Британский музей

Искусство древней Греции и древнего Рима

Эллинская цивилизация создала богатую культуру керамического производства. В VI–V веках до н. э. в Древней Греции изготавливали стройные амфоры — сосуды для вина и масла, широкие чаши для питья — килики, вместительные кратеры для смешивания напитков, огромные гидрии и пифосы для хранения соответственно воды и зерна. Всего около 130 видов сосудов, большая часть которых украшалась росписью. Гончар очищал глину от примесей и подкрашивал охрой, чтобы после обжига она дала ровный рыжевато-красный тон. Затем готовую вазу сушили на солнце и наконец расписывали так называемым черным лаком (глазурью, секрет которой не разгадан до сих пор). В Афинах был обычай запечатлевать на керамическом сосуде имя гончара или художника. Первый писал рядом со своим именем «сделал», другой — «расписал».

Расцвет вазописи в Афинах VI века до н. э. связан с утверждением чернофигурного стиля росписи, при котором рисунки людей и животных заливались черным лаком и отчетливо выделялись на красноватом фоне глины. Иногда добавлялись белый цвет и процарапывание резцом узоров одежды, волос и других деталей. Крупнейший художник этого стиля — афинский мастер Эксекий. Его любимыми сюжетами были мифологические и эпические сказания. На амфоре, найденной в Этрурии, он изобразил поединок Ахилла с Пентесилеей — царицей амазонок.

Эксекий запечатлел момент, когда герой ударом копья повергает наземь свою противницу. Художник придает мифологическим событиям особое драматическое напряжение, сталкивая врагов лицом к лицу и противопоставляя темный профиль закованного в шлем Ахилла тонкому силуэту нежной белокожей Пентесилии. Согласно легенде, герой, перед тем как убить амазонку, взглянул ей в глаза и понял, что правительница бесстрашных дев столь же прекрасна, сколь и храбра. Контурный рисунок Эксекия отличается редкостным совершенством, безупречна силуэтная композиция, каллиграфически точна прорисовка деталей одежды, доспехов и оружия. Изысканный орнаментальный фриз из стилизованных бутонов на горле вазы, лучей и меандра в ее основании подчеркивает гармоничную форму и изящные пропорции амфоры.

Около 530 до н. э. в Древней Греции на смену чернофигурному пришел краснофигурный стиль росписи ваз. Желая придать больше свободы и естественности изображению, художники стали заполнять фон черным лаком, а фигуры оставляли незакрашенными. Их контуры обводили кистью, а детали выписывали пером в зависимости от требуемой толщины линии, используя густой или разведенный лак. На краснофигурных сосудах жанровые и бытовые эпизоды преобладают над мифологическими. Сцены с изображением застолья — частый сюжет для декорации керамики нового стиля, особенно киликов — широких чаш с двумя ручками, в которые греки наливали разбавленное вино. Так как напиток из пяти частей воды и одной части вина был прозрачен, сотрапезники могли видеть изображенный внутри чаши сюжет, а поднимая кубки — обозревать рисунки снаружи сосудов.

Данная чаша искусно украшена двухфигурной композицией, представляющей юношу, возлежащего за пиршественным столом, и танцующую перед ним девушку-рабыню. Молодой человек держит в левой руке две флейты, а правой ладонью отмеряет ритм танца. Перед ним столик со скифосом — глубокой чашей для вина, за спиной — чехол для флейт, у изножья ложа — дорожный посох. Композиция этой ясной сцены, построенная по принципу равновесия горизонтальных и вертикальных элементов, умело вписана в круг. Линии рисунка точны и изящны, а тела юных героев безупречно моделированы. Изображение предельно лаконично, художник выбирает для своего короткого рассказа только важное: выразительный властный жест мужчины и его посох показывают, что он гость и господин, а коротко остриженные волосы и наклоненная голова танцовщицы говорят о ее зависимом положении. Музыкальные инструменты, чаша с вином и застольные венки на головах героев — символы начавшегося веселого праздника.

