Братья по крови. Книга первая

Глава одиннадцатая «А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться…»

Москва. Детская больница.

На следующий день, во второй половине дня у меня уже состоялся серьёзный разговор с капитаном Васиным. Он вызвал меня поговорить на лестницу. Это был запасной выход и тут никто не ходил.

— Ну, что? Оклемался?

— Игорь Анатольевич!..

— Можно просто — Игорь.

— Товарищ капитан! Вы вдвое старше нас с братом. Так что лучше всё же соблюдать дистанцию и поддерживать некую субординацию в наших отношениях…

— Вот как ты загнул… Лихо… Откуда так много шибко вумных слов?

— Книжек много прочитал. Игорь Анатольевич! А что там по нашему делу?

— Что тебя конкретно интересует?

— Ну, хотя бы обвинение, выдвинутое против меня в убийстве несовершеннолетнего, совершённое при превышении мер необходимой обороны.

— Нет никакого обвинения. Вам с братом ещё нет четырнадцать. А к тому же действовал ты строго по закону. На вас с братом напала группа лиц с оружием. Ты защищал себя и брата, используя подручные средства. Вот выпишут вас, и тогда следователь подробно допросит на протокол в присутствии педагога…

— Тот самый следователь?

— Нет. Того следователя уже самого допрашивают. Он уж слишком рьяно подгонял факты, штампуя свои дела… Там много чего вскрылось. Ты же не в курсе. Практически всё отделение милиции, где ты ночевал выведено за штат. А многие уже без погон и под следствием. Они друг на друга такого наговорили, спасая свою шкуру, что нам теперь за год не разгрести. Среднестатистический сотрудник милиции — странное существо. С виду суровый и жёсткий, а порою даже и жестокий. Но стоит ему попасть под следствие, блеет как агнец на закланье, и сдаёт всех своих сослуживцев даже при отсутствии на него какого либо давления.

— И что? Все такие?

— Нет. Не все. Но таких много…

— А Вы-то сами? Я вроде бы видел на Вас форму капитана милиции… Себя Вы не причисляете к этим… блеющим агнцам?

— Понимаешь, Саша…

Блин. Где-то я подобное уже слышал. Кажется в одном из советских сериалов… Ну, да… Было что-то похожее…

— Пал Андреич! Вы — шпион?

— Видишь ли, Юра…

Что-то типа этого и прозвучало… И сейчас вот… Только это уже и не кино вовсе.

— Понимаешь, Саша… Я не совсем сотрудник милиции…

А по его интонации я понял, что его слова надо понимать немного по-другому, как: «Я совсем не сотрудник милиции».

Мои мысли стали скакать быстро-быстро. Если он не милиционер, тогда кто? Другого ответа на ум не приходит, как три буквы, пугающие иностранцев даже без перевода: «К. Г. Б».

Ну, и что мне делать? Проявить догадливость несвойственную сиротке тринадцати лет от роду, или сыграть дурачка?…

Ни то ни другое не подходит. Дурака он во мне точно не видит. Хитринки в его глазах дают понять, что он читает меня, как книгу. Только вот книга это написана не на том языке, который он изучал в своих университетах.

— Я Вас не понимаю, Игорь Анатольевич.

— А мне кажется, что ты уже догадался…

— Догадки есть, но я не уверен.

— Не разочаровывай меня! Я уже сделал по поводу тебя определённые выводы, а ты сейчас делаешь вид, что ты ничего не понимаешь.

— Игорь Анатольевич. Я действительно многого не понимаю, а мои догадки — это всего лишь догадки… Я же никогда раньше не видел сотрудников столь серьёзной организации, как ваша… Могу и ошибаться.

— А ты прямо дипломат… Вроде и слов много наговорил, и особо ничего не сказал… Но и акценты расставил в нужных местах.

— Я в детдоме вырос. Там за лишние слова можно и по башке получить.

— Понимаю. Так вот… Отвечая на твой вопрос. Я не из тех, кто будет на первом же допросе плакать и каяться. Но… У тебя же отец партизан. И ты должен понимать, что враги могут такие методы применить при допросе, что расскажешь всё про всех.

— Ниндзя может откусить себе язык, чтобы никого не выдать.

— Найдётся полно способов, чтобы он всех выдал и без языка. Кстати, а откуда ты знаешь про ниндзя.

— Читал много. Ну и как-то попалась книжка про Японию. Там ещё про дзюдо было, про самураев. И там было написало, что откусив себе язык, тот японец умер. Кровь текла из языка, а он её глотал.

— Ясно… — задумчиво проговорил, глядя на меня комитетчик.

Да. Теперь я уже в этом не сомневался. Только непонятно. почему он в милицейской форме был в составе группы, проверяющей отделение милиции. Я конечно же помню, что ведомства Андропова и Щёлокова между собой враждовали. Но самый пик этой вражды должен наступить только лет через пять-шесть… А кто такой тогда полковник Авдеев? Но в лоб я про это спрашивать не буду… Соберу побольше информации.

