— Серый, здоров!
Китаец пришел ко мне домой ни свет ни заря. Впустила его Зойка, потому как уже суетилась на кухне, собирая в сад своих малолетних разбойников. Они после получения собственной комнаты буквально на ушах ходили, а Витька, наоборот, выглядел счастливым, как кот, обожравшийся сметаны. Из их комнаты, что находилась через стенку от моей, по ночам доносились такие охи и вздохи, что я начал терять покой. Молодость брала свое. Китаец показался мне сегодня болезненно-бледным, что на его смуглой физиономии смотрелось весьма непривычно.
— Случилось чего? — я, зевая, свесил ноги с софы и, для разнообразия, попал в тапки с первой же попытки. У нас без тапок нельзя. По ногам ощутимо дуло, а заклеить окна у меня все руки никак не доходили.
— Повестка пришла, — загробным голосом сказал Китаец. — В милицию.
— Ну иди, — спокойно ответил я.
— Это по тому делу, понимаешь? — Китаец начал ходить комнате из угла в угол, разгоняя ударивший в голову адреналин. — Может, к родне во Владик уехать, пока тут успокоится все? Или в Таджикистан. Там сейчас вообще хрен пойми, что творится. Что делать-то, Серый?
— Во-первых, — жестко сказал я, — перестать вести себя как баба. Успокойся и сядь. Во-вторых, не вздумай никуда подрываться. Сразу в розыск попадешь. И в-третьих, иди и рассказывай все как было.
— Все? — удивленно посмотрел на меня Димон.
— Все! — кивнул я. — Кроме одного эпизода. Да, снег стряхнул на какого-то незнакомого парня, закусились слегка, но потом разошлись, и даже проставились в виде извинения. Потом ты пошел домой вместе со мной. Я тебя проводил до подъезда, потому как ты в говно был. А поскольку ты спортсмен, то пьешь редко. Поэтому и бледный такой. Понял?
— То есть не врать? — задумчиво сказал про себя Китаец.
— Ни в едином слове, — я надел штаны и сел напротив. — Ни в одной мелочи! Начнешь врать, запутаешься тут же. Тебя опытный мусор как ребенка раскрутит и под корягу заведет. Твой шанс — говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. Но не всю. Понял?
— Понял! — воспрянул духом Китаец. — До выхода из кафе говорю все как было, а потом мы с тобой просто пошли домой. Но тогда и тебя дернут, Серый!
— Ну дернут и дернут, — пожал я плечами. — Схожу. Мне не впервой. Странно, что их так быстро начали искать.
— Да, странно. Вроде бы две недели должно пройти?
— Ладно, когда меня дернут, постараюсь все разузнать.
— Бывай! — хлопнул по ладони повеселевший Димон и отвалил в закат, оставив меня с легким ощущением голода. Как-никак, уже наступило утро.
А у меня еще дела. Карман снова показывает дно, ведь вчера я купил подходящий пиджак к джинсам, туфли и французские духи Ленке в подарок. А еще я должен найти где-то цветы. А я понятия не имею, где они продаются. Придется выехать пораньше и подготовиться.
Она все-таки пришла. Правда, на ее лице застыло выражение «да что, черт побери, я такое творю!», но я понял, что уже победил. Мамы сегодня нет дома, и отговорить цвет романо-германской филологии от свидания с таким неподобающим типом, как я, оказалось просто некому. Она надела короткое приталенное пальто чуть выше колен, почти не скрывающее умопомрачительных ножек. На голове у нее была маленькая кокетливая шляпка, явно не по погоде. Девушка, которая пришла в ресторан, выбрала изящество, презрев декабрьский холод.
— Я потрясен! — сказал я абсолютно искренне и протянул ей букет.
— Розы? — приятно удивилась Лена, а на ее щеках вновь появились задорные ямочки. — Спасибо! Так здорово. Я люблю розы!
— Пошли скорее, а то ты совсем замерзла! — показал я рукой в сторону очереди страждущих, где в мою сторону со значительным видом смотрел швейцар ресторана гостиницы Советская, получивший вчера полтинник. Сказал, что все порешает. Так и вышло. Перед нами открыли резные деревянные двери и, оставив позади толпу завистливо стонущих сограждан, мы вошли в царство пошлой советской роскоши. Лепнина, хрустальные люстры-пылесборники и весь прочий сталинский шик.
— Ампир давно вышел из моды, — небрежно бросил, снимая с нее пальто. — Но местным ребятам забыли об этом сказать. Впрочем, я питаю слабость к лепнине и коринфским колоннам. А ты?
