Бронзовая Жница

7. Дом, милый дом

Одетую в кожаный сапог ногу Морая крепко стиснуло меж каменной плитой и землёй. Стоило Эйре склониться, она поняла: та уже опухла, отчего её ещё труднее выудить.

Она соскользнула по земляному склону; перешагнула через обессиленного маргота сперва один раз, потом второй. Она искала, можно ли чем-то подпереть плиту чуть ниже, чтобы ослабить давление. И в итоге ни к чему не пришла.

— Давайте я попробую приподнять плиту, — предложила Эйра.

Морай усмехнулся, смерив её изящную чёрную фигуру долгим взглядом.

— Вы мне, конечно, тоже постарайтесь помочь, — добавила она. — Я возьмусь вот тут, чуть ниже лодыжки, а вы — вот здесь, где есть выемка. Но главное — потяните ногу наверх.

«Я сильнее, чем кажусь; под рукавами моей рясы — чёрные тугие мышцы».

— Угм, — кивнул он и согнул обе ноги, съезжая чуть пониже к завалу. А затем упёрся в камень вторым сапогом и обеими руками.

«Это ещё более странный день, чем тот, когда я откапывала для него ящик», — подумала Эйра и взялась за край холодной, как лёд, плиты.

— Готовы?

— Да.

Она кивнула и со всей силы навалилась на плиту так, чтобы та приподнялась и стала в провале вертикально. Маргот тоже налёг со всем усилием. Оба зарычали, скрипя зубами, и плита поддалась. Морай выдернул ногу.

— Чёрт! — тут же взвыл он и замер, держа её на весу. У него от боли искры из глаз посыпались.

Эйра, в черноте своей чуть побагровевшая от натуги, шумно выдохнула и взглянула на скорченного маргота.

— Сломана? — спросила она.

— Я ей зацепился за ветку, когда падал, — процедил Морай, покачиваясь из стороны в сторону. — Проклятье… чёртово… р-р…

Но тут его стенания смолкли.

— Скара, — произнёс он одно слово. И выразил им единственное, о чём думал даже теперь. — Помоги вылезти.

Он набрал в грудь воздуха, заставляя себя сосредоточиться на склоне. Эйра кивнула и подобралась ближе. Когда он потянулся наверх, она подставила руки под его ступню, толкнула его вверх, и он вывалился на траву.

Внизу можно было расслышать его полную боли ругань. Эйра перевела дух. Она отряхнула руки и стала искать, за какой корень взяться, чтобы тоже вылезти; но рука маргота, вся покрытая царапинами, вдруг свесилась вниз.

— Давай, — натужно выдохнул он.

Она удивлённо посмотрела на его перекошенное от боли лицо, но не стала спорить. Схватилась за его крепкие пальцы — и он вытянул её наверх.

Маргот лежал в траве рядом со своим мечом. И он, и его оружие были оба испачканы в земле, своей и чужой крови, растрёпаны и, казалось, совсем измучены минувшим боем.

Но, как и в клинке пламенеющей формы, Судьболоме, в марготе всегда тлела искра внутренней силы.

— Так, — выдохнул Морай решительно и сел, вновь взявшись за сапог повреждённой ноги. — Ядвинный Тракт, да? Как далеко до него?

И стал, шипя себе под нос, расшнуровывать голенище. Эйра нерешительно ответила:

— До самого тракта напрямик, наверное, не больше часа. Но сама я пришла из деревни с названием Кирабо, и помню путь только туда. Он занял у меня примерно три часа быстрым шагом.

— Не пойдёт, — бросил Морай. И стиснул зубы. Он медленно стянул с опухшей ноги сапог — от той повеяло жаром, и Эйра поняла, что странно подогнута. — Три часа я никуда не пойду. Один — сойдёт.

— Но здесь пустой участок тракта, если я верно помню, без застав и деревень…

— Замолчи, — рявкнул он. И Эйра притихла, вместе с ним изучая вздувшуюся синюшную плоть.

«Похоже на вывих», — подумала схаалитка.

— Т-так, — дрогнувшим голосом произнёс маргот и сфокусировал взгляд на лодыжке. — У меня такое было… или что-то такое. Сейчас исправлю.

Она уставилась на него с потаённым страхом.

«Стоны мёртвых слушать не страшно; стенания живых пугают куда больше».