Замысловатый по силуэту и интересно декорированный рог для питья, судя по надписи, был произведен в мастерской Сотада — изобретательного афинского гончара, умевшего соединять моделированную на гончарном круге форму с вылепленными вручную скульптурными элементами. Изящная фигура крылатого сфинкса поддерживает своим стройным корпусом тулово сосуда, блестящая черная поверхность которого создает эффектный контраст с белой глазурью, покрывающей скульптуру.

Сюжетом росписи кубка послужила история о легендарном афинском царе Кекропе. Согласно легенде, он имел лик человека и туловище змеи. Выполненные в краснофигурном стиле сцены представляют историю самого древнего правителя и его детей. Предполагают, что этот искусно изготовленный рог использовался не для питья, а для аэрации вина. Сначала, когда вино заливалось из амфоры в широкое горлышко сосуда, отверстие в его нижней части прикрывалось рукой виночерпия, затем рог поднимался над чашей гостя, отверстие открывалось и напиток изливали тонкой струей в широкий килик. Таким образом, вино насыщалось пузырьками воздуха, перемешивалось и «оживало», обретая новые оттенки вкуса.

Рог вместе с другими подобными предметами обнаружили в некрополе итальянского города Капуя, в могиле грека-колониста из Афин. Он, по-видимому, был связан с погребальным культом. Сфинкс, украшающий тулово сосуда, мог расцениваться как страж гробницы, а история царя Кекропа служить свидетельством аттического происхождения умершего.

Особенно полно в Британском музее экспонирована скульптура древнегреческой классики (V–IV века до н. э.). В 1801 британский посол в Турции лорд Джеймс Брюс Элгин (1811–1863) привез в Лондон прославленные скульптурные украшения Парфенона, созданные Фидием в 447–432 до н. э. Сейчас в музее хранятся 15 метоп (квадратных плит фриза), 17 сильно пострадавших статуй с фронтонов и 75,3 метра ленты фриза, шедшего по внутреннему периметру храма. Оба фронтона были заняты группами, изображавшими на восточном фронтоне рождение Афины из головы Зевса, а на западном — спор богини с Посейдоном из-за обладания Аттикой. Фриз украшали мраморные плиты с горельефами сцен борьбы кентавров с лапифами (одна из древнегреческих народностей), гигантомахии, битв амазонок и Троянской войны. На внешних стенах храма располагался барельефный фриз, представлявший праздничное шествие граждан к святилищу Афины Парфенос.

Один из сюжетов украшения метоп — битва лапифов с кентаврами — пользовался особой популярностью в искусстве древнегреческой классики. Согласно мифу, кентавры, приглашенные на свадебный пир фессалийского царя Пейрифоя, опьянели и попытались похитить жен и дочерей лапифов, но получили решительный отпор. Схватка закончилась их полным поражением. Самые разные эпизоды боя показаны на южных метопах Парфенона. На данной плите молодой лапиф, отбиваясь от нападения кентавра, который вцепился ему в горло, наносит своему врагу сокрушительный удар по голове.

Ожесточенная ярость борьбы, естественные и выразительные позы противников, напряжение мускулов их великолепных тел — все это передано скульптором убедительно и точно. Возможно, мастер использовал для своих композиций наблюдения за атлетами на популярных тогда состязаниях борцов. Скульптор намеренно противопоставляет звериную жестокость и эмоциональную несдержанность получеловека невозмутимой уравновешенности прекрасномудрого эллина. Грубое лицо кентавра с резко обозначенными морщинами искажено гримасой ярости и злобы, тогда как волевое лицо лапифа выражает спокойствие и уверенность в своих силах. Рельефы обеих метоп с их резко очерченными и жестко трактованными формами высечены скульптором, который еще придерживался «строгого стиля», характерного для греческой пластики второй четверти V века до н. э.

