Бригадир

Глава 16

— Ты, Сережа, совсем охренел? Ты чего в дом притащил? — прошипела Зойка, когда ко мне в комнату занесли и хотели уже положить на софу Штыря с простреленной ногой.

— Стоять! — скомандовала Зойка братве. — Клеенку постелю, изгваздаете же все! Вот ведь бестолочи! Прибила бы! Ты, Пахом, совсем дурак? О матери подумал? У нее же сердце больное!

— Ты сделала, что я просил? — я попытался проигнорировать ее гнев. — Если да, то шуба твоя. Нутрия, в пол. Весь город усрется от зависти. Я же тебе обещал, когда звонил.

— Да не плети! — посмотрела она на меня удивленно. — Какая еще шуба?

— В пол! — сунул я в ее руку толстую котлету денег, поднятых на разбойниках из Троицка. — Решай сама. Хочешь шубу, хочешь видак, хочешь, золота купи себе. Я тебе очень благодарен, солнце.

— Пал Семеныч скоро придет, — Зойка ошалело смотрела на деньги в руке и не могла поверить своему счастью. Витька ее получал рублей восемьсот, и она четыреста от силы со всеми переработками. И этого едва хватало на еду. Еще год назад это были космические деньги, а сейчас…

— Нормальный лепила? — спросил я.

— Он лучший хирург в городе! — горячо воскликнула она и даже порозовела немного.

— И он без разговоров согласился со смены уйти? — удивленно взглянул я на нее.

— Сказала, что двоюродный брат с плохой компанией спутался, — вызывающе посмотрела на меня Зойка. — Тебе не все равно?

Наш разговор прервал требовательный звонок в дверь, и Зойка метнулась открыть.

— Павел Семенович, спасибо, что пришли! Вы так выручили!

— Да ладно, Зоечка, — услышал я, — как я тебе откажу!

Вот ведь сучка! — с веселым удивлением подумал я. Витька скоро в дверь не пройдет, рога не пролезут.

— Где наш больной?

— Вот он! — Зойка открыла дверь, пропуская вперед благообразного мужчину лет сорока в очках и с железным биксом в руке.

— Что с ним? — спросил врач, надевая перчатки и обрабатывая их резко пахнущей жидкостью. Спирт, не иначе.

— Пулевое, — коротко сказал я. — Артерия задета. Кровь алая, и толчками била.

— Тогда молодцы, что жгут наложили, молодые люди, — величественно кивнул доктор своей стильной эспаньолкой. — Кстати, я не хочу знать обстоятельств получения этой раны. Я о ней обязан в милицию доложить.

— Два куска, — ответил я. — И никто никуда не звонит.

— Пока не могу обещать, — поморщился врач. — Если он попадет в стационар, это регистратура сделает. Там же медсестры, санитарки… Такое не спрятать, и всех не заставишь замолчать. Штанину режьте! Зоя Михална, проассистируйте мне, пожалуйста.

— Да, Павел Семенович, — кротко сказала Зойка, глядя на врача обожающими глазами.

— И дайте больше света!

Из комнаты пацанов принесли настольную лампу и направили ее на ногу Штыря. Я кивнул парням, чтобы они не отсвечивали и отошли в сторонку. Незачем напрягать доктора. Ему сейчас за скальпель браться.

— Сначала промоем область раны, — бурчал себе под нос эскулап, когда штанину ниже колена отрезали вовсе и бросили в ведро.

Зойка протерла голень, убрав следы крови, и только ранка меньше ногтя мизинца говорила о том, что Штырь таки чуть-чуть не помер. Странно, она же крошечная такая.

— Прелестно! Прелестно! — напевал себе под нос врач. — Люблю сквозные ранения. Не нужно под рентгеном руки жечь.

— А разве пулю нельзя вытащить, нащупав в ране? — не удержался я, а врач посмотрел на меня уничтожающим взглядом.

