Братья по крови. Книга первая

Глава двенадцатая Дао попаданца

Москва. Детская больница.

Помнится в том прошлом моём подростковом возрасте курение считалось признаком взрослости. Поэтому сам я начал серьёзно курить, как раз примерно лет в четырнадцать. Баловался-то я и раньше, когда вытаскивал тайком сигаретку из пачки у отца. В этот раз я решил, что курение — это не самая полезная привычка, и начинать не стоит…

Но после обеда сама собой на память пришла прибаутка из того прошлого детства.

Глупость, вроде бы. Но реально после еды так и потянуло пойти, да и выкурить сигаретку. Прям наяву представил себе это, аж зубы заныли, как курить охота.

Интересно, кто больше хочет курить: Я, со своим тридцатилетним стажем заядлого курильщика, или тело этого тринадцатилетнего пацана?… Неужели он уже успел заработать себе никотинозависимость? Пожалуй я пока воздержусь от этого. Посмотрим-поглядим, что будет дальше.

Лёха после обеда сразу заснул. Лежит вон, сопит в две дырочки. Слава богу, не храпит… А я всё никак заснуть не могу. Думы думаю, мысли гоняю…

О чём думаю? Да ни о чём… И обо всём сразу…

Я давно заметил, что с момента попадания в это тело, меня немного «заносит» в крайности. Можно это всё, конечно, списать на переходный возраст моего нового тела. Но не всё так гладко… Даже этот капитан говорил, что раньше, до утопления в пруду, мы с братом были поспокойнее.

Ага… Тогда методом научного тыка определяем причину с точностью до наоборот. Выходит, что это мы с Лёхой, заняв новые для себя тела, стали какими-то излишне резкими что ли? Но там, в нашем прошлом будущем, я был поспокойнее как бы. Да, я рисковал. И даже довольно часто рисковал. Но никогда не действовал без головы и без оглядки. То, что я умел быстро принимать решение — это не означает, что я не обдумывая его принимал. Это как в компьютере. Больший объём оперативной памяти, быстрее выполняется задача… Хотя с компьютером пример не совсем верный. Так нужно ещё учитывать столько разных факторов. Объём памяти на жёстком диске. Отсутствие вирусов. Которые замедляют работу. Видеокарта покруче, чтобы картинки «летали». А если работать приходится через интернет, то и от модема зависит тоже немало… Не буду лезть в подробности, в которых и сам не особо-то разбираюсь.

Так что сравнить своё новое тело, в которое загружено сознание меня того старого, с компьютером можно конечно, но я не буду этого делать. Лучше воспользуюсь более наглядным примером. Вот взять например две металлические детали. Обе имеют плоские поверхности, которые должны соприкасаться друг с другом очень плотно… Но, что-то не получается. И та прямая, и эта вроде ровная… А небольшой зазор есть. И не важно, какой там зазор, пару миллиметров или один микрон. Но зазор есть… и это не даёт двум деталям взаимодействовать друг с другом в правильном режиме. Но если эти детали прижать плотно и тереть друг об друга так долго, что даже и не знаю сколько… То произойдёт чудо. Они выровняются до зеркального блеска и начнут даже «прилипать» друг к другу идеально ровными поверхностями…

Может и у меня сейчас такая ситуация, и у Лёхи тоже. Дискомфорт души и тела… Хотя «душа» — понятие больше метафизическое… Если брать другие термины, то произошло слияние тела и иного сознания. Хотя при этом, память бывшего владельца тела осталась… А скорее — вернулось. Поскольку в начале, какое-то время его не было напрочь. Но при этом тело легко подчинялось новому сознанию. Причём это происходило на уровне рефлексов. Я мог не задумываться, какие мышцы напрягать, чтобы сделать шаг… Тело выполняло все команды мозга беспрекословно… И даже, когда я дрался… Решение принимал я, а удары наносило тело. Сознание помнило приём, а тело его выполняло не сомневаясь ни на секунду. Похоже, что и у Лешки с этим никаких проблем не возникло. И мы, не задумываясь приняли это, как должное.