На стенах Парфенона рельефы работы самого Фидия изображали торжественную (в присутствии богов) процессию последнего дня панафинейского праздника, во время которой на Акрополь относился драгоценный пеплос, сотканный в дар богине Афине искуснейшими девушками Аттики. Роскошное одеяние предназначалось для древнейшей деревянной статуи покровительницы города, находившейся в небольшом храме Эрехтейоне неподалеку от Парфенона. Шествие начиналось с восходом солнца. Нарядно одетые жители города сопровождали повозку, на которой пеплос везли от Керамика (квартала гончаров) через торговую площадь Агору к подножию священной скалы. Отсюда одеяние богини уже на руках вносили на Акрополь, где процессия завершалась жертвоприношением ста быков и возложением пеплоса на изваяние Афины.

Фидий, расположив рисунок торжественного шествия на стенах Парфенона, предоставил участвующим в нем гражданам возможность, проходя вдоль храма, увидеть самих себя в идеализированном, прекрасном виде, а также олимпийских богов, незримо присутствующих при священнодействии. На мраморной ленте длиной более 160 метров и высотой чуть более 1 метра гениальный скульптор изобразил различные стадии праздничного марша. На западной стене представлено начало процессии всадников. Сцены первых рельефов показывают юношей, которые беседуют, седлая скакунов. Далее можно видеть, как их движение набирает скорость: прекрасные полуобнаженные мужчины скачут друг за другом на разгоряченных лошадях. Один молодой человек крепкого сложения с правильными чертами лица, оглянувшись, взмахом руки подзывает к себе отставшего товарища. Короткий плащ, развевающийся за его спиной, оттеняет упругую мощь хорошо тренированного тела.

На северной и южной сторонах храма показано, как в одинаковой последовательности движутся две части процессии. Во главе каждой выступают юноши с жертвенными животными. За ними — мальчики с подносами и кувшинами, музыканты, старцы с оливковыми ветвями, квадриги с возничими и воинами. Заканчивает движение на боковых сторонах храма эскорт афинской конницы, занимающий более половины каждого фриза. Всадники скачут то галопом, то рысью.

Наездники, объединенные в компактные пластические группы, движутся в напряженном ритме. Одни скачут, тесня друг друга, другие — растягиваясь вереницей. Все всадники молоды и хорошо сложены. Облик каждого их них — это, в сущности, разные вариации типа юного атлета. Прекрасные животные тоже похожи. Но Фидию мастерски удается избежать однообразия, ни одна группа, ни одно движение не повторяется. Если приглядеться, то можно заметить, что в каждой группе несколько иное положение ног коней, весьма разнятся посадка и жесты всадников. Обобщенные контуры, замыкающие отдельные группы, придают их силуэтам лаконичный и монументальный характер. Фигуры часто перекрывают друг друга, что увеличивает ощущение нарастающего ритма движения и создает иллюзию глубины пространства при очень невысоком рельефе. Сложная игра светотени, разнообразие жестов и рисунка драпировок дополняют картину яркого и оживленного движения праздничной кавалькады.

На восточном фризе Парфенона изображено центральное событие панафинейского праздника. Здесь были показаны восседающие на тронах боги-олимпийцы, встречающие процессию афинских граждан, подходящих к ним двумя потоками справа и слева. Каждую группу возглавляют девушки, несущие Афине дары и, в том числе, сам драгоценный пеплос. К ним обращены взоры чиновников-распорядителей и высших должностных лиц города — архонтов и стратегов. Боги, незримо для афинян присутствующие на празднике, превосходят смертных размерами. Чтобы не нарушить принципа равноглавия, Фидий размещает олимпийцев на тронах. Граждане города своей красотой и величавостью похожи на небожителей, а боги выглядят как прекрасные люди.

Композиция фриза подчинена строгому ритму, движения и позы людей и богов спокойны, размерены и созвучны друг другу. При всем разнообразии сцен общее решение отличается удивительной целостностью. Живой ритм и единство царят в этой скульптурной композиции. Многообразие становится возможным благодаря богатству пластических мотивов движения. Персонажи похожи друг на друга, но ни один из них не повторяется в точности. Обобщая наиболее характерные, увиденные в жизни черты людей, скульптор создает идеально-прекрасные образы, в которых физическая красота и нравственное совершенство слиты воедино.