— Я знаю, жрецы не хлещут бренди, но, может, у тебя что есть с собой? — спросил её Морай.

— Не думаю, но… а, хотя постойте, — Эйра заглянула в свою сумку.

Давным-давно, в монастыре, их учили, что после мертвецов хорошо бы мыть руки. Но если воды и мыла рядом нет, то сойдёт крепкий алкоголь, которым надо протереть пальцы и ладони.

Обычно Эйра у себя такого не держала, но в доме у Изингомов ей пожаловали небольшую бутылку розового джина. Она вытащила её из сумки и сразу же протянула Мораю.

Он успел ответить ей ироничным взглядом.

«Он не посмеет шутить про пьяницу-схаалитку, когда я оказываю ему такую услугу», — подумала Эйра уверенно.

И она не угадала.

— Комар носа не подточит, а? — оскалился Морай в ухмылке. — Был бы это голубой джин, я бы приговорил тебя к смертной казни.

— Я бы уплатила вам пошлину лично, — не растерялась Эйра.

Он опрокинул гранёную бутыль и выпил несколько глотков. После чего всучил джин обратно Эйре и решительно хрустнул костяшками пальцев.

— Итак, давай, вспоминай, — заговорил Морай то ли сам с собой, то ли с ногой. — Мы с тобой тогда застряли в одной из пещер… няньки дурной было не дозваться до самой ночи, мать вообще забыла, и идти невмочь… тогда я тебя взял вот так, от себя, и…

Он схватился за ступню, наклонился вперёд и со щелчком оттянул её от себя за пальцы и пятку. Эйру передёрнуло, и она зажала уши от его вскрика. Но через мгновение лодыжка щёлкнула вновь и встала, видимо, как надо.

Маргот, дрожа, чуть выпрямился; все его мышцы свело. Он стал беспорядочно рвать траву вокруг себя, осыпая всё на свете такими безбожными ругательствами, что затих весь лес. Он корчился, глядя на свою ногу, и его лицо было красным, как раскалённое железо. Это длилось несколько мучительных минут. Но вскоре пик боли чуть спал, и он, закрыв лицо рукой, повалился набок.

Эйра подхватила его за плечи и положила к себе на колени. У неё почему-то дрожали руки.

«Поклонники маргота всегда говорили о его сильной воле; о том, как он не боится драконов и стойко выносит свои раны. Но я впервые увидела, чтобы человек, который любое лечение предоставляет придворным врачам, сам врачует свои суставы. Не знаю… может, то ему аукнется, и он останется навеки хромым — но вряд ли он будет сожалеть».

Она пригладила его взъерошенные лунные волосы, всё ещё недоумевая.

«Мне даже не хочется презирать его, как я привыкла. Он будто выкован из стали».

— Маргот, возьмите время отдохнуть, — промолвила она, гладя его по замусоренной сухими иголками голове. — Если чужой дракон погнал Скару до Брезара, городские орудия наверняка отвадили его.

— Да-а, но… — простонал маргот и зарылся носом в её подол. — Скара ранен… я ему нужен…

Влажные пятна расплылись по рясе от невольно пролитых слёз.

«Правду глаголят — это маргот питает Скару своей внутренней пылкостью? Разумеется, это больше похоже на сказку; но если он сам в это верит, то эта сказка для него — реальность».

Морай дал себе время — но лишь пару минут. После чего он приподнялся на вытянутых руках. Пошатнувшись, он ткнулся носом в плечо чёрной жрицы и шепнул:

— Спасибо, дорогуша.

Она недоумевающе улыбнулась в ответ и поспешила встать, когда маргот и сам, опираясь на ствол ближайшего дерева, медленно поднялся. Он попробовал наступить на ногу — напрасно. Он тут же одёрнул стопу от земли, будто от горячей сковороды, и зашипел.

— Да как же… ох, ладно, — и он, сунув Судьболом в ножны, со вздохом посмотрел на Эйру. — Помоги. Пойдём к тракту. Там кого-нибудь перехватим.

«А он думал, что сразу сможет ходить как новенький?» — про себя усмехнулась девушка.

Она подставила ему своё широкое плечо и взяла его руку, которую он перекинул ей через шею. Затем подхватила свою сумку и упрямо взяла также и лопату. Оглянулась и мысленно провела линию меж собой и могилами.