А ведь это всё равно, как сесть в чужую машину. Причём пересесть с грузовика в легковушку. Ну и что, что у тебя есть опыт и стаж вождения… В чужой машине в первые несколько минут, как минимум, а то и с полчаса, ты будешь чувствовать себя дискомфортно… А тут… Сел и поехал, ни о чём не думая…

Но не всё так просто… Дискомфорт есть и он внутри.

Похоже, чтобы в этом разобраться, без стакана не обойтись.

И ещё… В каких пропорциях мы с прежним мозгом делим это тело? Фифти-фифти — не подходит. Тогда бы мы с прежним владельцем до сих пор бы общались, обсуждая, что и как надо делать. А от него не осталось ничего, кроме памяти о прошлом… Ну и собственно самого тела. Мистика… На ум приходит лишь инь-ян, когда в белом есть чёрное и наоборот…

Хотя теория об этом инь-ян одна из базовых в восточной философии, и мы все про неё слышали, да и значок этот нам привычен, не меньше, чем пятиконечная звезда, но хрен кто в этом всём до конца разбирается. Белая рыбка с чёрным глазиком. И точно такая же чёрная рыбка с белым глазом.

И вроде бы всё просто: Черное и белое. Ночь и день. Свет и тьма. Плюс и минус. Мужчина и женщина… Постоянное взаимоотношение двух изначально противоположных сил, противоположных понятий. Противоположных знаков.

Но однажды мне где-то попалась более древняя даосская диаграмма инь и ян. И там всё было немного по-другому.

Чёрные полосы инь и белые полосы ян — абсолютно симметричны относительно друг друга. Получается некий баланс противоположных начал. Но есть ещё и пустой круг внутри, из которого всё и проистекает. Некое единое и изначальное… Как бы внутреннее ядро… Не про него ли говорили всякие адепты и приверженца магии и всего сверхестественного. Может и правда магия была когда-то? А может и сейчас существует? Только мы её не видим и не замечаем… Хотя, как тут не заметить, перемещение сознания двух убитых людей в прошлое и подселение в чужие тела.

Ладно, если бы я один переместился… Мог бы считать, что это всего лишь бред умирающего мозга. Ведь видим же мы ночами, так называемые, «быстрые сны». Когда за доли секунды в мозгу разворачивается и происходит какая-нибудь история, а порою и целый приключенческий фильм…

А потом просыпаешься… А?… Что?… Что это было? Сон? Не помню…

Кто мешает мозгу, умирая, показать напоследок целую другую жизнь? Ведь рассказывают же люди побывавшие за гранью жизни во время клинической смерти про какие-то светящиеся тоннели и прочие картинки…

Но вдвоём с Лёшкой, кажется, что вся эта жизнь вокруг нас сейчас самая что ни на есть настоящая, как говорили мы в детстве — всамделишная… Будет обидно проснуться, и обнаружить себя в старом теле с трубками в носу и капельницей в вене. А ещё обиднее будет заснуть и провалиться в окончательную тьму, где больше нет ничего…

Смешно… Именно с такими мыслями я и заснул…

Разбудили меня лишь на ужин. Полдник с кефиром и печеньем я проспал. Но они были поставлены мне на тумбочку и заботливо прикрыты салфеткой.

— А мне сказали. что завтра швы снимут.

— Что-то быстро… Не рановато ли?

— Врачам виднее.

— Жрать совсем не хочется… Что там на ужин?

— Каша. Овсянка…

— Я не буду.

— Отдай мне! Я опять проголодался…

— Бери! Тебе надо восстанавливать силы.

Я на ужин съел полдник. А Лёха получил двойную порцию, которую умял в один присест.

После ужина я помог Лёхе дойти до туалета… Не то чтобы нёс его на себе. Он шёл сам, держась за стенку одной рукой, а за то место, где у него была рана и швы — другой… Ну а я… Просто подстраховывал.

После этого Лёшка вернулся в палату, и устроившись поудобнее снова засопел. Ну и здоров же он спать… Хотя это ему сейчас очень полезно. Пусть выздоравливает!