На восточном фронтоне Парфенона Фидий воплотил стройную, основанную на мифологических представлениях своей эпохи систему мироздания. Персонификации дня и ночи, обрамлявшие сложную многофигурную композицию «Рождение Афины», подчеркивали вселенский характер происходящего события. В левом углу фронтона был изображен бог солнца Гелиос, поднимающийся из морской пучины на своей колеснице. Головы его чудесных коней, едва показавшиеся над волнами и жадно вдыхающие утренний воздух, символизировали начало нового дня и радость пробуждающейся жизни. В противоположном, правом, углу была изображена другая колесница. На ней богиня луны Селена спешит покинуть заалевшее небо, и ее дивные кони уже погружаются в бездну вод. Из всех персонажей этих космических сцен сохранилась только принадлежащая ныне Британскому музею голова лошади из упряжки Селены.

Поражающее предельным реализмом и соразмерностью пропорций это изображение коня является одним из лучших образцов древнегреческой анималистической пластики. Мастеру удалось в лаконичном и законченном образе передать красоту, витальную силу и сдержанное благородство прекрасного животного. Замечательная скульптура вызвала в свое время восхищение великого немецкого поэта Иоганна Гёте, который считал ее идеальным изображением лошади.

Скопас, великий греческий скульптор с острова Парос, обладал способностью тонко чувствовать и отображать в пластических образах настроения людей своего неспокойного времени. Он умел передавать в скульптуре богатый мир человеческих чувств, созвучный трагическим конфликтам эпохи поздней классики. Из 25 статуй Скопаса, о которых пишут античные авторы, до наших дней дошли лишь несколько, и то в огрубленных римских копиях. Поэтому находка рельефных плит при раскопках Галикарнасского мавсолея была большой удачей: их обнаружили как раз на восточной стороне усыпальницы, над которой, по свидетельству Плиния, и работал Скопас. Эти высеченные из голубоватого малоазийского мрамора рельефы некогда составляли фриз высокого цоколя гробницы царя Мавсола. Не только место находки, но и художественно-образный строй скульптур свидетельствуют об их принадлежности резцу Скопаса: тела, пронизанные энергией, безупречно моделированы, а позы полны динамики и напряженной экспрессии.

Популярный в эпоху классики сюжет для декорации фриза — борьба греков с амазонками — был особенно актуален для малоазийского Галикарнаса, где эллины жили в близком соседстве с «варварами», к тому же легендарные женщины-воительницы обитали, согласно эпосу, на равнине малой Азии и в степях Причерноморья. На данном фризе мастер показал самый разгар битвы, когда, устремляясь навстречу своим яростным противницам, греческие воины наносят им беспощадные удары, а конные и пешие амазонки в развевающихся хитонах отважно отражают атаку. Легкие и стройные фигуры женщин-воительниц противопоставлены мускулистым телам обнаженных греков. Смелые ракурсы, контрасты поз, диагональное расположение фигур сообщают изображению динамику, а деление композиции на четкие ритмические группы делает его понятным и ясным.

Танагрские фигурки 325–200 до н. э., изготовленные из ярко раскрашенной терракоты (обожженной глины), получили свое название по имени города Танагра в Беотии, где они впервые были обнаружены в 1870-х. Эти небольшие статуэтки, представляющие собой живые, но вместе с тем изящные изображения обычных людей, — характерные памятники культуры эллинизма. Именно в эту эпоху художники научились видеть красоту простых, «невозвышенных» образов, ценить прелесть и непосредственность жанровых сцен. Скульптура Танагры, испытывая влияние известного мастера поздней классики Праксителя, предпочитавшего занимательность и элегантность героическому пафосу, чаще изображала женщин, чем мужчин.