— Конечно же, нет! — возмущенно сказал доктор. — Раневой канал пульсирует и закрывается. Пулю вынимают, продвигая инструмент под потоком рентгеновских лучей, а врач при этом хватает очень приличную дозу облучения. Вы кино пересмотрели, молодой человек? Тогда я вас разочарую, это совсем не так работает. Шприц!

Он обколол рану новокаином и рассек ее вдоль.

— Зажим! Еще зажим! Еще! Вязать! Ждем!

Он перевязал мелкие сосуды под кожей и прижал рану салфеткой.

— Кровь остановиться должна, — словно извиняясь, пояснил он. — У меня же коагулятора нет.

— А-а! — с умным видом покивали мы. — Ну да! Откуда у нас коагулятор! Но ты скажи, доктор, мы купим что нужно!

— Сейчас чуть ослабьте жгут, — скомандовал он, беря в руку зажим. — На раз-два-три. Потом затягивайте. Мне надо сосуд поймать. Скорее всего, мелкую веточку перебило.

— Раз! Два! Три! Есть! Поймал! Зоя, вязать!

И как он в этом месиве видит что-то! Все красное, и не понять ни хрена.

— Теперь выходное отверстие, — снова бурчал себе под нос доктор. — Новокаин! Скальпель! Вязать! Дренаж!

Он всунул с двух сторон какие-то трубки и положил сверху повязку.

— А зашить? — непонимающе посмотрел на него Штырь, который под новокаином не чувствовал ничего. У него самое веселое потом начнется, когда анестезия отходить будет.

— Огнестрельные раны не зашивают! — с мученическим видом поднял глаза к потолку Павел Семенович. — Молодые люди! Я вам настоятельно рекомендую или устроиться на нормальную работу, или перестать смотреть голливудские фильмы. При вашем образе жизни такая вопиющая безграмотность может закончиться плачевно. Там же полную чушь показывают! Я вас уверяю, что получать в голову двенадцать раундов подряд и остаться в своем уме решительно невозможно. Это я про Рокки, если вы вдруг не поняли.

— Поняли, — кивнули мы.- Мы же боксеры. Сами ржали, как кони над первой и второй частью. Но прикольно же…

— Тогда завтра я его перевяжу, — ответил врач, собирая бикс. — А пока лежать…

Доктор, получив деньги, ушел, и Зоя пошла его провожать. А мы расселись вокруг софы, на которой возлежал Штырь. Повязка немного промокла кровью, но он был огурцом, и даже шутить пытался.

— Ливайсы мои не выкидывайте, пацаны, — попросил он, — я себе козырные шорты на лето сделаю.

— Шорты? Шорты? — Китаец начал хихикать как придурок и никак не мог остановиться. Пальцы его ходили ходуном, а в глазах появился безумный блеск. Он смеялся каким-то дебильным коротким смехом, которого мы от жизнерадостного Димана не слыхали ни разу в жизни.

— Шорты! Шорты! — повторял Китаец. Он снова и снова хихикал как полоумный, а потом заорал:

— Нас ведь положить могли сегодня! Положить на хуй! Штырь чудом уцелел! Парни!

Он повел по сторонам безумным взглядом и уставился на меня.

— Отходняк словил, — со знанием дела сказал Копченый. — Пацан еще. Водки бы ему. Есть у тебя?

— У меня нет.

Я встал со стула и пошел на кухню. У Витьки точно есть заначка, о которой знала его жена. Так и оказалось. Только не водка, а паточный самогон, вонючий, как солдатская портянка после марш-броска.