А я, выспавшись после обеда, спать не хотел категорически… Снова начал думать-размышлять о прошлом, о будущем… Но мысли в голову не лезли, а лезла только какая-то ничего не значащая ерунда…

Тогда я решил попробовать запрограммировать свой сон. Я так раньше делал. Ложась спать, начинаешь думать о чём-то, что тебя очень беспокоит. И иногда во сне можно увидеть решение проблемы. А иногда начинал вспоминать какой-нибудь фильм или недавно прочитанную книгу. Во сне порою всё так забавно перепутывалось. Книжные персонажи и реальные люди из моей жизни, кино и реальные события… А потом, когда я уже будучи постарше, стал на досуге писать всякие рассказы, то перед сном проматывал перед глазами тот момент, на котором у меня всё остановилось, и ко мне прямо во сне приходили идеи продолжения и просто снилось, как всё должно быть дальше. Правда, в те ночи поспать не всегда удавалось. Приходилось вскакивать и записывать то, что приснилось, пока не забыл. А иногда ночь на этом и заканчивалась. А обнаруживал себя утром, сидящим за письменным столом. И передо мной было несколько новых страниц исписанных моим корявым почерком… Это потом, когда появились компьютеры, а я научился печатать двумя пальцами, текст стал более читаемым. А поначалу, разобрать то, что я написал, мог только я сам, да и то, если читать сразу. Через неделю и сам не мог понять, что это за закорючки. Хотя и тут получалось всё в плюс. Пытаясь разобрать то, что писал когда-то, я сочинял что-то другое…

Но и эти умения из будущего мне не помогли. То ли я не мог чётко сформулировать свои мысли, то ли просто выспался уже… Но ни запрограммированный, ни обычный сон ко мне не шёл.

И тогда я решил прогуляться по больнице. В палате уже сидеть немного надоело.

Хотя вечером шляться по больнице особо не рекомендовалось… Не то чтобы категорически запрещалось. Но всё-таки не поощрялось. Дети же… Это мы с Лёхой тут, как переростки. А в других палатах вообще такие карапузики лежали… как говорится: «видал я лилипутов и покрупнее».

Совсем мелких, конечно, не было. Они, по-моему, лежат в другом отделении. Там ещё разрешается мамам с ними находиться.

Странно… На посту дежурной медсестры никого не было. Хотя, ещё не ночь… Может по делам куда отошла?

Я прошёл мимо пустого стола и прошёл в конец коридора, где был запасной выход на «чёрную» лестницу. Ей пользовались только медсёстры, да мы с капитаном, когда выходили поговорить тет-а-тет.

Далеко уходить я не собирался. Да и куда я пойду? Во-первых: Мне и идти-то некуда. А во-вторых: Куда я пойду в пижаме и тапочках.

В обычной больнице как раз в таких местах больные устроил бы себе место для курения, с обязательной консервной баночкой для «бычков». Но эта больница детская. Медсёстры и врачи, которые курят, конечно, наверняка используют для этого какое-нибудь помещение типа служебного туалета или ещё какую либо мало посещаемую больными комнату.

На лестнице было тихо. Табаком не пахло… Между этажами было окно, на подоконнике которого сидела очень грустная девочка лет десяти-одиннадцати. Мне так почему-то показалось. Хотя, наверное, трудно определить возраст ребёнка в пижаме и с гипсом на руке. Может ей было и девять лет, а может быть она и вообще наша с Лёхой ровесница.

Грустные дети в больнице выглядят старше… Если бы она плакала или ещё чего… Тогда да… А так, передо мною сидела девочка, с грустными глазами взрослой женщины… Девочки как-то по-другому воспринимают эту жизнь. У мальчишек может и до совершеннолетия детство в заднице играть. А у некоторых это и не кончается никогда. Но девочки, они с другой планеты. Они могут быть ещё мелкими по всем параметрам, а уже планируют свою будущую взрослую жизнь. Хотя иногда и у них происходит сбой программы. Особенно когда приходит так называемая «первая любофф». Вот тогда они могут и «с дуба рухнуть», и «с рельсов съехать». Такое порою вытворяют, что мне и в страшном сне не приснится…

Хотя и не только девочки на это способны. У некоторых женщин в зрелом возрасте такое может произойти…

Отвлёкся я что-то…

— Привет!

