой хоть один раунд бокса? — попросил Колду Ярка.

— Нам бы очень хотелось увидеть настоящий бокс.

— Нет, нет, — отмахивался Чимера.

Зато Колда охотно согласился. Один раунд с такой бездарностью, как Чимера, был для него игрушкой. Напротив, пусть ребята посмотрят. Чимера стал слишком заносчив, даже если он и тренирует. И бедняге Чимере ничего не оставалось, как натянуть перчатки. Хорошо еще, что Копейско успел вытряхнуть из своих перчаток подкову и голыши, пока пан Колда снимал пиджак и рубашку.

Так Братство увидело раунд настоящего бокса. Ближний бой, бой на дистанции, удар снизу, прямой удар в подбородок — все, о чем рассказывал им Чимера, теперь они увидели собственными глазами. Ребята не могли вымолвить ни слова. Но пан Колда поднял руку, не дожидаясь конца раунда, и сказал:

— Ну, хватит. Я что-то сегодня не в форме. Но ты, Чимера, держался молодцом. Я сказал бы… но это, конечно, потому, что я сегодня не в своей тарелке. Где ты тренируешься?

— Разве я тренируюсь? Я ведь столярничаю, — ответил Чимера.

Колда много не говорил, вернее почти ничего не сказал и вскоре ушел. Зато Чимера, едва Колда скрылся за калиткой, крикнул Братству:

— Ребята, давайте-ка!..

И дал каждому два трехминутных раунда. Сегодня он был с ними не так резок, даже напротив, все время шутил, и, когда Бонди удавался какой-нибудь удар, Чимера превозносил его до небес. Подкова и голыши были опять в перчатках. Чувствовалось, что с Чимерой произошла внезапная перемена.

На другой день в одиннадцать часов Чимера теребил шапку, стоя перед паном Кршикавой, который в этот момент завтракал.

— Я охотно верю, Чимера, что вы мечтаете вернуться на ринг. Но посудите сами — вряд ли публика захочет смотреть на вас. И к тому же вы, наверное, не прочь получить две сотни за один раунд, в котором вас положат на обе лопатки?

Пан Кршикава был толстенький господин с коротенькими ножками, но превосходный спортсмен. Так, по крайней мере, он сам утверждал.

— Всякий хотел бы получить даром две сотни, я тоже.

— С меня довольно и одной, — скромно заметил Чимера.

— Гм! Итак, сотня? В конце концов, вы мне можете понадобиться. На будущей неделе у меня состоится матч на первенство: наш чемпион Джим Лапша против мексиканца Хуареса. Маленькая увертюра у меня уже есть: пара боксеров в весе пера, затем для поддержания серьезного настроения наш Джек Забейгол. Если он не откажется, вы можете пригодиться. Разумеется, вы не играете тут никакой роли: Джим Лапша и Хуарес обеспечивают полный сбор. Таким образом, если вас не пугает взбучка… Но аванс вы все равно не получите.

Чимера радостно сбежал по лестнице. Джек Забейгол очень подвижный боксер, и у него за плечами немало побед. Если закончить с ним игру вничью или проиграть с небольшим счетом, то можно восстановить, пожалуй, свою былую славу хорошего боксера. А это вполне возможно. Ведь только вчера (он не сказал об этом даже своим мальчуганам), если бы Колда не сдался, он уложил бы его в третьем раунде. Да что в третьем? Во втором. И Колда знал об этом. Ведь он, Чимера, перестал вообще чувствовать его удары, словно у него вместо кожи подошва.

После обеда Братство увидело нечто новое. Мешок, набитый песком и подвешенный на толстой веревке к толстому суку. Чимера нещадно молотил по мешку, потом подставлял под удары лицо и плечи. А после тренировки Чимера стал рассказывать Братству об обязанностях секундантов на ринге, какими приемами они массируют, и вообще всякое такое…

— Я обучил вас этому делу для того, — обратился он через неделю к ребятам, — чтобы вы завтра смогли мне помочь. Завтра у меня состоится встреча. Хорошо, если трое из вас пойдут со мной. У меня ведь никого нет, кроме вас. Полотенце и губку придется одолжить…

— Это принесу я, — сказал Колобок.

— …ведро для воды…

— Возьму мамино, все равно завтра лестницу не мыть, — вызвался Копейско.

— …и купальный халат…

— Попрошу у папы, — пообещал Ярка.

И, конечно, придут не трое, а все Братство в полном составе. Дома можно сказать, что они собрались в Национальный театр на оперу Дворжака «Якобинцы». Как раз в этот вечер в театре давали «Якобинцев».

