— Я виноват перед вами, дорогой Гатри, — сказал Майкрофт Холмс на следующее утро. Он вошёл в кабинет солиситора Джеймса минут через двадцать после того, как тот вышел, чтобы передать ему мою просьбу о срочной встрече. — Мне стоило прибыть сюда пораньше, но я боялся привлечь к нашей встрече чьё-нибудь излишнее внимание. К тому же я был обеспокоен: вчера вечером, вернувшись из клуба, я обнаружил, что мою квартиру обыскали и перевернули всё вверх дном. Тьерс навещал мать, поэтому преступникам ничто не могло помешать, и они вели себя как дикари.
— Боже мой! — воскликнул я в тревоге. — Пропало что-нибудь ценное?
— При поверхностном осмотре я ничего не заметил. Сейчас Тьерс приводит квартиру в порядок, и позднее я буду всё знать точно. — Он достал из кармана мою записку. — Значит, Викерс хочет сегодня же отправить вас в Германию? И не принимает никаких предосторожностей на тот случай, если вы вдруг измените своё мнение или узнаете слишком много.
— Я тоже обратил на это внимание, — сказал я, пытаясь оптимистически смотреть на вещи. — Он сделал, пожалуй, всё возможное для того, чтобы я был верен ему.
— Но всё равно попытается сделать ещё больше, — возразил Холмс. — Он очень долго учился предотвращать побеги своих слуг запугиванием и другими разнообразными способами. Вам предстоит сделать вид, будто вы решили стать одним из его подопечных. — Он прошёлся по комнате, держа руки за спиной. — Всё указывает на то, что он жаждет получить текст Фрейзингского соглашения, и это меня совсем не радует.
— Но что же может содержаться в этом соглашении, из-за чего вы так волнуетесь? — спросил я.
Майкрофт Холмс остановился и вперил в меня прямой взгляд.
— Соглашение само по себе не так уж много значит. Зато меня очень волнуют последствия, которые будут или не будут им порождены. Возможно, это Соглашение — последний шанс предотвратить ужасную войну, которая погубит пол-Европы. Я смею утверждать, что в этом случае нас ждут беды, подобные злосчастной Крымской войне. И всё это может произойти в результате ошибки. — Он раскрыл портсигар, достал сигару и убрал портсигар во внутренний карман пальто. — Нации, как и люди, должны подрасти.
Я смотрел на Холмса, удивляясь, что он произнёс последнюю тираду, обращаясь к такому молодому и неопытному человеку, как я. Но он аккуратно отрезал кончик сигары, видимо даже не замечая моего присутствия. Чиркнув спичкой, он искоса взглянул на меня и перевёл взгляд на потолок.
— Сегодня в Европе столько молодых наций, — пояснил он, с удовольствием затянувшись сигарой, благоухавшей хорошим ромом. — Некоторые из них не лучше детей разбираются в международных отношениях. В прошлом такие новорождённые нации оглядывались на старшие, более умудрённые государства, сверяли с ними свои действия и обуздывали собственные порывы. Но это время кончилось, когда Отто фон Бисмарк объединил под прусским знаменем множество княжеств, образовав мощное германское государство. Это быстрое развитие свершилось за счёт Габсбургов. Мы видели, что Австрия быстро теряет своё влияние и вытесняется из мировой политики нацией, не имеющей традиций ответственного государственного управления и не владеющей искусством дипломатии. — Говоря это, он разглядывал изящные арабески дыма, поднимавшегося от кончика сигары, с таким видом, будто в них мог быть скрыт шифр, который ему следовало разгадать.
Хотя я до сих пор не имел ясного представления о том, насколько мой патрон был вовлечён во внешнюю политику, но всегда чувствовал, что он проявляет к европейским делам не только академический интерес. Нарушив наступившую паузу, я решился спросить:
— Это Соглашение — договор между Германией и Австрией?