«Ухожу, отгоняя протянутые ваши руки, разрывая с вами всякую связь и оставляя вас позади», — произнесла она мысленно.

Теперь они были готовы.

Она потащила маргота через тисовую рощу как раненого. Он частенько шипел и плевался. И она догадывалась, что, вероятно, у него по всей спине горит полученный при падении ушиб. Но, вопреки слухам о том, что раненый маргот превращается в бешеного зверя, он ни разу не выругался на Эйру как таковую.

Час был слишком оптимистичным сроком. Им с таким трудом давался каждый шаг, что Эйра не знала, доберутся ли они до тракта хотя бы до заката. Под кронами уже начала разливаться вечерняя прохлада, а над ухом занудели комары.

Но она привыкла сдерживать внутренние жалобы и продолжала тянуть на себе Морая, думая лишь о том, как бы не сбиться с направления. Пока мох на стволах указывал на север, она забирала восточнее и надеялась, что не ошибается.

— Какая ж ты сильная лошадь, — прохрипел Морай ей в ухо. — Никогда бы не подумал, что шлюха может тащить мужчину в доспехах, пускай и лёгких, уже который час.

— Вы недооцениваете шлюх, — буркнула Эйра.

«Хотя вообще-то я уже сменила профессию, но мне всегда казалось глупым, что куртизанок считают изнеженными дурочками. Каждая из нас за день трудится не меньше бурлаков на великой реке Тиванде».

Она нервно косилась в пространство меж темнеющими стволами деревьев. За ними следовал крупный гьенал. Тихий падальщик был практически незаметен. Но, когда под его лапой щёлкала ветка, воображение рисовало Эйре его поистине ужасающие размеры.

— Что там? — просопел Морай, когда она в очередной раз подняла голову на неприятный звук.

— Надеюсь, кабарга, — пробормотала Эйра в ответ.

— Зря надеешься. Какой-нибудь жирный гьенал. Местные носят их шкуры, чтобы отпугивать их.

Эйра покосилась на раскрасневшееся от усилий лицо маргота.

«Хочет поболтать, чтобы скрасить тягость дороги. Этому Грация меня учила».

— Я не слышала о таком, — кротко молвила она. Ведь она и вправду провела большую часть жизни в больших городах — сперва в Морских Вратах, потом в Хараане, затем в Арау на острове Аратинга, после чего — в Лонсе во владениях семьи Д’Алонсо. И, наконец, в Благонте. Перед тем, как Грация купила её, она работала в городке Астра неподалёку от Таффеита. Дикая природа была ей не слишком близка.

Морай, с трудом делая каждый новый шаг, разъяснил:

— Гьеналы боятся тех, кто демонстрирует их убитых сородичей. В отличие от драконов. Помнится, первый муж Моргемоны подарил ей крамольное одеяние из синей чешуи павшего в бою Рокота. Её лётный супруг, Мордепал, и сам мечтал разорвать Рокота — он был рад его смерти. И всегда считался драконом странного нрава. Он ничуть не смутился её чешуйчатой одёже. Но когда оно досталось в наследство её сыну, диатрину Леонарду, и он единожды облачился в него… Его сжёг собственный дракон.

Эйра широко распахнула глаза.

— Для них это, должно быть, что-то наподобие…

— Да, тому, как если б мы напялили на себя людскую кожу, — фыркнул Морай. — Это поистине идиотский способ умереть — оскорбив собственного лётного супруга. Продемонстрировав вопиющее неуважение всему драконьему роду. Жалким земным букашкам носить шкуру высших хищников…

— Но почему они ничего не сделали Моргемоне?

— О, её Мордепал был на редкость отбитым даже среди своих… а другим ей хватало ума не показываться в таком одеянии. Они наделены нам неизвестной мудростью, но они же не всевидящие.

«Чего только не бывает на свете», — подумала Эйра, которая любила истории — что скрашивали досуг всем простым людям, которым суждено было на драконов смотреть лишь издалека. И надеяться, что те никогда не приблизятся.

— Скара тоже сын Мордепала, правда? — деликатно спросила Эйра.

Морай кивнул.

— Да… — на выдохе протянул он. Но мысли его с этого момента устремились к его дракону, и он не поддержал дальнейший разговор.

