Бронзовая Жница

5. Охота двух драконов

Пламя трещало и ревело, огромным факелом вспыхнув посреди Брезара. Морай оставил сестру проследить за тем, чтобы триконх сгорел дотла, а столичный жрец смотрел на это неотрывно до тех пор, пока не развеется последнее облако дыма.

Остальные привязанные на площади Божьей Милости сделались невольными свидетелями происходящего. Огонь отпугивал псов и ворон, и наказанные, прижимаясь лбами к мостовой при виде Морая, молились, чтобы пламя играло как можно дольше.

Морай притормозил рядом с тремя людьми у крайних столбов. К его неудовольствию, они были ещё живы.

Нобель Куолли доставлял ему неприятности. Бежавший в Маят после публичной расправы над своей дочерью, он стал одним из злейших врагов Морая. Когда-то это был регент, председатель торговых гильдий, что поддерживал его и Мальтару, не осуждал вздорные решения маргота и был терпелив, как святой.

И глядел так выразительно, как будто Морай не понимал, зачем он подлизывается.

«Хотел подсунуть мне дочь, которую сам же в малолетстве испортил, а потом так смертельно обиделся на то, что я не оценил».

Четыре года назад Куолли уехал в Маят, ища там новые связи — или, по слухам, жениха для дочери Халисы, которую доселе упорно предлагал Мораю. Морай воспринял это как оскорбление и измену. С лёгкой руки он отдал Халису на растерзание собственному городу.

Куолли уехал, но его сильные связи в городе и за его пределами остались. Он заслужил влияние среди вооружённых контрабандистов и различных банд; и поэтому так или иначе он пересекался с делами Мавлюда и самого Морая. Куолли намеренно саботировал множество сделок. Приходя обсудить добычу, брезарские контрабандисты нарывались на засаду, умирали и дарили своё золото предприимчивым людям Куолли. Так на несостоявшихся переговорах был убит старший сын Мавлюда: его смуглую голову засунули в ящик и выслали отцу.

Мавлюд рвал и метал. Но люди Куолли хорошо заметали следы.

Дошло до того, что розовый джин, однажды поданный к столу Морая, имел на себе бумажку: «За Халису». Морай велел выпороть в кровь кравчего и наказал Мальтару — и сам взялся отсекать вездесущие руки Куолли. Он объявил расправу над каждым, кто посмел чем-то посодействовать контрабандистам Куолли. Покупка чего-либо из в лавках его сбытчиков тоже считалась содействием.

Трое, привязанные на площади, были из тех, что взяли с рук старинные украшения. Лавочник позже был признан доверенным Куолли и обезглавлен лично марготом, а эти трое за неразборчивость оказались привязаны на площади.

Морая не волновало, как покупатель должен был узнать, кто привёз в город товар.

«Любой, кто отоварился чем-то из-под полы людей Куолли, поддерживает моего врага в моём же городе», — объявил Морай лунаром ранее. С тех пор люди стали бояться городских лавочек ещё больше, а столбы на площади достигли сотни штук.

Морай дёрнул бровью, возвращая себя с небес на землю. Треск пылающего триконха дивной музыкой звучал над ухом. Марготу хотелось, чтобы и нобель оказался в этом огне.

«Он мечтал о внуках голубой крови, но получит только снятую с себя голубую кожу».

Ещё раз смерив взглядом троих, маргот щёлкнул пальцами и подозвал к себе ближайшего гвардейца с алебардой. Затем указательным пальцем рассёк силуэты привязанных поперёк. Тот понял и развернулся к осуждённым, готовый исполнить свою роль палача и кормильца крыс. А сам маргот пришпорил скакуна и помчал по скалистой дороге мимо Лордских Склепов вверх, к пещере Скары.

Жеребец заблаговременно начал всхрапывать и пританцовывать, не желая приближаться к логову чудовища. Но Морай вытащил Судьболом и плашмя ударил его по крупу. Тогда тот рванулся вперёд, будто ужаленный.

От Покоя до обиталища Скары галопом было от силы минут десять. Розовое солнце серебрилось в тисовых иголках, рассветная роса блестела на траве. Вместе с новым днём начиналось новое завоевание.

Душа Морая пела вместе с жаворонками.

Он спрыгнул с коня незадолго до того, как показалась дыра в горе, потому что та пугала скакуна чуть ли не до обмороков. Маргот пнул его напоследок, и тот помчался обратно в Покой — только подковы сверкали.

А сам Морай быстро зашагал к мрачному зеву пещеры.

Когда его отец, Минорай, обосновался в этой долине, он первым делом велел подыскать подходящую пещеру рядом с замком и расширить её для растущего дракона. Этот грот стал наилучшим вариантом. В него не попадал свет, а эхо шагов терялось в покрове из множества людских останков.

Морай шагнул во мрак. Этот спуск он знал наизусть; он прошёл бы здесь хоть с завязанными глазами, обойдя каждую ямку и рытвину. Под сапогами захрустели первые косточки. Из грота пахнуло дымом; и внутри заворочалось, загудело его самое родное существо.

Не скрывая счастливой улыбки, маргот пошёл на звук. Крыло свистнуло над ним. Блеснул в полумраке красно-рыжий глаз. И Морай, ловко балансируя на сплющенных останках и черепах, взобрался выше по куче.

Если б кто увидел его сейчас — не узнал бы. Его лицо сияло несказанным счастьем.

— Скар-р-ра! — воскликнул он. Раскинув руки, он подошёл к драконьей морде и обнял её.

Тот выдохнул горячим воздухом ему в ноги. Клокочущий гул зазвучал где-то глубоко в груди зверя — огромного, как марпринцева карета, но по драконьим меркам сравнительно скромного.

И всё равно это был лучший дракон в мире.

Морай прижался щекой к его горячей чешуе, с нажимом провёл рукой по его широкой переносице, дотянулся до гривы и взъерошил её. Тот помотал головой в ответ и подставил марготу левую сторону своей длинной челюсти.