— На самом деле нет. Проблемы их взаимоотношений всё ещё нельзя выносить на официальный уровень. Есть другие дела, с которыми нужно разобраться, и только тогда появится возможность ответить на вопросы первостепенной важности. — Он стряхнул пепел с сигары. — Англия как нейтральная сторона инициировала это Соглашение, чтобы предотвратить кровавую войну из-за балканских разногласий. Балканы — это самая беспокойная область Европы: там каждый пытается развязать себе руки, чтобы зарезать соседа.
— Если эта область и впрямь настолько взрывоопасна, как вы говорите, то почему же мы должны проявлять беспокойство из-за таких драчливых народов? — спросил я. Мне действительно казалось, что проблемы отдалённого южного полуострова не стоят таких усилий.
Мистер Холмс вздохнул и принялся теребить цепочку от часов.
— Да. В обычной ситуации это предприятие оказалось бы совершенно бесполезным. Но беда в том, что в бесконечных раздорах участвуют не только местные жители. Все близлежащие страны, включая Италию, стремятся показать своё влияние и ввязываются в споры. Больше всего они боятся, что из-за утраты собственной значимости, которая на деле не более чем их собственное ощущение, они потеряют возможность влиять на мировую политику. Огромные силы оказались в подчинении у чувства национальной гордости и боязни показаться слабыми или нерешительными. И вот они собирают громадные армии для решения бесчисленных пограничных конфликтов. А конфликты эти, между прочим, происходят из-за того, что охотники не знают, на чьей земле была убита лиса.
— Но ведь нет никакой необходимости начинать войну для того, чтобы получить ответ на подобные вопросы, — воскликнул я, пытаясь уловить метафору в его словах.
— Необходимости нет, но войны порой бывают. — Майкрофт Холмс оставил в покое цепочку и продолжил более задумчиво: — Две страны, не столь населённые и не столь цивилизованные, как Англия, совсем недавно пребывали на грани войны. К несчастью, все сильные государства, кроме Англии, имели обязательства, которые требовали от них участия в данном конфликте. Никто из них не чувствовал себя в безопасности в преддверии кризиса.
— И всё это из-за того, что кучка горцев не может договориться между собой… — с негодованием подхватил я.
— Дело не ограничилось бы перестрелкой между крестьянами соседних деревень. В спор могли с минуты на минуту включиться все страны Европы и Россия. В минувшем месяце мы были, как никогда, близки к Армагеддону.
— Тогда зачем Викерсу Соглашение? В вашей книге было написано, что Братство стремится разрушить европейские государства. Почему бы им в таком случае не позволить событиям идти своим чередом, чтобы в конце концов случилась война? — Я мог представить себе высоких правительственных чиновников, выступающих против этого соглашения, но оказался не в силах понять, какую выгоду может извлечь из международного компромисса человек типа Викерса, преследующий противоположные цели.
— А вот в этом и загадка, — ответил Холмс. — Он действительно входит в Братство оккультистов. По вашим собственным словам, вы на днях ознакомились с его историей. А его цель — свержение всех королевских домов Европы и Азии, а затем полное разрушение всех наций и империй. И когда падут законные правители, они получат всю полноту власти, — он резко тряхнул головой, — а этого нельзя допустить.
— Конечно нет, — согласился я. В моём мозгу наконец сложилась картина этого ужасного замысла.
— И перед вами стоит задача предотвратить их вмешательство в выполнение этого Соглашения. Поскольку, если оно сорвётся, трудностей станет гораздо больше. — Он вынул изо рта сигару и выдохнул клуб дыма. — Сейчас кризис на Балканах ослаб. По Соглашению, которым мы так обеспокоены, Англия даёт одной из вовлечённых в конфликт крупных стран гарантии, которые позволяют этой стране влиять на позицию своего балканского союзника в споре о территории. И для этого соглашения лучше всего подошло бы название «Соглашение об умиротворении».
Мы оба иронически улыбнулись.
— Интересный подход, — заметил я.