Конечно, в зале оперного театра было пустовато, зато спортивный зал был битком набит зрителями; ни одного пустого местечка, кроме ринга, отделенного белыми канатами. Ребята сидели под рингом, на ступеньках и прямо на полу. Сюда их протащил потихоньку Чимера. Переполненный зал гудел, ребята сидели тише воды, ниже травы.

Но вот свет погас, над рингом вспыхнули лампы, прозвенел гонг (настоящий), и ребята стали напряженно следить за первой встречей глазами профессионалов. Наверху добросовестно тузили друг друга двое парней, но никто, кроме Братства, не обращал на них особого внимания. Все знали, что это «липа». А для Братства был важен перерыв между раундами: в эти минуты секунданты выполняли свои обязанности. Все было так, как говорил Чимера. Правда, он позабыл, что в перерыве боксеру льют прямо в рот содовую воду из бутылки.

Первая встреча закончилась победой одного из боксеров по очкам. Толстый господин, исполнявший обязанности судьи, поднял вверх его правую руку, зрители слегка похлопали, и с галерки послышался детский голосок:

— Пепик, иди сейчас же домой, а то тебе мама всыпет…

После чего победитель поспешно удалился с ринга. Потом половина Братства направилась в раздевалку за Чимерой. Колобок приготовил губку и полотенце, взятые у маменьки, а Копейско поставил ведро пани Копейсковой. Бонди куда-то исчез и вскоре вернулся с двумя бутылками содовой в руках. И в этот момент на ринге показался Чимера в купальном халате пана Кубата. Он завернулся в него почти два раза.

Зал не обратил никакого внимания на появление новичка. Зато, когда элегантный Джек Забейгол в зеленом с красными разводами халате пролез под канаты, зал встретил его восторженными аплодисментами. Удар гонга, и бой начался.

Джек Забейгол думал шутя выиграть у этого много раз битого неудачника и продемонстрировать всем свою элегантность, благодаря которой он стал любимцем публики.

Вначале казалось, что он может позволить себе это развлечение. Чимера растерялся. Наверное, ему никогда не выкарабкаться из своих старых поражений. Но тут он заметил, что там, внизу, сидит все Братство в полном составе; ребята тесно прижались друг к другу, каждый «держал кулак» на счастье. Они боролись вместе с ним. Вот тут-то и началось. «Коронный» удар Джека попал в перчатки Чимеры, следующий повис в воздухе. А Чимера нещадно молотил любимца публики.

Джек жадно хватал ртом воздух и пытался отдохнуть, повиснув на своем противнике. Но Чимера вошел во вкус. В зале наступила мертвая тишина. Все почувствовали, что это уже не «липа». На ринге шел настоящий бой. Аплодисменты в конце раунда прозвучали робко и неуверенно: зрители были поражены появлением нового боксера. Но вот зал разразился восторженными аплодисментами: на край ринга вдруг вскарабкались двое мальчуганов, Копейско и Бонди, третий — Колобок — забрался прямо на ринг, четверо других протянули ему наверх стул, полотенце и ведерко с водой, и все семеро принялись обмахивать, растирать, массировать своего боксера, а самый маленький совал ему в рот бутылку с водой.

Зал ревел от восторга, хлопал, хохотал и топал ногами, приветствуя этих заботливых, хладнокровных секундантов, мелькавших среди рослых боксеров. Нет, этого не опишешь! Даже секунданты Джека стали что-то настойчиво доказывать пану Кршикаве. Вероятно, они выражали протест против присутствия на ринге детей; они считали это нечестным в борьбе. Но Кршикава рассудительно указал им на кричащий и смеющийся зал. Он знал толк в бизнесе.

Ребята держались превосходно. Правда, Бонди вдруг стал лить воду прямо на живот Чимере, потому что в первом ряду среди зрителей сидел их преподаватель физкультуры. Это на мгновение выбило из колеи и Колобка. Он как-то внезапно утратил всякий интерес к ноге Чимеры, которую только что с таким азартом массировал. В эту минуту они готовы были провалиться сквозь землю. Но, к счастью, гонг освободил их от выполнения обязанностей.

Оба спрыгнули вниз; остальным ребятам было вообще не до учителя, так как бой на ринге возобновился.