Тогда Морай с удовольствием почесал его под подбородком. Нижняя челюсть Скары была длиннее и массивнее верхней, как у драконов из рода легендарного Мордепала, и его хватка была очень сильна. Но всё же он был не слишком коренаст и имел довольно длинную шею.

— Мой бедный покусанный Скара, — мурлыкал Морай и безо всякой опаски гладил его по носу, по глазам, по шее, по выставленным вперёд лапам с крючковатыми когтями. — Мой хороший…

Маргот плохо видел в темноте. Но, присмотревшись, отметил, что на его крыльях поверх первой пытается нарасти вторая перепонка. Она появилась у Скары уже после того, как полотно его крыльев навсегда стало дырявым от копий и мечей.

Морай давно уже наблюдал за тем, как она будто взбирается вверх по плечу крыла. Он надеялся, что так Скара сможет перебороть свою досадную для высшего хищника калечность. И станет летать легко, как горный орёл.

— Какое же ты удивительное создание, — восхитился он и вновь прислонился к шее Скары. С каждым касанием к нему он вступал в омут его жара, его эмоций, его неподвластных пониманию человека дум. Таков был лётный брак — бессловесная связь меж человеком и драконом.

Скара отвечал красноречивым урчанием. Морай ощущал его безмятежную лень, от которой тот был склонен к спячке. Но с появлением всадника он начинал предвкушать новую охоту и новую битву. Словно мелкие искры, мысли о грядущем загорались и вспыхивали в сонном мраке его сознания.

— Давай, дружище, — и Морай похлопал его по шее. — Просыпайся. Нас ждут кровь и дым.

Урчание стало звонким рыком. Дракон потряс своей тяжёлой головой, несколько раз моргнул ярким рыжим глазом. И покосился на то, как маргот взбирается на его загривок по передней лапе.

Тот сел в основание его шеи, на место столь привычное, будто специально для него сделанное. Поправил крылья своих поножей, чтобы они легли параллельно драконьим бокам. И крепко упёрся ступнями в тупые шипы, что росли вверху груди Скары.

«Однажды диатрисса Такарна Гиадринг заикнулась о седле», — усмехнулся Морай, припоминая эту историю. — «Царственная дура имела честь быть лётной супругой Лордамина, сына самого Лорда. И решила, что, будучи в положении, она не должна терпеть неровности драконьей чешуи под своей задницей. Может, у неё был и куда более благовидный предлог, но итог один. Такое оскорбление дракон не потерпел даже от своей доа. И растерзал её при попытке снять мерки. Люди будто не понимают, что садятся не на тупоголовую лошадь, а на того, кто равен им — и выше них. Моргемона летала безо всяких сёдел, хотя её Мордепал был шипаст, как ёж, и ничего — родила пятерых».

Он потянулся и прижался грудью к гриве Скары. Тот заворочался, поднимая голову, и всего маргота покачнуло.

Будучи верхом, Морай переставал ощущать себя отдельным существом. Он становился един с лётным супругом в мыслях и чувствах, принимая в себя тягучую лень полусонного дракона и одновременно его разгорающееся любопытство. Сев ровнее, Морай намотал пряди жёсткой чёрной гривы себе на руки. А Скара, раскачивая его влево и вправо, побрёл неровным шагом к зеву пещеры.

«Отлежал себе лапу или снова хромает?» — задумался маргот.

Скара выскользнул из пещеры. Потянулся, как гигантский кот, и показал миру свои острые оскаленные зубы. Все они были у него на месте; драконий зуб, что Морай велел схаалитке выкопать из сокровищ Моргала, принадлежал Мордепалу.

То был легендарный зверь Рыжей Моргемоны и приходился Скаре родителем. Самый поздний из кладки, Скара был меньше и слабее всех, но именно с Мордепалом чаще всего сравнивали его непокорный и непредсказуемый характер.

Зуб Мордепала вылетел во время последней схватки ржавого дракона со его давним недругом, жемчужно-серым Ксахром. Два дракона впились друг в друга — и так и упали в джунгли подле Мелиноя. Этот артефакт маргот Минорай отыскал в бытность столичным рыцарем, и он сохранил его, чтобы подарить своему наследнику Моргалу.

Теперь этот зуб был у законного владельца.

Морай удовлетворённо почесал зверю шею и кривой улыбкой приветствовал кроны тисов, что теперь были вровень с ним. А затем обратил взгляд на юго-запад. Его мысль передалась Скаре, и тот тоже повернул свою угольно-чёрную морду за горы над Брезаром. Он гулко рыкнул себе под нос, раздул грудь широким вдохом. Расправил крылья — огромные, как две ночи — и Морай крепко впился в его гриву.

Дракон присел, оттолкнулся и выпрыгнул в небо. Бешеным первым взмахом он уложил все окрестные деревья. Затем провалился на мгновение вниз — и взмахнул вновь, уверенно набирая высоту. Его нутро разгоралось огнём и силой, и сердце Морая ликовало. Он смотрел вперёд меж его длинных фигурных рогов и видел в полумраке южных небес направление, которого им предстояло держаться — в сторону заставы Трёх Лигнимов.

Брезар промелькнул внизу грязным смрадным муравейником. И сменился тёмно-серебристыми лесами тиса, а после — бурыми скалами. Дырявые крылья Скары несли его не так легко, как других драконов, и усидеть на нём было непросто: он боролся с ветрами и с каждым взмахом бросался вперёд, как маленькая каракка на штормовую волну.

Но ни один доа не знавал иного дракона, кроме своего собственного, а Морай и не хотел знать.

Маргот льнул к его гриве настолько близко, насколько получалось, чтобы та не загораживала ему обзор. И с лёгкостью ловил каждый провал и каждый взлёт. Воздух трепал его повязку на голове, заставлял щуриться; но всякий раз, будучи в небе, Морай не мог перестать улыбаться от невыразимого внутреннего восторга.