Через некоторое время маргот стал иногда наступать на мысок вправленной ноги, и их шаг стал побыстрее. Наконец, за четыре часа они преодолели долгий пролесок и вышли к пустынному Ядвинному Тракту.

Они оба смогли выдохнуть и сесть в придорожной траве.

— Здесь ездят в основном торговцы, крестьяне и местные, — проговорила Эйра, разминая затёкшее плечо. — Не думаю, что кто-то из них покажется ночью.

— Ночью тракты не пустуют, — ответил маргот и выпил ещё розового джина. — Пойди к дороге. Увидишь кого — останови.

Эйра тяжело вздохнула и поплелась ближе к двум колеям. Она села на обочине согбенной бронзовой статуей. И стала неподвижно следить за южной частью пути, надеясь, что вскоре покажется какой-нибудь торговец на телеге, который подбросит их.

К её разочарованию она увидела лишь одинокого всадника. И тот ехал не с юга, а с севера, неспешно похлопывая свою коренастую лошадь по бокам.

Он сперва натянул поводья, увидев чёрную жрицу в полумраке. Это был небедный на вид мужчина, который, вероятно, странствовал по провинциям; а может, собирался к каким-нибудь друзьям на выходные.

Впрочем, он двигался один, без эскорта — наверняка полагал, что уже проехал самые опасные разбойничьи ставки. Или заплатил пошлину.

— Схаалитка, — поднял он шляпу.

Эйра поднялась и неловко сложила руки:

— Добрый господин, прошу, постойте. Это дело чрезвычайной важности; у меня тут раненый маргот…

— Кто? — тот расхохотался. — Странная жрица, ты, наверное, пьяна.

— Я, — хрипло рыкнул Морай и, хромая, вылез из кустов. Тут же лязгнул Судьболом. — Отдавай лошадь.

Всадник оторопел и уставился на него с недоумением.

— М-маргот, это п-правда вы? Но…

Морай не собирался ждать ни мгновения. Он полоснул путника мечом по боку, а когда тот вскрикнул, рывком скинул его из седла. Эйра дёрнулась, испуганно глядя на спешенного всадника; но Морай уже дёрнул её за плечо, к себе. И кое-как взобрался на лошадь.

— Давай сюда, — рявкнул он девушке.

— Но этот человек… тут же гьеналы, и там огромный…

Однако он схватил её за руку и втянул перед собой на седло, перекинув её, будто козью тушу.

Эйра вдруг вспыхнула и взвизгнула:

— Дайте сесть нормально!

Морай расхохотался. Схватив её под грудью, он приподнял её наверх, чтобы она схватилась за его плечо. Так она сумела кое-как расположиться боком на неудобной передней луке седла.

Эйра едва успела сообразить, где верх, а где низ; маргот уже круто развернул коня в сторону Брезара и ударил его по бокам.

Испуганный мерин понёс галопом. Ошалевшее лицо путника, что держался за кровавый порез, скрылось за поворотом.

Эйру жутко подбрасывало. Она совсем не умела сидеть в седле; её трясло и мотало из стороны в сторону. Она нашла только один выход: придвинуться к марготу ближе и держаться за его плечо как можно крепче.

Он приобнимал её одной рукой, но его тёмный взгляд был устремлён на север. Теперь между ним и его целью не стояло ничего.

Когда они проносились мимо Кирабо, Эйра попыталась было попроситься домой к Изингомам. Но лицо маргота было столь ожесточённым и сосредоточенным, что она не решилась настаивать, когда он не ответил.

«Тьфу, опять этот Брезар», — подумала она уныло.

Вскоре конь не выдержал долгого галопа. Сперва он стал тащиться рысью, а потом и вовсе еле живым шагом, сколько бы Морай ни пинал его.

По счастливому случаю, им попался лагерь придорожных разбойников. И хотя это был первый раз в жизни, когда Эйра могла бы назвать встречу с бандитами «счастливой», так оно и вышло: Морай пригнал мерина к их костру и рявкнул:

— А ну встали! Лошадь мне!

Его взъерошенные светлые волосы, серебристые в свете луны, и бешеный взгляд сразу дали головорезам понять, кто вторгся в их сомнительные ночные развлечения. Эйра будто в странном сне смотрела, как они падают ниц, лбами ударяясь о землю, и все, как наказанные дети, лопочут на разные голоса:

— Великий маргот! Великий маргот! Сию же секунду, сию же секунду!