В ответ меня наградили взглядом, в котором явственно читалось: «Чего тебе надо? Иди куда шёл! Не трогай меня!»

— Ты чего тут грустишь одна?

— Тебе чего надо?

Ну, вот. Я так и знал.

— Ничего. Скучно. Вот, хожу тут, гуляю…

— Ну и гуляй отсюда!

Прям почти дословно подтверждение моих прогнозов.

— Нет. Так не пойдёт. Ты тут сидишь, грустишь одна. Думаешь, что мне тут весело? Нет. Мне тоже грустно… Давай, грустить вместе!

Вот он — разрыв шаблона. Ну? Что ты на это ответишь?

А в ответ мне достался немного непонимающий взгляд. Похоже, что вот именно сейчас у неё нет никакого подходящего ответа на моё предложение. Но женщины, девушки, девочки — существа коварные и изобретательные в своём коварстве. Стоит только дать небольшую слабинку, как она тут же найдёт нужные слова, чтобы не применяя нецензурных выражений, послать тебя в далёкое эротическое путешествие, причём пешком и в одиночку… Так что я не расслабляюсь ни на секунду.

— Меня Саша зовут. Александр, если по-взрослому. А брата моего Алексей. Мы тут с ним вместе лежим. А тебя как зовут?

— Младший?

— Что?

— Брат у тебя младший тут?

— В принципе, да. Он младше меня. Но буквально на несколько минут.

— Это как?

Вот уже во взгляде появился какой-то интерес. Грусть, конечно, никуда из взгляда не ушла. Но всё же некий блеск в глазах проявился. «Любопытство сгубило кошку».

— Мы с ним близнецы.

— А-а… Понятно… В первой хирургии лежите?

— Да. А ты во второй?

— Угадал… — интонация голоса опять отклонилась в сторону «грустно».

— Что у тебя с рукой? — показываю на её левую руку, закованную в гипс от плеча, до самых кончиков пальцев.

— Ты глупый?

— Нет.

— Тогда почему задаёшь такие глупые вопросы? Что ещё может быть под гипсом? Только перелом.

— Переломы тоже разные бывают…

— Какая разница?

— Иногда перелом бывает закрытый, а иногда открытый.

— Дурак! При открытом переломе оставляют незакрытым то место, где рана.

— Не ругайся! Я же не доктор. В переломах и гипсах не особо разбираюсь.

— А у тебя синяки на лице? Тебя били?

— Ну, так… Подрался слегка.

— С братом?

— Нет. Почему ты так решила?

— Он же тоже здесь?

— Нет. Его ударили ножом… А я за него заступался, и всех их побил.

Думаю, что рассказывать этой девочке, что одного из нападавших я убил — не стоит.

— Ножом? — её васильковые глаза расширились… — Ты сказал, что всех их побил… А сколько их было?

Вот что мне сказать? Правду? Не поверит. Скажет, что я врун. А врать не хочется. Придётся рисковать.

— Семеро их было.

— Врёшь!

— Я так и думал, что ты не поверишь.

— Но ты же врёшь. Не мог ты один побить семерых. Или они были младше тебя с братом?

— Нам с братом в конце лета будет по четырнадцать лет. Тем, кто на нас нападал было столько же, сколько нам. А троим из них по пятнадцать. Если ты мне не веришь, это твоё право. Но я не вру.

— И чем же ты их побил?

— Дужкой от кровати. Мы с братом в интернате живём. Они пришли нас бить ночью, когда мы спали. Вот чем попало и пришлось от них отбиваться.

— Вы с братом — хулиганы?

— Нет. Они были хулиганами. А мы защищались.

— Аня.

— Что?

— Ты спрашивал… Меня Аней зовут.

— Приятно познакомиться! Ну а теперь ты мне можешь ответить: Почему ты такая грустная?

— Я должна была поехать в пионерлагерь на Чёрное море… А теперь вот…

— «Артек» или «Орлёнок»?

— Да ты что? Нет. Простой пионерский лагерь. «Прибрежный» называется. В Евпатории. Это в Крыму.