Даже если дело его ждало довольно непростое.

«Надо пониже», — подумал он, когда земля резко отдалилась от них — горы превратились в лесистые предгорья. Скара тут же поджал крылья и спикировал к ближайшей реке. Он распахнул перепонки над самой водой; весь поток вспенился и встал дыбом.

Держаться ниже крон корабельных сосен было сложно, но необходимо. Морай чутко следил за поворотами реки: по ней он выбирал дорогу.

«На юго-запад прямо, прямо, пока не пролетим поселение у брода, и тогда вниз по Морскому Тракту. Врангова жёнушка должна быть где-то там, если она действительно покинула Арракис ночью».

Их мысль была едина. Куда смотрел маргот, туда летел и Скара. Стоило ему представить, что им лучше будет взмыть повыше или, напротив, снизиться к самой воде, — дракон делал это, опережая его мысль, будто сам это подумал. Таково было единство разумов в истинном лётном браке.

Рваные перепонки трепетали и свистели на ветру. Морай косил на них глазом, и давняя злость на мать вырастала в душе. Она находила слабый отклик в Скаре и согревала их обоих застарелой пламенной ненавистью.

Странной была судьба Скары. Он был последним из детей Сакраала и Мордепала, кого удалось заполучить человеку. Когда Сакраал уснул вновь, белым снегом украсив горы подле столицы, всякий стал думать — почил он или просто задремал?

Многих доа взволновала судьба оставшейся в пещере Сакраала драконьей кладки. И марпринцы Альтар и Альфир, известные исследователи драконов, отправились в горы, чтобы найти его пещеру. Именно тогда Альтар отыскал пустующую пещеру, где было одно из драконьих гнёзд. Он потрогал все яйца в кладке и нашёл лишь одно, в котором теплилась жизнь: чёрное, как кусок угля.

Он забрал его с собой. Но, сходя с гор, со своим отрядом попал под оползень. Тогда-то Минорай, бывший ещё рыцарем, и спас его от падающих деревьев и комьев земли, успев вытащить его на твёрдую поверхность. Более того, он сберёг и яйцо.

Альтар был очень ему благодарен. И сэр Минорай решился испросить этого дракона себе. «Я знаю, я мелкого рода», — пересказывал он детям их разговор. — «Но, как и с Манаарами, мои предки давным-давно были доа. Кровь Кантагара есть в моих жилах. Я читал Кодекс Доа и мечтаю когда-нибудь оседлать дракона. Раз я спас его, как и вас, можете ли вы даровать мне его?»

Альтар был растерян. Но просьба рыцаря звучала справедливо. Без его помощи ни его, ни нерождённого зверя уже не было бы в живых. «Хорошо», — ответил Альтар. — «Но тогда ты женишься на моей дочери».

Потому что он был рассудителен и не хотел, чтобы дракон покидал пределы его семьи.

Этот брак разрушил мечты Вельвелы, которая готовилась стать невестой диатра Леонгеля и была первой кандидаткой. Но делать было нечего. Альтар держал слово. Став его зятем, Минорай осел в Долине Смерти и на богатое приданое возвёл замок Покой.

Вот только Минорай так и не стал доа. Славное прошлое привело к бесславной смерти.

«То ли судьба пошалила, то ли и впрямь Скара дожидался меня — но не папеньке он предназначался», — ухмылялся маргот.

Скорость драконьего полёта была очень велика. Морай едва не упустил из внимания мелькнувшее внизу поселение. Миг — и они уже пронеслись над соломенными крышами, разогнав колесо водяной мельницы. Внутри Скары засвербила озорная жадность. Но Морай, чуть перенеся вес влево, заставил его принять сторону дороги и ничего не сжечь.

«Рано, побереги силы», — думал он, любовно поглаживая его в спокойные моменты парения.

Он не заметил переполоха внизу и не увидел, как люди, разбегаясь кто куда, загодя бросаются в реку. Он держал в голове только одно. Где-то здесь, меж поворотом и заставой, был тот длинный отрезок нехоженой дороги, куда Морай рассчитал свой прилёт.

И вскоре он засёк цель. Действительно, его благородный брат Вранг решил отослать жену и сына подальше от фронта, где сгущалась гроза. И он наивно полагал, что этот манёвр останется вдали от чужих ушей.

Кто стал бы подозревать придворного шута в Скабиозе в сговоре с другим таким же шутом, только в Брезаре? Дурик был гением не только законотворчества, но и создания поистине ужасающих в своей странности сетей общения. Он многое ведал от придворных скоморохов; и Лопух, служивший при Астралингах, за нескромную сумму согласился сообщать ему о перемещениях семьи марпринца.

Оперативно, как истинный разведчик, Лопух послал Дурику почтовую горлицу с известием об отъезде леди. А тот передал Мораю.

Раньше никто не желал соглашаться на подобные сделки с людьми Беззаколадного, но со временем меняется всё. Морай завоёвывал всё больше авторитета.

И всё же после этого он как никогда ясно осознал, что Дурик делается всё более важным его перстом в Брезе. Это был талантливейший и страннейший человек, и сотрудничество с ним возвышало их обоих.

Сегодня полезность Дурика должна была переломить ход войны.

«Их с Врангом ребёнок, Вранальг, это, по их мнению, законный наследник Тарцевалей и наглая заявка на мой титул. А сама его жена — это его союз с Астралингами. Сегодня он лишится их обоих».

Чёрным вороном Скара выпорхнул над караваном. Вереница двигалась быстро и тихо, но всё же была подкреплена внушительным эскортом. Сотня безупречных рыцарей в голубых и белых плащах сопровождала три походных кареты.

Морай мог зуб дать, что леди Ланита и Вранальг будут в той, что посередине.

«А что если я возьму их живьём?» — осенило его в тот короткий миг, когда он оценивал расстановку сил с высоты полёта. — «Этим я добьюсь всего, чего пожелаю!»

