VI Мой друг Мак-Шанус. Перед завесой тайны

Я думал, что никого не знаю в Диеппе, но ошибся, как вы это увидите. Не успел я ступить в отель, как натолкнулся на Тимофея Мак-Шануса, журналиста с Флит-Стрит, и в следующую минуту слушал уже его рассказы, представлявшие причудливую смесь фактов и фантазии. В первый раз в течение многих лет не понадобился ему немедленный заем.

– Клянусь, – воскликнул он, – лучше этого ты ничего и никогда не слышал! Здешний лорд-мэр устроил бал в честь провинциальных членов Совета и... между ними очутился я, Тимофей Мак-Шанус. Надо тебе сказать, что здесь в парламенте есть другой Мак-Шанус, которого они пригласили на веселье. Письмо попало по ошибке в другие руки, и я сказал себе, что Мак-Шанус должен присутствовать на этом обеде как почетный гость от имени старой Ирландии...

Я поспешил умерить его пыл и пригласил его отобедать со мной, на что он немедленно согласился. Когда через некоторое время он присоединился ко мне за обеденным столом, первое лицо, которое бросилось ему в глаза, была Анна Фордибрас, сидевшая рядом с грозной на вид дамой на расстоянии трех столов от нас. Выражение, появившееся при этом на его лице, не поддается никакому описанию. Я боялся, чтобы сидевшие в этой комнате не услышали последовавшего взрыва с его стороны.

– Клянусь матерью своих предков! – воскликнул он. – Ведь это она, маленькая пастушка. Ин Фабос, тебе стыдно признаться в том, что к этому берегу влекли тебя не звезды неба и не красота окружающей природы. О, Тимофей Мак-Шанус, как падают великие! Не далее...

Я усадил его на место и открыто высказал ему свое неудовольствие. Анна Фордибрас не слышала его слов, но ее рассмешили его манеры, равно как француженок и англичанок, сидевших вокруг нас. Держу пари, что нет такого профессора, который в состоянии был бы противостоять этому легкомысленному ирландцу или сердиться, а не удивляться его забавным выходкам.

– Фабос, мой мальчик, выпьем шампанского за ее здоровье, – шепнул он мне, когда подали суп. – Супружество равносильно этому вину: хорошая вещь в самом начале, но далеко не так хороша, если переполнить меру. Я сам едва не женился на леди Кларе Ловенлоу из Кильдара... Ай! И несчастный был бы я теперь, сделай я это. Представь себе только Мак-Шануса в туфлях среди семьи и дочерей, поющих ему «Погибшую страну»! Его, этот свет Гольдсмит-Клуба! Да, подумай об этом, мой мальчик, и скажи, что он счастливо отделался от этой девицы...

Я не прерывал его болтовни. Говоря откровенно, я был очень рад его обществу. Я не желал, чтобы Анна Фордибрас подумала, будто я один в отеле и у меня нет знакомых в Диеппе, вследствие чего не мог бы отрицать своего желания возобновить с нею знакомства во время отсутствия ее отца. Теперь же присутствие этого дородного ирландца могло служить ширмой моим намерениям. Как бы там ни было, я очень был рад этой встрече.

– Мак-Шанус, – сказал я, – не говори глупостей и не причисляй меня к семье подобного рода. Ну разве я похож на человека, которому дочери осмелятся петь «Погибшую страну»?

– По наружному виду трудно судить, доктор! У моего друга Люка о'Бриена, того самого, что написал «Философию уединения», семь детей в графстве Корк и граммофон. «Люк, – говорю я ему, – ты, я вижу, в полном уединении здесь». Он выругался, и с тех пор мы больше не говорим с ним об этом.

– Кстати, Мак-Шанус! Позволь мне успокоить твои чувства сообщением, что завтра вечером сюда приедет за мной моя яхта «Белые крылья».

– Слава Богу, ты будешь в безопасности на море. Я не доверяю ей. Взгляни в ее глаза. Не видишь разве, как они то выглянут, то спрячутся... «Точно мышки из-под юбочки», – говорит поэт. Ей не терпится показать свою маленькую ножку и дать тебе понять, что обувь ее не дорого обойдется. Отвернись в сторону, Ин, мой мальчик, когда она смеется. Плохой это смех, он ведет к погибели человека...

– Я запомню это, Мак-Шанус! Не желаешь ли заняться старой леди, пока я побеседую с ней?

– Как? С той кошкой, у которой мужские волосы и телескоп на носу? Спаси меня, Господи, и помилуй! Лучше каторжные работы.

– Ну, полно тебе! Не видишь разве по ее взгляду, что она пользуется авторитетом на этом полуострове, Мак-Шанус? Я знаю, она играет в мяч. Я видел ее с палками сегодня днем.

– Чтобы проломить голову кому-нибудь. Неужели Тимофей Мак-Шанус так низко пал? Неужели он пойдет по пятам женщины с палками в руках? Прекрасное это зрелище будет, право, настоящий праздник!

– Выпей еще шампанского, это укрепит твои нервы, Тимофей.

Он покачал головой и погрузился в грустное раздумье. Нервы его, однако, успокоились после нескольких стаканов. По окончании обеда мы вышли на веранду, где застали мисс Фордибрас и ее компаньонку мисс Астон – они пили кофе. Они встали нам навстречу, точно ждали нашего прихода, и я тотчас же представил им Мак-Шануса.

– Мистер Тимофей Мак-Шанус, автор «Ирландии и ее королей» и потомок одного из последних, сколько мне помнится. Не правда ли, Мак-Шанус?

– Не одного, а всех, доктор Фабос! Мой отец правил когда-то Ирландией, а сыновья мои будут править ею впоследствии. Ваш слуга, прелестная леди! Прошу не называть меня историком. Я поэт, когда не присутствую на суде.