— Какие планы на будущее у вас с братом?

— Игорь Анатольевич! Какие перспективы могут быть у сирот, живущих в детдоме? Денег нет, жилья нет… Может даже получиться, как в той комедии: «Украл. Выпил. В тюрьму! Украл. Выпил…»

— Не прибедняйся, Тихий! Вы ребята спортивные. Отслужите в армии. Найдёте работу. Получите квартиру. Я не думаю, что у тебя мозгов хватит только для того, чтобы ввязаться в криминал.

Знал бы ты, товарищ капитан, какие мозги полезут в криминал лет через десять-пятнадцать.

— Даже без моего желания у нас есть тысяча шансов из ста, чтобы влипнуть в какое-нибудь дерьмо, как например несколько дней назад. А в армию нас могут призвать в стройбат. Там всякие разные служат… И ранее судимые тоже, кстати. Вы же понимаете, что мы с братом не будем терпеть издевательства над собой?

— Да. Это я уже понял. Надеюсь, что вы с братом ещё не успели набедокурить?

— Не знаю о чём Вы, товарищ капитан. А Вы точно капитан?

— Я-то капитан. А вот с тобой не всё ясно мне…

— Опять я в чём-то виноват?

— Да, нет пока… Только понять не могу, почему за один день так резко могли измениться сразу два человека?

— Вы это про нас с Лёхой?

— Ну а про кого же ещё… Жили себе тихо, мирно. В принципе, в полном соответствии со своей фамилией. И вдруг вас с братом, как подменили. Нырнули под воду братья Тихие, а вынырнули уже… ниндзя… — усмехнулся капитан Васин.

— Шутите. А мне тогда не до шуток было, когда мой брат чуть не утонул, и меня чуть не утопил. Мне же пришлось тогда брата бросить…

— Это как?

— Он меня на дно тянул. Я его руку от себя оторвал, его оттолкнул, а сам вынырнул. Потом нырнул за ним. Но он уже захлебнулся. Когда я его вытащил на плот, он уже не дышал. Я ему искусственное дыхание сделал. Он ожил…

Я сделал многозначительную паузу, а потом спросил, глядя капитану прямо в глаза.

— Как вы думаете? После такого могло что-то измениться в нас с братом. Мы потеряли мать. Мы даже её не знали. Отец умер в мучениях на наших глазах. Мы жили в детдоме. Жили спокойно. Никуда не лезли. Никого не трогали. А потом этот рыжий, чуть не убил Лёху. А я чуть не погиб, пытаясь спасти брата…

— Да… — капитан вздохнул. — Некоторые озвученные тобою детали произошедшего, расставляют все факты по своим полочкам. Ну, теперь я тебя ещё больше понимаю. Выходит ты мстил рыжему?

— Я? Зачем? Леха ему на плоту врезал. Потом ещё на берегу добавил… Зачем мне ему ещё мстить? Это рыжий пришёл нас убивать ночью. Нож-то у него был, не у меня.

— А если бы он не пришёл? Что? Так и жили бы с братом дальше?

— А какие у нас варианты?

— Ну… Вариантов много, пока ты молодой.

— Вот мы с ним вчера обсуждали наше будущее. Я предложил ему пойти учиться в суворовское училище. А потом у нас будет шанс стать военными. А офицерам и жильё дают, и зарплата хорошая.

— Во как… Я этого не знал.

— А мы никому ещё это не говорили…

— И не говорите пока…

— Почему?

— Я обсужу этот вопрос с руководством.

— С полковником Авдеевым?

— И с ним тоже.

Москва. Детская больница.

Васин ушёл. А у меня осталось какое-то чувство непонятное, как будто меня выжали в чай, как лимон… Наверное, также себя чувствовали мои подопечные из моего прошлого будущего, после моего допроса. Я ведь тоже любил расставлять ловушки в обычном разговоре, и использовать всякие психологические методы для того, чтобы разговорить «клиента» и вывести его на «чистую воду».

Но капитан, пожалуй, покруче меня будет… Профессионал.

Так всё-таки, он из КГБ или… А откуда ещё? Службу собственной безопасности в МВД придумали позже, где-то в девяностых. Прокуратура? Нет. Не те методы… Да… Мне с этим ещё предстоит разобраться.

Когда я пересказал Лёшке подробно наш разговор с капитаном, он задал мне вполне резонный вопрос. который самому мне почему-то не пришёл в голову.

— А почему он вывел тебя из палаты, и вы разговаривали наедине? Ведь ясен пень, что ты тут же всё расскажешь мне. Так что смысла делать из этого разговора какую-то тайну никакого не было.

— Мне кажется, что тут дело в другом.