Но это уже была не шутка. Джек Забейгол, потеряв весь свой лоск, изощрялся во всевозможных приемах, увертывался и даже позволил себе запрещенные удары. За это он был освистан галеркой, наверное впервые в жизни. Чимеру за каждый удар зрители награждали аплодисментами. Тоже впервые в жизни. И снова Братство выполняло свои обязанности секундантов. И опять под бурные овации всего зала. Правда, ребята на всякий случай не смотрели в ту сторону, где сидел учитель. К чести Джека надо признаться: первые два раунда он держался мужественно. Но в третьем Братство впервые увидело боксера, пролежавшего на земле целых семь секунд, а затем и целых десять. Судья объявил Чимеру победителем, ребята бросились к своему другу, и он пожимал протянутые через канат руки своими большущими перчатками. Потом он спустился вниз, сел среди своих ребят и уже оттуда стал принимать сыпавшиеся на него со всех сторон поздравления: от пана Кршикавы, от друзей, от двухметрового господина, которого он представил ребятам как Б. М. Клику.

— Слушай, Чимера, дружище, что с тобой случилось? Это было великолепно! — повторял без устали великан, хлопая Чимеру по спине.

Братство переживало незабываемые минуты.

После Чимеры на ринге выступали боксеры тяжелого веса, но теперь Братство смотрело не с таким интересом. Но вот наконец гвоздь программы.

Однако уже в последние минуты предыдущей схватки в зале поднялся какой-то переполох. К пану Кршикаве то и дело подбегали люди, пан Кршикава тоже убегал и снова возвращался. В перерыве каким-то образом стало известно, что мексиканец отказался выступать: он вырвался из рук и убежал из раздевалки. А может, это мошенничество? Может быть, мексиканец и не приезжал? Может, его вообще не существовало? Так переговаривались зрители. И, когда пан Кршикава поднялся на ринг и объявил, что мексиканскому чемпиону вдруг стало дурно и он упал в раздевалке, поднялся такой рев, какого ребята никогда не слышали, и такая брань, какую они никогда не должны слышать. В конце концов зрители сошлись на том, что это откровенное надувательство, и пусть им вернут деньги за билеты. Пан Кршикава, воспользовавшись минутной тишиной, попытался оправдаться: он, мол, уже послал за достойной заменой. Но это не помогло.

— Эх, если бы мне только позволили бороться с ним…

Джек Забейгол — это пустяки: подумаешь, два раунда!

Я даже не почувствовал, — вздохнул Чимера.

— Разумеется, с нашей помощью ты и четырнадцать раундов продержался бы, — подтвердил Ярка.

— У меня еще осталась целая бутылка содовой. Жаль, пропадет даром, — вздохнул Бонди.

— А ты скажи, что хочешь еще подраться, — убеждал Чимеру Штедрый.

— Ну где уж мне! Ведь Джим Лапша — чемпион республики. Меня просто осмеют. А много бы я дал, лишь бы попробовать.

И вдруг Колобок вскочил, перелез через канат прямо к пану Кршикаве и сообщил ему о предложении Чимеры. Пан Кршикава бесцеремонно оттолкнул Колобка в сторону. Но тут со всех сторон послышались возгласы: «Что нужно этому мальчишке?» Колобок увидел, что даже их учитель физкультуры стоит в первом ряду и кричит: «Что нужно этому мальчишке?» И тут Колобок поднял вверх руку, как это делал пан Кршикава, когда хотел что-нибудь сказать, и, когда зал затих, он закричал изо всех сил:

— Мой друг пан Чимера вызывает чемпиона республики!

Весь зал восторженно выразил свое согласие. Целых десять минут пришлось Кршикаве уговаривать импресарио чемпиона, прежде чем тот дал согласие на встречу своего подопечного с этим «абсолютным нулем» Чимерой. Джим Лапша согласился: он уже получил свою долю из общего сбора и возвращать деньги ему вовсе не хотелось. Сошлись на восьми раундах товарищеской встречи.

Это было восемь чудесных раундов, в течение которых Братство семь раз оказывало в перерывах помощь своему другу. Они ухаживали за ним безупречно и даже не упали в обморок, когда после третьего раунда Чимера стал плеваться кровью, а после шестого у него вдруг начал чудовищно распухать глаз. В конце концов от глаза все-таки осталась узенькая щелка.

Но это еще не все: Братство подбадривало Чимеру, советовало, каким приемом лучше уложить противника, а Бонди не спускал глаз с судей и следил, чтобы они не сбивались со счета. Но они не сбивались. Правда, сначала Чимера опять дрался робко и неуверенно. Казалось, это будет легкая победа для Джима. Но в третьем раунде Чимера, не пошатнувшись, выдержал удар в подбородок, способный сбить с ног любого противника. И тут силы Джима пошли на убыль. После четвертого раунда он растерял весь свой воинственный пыл, и Чимера вышел вперед по очкам. Правда, в начале шестого раунда глазу Чимеры крепко досталось от левой руки противника, но это был последний сильный удар. В седьмом раунде Джим Лапша, казалось, спал стоя, а в восьмом — впервые в жизни — почти три секунды пролежал на земле.