— Согласен с вами, — откликнулся Холмс и продолжал: — Теперь проблема в том, что есть страны — некоторые из них числятся среди друзей Англии, — которые не одобрили бы некоторые секретные пункты соглашения. — Он отложил сигару. Я никогда прежде не слышал, чтобы он говорил таким торжественным голосом. — Дело слишком серьёзно, чтобы руководствоваться слухами и подозрениями. Обнародование этих секретных пунктов, подписанных нами и скреплённых государственной печатью, вызовет ту самую войну, которую мы стремимся предотвратить. Я в течение долгого времени прилагал слишком много усилий для сохранения мира, и нельзя допустить, чтобы усилия пошли прахом. Существует только два экземпляра документа с полным текстом. Один благополучно пребывает в правительственном дворце нашего партнёра. А второй из-за особенностей характера посла, который вскоре под надёжным эскортом направится в Лондон, находится в опасности.
— Вы хотите сказать, что Братство действительно имеет возможность заполучить этот документ? — спросил я, потрясённый услышанным.
Холмс взял сигару в руку и взмахнул ею, прочертив в воздухе алую линию.
— Гатри, дипломатия часто движется очень странными путями. В этом случае странности посла устраивали обе стороны.
— Но если Братство выкрадет Соглашение!.. — воскликнул я.
— Вот именно. Этого бедствия Братство страстно жаждет, а мы с вами, Гатри, должны предотвратить его любой ценой. — Он на секунду умолк и мрачно повторил: — Любой ценой.
Я до сих пор не мог представить себе, что ставки в нашем предприятии окажутся такими высокими. Но пока я подыскивал слова, чтобы выразить свои дурные предчувствия, меня словно что-то толкнуло: я понял, что конфликт, который так беспокоил Холмса, всё ещё продолжается.
— Когда всё это началось? — спросил я в надежде узнать об источнике опасности.
— Очень давно, — ответил Холмс. — В Европе группа ренегатов-масонов объединилась с ложей оккультистов. Они решили, что совместными усилиями они смогут добиться падения величайших королевских домов Европы. Они совместили наиболее радикальные понятия из масонской мудрости с мощными приёмами управления людьми, которыми владели оккультисты, и создали единое тайное движение. Оно было поддержано многими честолюбивыми дворянами, желавшими подняться выше и не имевшими такой возможности. Этот союз существует и сегодня. Его следы можно увидеть в сердце самых низких заговоров, направленных на то, чтобы выбить почву из-под ног законных властей. Я доподлинно знаю о шести ложах Братства, активно работающих в Англии и Европе. И я знаю, что Викерс возглавляет лондонскую ложу. — Он понизил голос. — Кроме того, я знаю о том, что за пять последних лет эта ложа совершила более дюжины убийств.
— Генри Гордон-Хьюдж? — сказал я.
Майкрофт Холмс жёстко взглянул на меня и ответил негромко:
— Да, он был одной из жертв. Но с грустью должен сообщить вам, что не единственной. — Он с хмурым видом отрезал кончик сигары. — Я скрепя сердце отправляю вас на это задание, но вы единственный, кому удалось хоть в какой-то степени найти с Викерсом общий язык. Времени для подготовки у нас оказалось значительно меньше, чем я рассчитывал ещё неделю назад. Поэтому, боюсь, вы, а вернее мы, должны приготовиться к возможности провала Соглашения. Но об этом я не хочу даже думать. — Он остановился, раскачиваясь с носков на пятки. Такая поза означала нежелание продолжать обсуждение темы; эту привычку патрона я запомнил уже давно.
— Конечно, я поеду, — сказал я, стараясь не выдать голосом страх, владевший мною. Во что он меня втянул? — Но ведь я не человек действия, а секретарь, и возможно, не справлюсь…
— Гатри, дорогой, вы молоды, умны и находчивы. Я верю в ваши способности. — Майкрофт Холмс положил руку мне на плечо. — Не могу найти никого, кому я мог бы так доверять, как вам.
Я ни в коей мере не мог ожидать таких восхвалений. И даже если при этих словах Холмс кривил душой, я не смел подвергнуть их сомнению. Хотя защита моей страны и не являлась прямой целью миссии, я не мог не чувствовать, что имею преимущество как перед Викерсом, так и перед Майкрофтом Холмсом. Важность задачи, которую только что объяснил мне патрон, затмила все другие соображения.
— Я приложу все силы, чтобы выполнить свои обязанности.