«А когда меня привозили в Брезар вместе с другими проданными девушками, так перед ними рассыпался сам караванщик — чтобы они не полезли смотреть товар, он дорого заплатил им. Но мы были дороже».

Бандиты отвлеклись от двух пойманных ими девушек, а те вообще попрятались за спины насильников, не смея и глаз поднять на лорда Брезы. Не далее чем через минуту чумазый главарь в платке, скрывавшем половину лица, выбежал вперёд. Он вёл под уздцы огромную трофейную кобылу.

— Лучшее для вас, маргот, лучшее! — клятвенно заверял он. — Я, Баако Башколом, вас почитаю превыше всех трёх Богов и превыше собственных родителей! Возьмите мою кобылу в знак моей величайшей преданности!

Морай не обращал внимания на его пламенный восторг. Он спихнул на траву Эйру, а затем, корча гримасу боли, слез с седла сам. И после этого запрыгнул на дарёную кобылу, а разбойники помогли Эйре взобраться следом — на сей раз позади маргота.

— Хорошая лошадь, — снисходительно бросил маргот, и лагерь головорезов взорвался восторженным и восхищённым рёвом. Матёрая серая в яблоках кобыла даже ухом не повела.

Морай пришпорил её — и та, подняв клубы пыли, понесла их в предместья Брезы, уже привычно смрадные и мрачные.

Теперь Эйра вновь не знала, как ей усидеть. Она притиснулась к Мораю сзади, обхватила его за торс, хотя и не без смущения, и попыталась притиснуться так же близко, как и раньше. Но маргот бросил через плечо:

— Не жмись!

И ей пришлось держаться на некотором расстоянии, чтобы не тревожить его ушибы. Она цеплялась за причудливые украшения рукавов в виде больших кожистых крыльев; и подпрыгивала на каждом такте галопа.

«Хоть бы не слететь в грязь», — думала она, косясь на рослых гьеналов, что припустили за одинокой кобылой, будто стая голодных волков.

Бреза приближалась. Каменные стены, обросшие башнями, закрывали небо. Вонь и гвалт, множество огней, босые люди и мусор на колее ознаменовали въезд в городскую черту.

Наперерез им бросилось несколько разбойников в чёрных накидках со звериными черепами на поясе — банда Зверобоя.

— Куда спешишь, дружок? — рыкнул один из них. Но Морай, не доставая меча, сверкнул глазами и проорал:

— Вон с дороги, выродки! — и бандиты бросились врассыпную.

Всё перед глазами Эйры мелькало, как в быстро пролистанной книжке. Телеги, заборы, покосившиеся работные дома, редкие каменные постройки, и толпы, толпы, толпы. Люди в замызганных коттах, люди в складчатых плащах, люди с волами и корзинами, люди на земле и у дверей кабаков…

Кобыла пыталась притормозить, чтобы не сбивать горожан, но Морай лишь крепче сжал её бока.

— Прочь! — рявкал он, и люди шарахались в ужасе. Они знали громовой голос маргота.

Он срезал через центральные улицы, где даже ночью было не протолкнуться. Когда дорогу ему преградил экипаж, запряжённый двумя лошадьми, он вдруг выхватил меч и рассёк их морды, заставив скакунов с визгом рвануться в сторону от него — и освободить ему путь.

Эйра едва могла удержаться за спиной маргота. Она цеплялась за него куда сильнее, чем раньше. Но он уже не обращал внимание на эти неудобства.

Они промчались по площади перед триконхом, и Эйра с удивлением обнаружила, что на месте храма трёх богов торчат обугленные столбы. На брусчатом просторе кобыла мчалась вперёд легко, будто летела. И Морай неожиданно крикнул через плечо:

— Эйра, ты славная шлюха! Я пошлю за тобой в «Дом», будь уверена.

Она разомкнула губы, не зная, чем ответить. Она пробормотала невнятное «спасибо», а после Морай вдруг пихнул её плечом, и она упала с лошади на вытоптанную клумбу во дворе Покоя.

Затем маргот круто развернул кобылу и погнал её по дороге к пещере, через Лордские Склепы. Мечи Мора во дворе даже возгласить приветствия не успели — за всадником остались лишь клубы пыли.

Эйра встала с колен. Отряхнула подол своей чёрной рясы и с обидой шмыгнула носом.

