Двигаясь вдоль ручья, мы подъехали к ложбине. Она густо поросла деревьями, и мы не могли со стороны определить её глубину, ширину и протяжённость. Мы находились в дороге уже почти три часа. В небе показалось солнце, но его ослепляющие лучи совсем не согревали. Резкие тени, полные пронизывающего холода, были гораздо честнее.
Всю дорогу я раздумывал над таинственным замечанием, которое, садясь на коня, бросил Майкрофт Холмс, что у Макмиллана нет Соглашения. Значило ли это, что у него никогда его и не было, а сам он являлся приманкой для злоумышленников? Или же Соглашение было похищено раньше его самого? Если так, то когда и кем? Если у него не было Соглашения, зачем Братству понадобилось его похищать? И самый неприятный из всех вопросов: что они намереваются сделать с ним, обнаружив, что у него нет того, ради чего затевалась охота? Как бы ни была мне неприятна персона Макмиллана, я не пожелал бы ему испытать на себе гнев Братства, будь он даже закоренелым преступником.
— Замок где-то за этими деревьями, — сказал Майкрофт Холмс и, натянув поводья, остановил лошадь. — Остаток пути лучше пройти пешком. И настроиться на неприятности.
— Но это миля пути, если не больше, — удивился Гийом, подъехав почти вплотную к Холмсу. — Почему бы не подобраться поближе?
— Потому что они обязательно должны следить за окрестностями. У них Макмиллан, и они ожидают, что кто-нибудь станет его разыскивать. — Холмс направился к опушке густой рощи. — И у них есть ещё преимущество: они находятся под прикрытием.
— Но ведь мы не станем лезть им на глаза… — попытался возразить Гийом.
— Не стоит считать их дураками, дружище, — прервал его Холмс, — они хитры, и вам это должно быть известно лучше, чем мне. Они алчные и злобные люди, ради собственных целей готовые разрушить мир и уничтожить миллионы людей.
— Да, — с глубоким чувством произнесла Пенелопа, — и мы не можем этого допустить. Гийом, мистер Холмс прав. Нам не следует рисковать сверх необходимого. — Она соскользнула наземь, твёрдо держа поводья в руке. — Где мы можем спрятать лошадей, чтобы их не было видно?
— Мне кажется, что мы могли бы оставить их у священника деревенской церкви, мы проехали мимо неё полчаса назад, — предложил Холмс. — Ни один христианин, независимо от вероисповедания, никогда не станет поддерживать Братство.
Несколько секунд все поражённо молчали, обдумывая последние слова. Затем я, выразив общее мнение, пробормотал:
— А ведь верно, — и с чувством облегчения повернул коня.
Пенелопа Хелспай вновь забралась в седло и пустила лошадь рысью.
— Уже скоро полдень. Нужно торопиться, если мы не хотим попасть в этот замок ночью. Вы ведь уже знакомы с их ритуалами. Так что лучше будет успеть засветло.
— Потому что они призывают на помощь силы тьмы, — пояснил Гийом. — Они используют худшее…
Тут мы въехали в небольшую деревушку, и Холмс знаком призвал его к молчанию.
— Не здесь. У людей есть уши, а кто-нибудь, возможно, понимает по-английски.
Кюре маленькой католической церкви охотно согласился позаботиться о наших лошадях за небольшое пожертвование в пользу прихода. Он также дал головку сыра и два каравая хлеба, не забыв благословить пищу, перед тем как вручить её нам.
— Если мы не вернёмся до полуночи, не сочтите за труд послать телеграмму по этому адресу, — добавил Холмс, когда мы собрались уходить. Он дал священнику сложенную записку, несколько франков, и мы зашагали к околице, направляясь в сторону замка фон Метца.
Через полчаса быстрой ходьбы мы свернули с дороги и двинулись вдоль ручья. Несмотря на то что мы продолжали идти довольно быстро, со стороны нас вполне можно было принять не за путников, стремящихся скорее достичь определённой цели, а за туристов, беззаботно любующихся осенними пейзажами. Как и подобает путешественникам, в полдень мы перекусили хлебом и сыром.
— Вон за той рощицей поворот к замку, — показал рукой Майкрофт Холмс, когда мы пересекали небольшой лужок. — Держитесь ближе к западному краю рощи, так мы будем под прикрытием деревьев, и если сейчас за нами кто-то следит, он не сможет сразу определить, куда мы направились.