— Прекрасно. Я был уверен, что не ошибаюсь в вас. — Холмс сел за стол, вынул из ящика карту и развернул её. — Ваш пункт назначения находится в самых окрестностях Мюнхена, то есть во Фрейзингской епархии, которая, по Вестфальскому миру, отошла во владения Баварского курфюрста…
— Если мне не изменяет память, это было в тысяча шестьсот сорок восьмом году, — откликнулся я, желая показать, что имею некоторое представление об истории Германии.
Майкрофт Холмс кивнул с решительным видом.
— Вы правы. Благодаря тому, что этот клочок земли лежал подле Мюнхена и находился под управлением церкви, он приобрёл значение, нисколько не соответствующее тому мизерному количеству акров, которое он занимал. Даже сегодня эта область учитывается во множестве договоров, которые имеют жизненно важное значение для английских интересов в Европе. Впрочем, вы, конечно, поняли всё это из моих прежних объяснений.
Я слушал, и во мне росли нехорошие предчувствия: мне казалось, что, несмотря на наличие стольких различных факторов, казалось бы предопределяющих успех моего дела, наши соперники обладали огромными возможностями помешать мне и не замедлят это сделать.
— Я вижу, что вы неважно себя чувствуете после пребывания в этой ужасной гостинице, однако это не совсем испортило вам аппетит, и вы не откажетесь позавтракать со мной перед отъездом. — Холмс улыбнулся мне и пояснил в ответ на мой удивлённый взгляд: — У вас красные глаза, а за время нашей беседы у вас в животе уже дважды бурчало.
— А я надеялся, что вы не заметите этого, — ответил я, ощутив неловкость.
— Меня бы не удивило, если бы вы оказались зелёным, как огурец, после той пищи, которую там подавали. Пирог с бараниной и немного сыра вернут вас к жизни.
Мой рот наполнился слюной.
— Благодарю вас, сэр. Я тронут вашей заботой.
— Осталось решить ещё несколько вопросов, и вы сможете приняться за пирог. Скажите, Гатри, что из того, что вы можете сделать, окажется, по вашему мнению, самым важным? — Майкрофт Холмс выжидающе окинул меня взглядом, словно знал мой ответ ещё до того, как я понял его вопрос.
— Следовать инструкциям, полученным от Викерса? — предположил я.
— Я знал, что мне повезло, когда я взял вас на работу, — одобрительно воскликнул он. — Вы правы. Не делайте ничего, что могло бы навести на мысль о вашей истинной роли. Пусть он пребывает в уверенности, что ему удалось подкупить вас — я имею в виду Августа Джеффриса — обещанными деньгами и возможностью устранить ограничения, содержавшиеся в завещании вашего отца. Пусть он думает, что имеет дело с жадным и продажным мерзавцем, тогда у него не возникнет желания узнать о вас больше. Если он будет уверен в том, что вы послушное орудие в его руках, то не исключено, что вам удастся преодолеть смертельный лабиринт и проникнуть в его ложу, а возможно, и в самое Братство. А это явилось бы неоценимой услугой Англии и Короне.
Мысль о том, что мои действия могут иметь такое важное значение, взволновала меня, и я, конечно, не мог не возгордиться, услышав слова Холмса. Но я был твёрдо уверен, что не смогу справиться с делом без посторонней помощи, в одиночку. Потому, набравшись храбрости, я обратился к патрону:
— Мне необходимо иметь возможность связаться с вами. Я хочу, чтобы у меня во время путешествия был способ передать вам информацию или получить от вас инструкции.