«Мне не достаёт храбрости сказать ему, что я больше не шлюха. Я, похоже, и впрямь навеки буду шлюхой, которую так и скидывают с седла».

Растерянная, она сжала лямку своей сумки. Посмотрела на мечей Мора в чёрных плащах. Потопталась на месте. Обвела глазами трёхэтажный особняк-палас, над которым кружили вороны. И решила, что теперь делать нечего — придётся идти в «Дом» и просить о ночлеге.

Но вдруг она увидела, что к ней через весь двор спешит леди Мальтара.

Невысокая, узкоплечая, словно детская кукла, она была, как и тогда, одета в штаны и кафтан. Её светлые волосы цвета жемчуга и лунного камня вспушились на веру, а глаза взволнованно блестели.

— Шлюха, — позвала она. — Что это было? Откуда он привёз тебя?

— Из лесов подле Кирабо, миледи, — Эйра сделала нелепый реверанс в своей измазанной рясе и мужских ботинках. — Маргот упал со спины своего дракона. Мне выпала честь помочь ему.

Глаза Мальтары расширились. Она была взволнована и несчастна.

— Он цел? — было единственным, что она спросила.

— Да, он спешил к Скаре, миледи.

Она покивала, но её серо-голубые глаза увлажнились.

«Кажется, она очень волнуется за брата», — подумала Эйра.

Но Мальтара мгновенно ожесточилась и командирским голосом произнесла:

— Дозорный! Ко мне. Проводи шлюху в «Дом».

Эйра склонила голову, прощаясь, и последовала обратно в город вслед за своим провожатым. У неё страшно болели ягодицы после первой за всю жизнь верховой езды — в том смысле, что на лошади. И она с трудом переставляла ноги. Меч Мора косился на неё с усмешкой, думая, что ей так досталось от маргота.

Но ей было не до шуток.

Она вновь положила руку на резную ручку двери. И нажала.

«Дом» встретил её изумлёнными взглядами множества девочек. Даже Чаркат сперва перегородил ей дорогу, решив, что это какая-то нищенка сунулась внутрь.

Но это была всего лишь она, Чёрная Эйра в грязном балахоне, ботинках и с сумкой.

«Лопата осталась у дороги», — подумала она грустно. Однако «подруг» приветствовала усталой улыбкой.

— Жница! — изумлённо воскликнула Болтливая. Но не стала приближаться к ней, словно побоялась, что куртизанка, ушедшая в схаалитки, уже успела замараться об мертвецов и принесла на себе вшей.

Госпожа Грация не заставила себя долго ждать. Она явилась, шурша двойной юбкой, и недоуменно захлопала глазами при виде девушки. Эйра поклонилась ей.

— Почтенная, я… я прошу прощения, что вновь потревожила вас. Я не стала бы просить вас о крове даже если б меня привели в Брезар крайние обстоятельства, но теперь… это совершенно критические обстоятельства.

Озорная и Любопытная подались вперёд, изучая её жуткий внешний вид, будто у чёрного пугала.

А Эйра довершила:

— Это маргот привёз меня назад.

Какой фурор произвели её слова! Девушки заахали, вскочили, заголосили:

— Боже мой! Боже мой!

Грация сморщилась от их гвалта и поманила Эйру за собой.

— Пошли, побеседуем, душечка, — сказала она. — Только оставь это ужасное барахло при входе!

— Как так вышло? Как? — донимали её все, особенно Болтливая, покуда она переодевалась в дежурное платье цвета фуксии.

— Я расскажу, — заверила Эйра. — Дайте только обсудить это с Почтенной.

«Очень неловко возвращаться после того, что я наговорила».

Блудная «дочь» явилась в бархатную розовую комнату с понурой головой. Она заламывала себе пальцы и кусала губу, но Грация привычно запретила ей:

— Не кусай, попортишь!

После чего они обе помрачнели, рассматривая друг друга.

Лишь когда внизу хлопнула дверь, зазвучали голоса визитёров и елейные смешки ластящихся девушек, Эйра встряхнулась и заговорила:

— Почтенная, я… сказала вам гадостей напоследок, хотя вы были очень добры ко мне. Я такая дура. Наверное, Схаал прислал меня назад, чтобы я извинилась перед вами. Простите меня, — и она низко поклонилась ей.