Тогда ему мешал лишь вооружённый отряд из сотни мечей. Но для дракона это была лишь забава. Окинув взглядом стройные ряды, Морай ощутил блаженное предвкушение. Скученная кавалькада — это не утомительная разрозненная засада; это лакомая и лёгкая цель.

Огромная тень пала на конвой. За мгновение никто не успел даже испугаться. Скара раздул грудь и окатил строй латных рыцарей струёй огня.

Ряды всадников полегли, как жжёное сено. Лес разразился криками, каретные кони помчали галопом. За считанные секунды дорога провалилась словно в огненную преисподнюю.

Скара с утробным рёвом пронёсся над процессией и сделал вираж над расположенной вдали заставой, к которой так спешило сопровождение маргасы. Застигнутые врасплох путешественники надеялись укрыться под защитой стенных орудий.

Застава Трёх Лигнимов имела несколько башен, на которых стояли баллисты. Противодраконьи орудия, баллисты-скорпионы, использовались для стрельбы в воздух, а не по стенам; они довольно быстро меняли угол наклона и имели жуткую разрушительную силу даже против драконьей чешуи.

«Нас всегда ждут в Арракисе», — усмехнулся про себя Морай. — «Поставили эти адовы болтомёты даже в такую глушь».

Баллисты Скара знал прекрасно. Дракон с гневным рыком увернулся от снарядов и лапами сорвал одну из баллист с башни, протащил за собой и швырнул механизм на землю. Когда он видел заряженные в боевые машины длинные, как копья, болты, он приходил в бешенство. Его единственный глаз наливался кровью, а грива тряслась от идущего из груди рычания.

Защитники заставы выбегали, вскидывая к плечу арбалеты. Скара не спал: он тут же смёл первый десяток стрелков со стены филигранным взмахом хвоста. А затем набрал высоту и остервенело кинулся на вторую баллисту. И сорвал её с башни ударом могучей лапы.

Морай ненавидел эти болтомёты вместе со Скарой. Ему хотелось рвать и крушить их, кусать натянутые тетивы и ломать болты…

«Его эмоции берут надо мной верх!»

Маргот скрипнул зубами от натуги и потряс головой. Единство дракона и всадника было потрясающе; и всё же всадник не мог всецело отдаться звериному нутру. Морай сделал усилие разумом и переборол Скару: отвлёк его от баллист и завернул обратно к дороге.

«Мы с тобой порезвимся, дружок, но чуть позже. Наша цель там, внизу».

Туча стрел пронзила в воздух. Но они успели ускользнуть. И помчались прямо в лоб конной процессии, стремительно снижаясь к колее.

Скара разогнавшимся в пике тараном влетел в передовых всадников. Он пробил строй латных рыцарей и грудью опрокинул два экипажа. И, не замедляясь, вновь набрал высоту.

За два подлёта сопровождение можно было считать уничтоженным. Мешала лишь близость заставы Трёх Лигнимов.

Морай обернулся вниз через плечо. Все арбалетчики и лучники уже высыпали на стены. В воздухе засвистели болты из баллист, и маргот поморщился, прижимаясь ближе к крепкой шкуре Скары.

Тот сделал петлю в небе и наконец улизнул от укреплений. Он возвращался к раздробленным, рассыпанным остаткам процессии, что пылали на солнце стальными латами.

Эти латы были призваны стать последним пристанищем своих носителей — проклятой сталью.

Ветер взвыл в дырявых перепонках. Дракон налетел вновь и сбил наземь последнюю карету. А затем, круто повернув у дороги, посшибал на тракт добрую дюжину деревьев. Те завалили спасительный путь до заставы и занялись пламенем. Загорелась сама земля.

«Сейчас!»

Они шмыгнули в клубы дыма, прячась от прицелов баллист. Как раз вовремя: силы Скары сдали, и он грузно ухнулся прямо к цветастым каретам. И тут же щёлкнул пастью: ему не терпелось ухватить какую-нибудь из визжащих компаньонок Ланиты.

Дело было за Мораем. Жуткий маргот легко спрыгнул со спины своего чёрного зверя. В облаках пыли и гари, обнажив меч, он побежал к опрокинутым экипажам.

Ему попался упавший с коня рыцарь, что едва успел подняться; Морай чётким ударом снял ему голову. Вокруг мельтешили и другие выжившие — не только солдаты. Но они ему тоже мешали. Одна из компаньонок запуталась под ногами, и Морай отпихнул её грубым ударом сапога.

Рядом гулко клацнули челюсти Скары. Тот вылавливал среди разбегающихся служанок самых лакомых на вид девиц.

«В этом мы похожи», — усмехнулся Морай и ускорился, боясь упустить добычу.

Он ловко вскочил на край завалившегося набок экипажа. Внутри ютилась пара напуганных до полусмерти девушек. Но ни одна из них не была брюнеткой. Чертыхнувшись, маргот перемахнул через крышу; и тут же вступил в бой с двумя рыцарями, что прятались за каретой от драконова взора.

Первого Морай прикончил мгновенно ударом в глаз. Откинув его тело ногой, он без промедления сцепился со вторым. Тот парировал два его тычка. Затем уверенно пошёл в атаку; но маргот змеёй поднырнул под его локоть и левой рукой вонзил кинжал ему в горло.

«Припоминаю, как учил все эти пиратские приёмы», — фыркнул про себя Морай. Он перевёл дух, сморгнул с ресниц чужую кровь, перехватил Судьболом покрепче. И кинулся ко второму экипажу.

Скара, будто его монструозная тень, следовал за ним в отдалении. Он задерживался, чтобы засунуть морду в опрокинутые кареты.

— Где ты, где ты? — будто собаку, подзывал Морай. От дыма щипало в носу. Он налегке пробежал несколько шагов, огляделся; и наконец заприметил свою цель. Несколько рыцарей спасались с дороги под защиту лесной чащи. Собой они укрывали облачённую в платье со шлейфом аристократку.