— Мне тут нравится, — совершенно серьезно сказала Лена, разглаживая подол юбки. Сегодня девушка надела голубое платье-колокольчик и повязала широкий белый пояс, подчеркивающий осиную талию. — Тут так красиво! А почему именно Советская?
Правду говорить не буду. Я здесь для того, чтобы совместить приятное с полезным. Я не забыл про маляву, что передал Профессор для Лакобы.
— Тут историческое место. Про ресторан Яръ слышала?
Дождавшись неуверенного кивка, продолжил — Здесь он был. Какие тут личности кутили… Писатели, поэты!
— Меню! — скучающий официант, который даже не подумал изобразить любезность, положил перед нами папку в потертой позолоте. Провели нас к столику у окошка — хоть тут промаха не было.
— Для начала шампанского принеси, — сказал я. — У нас сегодня особенный день, любезный. Поэтому, будь добр, сделай себе лицо. По деньгам не обижу.
Официант совершил над собой немыслимое усилие, но советская закалка взяла верх. Маска, которую он натянул на себя, показалась мне еще менее соответствующей случаю, поэтому я просто махнул рукой.
— Бить их некому! Никакого сервиса нет, даже ненавязчивого!
Посмотрел меню. Судя по ценам, я опять в глубокой финансовой дыре. Это свидание еще вывезу. А следующие?
— А какой у нас сегодня праздник? — лукаво спросила Ленка.- Ты сказал, что у нас сегодня особенный день?
— Особенный! — поднял я палец к лепному потолку. — У нас юбилей.
— Какой еще юбилей? — удивилась девушка. — Мы же знакомы всего… Да мы почти не знакомы!
— Сегодня первый день наших отношений! — я попытался изобразить возвышенное выражение лица. — И я решил это отметить. А вот соответствующий этой торжественной дате подарок.
— Шанель номер пять? — растерялась Лена. — Сережа, но это же очень дорого! Я не могу…
— Так ведь и юбилей не рядовой, согласись! — я улыбнулся. — Не каждый год такой бывает.
Зашелестела обертка упаковки, девушка побрызгала духи на запястья и потерла их друг о друга. По лицу было видно, что подарок удался.
Официант, который решил украсить наш юбилей лицом унылой лошади, принес шампанское в ведерке. Стрельнула в потолок пробка от бутылки. Я сделал заказ по меню — закуски, горячее, десерт. Унылая лошадь черкнула что-то в блокноте и ускакала в закат, подняв мне этим фактом настроение на пару градусов.
За нас? — я взял в руку бокал.
— За знакомство, — поправила она меня. — И я сегодня очень надеюсь узнать, кто ты и чем занимаешься. Расскажешь?
— Да ничего интересного. Верчусь, как и все.
К этому разговору я был готов. Прокрутил его по дороге из Лобни в Москву.
— Ну а все же?
— Тачки из-за границы гоняем, а потом тут продаем. Так что не пугайся, если пропаду. Работа.
— Ну хоть не шпион — засмеялась серебристым колокольчиком Лена.
— Ой! — показал я в сторону. — Музыка! Потанцуем. Сто лет не танцевал.
Я обнимал девушку, и от ее запаха у меня кружилась голова. Мы медленно двигались в такт Летнего дождя Талькова, я чувствовал себя как мальчик, который позвал на танец самую красивую девушку в школе. Дискач, первый поцелуй… В моем варианте — уже второй. Но не будем торопить события.
Музыка закончилась, а мы все стояли, не разжимая объятий. Наконец, девушка мягко высвободилась.
— Потанцуем, красавыца! — услышал я гортанный голос, и Ленка испуганно посмотрела на меня. Ее за кисть схватила какая-то волосатая лапа. Крепкая фигура, наглый взгляд, курчавые волосы. Понятно… На поле вышла команда Арарат.
— Девушка с незнакомцами не танцует, — ответил я.
— Я сэйчас познакомлюсь! — довольно оскалился брюнет. — Я Вахтанг. Как Кикабидзе, только моложе и красивее! Уйды, парень, она со мной теперь!
Ленка стояла и смотрела на меня. Ее огромные глаза наливались слезами, а губы задрожали от испуга и обиды.
— Я Хлыст, — сказал я очень тихо, — резко развернув мужика в сторону. — Это моя девушка, и ты сейчас уйдешь. У меня малява к Лакобе. Передай ему, Профессор приветы шлет.
Вот и все. Сдулся Вахтанг. Глазки забегали, наглое выражение лица мигом пропало. Даже махаться не пришлось. Как говорится, лучшая драка та, в которой ты не участвовал.
— Тэбя проводят, — сын гор задумчиво посмотрел на меня, освободил руку и наиграно поклонился Лене. — Прости, красавица, обознался! Хорошего отдыха.