— В чём же тогда?

— Ты когда попал в больницу, ни с кем не общался?

— Я смутно помню, как меня сюда привезли. Всё как в тумане было.

— Это от большой кровопотери.

— Саня! Не делай вид, что ты самый умный. Сам знаю…

— Извини, что перебил! Продолжай!

— После операции валялся, как бревно. Слабость во всём теле… Пить хотелось сильно. Я почти целый день провёл под капельницей. Парень, сосед по палате, что был до тебя мне воду подавал…

— Что за парень?

— Молодой… Лет семнадцати-восемнадцати на вид… Всё спрашивал меня что да как… А я вообще толком ничего не соображаю. Язык не шевелится во рту…

— Лёша! «Я тэбэ адын умный вещ скажу. Только ты нэ абыжайса!» Это детская больница. Сюда кладут детей только до четырнадцати лет. Мы с тобой тут самые старшие во всём хирургическом отделении. С чем тут лежал тот «парень»?

— А хрен его знает… Я не спрашивал. Мне было не до этого.

— Зато ему было дело до этого… Может ты под наркозом что-то наболтал? А этому парню ты что-нибудь говорил такое, что не вписывается в нынешние временные рамки?

— Да ничего такого я ему не наговорил. Я вообще мало чего говорил походу… Лежал в полудрёме… Спал в основном… Афган опять снился… Душманы… Наши парни, кого уже нет… Тебя снова тащил на спине…

— Лёха! У меня парень был знакомый. Тоже из наших… Так его жена мне как-то рассказала, что по ночам он опять на войне, и матом ругается, и спасает кого-то. Но самое страшное, что он отчётливо и внятно разговаривает с кем-то во сне. И сам понимаешь, какими словами он это делает…

— И что из этого?

— Я думаю, что ты мог запросто наболтать что-то странное и непонятное. Врачи об этом доложили кому надо. Вот к тебе парня и подселили, чтобы он поговорил с тобой, да послушал, о чём ты в бреду болтаешь. И тогда весь пазл сходится. И полковник Авдеев. Внезапно появившийся в отделении милиции с «проверкой». И капитан Васин с его «задушевными» беседами более похожими на допрос с использованием психологических методов обработки.

— Думаешь, они нас за шпионов приняли.

— На шпионов мы с тобою Лёшка не тянем… Вся наша жизнь тут была на виду. Если только нас не подменили, когда мы в пруд Новоспасский ныряли. О чём он мне и намекал во время разговора. Наверняка ты под наркозом им что-то странное наболтал. Вот они и возбудилась… Интересно, а пруд уже осушили?

— Зачем? — с недопониманием в глазах смотрел на меня Лёшка.

— В поисках портала в другое измерение. Ну, или в поисках подземного хода на другую сторону Москвы-реки. Была, кстати, такая легенда, что есть, дескать, из монастыря подземный ход на тот берег. Монастырь-то с древней историей.

— То, что он древний и так понятно. А что за истории про монастырь ты знаешь?

— Много чего знаю. Тебе нудную лекцию или коротко как в комиксах?

— Комиксы — это для дебильных американских подростков. Но и нудные лекции я тоже не люблю… Я под них засыпаю.

— Ну и засыпай.

— Нет, рассказывай!

— Что? Скучно?

— Не то слово… Слишком мало информации. Даже в голове чего-то зудит всё время… Как будто там чего-то не хватает.

— Я так и думал.

— Саня! Не нарывайся!

— А то что?

— А то…

— Лёха! Ты раньше был старше меня. а теперь нет. Помнишь, что батя говорил?

— Помню… Мы братья, но ты старший…

— Прими, как данность! Так проще будет. Не возникнет конфликта и внутреннего дискомфорта.

— Ты — зануда!

— Я знаю… Ну что? Будешь слушать «преданья старины суровой»?

— Буду.

— Здравствуй, дорогой дружок! Сегодня я расскажу тебе сказку… — вещаю я голосом радиоведущего, который детям в советские времена сказки рассказывал.

В меня тут же прилетает Лёшкина подушка.

— Хорош прикалываться!

— А ты не дёргайся! — говорю я, возвращая брату его подушку. — Швы разойдутся.

Лёха чего-то невнятно бурчит, снова поудобнее устраиваясь на подушке.

— Начну издалека… Построен монастырь ещё при Иване Васильевиче…

— При Иване Грозном?

— Нет, Лёш. Раньше. Гораздо раньше. При Иване Третьем. Его иногда ещё называли Иван Великий.

— Ну ни хрена ж себе.

— Да. Новоспасский монастырь — ровесник красных стен Московского Кремля. Хотя колокольня была построена уже позже.

— Да ладно… Кремль же ещё раньше построен был.