— Несомненно, такая возможность у вас будет, — ответил Холмс. В его тоне, как обычно, слышалось и одобрение, и задумчивость. — Прежде всего вы пришлёте телеграмму сюда, в этот кабинет, вашему солиситору, требуя ответа, смог ли он, наконец, ознакомиться с завещанием. Это будет означать, что вы прибыли в Европу. Если порт прибытия изменится, а, зная Викерса, этого стоит ожидать, добавьте, что настаиваете на том, чтобы Джеймс как можно скорее связался с вашим сводным братом. И в дальнейшем вы будете слать солиситору ежедневные телеграммы, спрашивая, как идут дела. Если у вас появится существенная информация, которую вы считаете необходимым передать мне, добавьте другую фразу: о том, что вы беспокоитесь, удастся ли закончить процесс до конца года. Если обнаружите, что предприятие оказывается опаснее, чем мы ожидали, сообщите Джеймсу, что не удовлетворены его работой. Если заметите, что вам угрожает разоблачение, обращайтесь к Джеймсу от имени вашей жены и детей. В свою очередь, вам будут приходить телеграммы от Джеймса. Если он сообщит, что его задерживает большой объём работы, знайте, что у нас есть для вас информация. Если в телеграмме будет сказано, что юрист обеспокоен условиями опеки, то, независимо от маршрута, на следующей остановке вы найдёте письмо. Если же Джеймс начнёт приносить извинения за то, что допустил ошибки в подготовке дела для барристера, то знайте: нам стало известно о том, что вас могут разоблачить. — Он взглянул в карту. — Как только вам удастся вступить в контакт с шотландцем, подтвердите Джеймсу, что готовы оплатить его работу.
— Надеюсь, что смогу запомнить всё это, — воскликнул я.
— Вы будете изумлены, узнав, какое количество всякой всячины приходится держать в голове, выполняя подобные поручения. — С этими словами он достал часы и взглянул на циферблат. — Вскоре вы должны уйти. Джеймс даст вам ключ к шифру, которым мы будем пользоваться. Он довольно прост, но за столь короткое время мне не удалось сделать ничего лучше. — Он протянул мне руку. — Викерс не единственный человек, у которого в Европе есть сообщники. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы предоставить вам надёжных и заслуживающих доверия помощников. Пароль — адрес моего брата Шерлока, Бейкер-стрит, двести двадцать один Б. Правда, вместо Б будет стоять Ц. Вместо отзыва нужно будет назвать «Бильбоке». Кто бы ни назвал вам адрес, знайте, что это доверенный человек, пусть даже он произведёт на вас отталкивающее впечатление.
— Хорошо, — согласился я. Предстоящее предприятие с каждым словом Холмса казалось мне всё проще и проще.
— При встрече с шотландцем вам потребуется вся ваша изобретательность, — добавил Майкрофт Холмс с кривой усмешкой.
— Почему? Разве он людоед? Или, может быть, член Братства? — Стоило произнести последнюю фразу, как меня вновь охватило беспокойство.
Холмс быстро рассеял мои опасения.
— Нет, ничего подобного. Но он близок к высшим властям, да и сам по себе является значительным человеком. Камерон Макмиллан хотя и не является тем самым Макмилланом, но всё равно пользуется большим влиянием. Он несметно богат; его положение в клане непоколебимо. Его отец ещё жив; в его руках производство большей части двигателей для военных кораблей королевства. Он гордость шотландских инженеров, и его влияние простирается от Адмиралтейства до Даунинг-стрит, 10.
Я подумал о том, как часто высокое положение в обществе и человеческое достоинство достаются не одним и тем же людям, и вздохнул.
— По выражению вашего лица видно, что вы понимаете, как получилось, что этому человеку было доверено важнейшее соглашение, — сухо сказал мистер Холмс. — Но вы не представляете себе, насколько опрометчивым оказалось это решение.
— Такой человек не может не быть лояльным подданным Короны, — выдавил я.
Морщинка между бровями Холмса превратилась в глубокую складку, и он продолжил:
— Да, конечно, он лоялен по отношению к своему клану и королю. Послужной список — а он был кавалерийским офицером — безупречен. Меня беспокоит не его лояльность, а его безрассудство.
— Безрассудство? — удивлённо переспросил я.