— Вы по-прежнему уверены, что, несмотря на все предосторожности, за нами следят? — спросил я. У меня саднили стёртые от двухдневной скачки бёдра и колени; голова раскалывалась, хотя накануне удалось крепко проспать полночи.
— А вы сомневаетесь в этом? — удивился Холмс. — Если не верите мне, спросите этих двоих. — Он кивнул в сторону Пенелопы и Гийома. — Убийцам свойственно обострённо чувствовать такие вещи.
Пенелопу задело слово «убийцы».
— Мы убиваем только наших врагов, — возразила она, — только тех членов Братства, которые своими действиями угрожают безопасности и благополучию миллионов людей.
— Да, — сразу же спокойно согласился Холмс. — Ваши цели прекрасны. Но ваши жертвы тем не менее мертвы. — Он улыбнулся девушке. На его лице не было и следа осуждения.
— А разве вы не похожи на нас? Всё отличие в том, что вы не сами нажимаете на курок, а предоставляете делать это своим помощникам? — резко спросила она.
— Да, похож. — Он сказал это настолько просто, что я сразу поверил в искренность его признания. — И хотя бы поэтому я благодарен вам за то, что вы сохранили для меня жизнь Гатри. Его гибель стала бы большой потерей для меня.
Теперь мы находились под густым покровом леса и, по знаку Холмса разойдясь друг от друга на несколько ярдов, осторожно направились в глубь ложбины, где должен был находиться замок. Холмс жестами напомнил нам об осторожности. Мы внимательно смотрели на деревья и под ноги, чтобы не попасть в какую-нибудь западню или не зацепить верёвку, которая могла бы привести в действие сигнальное устройство или самострел.
Внимательно озираясь по сторонам, я в то же время непрерывно ощущал неловкость из-за своего заблуждения относительно Пенелопы Хелспай. Это ощущение возникло у меня после фразы Майкрофта Холмса о том, что Пенелопа садилась в поезд с намерением убить меня. Да и она сама прямо призналась в этом, но как могло получиться, что это было совершенно ясно всем, кроме меня? И отказалась ли она от этой мысли после вмешательства в игру Майкрофта Холмса? Эти бесплодные размышления были прерваны ужасным захлёбывающимся криком, который раздался слева от меня. Резко обернувшись, я увидел, что Гийом оседает на землю. В груди у него торчала короткая стрела, не больше тех, которыми играют в дротики в английских пабах.
Перед моим мысленным взором сразу же со всей отчётливостью возник образ другого человека, поражённого такой же маленькой стрелой или дротиком, того, который нашёл свою смерть на краю пропасти в Люксембурге. Тому стрела попала в шею. Неужели тогда мне на помощь пришли люди из Братства, считавшие, что я работаю на них? А как они поступят теперь, узнав, что это не так? Мне стоило большого усилия подавить в себе страх при мысли, что такая же стрела вот-вот вонзится в меня.
Холмс резко поднял руку, и мы замерли. Его жест моментально вернул меня из Люксембурга, где несколько дней назад мне пришлось защищать свою жизнь, во французский осенний лес. А Холмс взмахом руки приказал нам осторожно отступить к зарослям боярышника. Я повиновался, хотя меня обуревало желание броситься бежать из этого зловещего места, с треском ломая кусты.
Мы ждали, укрывшись в колючих зарослях, и вскоре услышали приближающиеся шаги двух человек. Один из них был обут в сапоги со шпорами, которые негромко позвякивали даже на мокрой густо усыпанной опавшими листьями земле. По этим звукам я, не поднимая головы, догадался, что в нескольких футах от меня, склонившись над Гийомом, стоит герр Дортмундер.
— Несите его в замок, — приказал Дортмундер. — Может быть, обыскав его, мы найдём что-нибудь полезное.
— Вы думаете, он был один? — спросил его спутник.
— Вероятно, нет. Но, скорее всего, если у них есть хоть капля здравого смысла, они уже убрались подальше отсюда. — Он мерзко захихикал и повернул назад.
— Не двигайтесь, — неслышно прошептал Холмс, — не двигайтесь. Ждите.
Пенелопа, ошеломлённая, застыв на месте, смотрела на происходящее остекленевшим взглядом, который так часто возникает у людей при неожиданном соприкосновении со смертью. Хотя на её совести, вероятно, было не одно убийство, но ей, видимо, не приходилось присутствовать при гибели человека, с которым она долго общалась и к которому, возможно, даже испытывала какую-то привязанность. Я сочувствовал ей, но вместе с тем меня возмутила её готовность рисковать жизнями всех нас, в то время как она сама ещё не научилась спокойно смотреть в лицо смерти.