Каштановые кудри! Это была она.

— Ланита-а! — проорал Морай. Все четверо рыцарей вздрогнули и обернулись, хватаясь за оружие. Сама леди тотчас же припустила наутёк, прочь, в гущу леса.

«Лови её!» — подумал Морай и громко присвистнул. Скара отвлёкся от своей охоты. Он с громким рыком подался вперёд, перемахнул через рыцарей и скрылся в дыму. Морай последовал бы за ним, но ему преградили путь верные гвардейцы Астралингов. Они схлестнулись, скрестив клинки.

Глядя в их ошеломлённые, ожесточённые лица, Морай забавлялся, зная, что они думают.

«Видят во мне демона; если меня не остановить, думают они, весь мир сгорит в огне или что-нибудь в этом духе».

Он ловко парировал сразу два удара, увернулся от третьего и едва не напоролся на четвёртый.

— Чёрт! — только и вырвалось у него, когда меч лихо чиркнул по кожаной броне. К счастью, та от чего-то да защищала.

Кровь взбурлила.

«Ранить? Меня? Многого хотите!» — и с запалом бешеного быка он контратаковал, воткнув меч одному из противников в подмышку. Второго сбил с ног подсечкой, третьему метнул в глаз кинжал, а четвёртый едва не снёс ему голову. В последний миг Морай увернулся — клинок рыцаря лишь сорвал ему наплеч.

«Признаю, одновременно четыре для меня — это уже перебор, если речь о бывалых рыцарях».

Он несколько раз отпрыгнул назад, уворачиваясь. Противник остался один. Но недолго; не успели они закончить поединок, как к нему примчалось на помощь несколько уцелевших товарищей. Их бело-голубые накидки зарябили в дыму. Морай выругался, готовясь вновь принять сложный бой.

Их прервал громкий женский визг.

«Попалась!»

Пара рыцарей обернулись на крик, и он тут же воспользовался этим. Одному рассёк шею, другому выбил меч из руки, и, оббежав их, сам рванулся в сторону воплей.

Воины кинулись за ним. Перегруппировавшиеся, они успели собраться, и теперь их было не меньше двух дюжин. От которых только и оставалось, что делать ноги.

Знакомое урчание донеслось из полумрака крон и дыма. Оно согрело Мораю сердце. Маргот бежал по горящей траве, улыбаясь, и слышал, как его преследуют воины марпринца.

— Стой, поганый Мор! — кричал один.

— У тебя нет чести!

— Душегуб!

— Ублюдок!

Но все ругательства смолкли, когда длинная морда Скары вынырнула из-под сени деревьев. Морай кинулся под его защиту, а тот одним огненным выдохом расплавил рыцарей вместе с бронёй.

В передней лапе угольно-чёрный дракон сжимал леди Тарцеваль. Та едва дышала от страха, как ещё живая мышь в лапах кошки.

— Мой красавец! — со всей душой воскликнул Морай Скаре. Он сунул Судьболом в ножны и быстро склонился к девушке.

Её расшитый платок сполз с волос, глаза закатились, а платье мятного цвета Тарцевалей порвалось на плече. Добыча была взята.

В Морае шевельнулось тёмное возбуждение. Он жадно пробежал глазами по её обнажившейся ключице и трепещущей груди. Сжал двумя пальцами подбородок и склонился к её лицу.

— Ланита, — рявкнул он и потряс её. — Слышишь? Ребёнок где?

Та не отвечала. Она была в полусознании.

— Ланита! — он ударил её по щеке. Но та даже не вздрогнула.

Морай раздосадовано оттолкнул её от себя.

— Зря молчишь, — процедил он. — Я сожгу дотла всю эту дорогу. Если Вранальг где-то тут — это его последние минуты.

Ланита была практически бездыханна.

— Так тому и быть, — бросил Морай. Скара выставил вперёд морщинистую чёрную лапу, и маргот быстро взбежал по ней к нему на холку. Сел в основании гривы. Взялся за жёсткие пропитанные драконьим жиром волосы. И напомнил:

— Держи её крепче. Только не выжми, как тряпку!

Скара издал в ответ переливистый музыкальный рык. Он перехватил Ланиту поудобнее, распахнул крылья и взмыл в небо.

В дыму дышать было тяжело. Они вылетели из серых клубов, чтобы Морай мог глотнуть свежего воздуха над сосновыми кронами. Но затем он, как обещал, возвратил дракона к тракту. И выжег всё: оставшихся солдат, прислугу, компаньонок, лошадей, кареты и все придорожные кусты.

После чего чёрный дракон, тяжело дыша, устремился на восток, к ближайшей крепости под флагом маргота.

Форт Руфаро располагался у подножия брезийских гор. Раньше это была одна из застав Астралингов, но уже два года здесь царила банда Миремба — разбойничьего главаря, чернокожего уроженца пограничья Барракии и Цсолтиги. Скара так устал за несколько часов сегодняшних перелётов, что буквально повалился на двор форта, распугав и гарнизон, и лошадей. Его угольно-чёрная туша, утыканная арбалетными болтами, растеклась по хозяйским постройкам и стенам.

Сам Миремб встретил маргота с блистательной белозубой улыбкой, полной восторга, и потаённым страхом в глазах. Он вышел навстречу, звеня множеством метательных кинжалов на поясе, и склонился в глубоком поклоне вместе со своими командирами.

Большинство были чёрные, как и он. Но Мораю это было только по вкусу. Приёмы пустынных бойцов зачастую давали им преимущество против местных рыцарей, а страх от их беспринципности опережал их кривые мечи.

Он велел сбить с колодца крышу, чтобы Скара мог просунуть туда голову и напиться. Вода ржавела в драконьем нутре, после чего утоляла жажду огненного хищника. Это была странность их природы. Впрочем, именно эта странность помогала им выживать в ржавых горах востока.