Нет, мексиканец даже наполовину не был так интересен, как этот новый, никому не известный боксер. Зрители были в полном восторге. Не каждый раз удается присутствовать при рождении новой звезды бокса! А чего стоит одна эта мелюзга, которая вертится там вокруг боксера! Великолепное зрелище! Чимера чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, когда судьи объявили борьбу «ничьей». (Извините, но безызвестный боксер — и чемпион республики!!) Зрители встретили решение криками и свистом. Чимера бросился в объятия своих мальчишек, выскочивших на ринг, схватил на руки, как маленьких, Соучека и Бонди и стал носить их по рингу, раскланиваясь во все стороны.

— А теперь я провожу вас домой, а то уже поздно, — сказал он.

И проводил каждого до дому. А перед уходом дал обещание пану Кршикаве посетить его завтра в десять, пану Клике — в одиннадцать и еще какому-то незнакомому господину — в девять в кафе «Золотой гусь», а до этих пор не подписывать никаких контрактов. Проводив Братство на Винограды, он отправился спать в свою беседку.

— Ну как? — спросила маменька своего Колобка, когда он вернулся домой.

— Чудесно, мамочка, просто замечательно! Необыкновенный успех! — пробормотал сонно Колобок и юркнул в постель.

А ночью он кричал во сне: «Всыпь ему! А ну еще! Молодец!»

Услышав эти возгласы, маменька вздохнула:

— Как странно воздействует искусство на детское сердце!

На уроке физкультуры все обошлось благополучно. Учитель сначала с интересом расспрашивал о новом знаменитом боксере, а потом прочитал наставление о вредном влияния на детский организм ночных бодрствований. Потом им пришлось продемонстрировать перед целым классом свое умение прыгать через веревочку. А потом… Удивительно, чего только не случается в школе! Да, в каком-то шкафу нашлось несколько пар перчаток («Слишком мягкие, настоящая перина», — заявил Бонди), и Ярка со Штедрым провели на виду у всего класса один раунд. Пан учитель добавил к нему лекцию о правильном дыхании.

После обеда Чимера подготовил им приятный сюрприз. Он держал в руках палку, а на ней были нанизаны, как баранки, четырнадцать новеньких блестящих боксерских перчаток — каждому по паре.

— Вот вам мой подарок, ребята! Сегодня я получил две тысячи на руки. Но это еще не все. У меня теперь появился импресарио. Он заставит меня тренироваться по всем правилам. Мы с ним отправимся в Шумаву, к большому озеру.

Будем спать в палатках, а весной мне предстоит борьба за первенство. Конечно, пока только республики. А знаете, почему я стал таким сильным и выносливым? Потому что спал на свежем воздухе. Это исправило мое дыхание и укрепило мускулы. А поэтому я вчера мог за один вечер расправиться с двумя боксерами. И вот пожалуйста, без всякой тренировки. А теперь я четверть года проведу на воздухе и буду тренироваться с настоящими профессиональными партнерами. Ну, не хнычьте, разве не чудесно, если ваш друг станет чемпионом мира! Или вы не хотите этого? Тем более, что скоро каникулы и вам надо кое-что подогнать в школе. Не думайте, мне известно, что Ярка схватил кол по истории, Колобка чуть не исключили из школы за двойку по чешскому языку, а Соучек плавает по математике. Теперь вам надо войти в форму. И обязательно спите при открытых окнах. В сентябре я вернусь в Прагу, и мы во что бы то ни стало хоть раз в неделю будем продолжать тренировки. Попались ко мне в руки — теперь я вас не выпущу.

Разговаривая, Чимера собирал свои пожитки: котелок, журналы и перчатки, которые он одолжил для Братства. Неожиданно из перчаток что-то выпало. Подкова и голыш. Чимера взглянул на ребят. Они покраснели и потупились.

— Так вот оно что! Ох, мучители!

— Мы сделали это по справедливости, — отозвался Бонди. — Ведь ты нас тоже не щадил!

— Ну конечно, — засмеялся Чимера. — А к осени вы бы меня били кирпичами? Ох, озорники!

Он поднял подкову, погладил себя по подбородку и ощупал ладонью ребра, точно вспоминая о кое-каких ударах.

— Я ее прихвачу с собой. Ведь она принесла мне счастье!