Она, видимо, уловила мой взгляд и обернулась с таким видом, будто искала у меня сочувствия. Я отвёл глаза.
— Часовой ушёл, — негромко сказал Майкрофт Холмс.
— Часовой? — переспросил я, вновь почувствовав себя дураком.
— Парень, сидевший на дереве, — пояснил Холмс, указывая на большой дуб поблизости. — Его оставили, чтобы посмотреть, не появится ли кто-нибудь ещё. Похоже, он поверил, что мы ушли. — Он плотнее завернулся в пальто. — Пойдёмте. Нужно действовать быстро. Теперь они начеку.
Я попытался выбраться из чащобы, не повредив одежды, и почти преуспел в этом. Лишь один клок всё-таки зацепился за длинный шип и оторвался.
— Если они обнаружат этот лоскут, то можете считать, что всё пропало. Мы скорее остались бы незамеченными, если бы шли с зажжёнными факелами и гремели в литавры, — остановил меня Холмс. — Немедленно уберите это.
Я, не раздумывая, повиновался и лишь после того как убедился, что на кустах не осталось ни ниточки, последовал за Холмсом и Пенелопой. Мы пробирались сквозь чащу, стараясь держаться в стороне от двух узеньких тропинок, которые обнаружили по пути, и перебегая от куста к кусту, чтобы не оставаться на открытом пространстве. Было очень холодно, и не лесная тень была тому виною.
В конце концов я увидел впереди каменные стены старинной башни, приземистого мрачного укрепления, воздвигнутого во времена царствования Фридриха II Гогенштауфена, когда германское королевство простиралось от Вердена на западе до Бреслау на востоке. Это был ослепительно яркий период истории, но сейчас вид этого сооружения наполнил меня страхом. Я ничего не мог поделать с собой и всё время думал о штурмовавших свежевозведенные стены полчищах закованных в железо ратников, ощущая себя одним из них.
— Полагаю, рассчитывать на то, что перед нами откроют калитку, будет слишком наивно, — задумчиво сказал Холмс.
— Только не здесь. Это не просто замок, а чисто боевое укрепление, — понизив голос, сообщила Пенелопа Хелспай. — Но в таком случае что же нам делать?
— Вы уверены, что Макмиллана доставили сюда? — Я не смог удержаться, чтобы не задать этот вопрос.
— Мой мальчик, — несмотря на то, что Холмс говорил шёпотом, его слова звучали отчётливо и ясно, — это одна из тех цитаделей, что принадлежат Братству; я рассказывал вам о них. В одной из них, в Баварии, вам уже довелось побывать. Сейчас, когда немецкая полиция разыскивает Макмиллана, возвращаться туда было бы для бандитов величайшей глупостью. У них есть ещё опорные пункты в Австрии, близ Зальцбурга, и на Балканах, недалеко от Загреба. Но этот замок сейчас устраивает их больше всего. У них просто нет другого места, где они были бы в состоянии быстро спрятать Макмиллана.
— Ясно, — согласился я. — Я лишь подумал, что они могли отвезти его куда-нибудь ещё.
— Они не догадываются, что нам известно это место, — напомнил Холмс, вытаскивая пистолет из кармана. — Хорошо было бы разжиться одним из их арбалетов; пистолет всё-таки слишком шумная вещь. Надеюсь, попав внутрь, мы сможем обзавестись этим оружием. — Он кивнул в сторону башни; — Если мы обойдём её сзади, то, наверно, сможем найти подходящую лазейку.
Пенелопа Хелспай подняла свой ридикюль.
— У меня здесь револьвер, — сообщила она, — и моток проволоки. — Она была бледна, но держалась спокойно, приняв смерть Гийома со стойкостью профессионала. Это спокойствие сказало мне о её опыте гораздо больше, чем любые слова о ненависти к Братству.
— Прекрасно, — одобрил Холмс и, снова жестом призвав нас к молчанию, кивнул на окружавший нас густой кустарник. — Нужно выбраться отсюда, кусты слишком громко шуршат, — предупредил он почти неслышным шёпотом.