Мисс Астон, леди с короткими волосами и в очках, отнеслась, кажется, серьезно к словам Мак-Шануса и сейчас же заговорила с ним о Броунинге, Уолте Уитмэне и других. Я подвинул стул ближе к мисс Фордибрас и также принял участие в общем разговоре.

– Никто не читает теперь поэзии, – сказал я. – Мы сделались слишком циничны. Даже Мак-Шанус и тот не считает свои оды достойными печати.

– Они погибнут вместе со мной в могиле аббатства, – ответил он. – И только спустя тысячу лет какой-нибудь профессор из Новой Зеландии поведает миру о том, что написал Мак-Шанус.

– Время – самая истинная критика, – воскликнула мисс Астон.

Мак-Шанус взглянул на меня, как бы желая сказать: «Однако она того... достаточно опытна в том, что касается времени».

Я обратился к Анне Фордибрас, прося ее защитить поэтов.

– Двадцатое столетие не дает нам возможности уединиться, – сказал я, – а поэты не могут быть без уединения. Мы все время живем среди толпы. Даже путешествие на яхте устарело теперь. Люди стремятся туда, где они могут показаться другим людям. Тщеславие охватило всех... Все желают казаться и делать лучше, чем другие.

– На свете есть женщины, которые не знают, что такое тщеславие, – сухо заметила мисс Астон. – Мы живем нашим внутренним миром, и жизнь каждой из нас – наша собственная. Все наше существование – одно уединение. Мы большей частью бываем одни, даже когда многие окружают нас.

– Это комплимент моему другу Фабосу! – воскликнул Мак-Шанус, торжествуя. – Позвольте мне иметь честь проводить вас в казино, леди, ибо такой человек, как он, не может быть вам компанией. Нет никакого сомнения, что он переманит мисс Фордибрас в другую партию, когда они покончат с поэтами. Не правда ли, доктор?

Я ответил ему, что буду, конечно, в восторге, и все мы отправились в казино. Тимофей увлекся игрой, и я остался один с мисс Фордибрас. Мы с нею не стремились войти в здание казино, а так как на берегу было сравнительно мало публики, то мы могли держаться в стороне, наслаждаясь видом луны, рисовавшей золотистые островки на поверхности спящего моря, и прислушиваясь к музыке в казино.

– Завтра в это время, – сказал я, – моя яхта будет ближе к Ушонту, чем к Диеппу.

Она робко взглянула на меня. Редко приходилось мне видеть такое красивое и в то же время такое трогательное лицо.

– Ближе к уединению? – спросила она.

– Быть может, – ответил я. – В этом преимущество яхты. Вы плывете, собственно, никуда и, если это не понравится вам, вы возвращаетесь обратно.

– И вы положительно не знаете, куда?

– Положительно не знаю.

– А я знаю, – сказала она. – Вы едете преследовать моего отца...

Никогда еще в своей жизни не был я так поражен. Я знал уже, что она подозревает меня, но такой вызов от почти ребенка, это открыто выраженное недоверие... нет, это было выше моего понимания!

– Зачем же мне преследовать вашего отца? – спросил я.

– Не знаю, доктор Фабос. Но вы преследуете его. Вы подозреваете его в чем-то дурном и хотите сделать нам зло.

– Дорогое дитя мое, – сказал я, – Бог свидетель, я никому не желаю зла. Вы не то говорите, что следует. То же самое чувство, которое побуждает вас говорить это, должно подсказать вам, что все то, что я намерен предпринять и сделать, – вполне справедливо, правильно... и должно быть сделано.

Я взглянул на нее. Мы подходили в это время к самой воде. Волны медленно, лениво плескались у наших ног – волны моря, которое я намеревался пересечь, дабы открыть истину, которая удивит весь мир.

Момент этот был многозначительный в нашей жизни. Мы чувствовали, что это так, и не уклонялись от этого.

– О, – сказала Анна со слезами на глазах, – будь я только уверена, что вы мой друг!..

– Мисс Фордибрас, – сказал я, – верьте тому, что я говорю вам. Я буду вашим другом всегда, что бы ни случилось. Считайте меня им, прошу вас.

Мне показалось, что она хочет поведать всю историю своей жизни. Я всегда потом думал, что так оно и было в ту минуту. Но слова остались невысказанными: на нас упала вдруг чья-то тень, и когда я поднял голову, то увидел лицо человека, так близко стоявшего подле нас, что ему достаточно было протянуть руку, чтобы прикоснуться ко мне. В ту же минуту заметила его и Анна и, отойдя от меня в сторону, попросила проводить ее до казино.

– Мисс Астон беспокоится, вероятно, – воскликнула она в сильном волнении. – Пойдемте, пожалуйста! Уже девять часов.

Я поспешил исполнить ее просьбу и, перейдя через площадь, повернул с нею к казино. При свете фонаря я увидел, что лицо ее было бледно, как бледные лучи луны, скользившие по морю. Я понял из этого, что человек тот следил за нею и что она боится его. Факт был налицо, и скрыть его было трудно.

Об этом, конечно, она не говорила со мной. Войдя в казино, она направилась прямо к ужаснейшей мисс Астон и пробормотала нечто вроде извинения за то, что опоздала. Я понял, что час доверия прошел, и слова, которые она собиралась сказать мне, никогда, быть может, не будут сказаны...

Хорошо ли, что так случилось? Бог знает. Путь, по которому долг обязывал меня идти, лежал ясно передо мной, и Анне Фордибрас не заставить меня сойти с него. Время, надеюсь, поднимет мрачный покров, и за ним я увижу солнце.

Загрузка...