— Да. Несколько лет назад Камерон Макмиллан женился на прекрасной молодой женщине. Насколько я помню, она была американкой и трагически погибла, будучи беременной их первым ребёнком. Макмиллан перенёс это с трудом. Он принялся утешать своё горе — нужно отдать ему должное, он действительно сильно горевал — непрерывными выпивками в обществе дам определённого сорта. Сначала он следил за собой, но со временем потерял всякую осторожность, всё чаще и чаще менял возлюбленных и, похоже, не полностью владел своим рассудком. Но скандалы не повлияли на его положение в обществе; его спасло знаменитое имя и огромное богатство. Пьяный, он мог побить человека, который не решился бы дать сдачи такому высокопоставленному джентльмену. Конечно, со временем он вызвал недовольство в свете. После одного из скандалов его перестали приглашать ко двору. Отлучённый от людей своего круга, он ещё сильнее ударился в разгул. В конце концов его отец потерял терпение, и его отправили на континент, чтобы он, если можно так выразиться, вёл там дела семьи. Все надеялись, что он, на радость родственникам, снова женится. С тех пор прошло три года. Я думаю, что Камерон был оскорблён ссылкой, но уверен, что он нисколько не переменился. К тому же он ни разу не говорил о том, что хочет вернуться в Англию.
Моё недоумение всё усиливалось.
— Но в таком случае как же можно было дать ему такое деликатное поручение?
Холмс поднял длинный палец, прервав мой вопрос.
— Делегацию, заключавшую Соглашение об умиротворении, возглавлял сэр Джон Драммонд. Вам что-нибудь говорит это имя?
— Да, — подтвердил я. — Оно часто попадалось мне на конвертах и телеграммах, которые приносили к мистеру Холмсу.
— Вы, конечно, знаете, что эта почта приходила из Санкт-Петербурга, — напомнил Майкрофт Холмс. — Представители знаменитых кланов Драммонд и Макмиллан вместе учились в Беллиоле… Вы ведь знаете, какие прочные связи зарождаются в Оксфорде… Я оказался не в состоянии убедить сэра Джона, что у Макмиллана не хватит мудрости для подобного поручения. Возможно, он считал, что благодаря его покровительству Макмиллан сможет встать на ноги. Сэр Джон всё ещё пребывает на Востоке, выполняя свою миссию.
— Сэр Джон выбрал Макмиллана в качестве своего личного посла. — Я произнёс эти слова во весь голос, будто, громко произнесённые, они могли убедить меня в реальности происходящего.
— Да. И пусть даже Камероном Макмилланом движут самые высокие порывы, всё равно трудно было найти менее подходящего курьера для перевозки столь важных и секретных документов. — Холмс взмахнул рукой так, что стало ясно: он сделал всё возможное, чтобы воспрепятствовать этому выбору.
— Понимаю, он так сильно задирает нос, что совсем не видит дороги, — заключил я. Мне тут же пришло в голову, что если я хочу быть причисленным к штату мистера Макмиллана, то мне следует держаться со всей возможной учтивостью.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Майкрофт Холмс. — А теперь мне нужно заняться собственными делами. — Он двигался очень живо; вряд ли кто-нибудь, знавший его как кабинетного затворника, мог предположить, что в Холмсе скрывается такая бездна энергии.
— Какие у вас планы, сэр? Мне хотелось бы знать, по крайней мере, в какой степени они пересекаются с моими. — Я опасался оказаться в неизвестности насчёт местопребывания моего патрона, особенно теперь, когда я выполнял его важное поручение.
— Этим утром мне придётся провести некоторое время в обществе Эдмунда Саттона. Полагаю, что найду его бодрствующим, хотя вообще-то для него это ранний час. — Он взволнованно постучал пальцами по столу. — Ему нужно будет приготовиться сыграть свою обычную роль.
Это значило, что актёру предстоит изображать самого Майкрофта Холмса, полностью следовать обычному распорядку дня моего патрона, чтобы создать впечатление, будто тот находится в Лондоне. Такие спектакли не раз помогали Холмсу в прошлом и, несомненно, сослужат службу в будущем.
— К тому же Шерлок должен доставить мне сведения о вашем друге-девонширце. У него прекрасная картотека на большинство английских жуликов, мошенников и головорезов. Я уверен, что он сможет установить личность этого типа.