И мы продолжали путь вдоль стены, прячась в тени деревьев и избегая цепких кустарников, которые громким шорохом и треском могли выдать наше движение. Это ужасно нервировало. Делая очередной шаг, я каждую секунду ожидал, что в моё тело вонзится короткая оперённая стрела. Но, по крайней мере, мне не угрожало падение в пропасть.
В конце концов мы оказались в тылу строения, на узком крутом склоне, заросшем ежевикой, сливавшейся ниже с лесным кустарником. Пробираясь по склону, все мы очень скоро были облеплены колючками этого ягодного кустарника.
— Именно на это я и надеялся, — прошептал Майкрофт Холмс, указывая на загончик, в котором копошилось с полдюжины свиней. — Где кухня, там обязательно будет и дверь. — Он улыбнулся Пенелопе и мне, взмахнул рукой, и мы двинулись вперёд.
Одна из свиней дружелюбно захрюкала при нашем приближении, видимо подумав, что мы принесли корм. Это было крупное животное, весом не менее двухсот фунтов; маленькие глазки светились хитростью.
— А вот и вход, — негромко сказал Холмс, указывая на полуоткрытую узкую дверь, за которой виднелась безлюдная на первый взгляд не то пекарня, не то маслобойня. — Нужно соблюдать предельную осторожность. Уверен, что они ожидают от нас попытки проникнуть внутрь.
Но не успели мы сдвинуться с места, как дверь старинной пекарни распахнулась полностью и на пороге появился герр Дортмундер в сопровождении двоих мужчин в тёмной одежде.
— Он лжёт. Ему известно, где находится Соглашение. Поторопитесь, фон Метер и, кстати, скажите ему, что иначе нам придётся снова остановить поезд, чтобы привезти сюда его оставшийся багаж.
— Он не перенесёт ещё одного длительного допроса, — сказал один из подчинённых Дортмундера с белокурыми волосами. Я заметил, что рукава и грудь его мундира покрыты тёмными пятнами. — Если он снова потеряет сознание, то боюсь даже предположить, через сколько времени он придёт в себя.
— Дайте ему нашатырный спирт, — велел Дортмундер и, резко повернувшись, скрылся в кухонной двери. Его огромные шпоры громко звенели на каменном полу.
— Вы думаете, что они держат Макмиллана здесь? — шёпотом спросил я Холмса.
— Или держат здесь, или хотят, чтобы мы так считали, — так же чуть слышно ответила Пенелопа.
— Вы совершенно правы, — похвалил Холмс. — И нам предстоит выяснить, как на самом деле обстоят дела. Хотя мне кажется, что они допустили распространённую ошибку и охраняют только главные подходы к башне, позабыв о тыле, поскольку уверены, что сюда никто не сможет пробраться. Я не ожидал от бандитов подобной наивности. Но всё же лучше не тешить себя надеждой, что они пребывают в безмятежности. У них тело Гийома, и они знают, что он был не один, и это должно навести их на мысль о нашем неожиданном визите. — Он нахмурился. — Если Макмиллан сильно избит, то вытащить его отсюда будет нелёгким делом. — Тут он с трудом сдержал кашель. — Но сначала нужно установить, действительно ли Макмиллан находится здесь.
— Я пойду, — сказал я, испытывая жгучую ненависть к самому себе за то, что вызвался идти в разведку.
— Они знают вас в лицо, — возразил Холмс, покачав головой. — А вы, мисс Хелспай, в вашем платье не сможете лазить по крышам. — Он прищурился, глядя в небо. — Так что, получается, это моё дело. К тому же мою фигуру не спрячешь за деревьями. Лучше я буду действовать. — В его глазах блеснуло мрачное удовольствие. Он жестом велел нам лечь на землю у самого подножия двух больших вязов. — Здесь вы будете хорошо укрыты. Если я попадусь им, сразу же уходите. Спасти меня вы не сможете, а только понапрасну погубите свои жизни.
Я кивнул, хотя у меня и в мыслях не было исполнять этот приказ. Зная, какая участь ждёт его в случае неудачи, я даже на мгновение не мог подумать бросить его одного перед лицом такой опасности. И, глядя вслед Майкрофту Холмсу, перебегавшему через лужайку к крошечному огородику, я пытался решить, как спасти его от этих людей, внушавших ужас уже одним фактом своего существования.
— Ну и что вы об этом думаете? — шёпотом спросил я Пенелопу, когда истекли две бесконечно долгие минуты.
— Думаю, что мы все погибнем, — с удивительным спокойствием ответила она.