— Пей, Димон, — всунул я ему в руку стакан, а он начал хлебать, выбивая зубами какую-то затейливую мелодию. Непривычен Китаец к смерти. Тринадцать человек за пару минут положить — это не урку забить сгоряча. Тут особый склад мозгов нужен. Как у солдат или бандитов. Ну да время такое. Если я правильно помню свою прошлую жизнь, крови в ближайшие годы будет столько, что хоть стены крась. Привыкнет…

Парни разошлись по домам, а Копченый по просьбе Карася пошел проводить Китайца. Как бы чего не случилось. Штырь заснул в моей комнате, а Зоя быстро убралась за доктором и сунула мне листок с рецептами. Что давать Пахому и когда, график измерения температуры.

— Ему теперь отдыхать долго надо. Да и тебе тоже. Поспите.

— Спасибо тебе! — я клюнул соседку в щеку. В губы не решился. Да и ни к чему это.

— Как вас вообще угораздило в такое попасть? — спросила она зло, отворачиваясь от моих непрошенных ласк.

— Зой, тебе лучше не знать, поверь. Тебя это вообще никак не касается.

— А когда милиция с меня шубу снимать будет и в вещдоки ее сдавать? — поджала она губы. — Тогда меня это тоже касаться не будет?

— Ничего такого не случится! — твердо произнес я — Мы не наследили. Успокойся.

— Ладно, я спокойна, как танк, — скептически посмотрела на меня соседка. — Тигр. Под Прохоровкой.

Я покивал и пошел к себе. И там меня просто срубило. Помню, что разложил кресло-кровать, лег и провалился в черную дыру. Ни снов, ни кошмаров. Так и проспал примерно до обеда.

Штырь не беспокоил, его тоже вырубило. Проснулся я около двенадцати, когда Витька был на смене, Зойка пошла на дежурство, а ее спиногрызы изводили воспитателя в детском саду. Тут и Пахом открыл глаза, и мы с ним поковыляли в обнимку до туалета. Жрать хотелось просто невыносимо, а в моем холодильнике хоть шаром покати. Ну, надеюсь, Зойка меня не убьет. Я ее картошку съем, а потом новую пожарю. Пока я названивал братве и Фельдмаршалу в Москву, Штырь поел с большим аппетитом. Даже и не скажешь, что в нем вчера ковырялись. Повязка слегка промокла, но кровотечения не было.

— Ну что там? Все тихо? — Штырь допил чай. — Китаец отошел или дуркует еще?

— Тишина как на кладбище, — я начал мыть посуду. — Димас пошел на рыбалку с отцом. Слушай, я все еще никакой. Давай подавим подушку.

— Давай.

И мы опять завалились спать.

Проснулись уже вечером, когда на город опустилась ночь. Я включил Рекорд и попрыгал по каналам. Выбор был небольшим, и я остановился на пятом канале. Часы на стене показывали без пяти одиннадцать — самое время для «600 секунд». Самая знаменитая передача в Союзе после Взгляда.

Знакомая заставка программы сменилась суровым лицом Невзорова. Его пронзительный взгляд, казалось, проникал прямо в череп через экран телевизора. Харизматичный он все-таки был когда-то мужик. В смысле есть… Не привыкну никак.

— Добрый вечер, страна, — начал Невзоров своим фирменным, чуть хрипловатым голосом. — Сегодня начнем с новостей столицы. В подмосковных Химках произошло событие, которое можно назвать кульминацией бандитского беспредела. Наша съемочная группа специально приехала сюда, чтобы снять этот репортаж.

Я подался вперед, не в силах оторвать взгляд от экрана. Камера показывала знакомый унылый пейзаж промзоны: серые заборы, покосившиеся фонарные столбы, грязный снег вперемешку с мусором.

— Вот здесь, на пустыре возле завода «Энергомаш», — вещал Невзоров, — вчера вечером произошла массовая бандитская разборка. Камера медленно «плыла», показывая огромную лужу крови на снегу — По предварительным данным, в перестрелке участвовало не менее двадцати человек.

Экран заполнили кадры с места происшествия: разбитые, изрешеченные машины, следы от пуль на бетонных столбах, гильзы, разбросанные по всему пустырю. Я тяжело сглотнул вязкую слюну. За такое количество трупов, что мы устроили — это стопроцентное пэжэ! Поедем в Черный лебедь, если поймают. Или не поедем, если вышак дадут.