Обрамлённое кудрями напудренное лицо Грации смягчилось. Она сделала пару взмахов бумажным веером и посмотрела куда-то в сторону — на свой сундук, где хранила вещицы на память от своих «дочек».

От Эйры она оставила тот череп-подсвечник.

— Нет, твой гнев мне понятен, — неожиданно тихо для своего звучного голоса произнесла маман. — Ты была права. Я никогда не выбирала дочек лишь по внешности. Мне хотелось, чтобы вы все были разные… с непохожими судьбами… и я действительно всегда считала, что так вы будете интереснее нашим гостям.

Эйра пожала плечами и покачала головой. Слипшиеся от пыли и пота чёрные волосы сосульками соскальзывали ей на тёмный лоб.

— Я изрекла недостойную чушь, — ответила она. — Вы ведь владеете нашими судьбами по праву. Благодаря вам мы живы, здоровы и накормлены. То, что эти судьбы вам служат, — это закономерный итог вашей заботы.

Однако её слова показались Грации пугающими. Она всё сильнее укреплялась в своей вере в Аана и грядущее царство справедливости, и ей не хотелось, чтобы в будущем её осудили за подобное. Она поджала свои тёмно-алые губы и посмотрела на девушку взволнованно:

— Побойся богов, душечка. Как боюсь я. Думать даже не хочу, что мне принадлежат ваши жизни. Это не в моих руках… Но судьба, впрочем, — нечто сильное. Ты ушла, а она вновь свела тебя с марготом и вернула сюда. Верно?

«Стоило мне отречься от “Дома” и стать на путь жрицы, как он тут же загнал меня на место и в прежнее ремесло», — нахмурилась Эйра. И процедила:

— Верно… «Судьболом».

Она коротко поведала Грации о том, как всё произошло. И та заключила, что после ухода Эйры из «Дома» ей не следует возвращаться к работе — такова политика заведения. Но, раз маргот пришлёт за ней, ей необходимо этого ожидать, и для «Дома» будет хорошо, что он проявляет столько внимания к одной из воспитанниц.

Однако в «Доме» не было принято сидеть без дела. Поэтому она решила, что Эйра позаботится о новой девушке вместо Трепетной, о выразительной рыжей Артистке.

— Девочка мечтала стать актрисой театра, как и я когда-то, пока у неё не заболела мать, — представила её Грация. На лице новенькой была растерянность и решимость, а сама Грация смотрела прямо перед собой, словно вспоминая наивность своих молодых лет. — Ей тринадцать. Она пока не будет обслуживать гостей, но ей предстоит многому научиться. Раз уж ты у нас будешь не в полную ставку, передай ей часть своих знаний и наших порядков, Жница.

И Эйра согласилась на это.

Пока претендентки на её комнату не было, она вновь заселилась в свою украшенную опочивальню с витражными барханами и узорчатыми цсолтигскими коврами. Её точило дурное чувство.

«Надо будет днём отыскать на рынке кого-нибудь, кто едет в Кирабо, и попросить за десяток бронзовых рьотов передать весточку от меня для Коди. Она наверняка сходит с ума, думая, куда я пропала».

Она была такой уставшей, что хотела тотчас же упасть лицом на подушку и уснуть, не замечая сладострастных стонов за стенкой. Но, как только ушёл последний гость, другие Эйры налетели на неё. И вытащили её в гостиную.

Эйре пришлось рассказывать всю историю заново. Однако теперь её прерывали на каждой фразе.

— И он взял свою стопу и сам как дёрнет её! Она щёлкнула и встала на место, и он закричал от боли.

— Боше правый! — ахала Любопытная.

— Ты пожалела его? — сразу спросила Быстрая.

— Конечно, — кивнула Эйра, которая удобно устроилась на подушках рядом с Пройдохой и Артисткой. — Его от исступления повалило набок, но я положила его к себе на колени.

— На этот ужасный подол! — всплеснула руками Болтливая. — Весь в грязи!

— И он был в твоих руках? — допытывалась Внимательная. — Он что-то сказал тебе об этом?

Эйра посмотрела на мерцающую люстру под аркой потолка, припоминая. И протянула:

— Да, он сказал… «Спасибо, дорогуша».

Девушки взорвались аханьем и разнообразными возгласами изумления, восторга и волнения. Эйре пришлось повременить, прежде чем продолжать.