Убедившись, что Скара разместился с удобством, Морай перешёл к прочим делам. Сперва он проверил пульс похищенной леди. Та была положена прямо на земляной двор крепости. Сердце билось; Морай удовлетворённо кивнул. Он перекинул свою пленницу через плечо и понёс Ланиту в глубину каменного форта.

Там ей сунули под нос спирт, и она волей-неволей пришла в себя на соломе в окружении множества обвешанных оружием головорезов.

Ланита была красивой женщиной. Нежно-персиковая кожа, мягкие каштановые волосы, выразительные голубые глаза с зеленцой и длинные ресницы. Даже без учёта её расшитого золотом приталенного платья она была весьма хороша…

«…примерно как дорогие шлюхи Брезара», — усмехнулся Морай. Он встал на колено перед дрожащей леди. И огоньки факелов угрожающе сверкнули в его серых очах:

— Ланита, — повторил он голосом, что снился ей в кошмарах. — Отвечай, где твой сын, Вранальг.

Её розовые губы задрожали. Она смотрела в лицо своего похитителя и словно не хотела верить, что это происходит с ней взаправду.

Тогда он протянул к ней руку, пахнущую гарью и дымной драконьей чешуёй, и крепко сжал её челюсть в своих мозолистых пальцах. И проговорил отчётливо:

— От-ве-чай.

Ланита часто заморгала, не смея шевельнуться.

— Я не знаю, — наконец пролепетала она. — Клянусь, я не знаю! Вранг, наверное, решил спрятать его… он не сказал мне!

«Этот Лопух, что докладывался Дурику, вестимо, тугоухий», — скривился Морай. — «Но ничего страшного. Это всё равно прорыв в нашей десятилетней войне».

— Г-где я? — Ланита попыталась вырваться, её тело забила дрожь. — Что вы…?

Рот Морая растянулся в привычной кривой улыбке.

— Теперь ты у меня в гостях, дорогая кузина. И будешь под моим крылом до тех пор, пока мы с Врангом о чём-нибудь не договоримся.

Её лицо побелело, как выступившая из земли кость. Она крепко сжала край своего подола.

«Я переправлю её Пещорным Трактом в Брезар», — решил маргот. — «Но не всё сразу».

Скаре нужно было отдохнуть. Поэтому Морай решил задержаться в Руфаро. Он потребовал известить его о том, как обстоят дела в Таффеите и понял, что вряд ли нападения на перевал стоит ожидать сегодня: судя по последним сведениям, не хватало знамён самых значительных нобелей Астралингов.

Поэтому маргот со спокойной душой послал пару поручений в Брезар и некоторые точки вокруг Долины Смерти — отрядам Зверобоя и карателям Шакурха. Генералу Шабаке, который должен был руководить обороной Таффеита, для надёжности отправил конного гонца. И ввечеру явился к запертой в одной из комнат Ланите.

Сперва он надругался над кузиной. Он не дал ей одеться или уйти, и, когда Миремб и его головорезы стали пить с ним. Ей пришлось остаться сидеть у его ног, страдая от причинённого унижения. До глубокой ночи они услаждались её слезами и портвейном. Миремб не раз спрашивал, нельзя ли ему тоже.

— Говаривают, что все потомки Моргемоны во втором и третьем поколении имеют проблемы с воспроизводством детей, — усмехался наёмник. — Некоторые живут всю жизнь и зачнут разве что одного — в лучшем-то случае. Может, нужна помощь со стороны?

Но Морай непреклонно отвечал:

— Твои руки грязноваты для такой знатной леди.

Он оставался единственной стеной меж обнажённой Ланитой и множеством жадных взглядов. Она едва не расцарапала себя с ног до головы, лишь бы не позволить им видеть себя в подобной непристойности.

Её это пытало сильнее любого насилия. Поэтому в какой-то момент она не выдержала и взмолилась, схватив подол марготской котты:

— Маргот, прошу, оставьте меня, прошу! Я не замышляла ничего против вас, я лишь исполняла долг жены и матери; за что вы таким страшным бесчестием и болью наказываете меня?

Подвыпивший Морай повёл мыском сапога по её плечу и ответил:

— Я глава рода Тарцевалей, а ты, моя невестка и моя двоюродная сестра, подчиняешься мне. Разве не честь для тебя — ублажить меня?

Её глаза раскрылись в ужасе. Куривший рядом Миремб рассмеялся. Но Ланита была до трогательного жалобна. Она обняла сапог Морая, уткнулась лицом в пряжку и стала твердить:

— Я сделаю, что вы захотите, маргот, но только для вас. Прошу, умоляю, не давайте больше этим… этим… этой черни… смотреть на меня.

Морай облокотился щекой на руку, в которой держал кубок, и поглядел на неё с усмешкой. Головорезы сузили круг, пожирая глазами обнажённое тело леди Ланиты. Они знали, что маргота трудно разжалобить; но он понял её мысль куда лучше них.

«В сущности, этим шакалам и правда хватит таращиться на то, что принадлежит мне».

— Ты права, — наконец изрёк он и жестом отогнал вояк. — Парни, беритесь друг за друга. Леди устала от ваших масляных взглядов.

Она расплакалась, обняв его ногу ещё крепче, но он оттолкнул её. И бросил:

— Иди, отоспись. Здесь будет легче, чем в дороге.

— Я велю дать ей кровохлёбки, — услужливо сказал Миремб.

— И придержи подальше своё похотливое зверьё.

После чего отправился спать.

На следующий день он отобрал сопровождение для леди Ланиты и велел увезти её в Брезар. А сам сел на Скару и совершил ещё один недолгий перелёт до городка Астры, ближе к Таффеиту. Там он встретился с посыльным генерала Шабаки и с удивлением узнал, что марпринц Каскар, похоже, не стал выдвигаться к месту сражения — его зелёного дракона Наали не было видно даже с самых высоких наблюдательных пунктов в горах.