— Итог этой кровавой бойни шокировал даже видавших виды оперативников, — Невзоров сделал драматическую паузу. — Тринадцать трупов, господа. Тринадцать! Это рекорд в истории бандитских разборок новой России.

Камера показала ряд тел, накрытых белыми простынями. Рядом суетились люди в милицейской форме и штатском.

— По неподтвержденным данным, причиной конфликта стал передел сфер влияния между Троицкой и Лосиноостровкой группировками, — Невзоров говорил быстро, чеканя каждое слово — Я спрашиваю вас, уважаемые телезрители: до каких пор это будет продолжаться? Когда власть, наконец, обратит внимание на разгул преступности?

Я покачал головой. Вопросы Невзорова повисли в воздухе, как запах крови Штыря. В голове крутилась одна мысль: «Вот это замес…»!

— А теперь — еще эксклюзивные кадры с места событий, — Невзоров исчез с экрана, где начали показывать оперативную съемку.

Дрожащая камера показывала следы побоища: простреленные колеса машин, разбитые стекла, окровавленные куртки. Крупным планом — татуировка на запястье одного из погибших: парашют, орел… Я невольно передернул плечами. Мы подстрелили парня, отслужившего в ВДВ.

— По словам сторожа Энергомаша, перестрелка длилась не более двух минут, — голос Невзорова за кадром звучал почти зловеще. — Но эти две минуты превратили тихий подмосковный пустырь в настоящее поле боя.

Камера показала следователя, деловито собирающего гильзы в пластиковый пакет. У нас и было-то всего ничего. У меня обойма, и у пацанов по две. А выглядит все так, как будто пару цинков расстреляли. Солидно выглядит… Усраться можно, до чего солидно.

— Судя по следам на снегу, — комментировал тем временем Невзоров. — Некоторые пытались спастись бегством, но были настигнуты пулями.

Ну это пиздежь. Никто там убежать даже не пытался, просто не успели. Максимум — из тачек вывалиться.

— А сейчас — интервью с анонимным источником из правоохранительных органов, — объявил Невзоров.

Я машинально потянулся за сигаретой. Руки слегка дрожали.

— Дай мне тоже курнуть, — попросил Штырь, поудобнее устраиваясь в кровати.

— Не подожжешь нас? Тебе, кстати, колоть надо антибиотик. Сейчас Зойку позову.

— Подожди, давай досмотрим.

На экране появилось размытое лицо человека в милицейской форме, голос которого был изменен до неузнаваемости.

— Мы давно знали, что готовится что-то серьезное, — вещал неизвестный металлическим голосом. — Но масштаб! Такого мы еще не видели. Это война, настоящая война на улицах!

— Вот так, дорогие телезрители, — мрачный Невзоров снова появился в кадре — Пока власти делят кресла в высоких кабинетах, на улицах наших городов льется кровь. И кто знает, где прогремят выстрелы в следующий раз?

Заставка программы, знакомая мелодия. Я щелкнул выключателем, и экран погас.

— Дзы-ы-ы-ы-нь! Дзы-ы-ы-ы-нь!

— Сука! Проклятый телефон! — выругался я. — Так ведь до кондрашки доведет! Да кому там неймется? Ночь же на дворе!

— Алло! — недовольно сказал я, схватив трубку в коридоре.

— Сережа! — услышал я счастливый голос Ленки на том конце провода. — Папу скоро выписывают! Ему намного лучше, представляешь! Температуры уже нет, и кашля тоже!

— Ну… хорошо, — ответил я запнувшись. — Но мне сообщили уже, Лен. Я об этом знаю.

— Давай увидимся! Пожалуйста! Завтра в семь, там же. Форма одежды парадная, цветы обязательны. В глазах я желаю видеть немое восхищение. И приготовь запас анекдотов. Только не пошлых. Пошлые я не люблю.