— …потом он поднял меня на лошадь. И мы поскакали обратно в Брезар, — довершила она свою историю.

«Я не собираюсь передавать его слова про “славную шлюху”, они мне противны».

— С ума сойти, — откровенно сказала Злая, почёсывая свой курносый нос. — Ты, похоже, ему по душе. Раз он с тобой разговаривал.

— Тебе повезло, — сокрушённо качала головой Болтливая. — Ты можешь стать его фавориткой.

— У него бывали фаворитки из «Синицы», — заметила Памятливая. — Одна даже жила с ним, будто маргаса. Дирабелла.

— Пару лунаров, — поддакнула Смешливая. — Ей просто нечем было на более долгое время заинтересовать его, и он сбагрил её сенешалю Шакурху, но с тех пор её никто и не видел. Любая из нас продержалась бы дольше.

— Чтобы потом нас вышвырнули, как с лошади, — буркнула Эйра.

«Мне нужна жизнь у кладбищ и погостов, а не в марготской опочивальне. Надеюсь, мне представится возможность это обозначить».

После этого она смогла наконец пойти спать. И поутру вместо того, чтобы готовиться к приёму гостей, как это делали остальные, она занялась Артисткой.

Наедине с ней, когда Эйра искала подходящие её круглому личику причёски, девочка оказалась разговорчивее, чем до этого.

— Жница, ты из далёкой С-солтиги, да? — спрашивала она, вертясь перед зеркалом под расчёской сосредоточенной куртизанки. — Какие у вас там есть сказки?

— Не знаю, моя хорошая, — отвечала Эйра. — Я родилась в селе неподалёку от Морских Врат, в Гангрии; оно называлось Верески. Там рядом был Верестар, схаалитский монастырь. Так что я с детства слушала все те же сказки, что и ты.

— А какие?

— Ну, какие… про Кошачью Диатрис, например.

— Я такой не знаю.

Эйра подняла брови. Натянув её волосы выше на расчёску, она решила, что «львиная грива» Артистке очень подойдёт.

— Да не может быть, — проворчала жрица. — Кошачья Диатрис — это Рыжая Моргемона. Прабабка маргота и бабка нынешнего диатра Рэйки. Она стала первой доа за много лет и возродила искусство лёта для многих родов, в которых ещё теплилась кровь Кантагара. До неё драконов оставалось всего пять, никем не сёдланных; а после они расплодились. И хотя теперь их всё равно не так много, как во времена Гагнаров, она заложила кирпичик в то, чтобы они остались на этом свете. И чтобы кто-то нет-нет да и садился на них, дабы увидеть Рэйку с высоты превыше птичьей.

— Это я слышала, — кивнула Артистка. — Но почему Кошачья Диатрис?

— Ох, — вздохнула Эйра.

И поведала ей историю о рыжей диатрис, что взошла на престол, будучи чародейкой. Она говорила с драконами на одном языке и была лётной супругой опаснейшего дракона Мордепала. Но и на земле у неё были свои драконы — городские коты. На всех островах и побережьях пушистые соглядатаи королевы приносили ей сведения и секреты в обмен на законы, что защищали их, и на вкусные подачки с замковых кухонь. Всякий боялся осудить Рыжую Моргемону вслух: коты были повсюду. Верные солдаты Кошачьей Диатрис несли её волю на земле, верный дракон Мордепал — в небе, а верная шпионская сесть множества хвостов поддерживала её из тени. То была настоящая диатрис-волшебница.

— Ух ты! — заблестели карие глаза Артистки. — Как бы я тоже хотела вот так! Жница, ты знаешь что-нибудь об этом? Говорят, ты ведаешь всякое; может, и колдовать умеешь?

— Нет, дорогая, — вздохнула Эйра. — Колдовство — это плохо.

— Но почему? — расстроилась девочка.

— Так устроено бытие, — изрекла Эйра, повторяя слова Кадаврика. — Когда-то мир был молод, и всего, что взрастила в нём Великая Мать — и Богов, и драконов, лесных духов савайм, и магию — было в изобилии. Но потом мир повзрослел. И стало ясно: любое баловство с колдовством скверно, ибо опасно заигрывать с силами, что царствовали в мире до прихода Троих. Боги защищают нас от этого не просто так. Может, это скучно; но всяко лучше, чем стать кормом для голодных демонов или савайм.