— Я так испугалась, Сережа, — сказала она, когда я подвел ее к столику и отодвинул стул. — У него глаза… Страшные. Прямо как у тебя были, когда ты перед зеркалом куртку мерил. Что за Лакоба, Профессор? Похоже на клички. Так чем ты занимаешься кроме машин?
— Я сижу в ресторане с самой красивой девушкой на свете, — честно признался я. — Я пью шампанское и жду наш заказ. А еще я должен ненадолго оставить тебя одну. Думаю, за время моего отсутствия горный орел не унесет тебя в свое гнездо.
Я встал и пошел в сторону туалета, а чернявый парень махнул мне приглашающе и повел по коридору в какой-то номер. Как рассказывал смотрящей по моей зоне, гостиница Советская была под абхазскими ворами, работавшими на Московском ипподроме. И Лакоба был главным из них. Они принимали ставки на бега, и они же порой устраивали результаты забегов, срывая банк. Неприметная дверь в конце коридора скрипнула и впустила меня в полутьму номера. Тут-то и сидел худощавый небритый абхаз лет под пятьдесят с острым колючим взглядом.
— Лакоба? — поинтересовался я, и тот кивнул. — Тебе просили передать.
Я протянул записку, и тот развернул маленькую бумажку, мазнув по ней коротким взглядом.
— Читал? — спросил он.
— Нет, — коротко ответил я. — Она не для меня.
— Сам кто? — проскрипел вор — Абзавись.
— Я Хлыст. Был смотрящим по карантину на зоне Профессора. Недавно вышел.
— По какой чалился?
— По 146-ой
— А… разбойник. И какая ходка?
Я почувствовал себя будто на собеседовании.
— Вторая. Первая по мокрому делу, — предвосхитил я новый вопрос.
— Хорошо, — кивнул Лакоба. — Ты правильный человек. Сюда можешь в любое время приходить. Проблем нэ будет. Появятся дела интересные, тоже приходи.
— Дел-то полно, кое-чего не хватает — вздохнул я. Потом все-таки решился — Сведи с Северянином!
— Зачэм⁇
Лакоба явно напрягся. Резко потушил сигарету, налил себе Боржоми в стакан. Мне не предложил.
— Хочу стать смотрящим по Лобне. Буду засылать на московский общак. Но нужен прогон.
Вор засмеялся, выпил газировку махом. Словно водку.
— А губа не дура! Ты знаешь сколько надо будет отдать авторитетным людям?
— Вот и узнаю.
— Лобня, Лобня… где это хоть?
— Городок по Дмитровке. Подмосковье.
— И что? Там нет своего положенца?
— Есть. Хмурый. Но он не в авторитете. Сам себя назначил.
— Так нельзя! Ладно, запиши телефон связной. После Нового года набери. Порешаем твой вопрос. И готовь бабки. Тысяч сорок. В баксах.
Я мысленно охнул. Ну и расценки!
— Ладно, иди, тебя проводят. А пока иди, дэвушка ждет. Нехорошо, когда такая дэвушка одна сидит.
Я вернулся к своему столику, с немалым удивлением увидев там бутылку шампанского, которую не заказывал.
— Официант поставил, — развела руками Лена. — Я и сказать ничего не успела. Ты так долго, Сережа. Я уже и волноваться начала. Давай вернемся к нашему разговору. Так кто же ты? Все очень странно!
— Вот ты все-таки любопытная, — рассмеялся я. — Мне нечего рассказать тебе такого, чем стоит похвалиться маме. Но я обещаю, что это изменится. Тебе не будет за меня стыдно. И твои центровые подружки еще удавятся от зависти. Пусть они ходят под ручку со своими аспирантами занюханных НИИ и инженерами развалившихся заводов. Ты не будешь знать отказа ни в чем, и я порвусь на британский флаг, чтобы это было именно так.
— Ты же бандит, Сережа? — она посмотрела на меня наивным, почти детским взглядом. — Я ведь не дура, я все уже поняла. Тот Вахтанг — точно бандит. Я часто вижу таких в магазине. А ты что-то шепнул ему, и он прислал шампанское в виде извинения.
— Может, все-таки расскажу анекдот, а? — с надеждой спросил я. — У меня завалялась парочка. Из них один даже немного смешной. Слушай…
— У нас ничего не получится, прости, — грустно покачала она головой. — Наверное, я создана для инженера развалившегося завода. Или для аспиранта…, — она повела рукой вокруг. — Мне чужда эта жизнь. Она пугает меня.