— А как вы рассчитываете передать эти сведения мне? Ведь до отъезда у меня не больше двух часов. — Мне совершенно не улыбалась перспектива оказаться в руках этих негодяев, не узнав о них как можно больше. Я понимал, что они не остановятся перед самым кровавым злодеянием, и знание было единственным оружием, на которое я мог надеяться.
— В гостиницу «Бильбоке» вам доставят две новые сорочки из лавки, находящейся в соседнем квартале. Письмо с подробным изложением всех полученных мною сведений будет спрятано в рукаве. Туда же, если понадобится, будут вложены указания по изменению нашего шифра. — Холмс указал мне на дверь. — А теперь вам пора идти. Если вы слишком задержитесь, у шпиона могут возникнуть подозрения. Джеймс расскажет вам, как найти галантерейную лавку, о которой я говорил. По пути в гостиницу вы должны зайти туда, иначе будет непонятно, откуда взялись рубашки.
— Обязательно, — согласился я. Быстрота мышления Майкрофта Холмса и лёгкость, с которой он переходил в беседе от одного предмета к другому, не переставала поражать меня.
— Я поставлю вас в известность обо всём, что касается последних действий шотландца, так что при встрече вам будет легче иметь с ним дело. — Он снова посмотрел на часы. — Что ж, Гатри, идите. Желаю удачи. — Он взмахнул рукой, прощаясь, и вдруг остановился, словно его посетила какая-то внезапная мысль. — Не берите ни от Викерса, ни от его людей никаких подарков. Возможно, они предложат вам какой-нибудь никчёмный сувенир. Найдите возможность отказаться от него. И постарайтесь удержать этого высокородного грубияна от общения с фон Метцем.
— Хорошо, — ответил я, гадая про себя, кто такой этот фон Метц, так некстати возникший в самом конце разговора.
Майкрофт Холмс угадал мой невысказанный вопрос.
— Вы прочли о некоторых из ритуалов Братства. Они испробуют различные способы, чтобы найти возможность управлять вами.
— Только суеверные глупцы позволяют дурачить себя прикосновением цыплячьей ножки и треском погремушек. Вы увидите, сэр, что у меня достаточно развитые мозги, чтобы не попасться на их удочки, — заверил я его. — Я разумный, образованный человек, много знаю. Те, кто…
— К подобным приёмам прибегают не только африканские и индийские дикари. Викерс со своей шайкой умеют пользоваться тем, что вы назвали удочками, в своих преступных действиях. Если они захотят нейтрализовать вас, то рационализм вам не поможет. — Он вновь указал мне на дверь. — Гатри, умоляю вас, держите своё остроумие при себе и не смейте расслабляться. В противном случае вас может ожидать участь хуже смерти.
За время, проведённое на службе у Майкрофта Холмса, я усвоил, что он никогда не хвастался и не прибегал к преувеличениям. Поэтому предупреждение поразило меня до глубины души. Я молча поклонился и вышел.
Я наконец закончил приводить в порядок квартиру М. X. Не представляю, кто мог обыскивать её, но эти люди, видимо, больше всего беспокоились, как бы сделать всё побыстрее. Всё, к чему они прикасались, оказалось в полном беспорядке. Повсюду валяются бумаги и книги, подушки вспороты, ящики из столов и шкафов вынуты, а их содержимое выброшено на пол. Как и приказал М. X., я тщательно осмотрел все разгромленные комнаты. Кухня и кладовая остались нетронутыми, а гостиную успели перевернуть не всю. Я уверен, что моё возвращение спугнуло негодяев, и им пришлось удрать, не закончив дела, поскольку ничего не пропало. Вторжение в дом стало возможным из-за моего отсутствия, и я должен сознаться в том, что выполняю свои обязанности у М. X. неудовлетворительно.
Мать продолжает медленно угасать. Мне предложили пригласить священника и дать ей исповедаться, так как надежды на то, что она перед смертью придёт в сознание, почти нет. М. X. был настолько добр, что позволил мне вновь навестить её вечером, когда заметил, что я не могу сосредоточиться на своей работе. У меня не хватает слов выразить всю глубину благодарности, которую испытываю к нему даже в эти чёрные дни.