«Ну, может, ещё появится», — предположил он. — «Нет нужды мариновать дракона рядом с медленно идущими отрядами. Хотя раньше он предпочитал делать примерно так. Но теперь, вероятно, у него много дел в Арракисе: Рэйка буквально взбесилась, отовсюду повылезали эти жрецы-ааниты, и люди идут за ними против собственных господ».

Было два варианта: либо Каскар узнал о похищении сестры и передумал наступать на Таффеит, либо он уже подписал требования Иерофанта Эверетта и больше не мог выводить дракона на бой с людьми. Ни один из них подтвердить пока не удавалось.

Эту ночь Морай провёл в Астре. А на следующий день долетел до Таффеита. Город в предгорьях был превращён в ершистые укрепления, которые разразились ликующим рёвом при виде тёмного силуэта Скары.

— Мор! Мор! Мор! — скандировали солдаты под чёрными флагами, и горы сотрясались от их голосов.

Генерал Шабака, авантюрист с запада, который не имел беззаконного прошлого, но был покорён подвигами Морая, с самого начала прибыл ко двору с неплохим опытом командования. Теперь же он превратился в маршала Брезы, которому Морай доверял сражения даже тогда, когда сам не собирался в них участвовать.

Статный лысый генерал с пышными усами, держа под мышкой шлем, быстро обрисовал марготу ситуацию.

— Каскар наступает, маргот. И с ними знамёна Хауров.

— Хауров? — вскинул брови Морай. — Семейство Исмирота, где тот умертвил своего братца. Они вряд ли вышли бы всеми полками без поддержки дракона, а их дракон… разве уже подрос?

— Похоже на то.

— Он прибыл?

— Пока нет. Но разведка утверждает, что у переправы видели двух.

— Понятно, — вздохнул Морай и устало вздохнул. А затем спросил:

— Лионай здесь?

Сэр Лионай Шабака, его старый друг и сын генерала Шабаки, был представлен ко двору тогда же, когда и сам генерал прибыл служить Мораю. Лионай был оптимистичным мальчишкой и почитал за честь подносить Мораю его меч, поэтому он в какой-то степени был его оруженосцем.

Однако он был довольно привязчив и уж очень прикипел к марготу. До такой степени, что генерал заподозрил между ними нечто неладное и стал отсылать сына в разные кампании, чтобы тот, во-первых, получил боевой опыт; во-вторых — возмужал; а в-третьих — научился жить без Морая.

Теперь Лионай действительно повзрослел и прекрасно справлялся с ремеслом военного командира, отдавая предпочтение засадным тактикам и стрелковым подразделениям. Приезжая в гости к Мораю, он рассказывал о уже своих собственных оруженосцах и воспитанниках, однако чаще — о подвигах и битвах.

— Здесь, — после некоторой паузы ответил генерал Шабака. — В артиллерийском командовании.

— Зайду поздороваться, — усмехнулся Морай и, игнорируя его тяжёлый взгляд, пошёл по стене.

Таффеит приготовился к обороне. Город, расстелившийся у подножья брезарских гор, уже давно стал ветераном войны Астралингов и Тарцевалей. За годы противостояния было вырыто множество рвов, утыканных кольями, и выставлены десятки оборонительных баллист и требушетов. Жители привычно прятались по домам и подвалам. По улицам грохотали подводы снабжения, подвозящие на стены камни, стрелы, копья и иные боеприпасы.

На горизонте виднелись шатры с голубыми стягами Астралингов и алыми — Хауров. В подзорную трубу Морай и его командиры, включая упомянутого сэра Лионая, изучали содержимое войск. Астралинги славились своими рыцарями; как младший род от самой Моргемоны, они поддерживали чисто королевский подход к военному искусству. Каждый латник являлся с помпой, дорого одетый и закованный в полированную пластинчатую броню.

Разумеется, это не исключало вовлечение ополчения, которое, напротив, было босо, слабо вооружено и совершенно заброшено своими блистательными хозяевами. Скара даже не жёг их с неба, часто принимая их за грязь.

Хауры были более практичны. Они снаряжали меньше рыцарей, но их рядовые солдаты были более организованы. Также Морай разглядел знамя с голубой змеёй на белом фоне.

«Наёмники Конзаны», — подумал он. — «Ныне часть семейства Гиадрингов, они сражаются и в Рэйке за звонкую монету. Деньги не пахнут».

Наёмники были вооружены гибридно, среди них имелись отряды и ближнего, и дальнего боя, и они с лёгкостью менялись между собой, ибо каждый имел при себе и меч, и арбалет.

«Арбалеты опаснее, чем луки. Арбалет вблизи может пробить чешую Скары».

— Их осадные орудия подходят, — заметил сэр Лионай и помог Мораю отыскать подразделение с требушетами.

«Они не торопятся, будто думают, что я так и буду смотреть и передвигать фигуры по доске в ожидании».

— Прекрасно, — сказал Морай и развернулся, собираясь покинуть верх башни. — Я не кавалер, чтоб давать им, как даме, навести марафет. Пускай встречают меня, как есть.

Он задержался глазами на Лионае и махнул ему рукой, подзывая его за собой.

— Но у них множество новых баллист, маргот! — прозвучал им вслед возглас одного из командиров.

Однако Морай и Лионай уже увлеклись разговором, позабыв на пару минут о надвигающейся грозе сражения.

Лионай одевался как рыцарь и именовался сэром, хотя его посвятили при весьма сомнительных обстоятельствах — и всё же более правомерно, чем Морая. Лионай разжился бронёй с позолоченной гравировкой и даже отпустил волосы до плеч — пшеничные, львино-русые, они украшали его довольное лицо. Морай всё никак не мог свыкнуться с тем, что Лионай сравнялся с ним ростом; он даже стал помясистее, не столь поджарый, сколь сам маргот, но зато лоснящийся, как турнирный конь.

— Ещё раз здравствуй, разбойник, — усмехнулся Морай и хлопнул его по плечу. — Отрастил себе патлы, в длинноволосые диатры метишь?