Ну вот. Приехали. Лена включила заднюю. На поле замена — Арарат ушел, пришла команда Динамо.
— Ты не сможешь делать вид, что этой жизни нет, — у меня защемило сердце. — Ты не страус, чтобы прятать голову в песок. Эта жизнь наступает неотвратимо, Лен. Она уже везде. Кажется, что страна еще есть. А ее почти нет. Скоро людям перестанут платить зарплату вообще, а цены начнут расти в десять раз быстрее, чем сейчас. Слабые будут ложиться на обочину дороги и умирать. Или винить во всем власть. Или спиваться. А сильным всегда будет хорошо. И хорошо будет тем, кто рядом с ними…
— Проводи меня до метро, ладно? — попросила она, вставая со стула. — Я очень благодарна тебе за этот вечер. Получается, зря ты покупал такой подарок. Не нужно было так тратиться.
— Ты скоро все поймешь, Лена, — упрямо сжал я зубы. — А я буду ждать. Я умею это делать. Ты даже не представляешь, сколько я ждал в свое время. Ты заберешь эти духи, потому что они куплены для тебя и подарены от всей души. Ты ничего не должна мне за это, не волнуйся. И ты не обидишь меня отказом. Я не стану тебя беспокоить, но пообещай мне взамен одну вещь!
— Какую? — она подняла на меня огромные, опушенные густыми ресницами глаза.
— Если у тебя что-то случится, если тебе будет страшно или плохо, то первый, кому ты позвонишь, буду я. Вот мой номер. Я приду, все решу и ничего не попрошу взамен.
— Я обещаю, — серьезно ответила она. — Но пока не звони и не приходи. Мне нужно побыть одной. Я слишком много придумала себе такого, чего на самом деле нет.
— Значит так, — усталый опер смотрел сквозь меня. — Хлыстов Сергей Дмитриевич. Десятого десятого шестьдесят шестого?
Капитан Сергеев разменял тридцатник, и к этому почтенному возрасту обзавелся небольшим брюшком, сероватой кожей и тоскливым взглядом насмерть загнанного коня. А ведь я его помнил совсем другим. Он тогда мальчишкой был, сразу после школы милиции. И глаза у него горели, не так, как сейчас… Он-то меня и посадил в прошлый раз. И именно от него лежала в моем почтовом ящике повестка. Ну кто бы мог подумать!
— Да, — коротко ответил я. — Я самый. Не узнали?
— Узнал, узнал. Что можете пояснить по инциденту? — спросил опер.
— По какому именно, товарищ капитан? — поинтересовался я. — У меня очень насыщенная жизнь.
— Да уж, представляю, — усмехнулся капитан. — Гражданин Сивков Сергей Николаевич и гражданин Петренко Николай Тимофеевич вам знакомы?
— Не знакомы, — замотал я башкой и не покривил душой ничуть. Я у них паспорт не спрашивал.
— У вас был конфликт в баре у стекляшки два дня назад, припоминаете? — спросил он.
— Не припоминаю я никаких конфликтов, гражданин начальник, — замотал я головой снова. — Сидели, отмечали мою новую! Подчеркиваю! Новую, законопослушную жизнь! Культурно отдыхали, никого не трогали. Граждан Сивкова и Петренко знать не знаю.
— Гражданин Пак Дмитрий Николаевич вам знаком? — все так же устало спросил опер.
— Конечно, — кивнул я. — Близкий мой, со школы еще. Мы с ним в кафе сидели. А что случилось-то?
— Граждане Сивков и Петренко вступили в конфликт с гражданином Паком, — сказал опер. — Есть свидетели. А потом они бесследно пропали. Машина Сивкова стоит на улице Ленина неподалеку от кафе.
— Бога побойтесь, товарищ капитан! — поднял я перед собой ладони. — Димон снегом обсыпал какого-то лысого хрена. Тот вспылил, но увидев нашу дружную компанию, понял, что был неправ. Мы заслали ему пива, и на этом инцидент был исчерпан. У меня по существу вопроса все.
— Что делали после кафе? — спросил капитан, что-то строча в протоколе.
— Домой с Диманом пошли, — ответил я, и снова не покривил душой. — Мы же соседи.
— Вот тут подписывай, — капитан ткнул ручкой. — Тут и тут. Пиши: «С моих слов записано верно. Мной прочитано». Хотя… Кого я учу… Выметайся отсюда, Хлыст. И не попадайся мне больше. Не нравится мне, что ты рядом с этим делом проявился. Только вышел, и тут же люди стали пропадать. Сам что думаешь об этом?
— Вообще ничего не думаю, — ответил я. — Я же их даже не знаю. Пропуск подпишете?