— А если я не могу? — сказать, что я удивился, это ничего не сказать.- Или у меня дела?

— Дела перенесешь, — решительно заявила девушка, голос которой слегка дрожал от собственной смелости. — И вообще, тебя никто не спрашивает, Хлыстов. Тебя ставят в известность. Все, пока! Не опаздывай.

— Охренеть! — сказал я, с тупым недоумением разглядывая трубку телефона, из которой неслись длинные гудки. — Так бывает, что ли?

Тащиться в Советскую мне совсем не хотелось. Опять эти бандосы, воры… Тут меня и осенило! А ведь там же рядом театр Ромэн, в соседнем здании. Цыганский. Вот куда нам надо. Я набрал Константину Георгиевичу и озадачил его на ночь глядя вопросом: нужно ли доставать билеты в театр, или дефицита уже нет?

— Сергей Дмитриевич! — горкомовец после схемы с рейдерским захватом «Истока» меня сильно зауважал и обращался исключительно по имени-отчеству. — Сейчас главный дефицит в стране — это деньги. Точнее, даже валюта. Так что смело ведите барышню в театр, билеты купите у жучков на входе.

— Это точно?

— Точно!

— Так! Я тебе кассету в «Красоткой» дал. Помнишь? Изучай матчасть. Как рейдеры работают, и самое главное, сколько они с этого поднимают. Тебе понравится. Отбой, Фельдмаршал!

Я тут же перезвонил Лене и обрадовал ее предстоящей культурной программой.

— Ой, а какой там будет спектакль? — тут же завелась девушка. — Я там многое уже видела. Можешь сказать название?

Конечно же, я не мог. Последний спектакль, который я смотрел, назывался «Петрушка».

— На месте узнаешь, — загадочно сказал я. — Пусть сюрприз будет.

После того как решил дела амурные, дозвонился все-таки до Китайца. Беспокоил он меня. Так сказать, самое слабое звено в нашей прочной цепи.

— Да в норме я, в норме! — трубку поднял сам Димас. — Пришел, еще жахнул соджу и лег спать. Вы-то как?

— Тоже весь день отсыпались.

— Ящик смотрел?

— Ага. Ты главное не кипешуй, и все будет пучком.

— У меня вся семья смотрела! Ты бы видел глаза отца.

— Увеличились в два раза? Придется новую фотку на паспорт делать?

Димас засмеялся. Ну значит, точно отпустило.

— Ты поговорил с ним, чтобы поменять шины у тачки?

— Да, он все сделает. Я сказал, что шипы повылетали — это, кстати, правда, и что нужны новые. Все будет стоить три куска. Это если подержанные.

Я выругался про себя. Доктор обошелся дешевле. Цены летят в космос, а рейтинг Ельцина вот-вот с такой же скоростью полетит вниз. Скоро его начнут нагибать коммуняки, случится расстрел парламента, который еще не стал Госдурой, а потом выборы 96-го года. Ага, «голосуй или проиграешь».

— Чего молчишь? — Димон продолжал дисциплинированно висеть на проводе. — С бабками затык?

— Да нет, выкрутимся. Пусть машину сделает уже завтра с утра, лады? И хорошо бы нам подыскать неприметную буханку. Можно подержанную.

Я уже не так радовался настоящему бандитскому шику — как бы классно было возвращаться со стрелки на неприметной тачке. В этот раз проскочили, а в прошлый раз чуть не приняли со стволом.

— Добро, поспрашиваю у знакомых. Сейчас много кто продает.

— Все, бывай. Завтра на базе увидимся.

Я повесил трубку и пошел за Зойкой, ведь наступило время менять повязку и колоть Штыря антибиотиками. Нас ждет то еще развлечение. Оказывается, эта татуированная машина не только плавать не умела. Она еще и до смерти боялась уколов…