III Доктор Фабос начинает свой рассказ

15 июня 1904 года.

Итак, сегодня вечером приступаю к делу.

Я должен доказать существование преступной организации, так широко распространившейся и до того поразительной в своей смелости, что полиция всех цивилизованных стран до сих пор еще не в состоянии была установить ее обширность, а тем более уничтожить ее... Я намерен это сделать или поплатиться позорной и непоправимой неудачей.

Не могу с точностью сказать вам, когда впервые пробудилось у меня подозрение в существовании этой организации воров и убийц. Несколько лет тому назад я просто-напросто спросил себя, возможно ли это, ибо не случалось ни одной кражи драгоценностей, в раскрытии которой я не принимал бы такого же ревностного участия, как и полиция. Я могу сказать вам вес и величину каждого бриллианта, украденного в Европе или Америке за эти последние пять лет. Я знаю историю жизни людей, которых настигло возмездие за некоторые из этих преступлений. Я могу сказать вам, откуда они явились и что они были намерены делать, успей они скрыться благополучно. Я знаю дома в Лондоне, Париже, Вене и Берлине, где вы можете обменять украденный бриллиант на деньги так же легко, как вы меняете банковские билеты в банке. Но здесь начинаются и кончаются мои познания. Я точно ребенок перед книгой, которую он не может прочесть. В ней целый мир неисследованных городов. Возможно ли человеку раскрыть их после этого? Невозможно, отвечаю я, пока судьба не откроет ему эту книгу.

Позвольте мне несколько подробнее объяснить вам свои слова. Я начну с изложения одного только единственного обстоятельства, то есть с рассказа о том, как года три тому назад нашли мертвое тело на уединенном морском берегу вблизи маленькой рыбачьей деревушки Паллинг в Норфолке.

Береговой сторож – кроме берегового сторожа редко кто посещает этот уединенный берег, береговой сторож, делая весной обход часов в шесть утра, наткнулся вдруг на тело морского офицера, лежащее на отлогом берегу бухты и выброшенное туда приливом. На пуговицах мундира не оказалось названия судна, на котором служил этот человек. Шапку его нигде не нашли. На нем были ботфорты, какие носят офицеры купеческих судов, и одежда из матросской саржи. В левом кармане его мундира нашли трубку, а в правом – серебряную табакерку и золотые часы, остановившиеся на пяти минутах шестого. Береговой сторож показал, что тело, по его мнению, три дня пролежало в воде.

Роковой случай этот был описан в коротенькой заметке одной из ежедневных газет. Я ничего не слышал об этом до тех пор, пока друг мой Мюррей из Скотланд-Ярда не прислал мне телеграмму вечером следующего дня. Когда я вошел к нему в канцелярию, он сразу поразил меня, показав объемистый отчет об этом деле и передав мне сверток из плотной ткани, какую всегда имеют при себе торговцы бриллиантами.

– Желаю знать ваше мнение, – сказал он мне без всякого предисловия. – Знаете вы что-нибудь о бриллиантах в этом свертке?

На вате сверкали четыре бриллианта. Один из них, большой ценности камень в сто двадцать каратов и розового цвета, я узнал с первого же взгляда.

– Это красный бриллиант из Форд-Валлей, – сказал я. – Спросите о нем барона Луи Ротшильда, и он скажет вам, чья это собственность.

– Не удивляет ли вас, что его нашли на теле моряка?

– Мюррей, – ответил я, – вы слишком давно меня знаете, чтобы думать, будто я могу чему-либо удивляться.

– Но этот случай из ряда вон выходящий, не правда ли? Вот поэтому-то я и послал за вами. Другие камни, по-видимому, совсем не того класса. Все они, впрочем, ценные.

Я положил их себе на руку и кое-как осмотрел.

– Этот вот чисто-белый – из Бразилии, – сказал я. – Он стоит, вероятно, сто пятьдесят фунтов. Остальные два – самые обыкновенные. Из них выйдут прекрасные сережки для вашей дочери, Мюррей! Вы можете предложить их в музей – пятьдесят за пару.

– У полицейских нет столько денег, чтобы тратить их на серьги, – сказал он довольно сурово, – мы предпочитаем женщин без всяких украшений... так они больше подходят для нас. Я думаю, вы желаете знать все подробности. Мы ничего не могли сделать больше, да и вам не удастся добиться большего. Такой вот морской офицер, как этот... Не можете же вы думать, чтобы он был укрывателем в самом обыкновенном смысле этого слова, и в то же время он последний человек, которого вы могли бы назвать профессионалом в Париже... Между тем, если это камень барона Луи, как вы говорите, он был украден в Париже.

– Ошибаетесь, Мюррей! Он находился в головном уборе его жены, который она надевала всего месяц тому назад, когда была в Принсе. Слышали вы об этом?

Он пожал плечами и сказал:

– Не стоит говорить об этом. Что можем мы сказать? Ни одно судно не печатало объявления об его исчезновении. У него нашли трубку, золотые часы и вот это. Где ключ от этой загадки? Скажите мне, и я начну действовать.

– Бумаг не было никаких?

– Нет... кроме этой бумажонки. Если вы можете мне объяснить ее, я пожертвую сто фунтов на госпиталь.

Он передал мне через стол испорченный и изорванный портфель для писем. В нем находились грязный календарь на этот год, локон темно-каштановых волос, золотое обручальное кольцо и клочок бумаги, на котором были написаны слова:

«Капитан Три Пальца... вторник».

– И это все, Мюррей? – спросил я.

– Все, – ответил он.

– Обыскали вы потайные карманы?

– Все вывернули наизнанку.

– Где у него были спрятаны бриллианты?

– Во внутреннем кармане жилета... двойной карман, подбитый ватой.

– И никакого оружия?

– Ни даже зубочистки...

– У вас нет сведений о каком-нибудь судне?

– В Ллойде нам ничего не могли сказать. Донесений никаких. Человек этот упал, очевидно, с какого-то судна, но с какого судна и где, одному Богу известно.

Боюсь, что он был прав. Полиция просила меня опознать бриллианты, я сделал это – и она больше не нуждалась в моих услугах. Оставалось только узнать, что скажет барон Луи Ротшильд, и я, напомнив об этом Мюррею, простился с ним. Было бы глупо претендовать на то, что мнение мое в этом случае может помочь ему. Мне, как и другим, дело это казалось покрытым глубочайшей тайной. Мертвый моряк имел при себе бриллианты большой ценности, скрытые в его одежде, и он упал за борт судна. Моряк и судно... да, надо запомнить это.

Барон Луи выразил величайшее недоверие к известию о краже своего знаменитого бриллианта. Он дал знать об этом своему банкиру в Париже. Телеграмма, посланная в ответ, сообщала, что бриллиант цел и невредим и сохраняется в несгораемом сейфе. На это я ответил через моего друга в Скотланд-Ярде, что банкиры, осмотрев еще раз бриллиант, наверняка найдут, что он или поддельный, или такого низкого достоинства, что ни один эксперт не признает его за красный бриллиант из Форд-Валлея. Предположения мои оправдались. Бриллиант в Париже оказался грубым камнем ничтожной ценности, не имеющим ничего общего с настоящим бриллиантом. Итак, барона ограбили, но когда и кто – он не имел об этом ни малейшего понятия.

Загрузка...