— Раньше. Но стены были не из красного кирпича, а из белого камня и местами даже деревянные. Помнишь же, про Москву-Белокаменную. А Иван Третий после большого пожара, что и Кремль затронул сильно, переселил монахов Спасо-Преображенского монастыря сюда. Потому и монастырь с тех так и пор называется Новоспасский. А в кремле поменяли стены и постепенно он стал приобретать более современный вид, который тебе привычнее. При Иване Великом много чего построили в кремле. Восстановлен полуразрушенный Успенский собор, строительство которого начал ещё Иван Калита. Построены Благовещенский собор и Грановитая палата. Но мы сейчас про Новоспасский монастырь историю слушаем, не так ли?

— Ты — зануда. — отчётливо проговорил Лёшка.

— Не любо — не слушай! А врать не мешай!

— За-ну-да.

— Ивана Третьего не зря называли Великим. Он и границы земли Русской расширил и литвинов побил, и татар, и балтийских немцев. Но к монастырю это отношения не имеет. Зато теперь вот и про Ивана Грозного можно вспомнить… Как ты знаешь, после его смерти на царствие помазали Фёдора Иоановича, но по сути правил всем Борис Годунов. Хитрый был Бориска, как тот Ельцин.

— Бориску на царство! — передразнил меня Лёха.

— Типа того. Ещё при жизни Ивана Грозного, Годунов отдал за Фёдора свою сестру Ирина. А Федя с детства был то ли головою слаб, то ли нравом кроток. Всё богу молился. Вот за свою богомольность и набожность он потом и был канонизирован Русской православной церковью. До сих пор его поминают, как святого благоверного Феодора Первого Иоановича, царя Московского.

— Я чего-то про такого царя и не слышал даже.

— Между прочим, знаменитую Царь-пушку именно при Фёдоре Иоановиче отлили… А ты, Лёша, похоже, и в школе не так чтобы очень хорошо учился?

— Не поверишь, Саня. Я ещё и в институте не так чтобы очень историю изучал.

— Нашёл чем гордиться…

— Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенье не нашёл. И вот теперь я не читаю сказки, зато я нюхаю и слышу хорошо.

— Это заметно. Всё в спорт ушло, как у того боксёра.

— У какого из них?

— Ну, у которого спросили, как он использует голову во время поединка.

— Вспомнил… «А ещё я в неё ем». Саня! Ты меня совсем за болвана не держи! Пробелы в образовании у меня есть. Но я не дебил всё-таки.

— Братишка! Я тебя дебилом не считаю и никогда не считал. Но ты на меня зря обижаешься, если что… Я просто думаю, что раз у нас появилась такая возможность, то пробелы в образовании можно и исправить.

— Ну, как с тобой не согласится, когда ты со всех сторон прав. А что там дальше про монастырь?

— Ну а дальше Федор умер. И как ты уже упоминал, кликнули «Бориску на царство». А потом началась чехарда и смута. Лжедмитрий Первый, Лжедмитрий Второй, Шуйские там на троне отметились… Смута — она смута и есть. Поляки Москву пришли брать, чтобы на трон Руси своего Владислава посадить. Поляки тогда Московский Кремль взяли, а Новоспасский монастырь не смогли. Он тогда с честью выдержал осаду польских войск. Неплохо, однако, монахи воевали. Да и стены у монастыря ого-го какие крепкие. А после около его стен русское ополчение стало готовиться к освобождению Москвы от поляков. Тех в кремле осадили. От голода поляки даже человечину ели.

— Друг друга что ли?

— И друг дружку ели, и русских ловили… Ну а дальше ты знаешь, наверное. Минин и Пожарский с ополчением поляков победили… Через год собрали Земский собор и избрали на царство Михаила Романова… Кстати, Михаил Фёдорович монастырю помогал. На его территории были захоронены некоторые из рода Романовых, и даже матушка самого царя Михаила.

— А что дальше было.

— Много ещё чего. Во время чумы монастырь был карантином. Во времена нашествия Наполеона. Французы монастырь разорили, а потом ещё и взорвать хотели. Но взрыва удалось избежать, хотя от пожара он и пострадал сильно. После революции здесь НКВД всем рулило. Даже кого-то расстреливали тут, говорят. А ещё архив НКВД был.

— А сейчас?

— Сейчас там какая-то реставрационная мастерская. И так будет до девяностых, а потом снова отдадут церкви и опять будет мужской монастырь.

— Понятно… Историческое место.

— Не то слово… И как мне кажется, что мы не просто так в том пруду очутились.

— Это почему ещё?

— Есть такое понятие — место силы. В старых храмах или на месте древних курганов… Я не могу тебе стопроцентно точно всё объяснить, поскольку сам в этой эзотерике не силён. Но в таких местах может всякое произойти…

— Типа как с нами?

— Ну, да… Типа того…

Распахнулась дверь в палату. Медсестра закатила двухэтажную тележку с тарелками.

— Обед…