— Я знаю.

— Бывал там?

— Нет. Откуда. Мы с братом — сироты. Нас только в Подмосковье в пионерлагерь отправляют. Да и то…

— Что?

— Ну, как ты себе представляешь детей из детдома среди обычных детей? Постоянные конфликты и оскорбления. Приходится постоянно отстаивать своё право называться человеком, а не бездомной дворнягой.

Я чего-то разошёлся. Это домашняя девочка со сломанной рукой была абсолютно не виновата, что в нынешней жизни нам с Лёхой досталась такая участь… Но в памяти реципиента есть несколько неприятных сцен из прошлых пионерских сезонов… Да… Похоже это память этого тела даёт себя знать, выдавая такие эмоции…

— Ладно… Извини… У меня тоже всяко-разно безобразно… Но не бойся! Не заразно…

— Да ты прямо поэт.

— Вове нет. Поэты — это те, кто на своих стихах большие деньги зарабатывают.

— Не в деньгах счастье.

— Расскажи это тому, у кого нет ни гроша.

Аня опять немного загрустила. Я её понимаю… Лето у неё насмарку… Судя по гипсу — перелом сложный. Это на месяц или даже на ещё больший срок. А потом ещё какое-то время нельзя руку напрягать. То есть плавать в море она в этом году вряд ли будет. Это не наше будущее. Когда есть Египет или Арабские Эмираты. А ещё и Куба, где круглый год тепло…

— Я тоже хочу на море. — вдруг ни с того ни с сего озвучил я.

И сразу понял, что для девочки, у которой тоже был шанс поехать на море, мои слова могут снова вызвать негатив. Но она, почему-то не расстроилась, а поддержала мою «шутку».

— Если поедешь в этом году на море, возьмёшь меня с собой?

— Обещаю! — не раздумывая пообещал ей я, будучи в твёрдой уверенности, что на море этим летом мне уж точно побывать не удастся.

— А ты забавный… — улыбнулась девчонка.

— А у тебя — замечательная улыбка. Не грусти больше никогда!

— Так не получится. У каждой девочки найдётся повод, чтобы погрустить…

— Это верно…

Меня вдруг разобрал смех…

— Ты чего? — удивлённо спросила Аня.

— Я тут подумал… Если я возьму тебя с собой на юг, то плавать тебе не разрешат из-за гипса. А это значит, что ты всё время будешь загорать на берегу.

— И что? — насупилась девочка…

— Осенью, когда ты придёшь в школу. Одна рука у тебя будет коричневая от загара, а другая белая…

Мне показалось, что она сперва хотела на меня обидеться. Но потом и ей смешинка в рот попала. У неё был красивый мелодичный смех.

— Ты такой дурак! — смеясь, еле выговорила она. — Не забудь записать мой домашний телефон.

— Зачем? — удивился я.

— А как же ты меня пригласишь на море, если не знаешь, как меня найти?

— Точно… Я — дурак. Сейчас пойду, возьму ручку и блокнот…

— Не надо. У меня есть с собой.

И правда, у неё с собой в кармашке пижамы был небольшой блокнотик и карандаш. Пристроив блокнотик на гипсе, она написала на бумажке семь цифр, а потом отдала мне вырванный листок.

— Мне пора в палату, а то ругать будут.

— Я тебе обязательно позвоню.

— Если на море поедешь?

— Да.

— А так просто звонить не будешь?

— Не знаю. А можно?

— Звони! Всё равно мне половину лета придётся сидеть дома.

— Хорошо. Я позвоню. Спокойной ночи!

— И тебе спокойной ночи!

Мы разошлись по нашим отделениям.

Идти в свою палату мне пришлось снова мимо поста дежурной медсестры… На этот раз она была на месте, но спала прямо за столом, положив голову на руки. Прямо перед ней на столе лежала газета «Правда». На первой странице была какая-то фотография и заголовок статьи, написанный крупным шрифтом. Глянув мельком, я прочитал заголовок и застыл, как вкопанный.

«Визит Генерального секретаря ЦК КПСС А. Н. Шелепина в Гавану».

Что-о-о?