— Помилуй Бог, леди! — беззвучно воскликнул я.
— Но если это поможет остановить Братство, то за это стоит отдать жизнь. — Выражение её лица было столь безмятежно, что мне тоже стало спокойнее. — Этот оплот зла имеет длинную историю, и каждое следующее событие в ней отвратительнее предыдущего. Если никто не выступит против них, то они смогут и дальше неспешно накапливать силы. И со временем осуществится их главная мечта: завладеть всем миром, поскольку никто уже не будет способен отказать им в чём бы то ни было. — Её глаза сверкали фанатичным блеском. — Ну а я не собираюсь спокойно ожидать их триумфа.
— Но если они так сильны, то какой смысл от того, что мы втроём попытаемся преградить им дорогу?
— Смысл в том, что если сейчас на это решились трое, то через некоторое время может найтись уже шестеро смельчаков, а потом и двенадцать. Если же против них не выступит никто, значит, они действительно являются хозяевами Европы. И всё, что мы сделали, погибнет втуне. — Она прикрыла глаза рукой; это было первое проявление чувств, которое она себе позволила. — Гийом…
Я не мог придумать ничего, что могло бы её утешить или обнадёжить, ибо сам не питал никакой надежды на благополучный исход. Проделать такой длинный путь, подвергнуться столь многим опасностям ради чего? Если у Макмиллана не было Соглашения, то какой смысл был во всём этом?
Слева от нас, ниже по склону, послышался шорох. Пенелопа Хелспай подняла револьвер и прицелилась на звук, но резко опустила оружие, увидев Майкрофта Холмса. Он полз к нам, быстро и мощно подтягиваясь на руках, почти беззвучно. Это меня очень удивило, и я вновь мимолётно подумал о том, чем же ему пришлось заниматься в молодости.
— Макмиллан находится в бессознательном состоянии, — сообщил он, добравшись до нас. — С ним обошлись очень жестоко. Даже если он придёт в себя, то всё равно не сможет идти. У него раздроблена ступня. Будет хорошо, если он после всего этого сможет ходить на костылях. — На его лице появилось непреклонное выражение, которого мне никогда прежде не приходилось видеть. — Надеюсь, что не придётся и впредь. Около него был охранник… он поспит некоторое время; мне удалось убрать его с пути. Но у выхода из кухни находятся ещё двое стражников с арбалетами. Мы не сможем добраться до Макмиллана, не потревожив их, так что придётся что-то с ними сделать.
— А как вы думаете, там есть ещё люди? — спросила мисс Хелспай со спокойствием, которое не переставало удивлять меня.
— Лучше будет считать, что есть, — ответил Холмс. — Братство не любит подвергать себя опасности нападения.
— Ну и какие у нас шансы? — поинтересовался я, внутренне сгорая от стыда из-за того своего малодушия.
Майкрофт Холмс взглянул на меня с улыбкой.
— Что ж, мой мальчик, я думаю, вполне достаточные. Вполне достаточные.
Из Германии всё ещё ни слова.
Я получил ещё одно послание от мисс Ридейл. На этот раз она пришла сама в обществе своего дяди. Он уведомил нас, что, по его мнению, Г., к сожалению, недостоин доверия семейства Ридейл. Мисс Ридейл передала для Г. также маленькую запечатанную коробочку и поручила мне сообщить ему, что она считает их обоих с этого момента не связанными взаимными обязательствами, невзирая на то, что это решение, несомненно, причинит боль их матерям. Она добавила, что если бы узнала о его непостоянном характере ранее, когда они оба были моложе, то, конечно же, попросила своих родителей сообщить родителям Г. о том, что их брак невозможен. Она считает, что его вина ещё и в том, что он выбрал для себя тот род деятельности, который, как она теперь поняла, не даёт ни малейшей надежды на совместную жизнь, достойную добропорядочных людей. В коробке, сказала она, находятся его письма и кольцо. Я пообещал, что вручу всё Г. сразу же после его возвращения. Я же, со своей стороны, молюсь за то, чтобы он вернулся.
Эдмунд Саттон провёл день на репетиции и вернулся только к гаю. Ему это вовсе не нужно, но он считает, что человек его рода занятий должен находиться на виду. Его столь длительное отсутствие в течение дня могло оказаться опасным, и он неоднократно принимался просить прощения. Но теперь и до конца недели у него нет больше никаких обязательств.
Я должен в последний раз идти в больницу.