— Маргот, — поклонился Лионай коротко и перехватил его руку. — Вообще-то маменька моего папеньки была из Маанаров, из рода самого ди Леммарта, так что я не так далёк от королевских кровей, как ты думаешь.

Морай хмыкнул, изучая новые шрамы у него на лице. Лионай, по сути, руководил наёмными мечами — подразделениями отца, которые тот выделил ему под управление. Но основной его целью была не звонкая монета, а репутация.

И не всегда она давалась ему легко. О том можно было судить по его сломанному уху.

— Я надеялся, ты будешь здесь, — словно подумав о том же, произнёс Лионай. — Я насилу вернулся из джунглей на берегу Тиванды — нас нанимали Мадреяры, чтобы мы разобрались с людьми Тайпана. Да только не предупредили нас, что там не логово, а целый скрытый в пойме город. Была такая резня, и я уж думал, больше нам не повидаться.

— Какая драма, — усмехнулся Морай. — Я тебя учил. Ты не можешь умереть в бою.

— Ты не поверишь; только этой мыслью я и выжил, — наконец улыбнулся Лионай в ответ и достал из-за пазухи интересную брошь.

Это был янтарь, в котором застыла золотая бабочка-комета: редкая бабочка из мангровых лесов к югу отсюда, у которой крылья внизу заканчивались двумя длинными хвостами.

— Повторял себе то, что ты говорил мне, — пояснил Лионай. — «Если ты учился у меня, в бою ты не сдохнешь». И не сдох, чёрт возьми, даже когда меня взяли в кольцо два десятка головорезов проклятого Пустынного Змея. Я в первый раз взглянул в глаза Схаалу — меня истыкали, как мишень на стрельбище, и до сих пор не знаю, как выкарабкался. Потом понял, что обязан тебе всем за эту фразу. Поэтому вот — трофей.

И он вручил ему брошь.

Морай подкинул её на руке — она была тяжёлая. Кусок янтаря занимал по меньшей мере половину ладони.

— Какова прелесть, — сказал он и вскинул голову, глядя в тёмные глаза Лионая с усмешкой. — Ты знаешь, что трофей — это мечи и щиты, знамёна и артефакты поверженных врагов? Какую наложницу ты убил ради этого «трофея»?

Лионай не обиделся и парировал:

— Я подношу те подарки, что отвечают моему чувству прекрасного, а мечи и щиты у тебя и так есть.

— Ладно, — Морай положил брошь в карман и улыбнулся. — Спасибо.

Неподалёку громыхнула баллиста, которая сошла с опоры, и оба обернулись, чтобы посмотреть, как солдаты с криками заталкивают её на место.

— Битва — наша мать родна, — протянул Лионай задумчиво. — Этот звенящий воздух перед боем — то, для чего мы родились. И всё же такие сражения — то, что вызывает во мне недоумение.

— Из-за чего?

— Из-за драконов, Морай. Огромные звери, короли воздуха, полные противоречий, удивительные существа, что по какой-то причине иногда решают связать свою судьбу с людьми, — он всмотрелся в затянутый облаками горизонт, словно ожидая увидеть там юркого зелёного Наали. — Они имеют вид хладнокровных — чешуйчатые, как ящеры — но их кровь горячее, чем лава в жерле вулкана. У них шесть конечностей с учётом крыльев, а не четыре, как у всех. Они покрыты перепонками — и одновременно гривами, роскошными, как у редких жеребцов. Они с лёгкостью уничтожают города и армии, не ставя людей ни в грош; но с некоторыми заключают союзы, которые превыше всего на свете. И когда они дерутся меж собой ради интересов двух мелких лордов — это то же самое, как когда кто-то подтирается поэмами века Гагнаров.

— «Мелких лордов», — возмутился Морай и уставился на него с вызовом. — Оборзел ты, дорогой мой.

Но Лионай имел до странного лиричное настроение и даже не попытался изобразить извинения. Он продолжал смотреть на Морая глазами ученика, что понял, как владеть мечом, но ещё не понял, для чего проливать им кровь.

Морай положил руку ему на плечо и сказал:

— Драконам безразличны цели войны, — пояснил он. — Они сцепляются ради большего. Каждый — для чего-то своего. Скара обожает добрую драку, подобно Мордепалу; и с куда большим удовольствием пирует телами солдат, а не связанных рабов. Наали — благородная натура, и по своей драконьей морали он желает мстить тем, кто причинил вред его стае, как я. У каждого из драконов есть что-то, что заставляет их гореть внутри — то, зачем они поднимаются в небо. Какие-то из этих целей отзываются нам, людям, и тогда есть шанс на лётный брак. А какие-то — нет, и такие драконы остаются нам непонятны. Но они прекрасно живут и без нас. Это мы, Лионай, меряем свои победы числом поверженных врагов. А они пылают, как огонь, что разгорается ярче, когда его тронет благоприятный ветер. И всё.

Лионай посмотрел на него с недоверием. Но Морай никогда по второму разу не объяснял.

— Я понимаю… — произнёс златокудрый рыцарь и положил ладонь поверх его руки. — …но всё равно я ожидаю массу противоречивых чувств, когда увижу вашу дуэль в небе.

— Любуйся ею, — ответил Морай. — Битва — мать родна не только для нас, но и для Скары. Ты увидишь его в расцвете сил — счастливым; чего ещё хотеть?

Маргот отстранился, раскочегарив себя собственными речами. Он хотел в бой. Лионай воскликнул ему напоследок:

— Командиры правы, берегись их баллист! Мы насчитали сорок болтомётов разных модификаций!

«Знаю», — подумал Морай и присвистнул. Скара, что ожидал его прямо под стеной, отвлёкся от пожирания заплутавшего адъютанта и поднял голову. — «Но мы не загнанная в овраг кабарга, чтобы нас можно было так просто подстрелить».