Такие статуэтки в древности пользовались огромной популярностью. Они служили дарами богам и умершим родственникам, детскими игрушками и украшениями жилищ. В мастерских Танагры в IV веке до н. э. было налажено настоящее производство по изготовлению миниатюрных скульптур. Очистив глину от примесей, из нее в специальных матрицах формировали две стороны будущей фигурки, лицевую и оборотную, которые просушивали на воздухе, соединяли вместе и добавляли вылепленные вручную детали. Затем статуэтку обжигали в гончарной печи, покрывали тонким слоем белой глазури и наконец расписывали минеральными красками нежно-розовых и светло-голубых оттенков.

К лучшим образцам танагрской пластики принадлежит скульптура женщины, облаченной в тунику. Жизненно достоверный образ полон обаяния и лиризма. Необычный головной убор героини напоминает шляпы китайского кули, но ее поза естественна и грациозна. Ниспадающее широкое покрывало подчеркивает стройность и природное изящество фигуры.

Высеченная из песчаника скульптурная голова молодой женщины очень напоминает знаменитую Клеопатру из рода Птолемеев, которая по возвращении в 46 до н. э. Гая Юлия Цезаря из Африканского похода вместе с ним триумфально въезжала в Рим. Роскошная свита и богатство правительницы Египта, пышность организованных в ее честь торжеств и последовавшее за ними учреждение культа богини Исиды поразили народ Вечного города и вызвали недовольство некоторых его сенаторов. Внешность Клеопатры хорошо известна по монетам и сохранившимся эллинистическим портретам. Однако, несмотря на очевидное сходство (особенно в профильном ракурсе) головы из Британского музея с обликом египетской правительницы, некоторые исследователи не спешат называть эту скульптуру ее портретом. Смущают отсутствие каких-либо царских регалий, например диадемы, и более простая, чем на монетах, прическа, похожая на те, что были у римлянок. Но такой «демократизм» можно объяснить тем, что Клеопатра, живя в Риме, невольно усваивала его моду и нравы. Хотя вполне вероятна и обратная ситуация: известно, что египетская царица, ее наряды, прическа и манера держаться производили такое сильное впечатление на римских женщин, что некоторые начинали подражать ей. И тогда скульптурная голова — портрет одной из таких похожих на царицу модниц. Но вне зависимости от того, изображена сама Клеопатра или римлянка, — это работа талантливого мастера, точно подметившего черты своеобразной внешности и характера модели. Женщина не красавица, но она умна и обаятельна, сдержанна и уверена в себе, ее лицо, оживленное едва уловимой улыбкой, дышит светлой радостью юности.

Бронзовая голова основателя Римской империи Октавиана Августа является частью одной из его несохранившихся скульптур, которыми был полон Рим начала I века до н. э. Особенно увеличилось количество таких изображений после присвоения Октавиану в 27 до н. э. сенатом титула Августа — «возвеличенного божеством», «божественного». Культ правителя быстро распространился по всей империи, а его статуи стали украшать храмы и форумы не только Вечного города, но и провинциальных центров. Преемник Цезаря, прирожденный политик и мастер социальной демагогии, Октавиан Август, сумевший захватить власть, расширить пределы римских владений и установить в них долгий мир, любимец патрициев и плебса, по свидетельству современников, был очень скромен в быту, добродетелен и благочестив.

По описанию Гая Светония Транквилла, Август «с виду был красив и в любом возрасте сохранял привлекательность, хотя и не старался прихорашиваться… лицо его было спокойным и ясным… глаза светлыми и блестящими… волосы — рыжеватые и чуть вьющиеся… уши — небольшие… нос — с горбинкой и слегка заостренный…». Данный портрет, изображающий Октавиана Августа молодым человеком, точно следует этому описанию, верно запечатлевая черты его внешности — худощавое, аскетически строгое лицо с правильными чертами, решительным и спокойным взглядом глубоко посаженных глаз, и создает образ сильного, мудрого, справедливого правителя, подарившего империи годы процветания и благоденствия. В этом выдающемся произведении «классицизма эпохи Августа» острота и правдивость индивидуальной характеристики личности, столь свойственные римскому портретному искусству, гармонично соединяются с умелой идеализацией и тонким мастерством обработки материала, заимствованными в II-I веках до н. э. латинской цивилизацией у древнегреческих мастеров.