Брутальная Падме, или Новая судьба королевы

ГЛАВА 9

Глава 9

Размышление о былом, настоящем и будущем, или о точке принятия решения в авиации

(Орбита Набу. Почти два месяца спустя)

Корабль прошел стратосферу, и многоцветье, что клубилось за иллюминатором, сменилось однообразной чернотой космоса. Но Мракс, как будто не заметил этого. Он смотрел в обзорное окно, не видя того, что за ним. Глубокая задумчивость была тому причиной. Мысли о маленькой принцессе не отпускали пока старого мастера. Она на удивление органично пыталась выглядеть старше своих лет, при этом еще и смотрелась скорее не девочкой, а больше, как пацанка, или скорее походя ментальностью на мальчика. Так знакомо по Храму, где юнлинги даже женского пола, со временем, всё больше мужских черт в мышлении приобретали, да взрослели намного быстрее сверстников вне Храма. Чертовы догмы Ордена, что делают из детей, со временем, и не женщин, и не мужчин, а нечто среднее. И делали это быстро и трудно обратимо.

Годы назад, когда Мракс понял, что если продолжит назойливо копать в истории Ордена, да доставать магистров, однажды может не выйти из прыжка, как его старый приятель по интересам Серей, что погиб почти 9 лет назад. Только почувствовав первый легкий сигнал от интуиции, что увлекся, он почти сразу обратился в Совет с желанием покинуть Орден. Его даже не стали пытаться отговаривать, как обычно происходило в таких случаях. Это только убедило его, как вовремя он решил соскочить. Иначе старые сибариты его бы просто раздавили, походя, чтобы не мутил воду.

Когда собравшийся Совет магистров, наложил коллективную печать Силы на его ядро, сразу ограничив его, сильного и опытного мастера — Мракс на удивление облегченно вздохнул. Да, теперь он был ограничен в мощности своих техник, часть из которых нынче ему и вовсе стала недоступна, но никуда не делись его умения и опыт в тонкой работе с Силой. А за свою жизнь он успел немало накопить знаний и умений, что даже сейчас делали его очень востребованным специалистом. Зато всё более давящее чувство опасности, резко пошло на спад.

Джедаям известен принцип, когда ты очень сильно и целенаправленно чего-то желаешь, либо о чём-то спрашиваешь у Силы, она тебе, либо даст ответ, или ты получишь от неё хотя бы намек. Более того, если идти по одной дороге, притом четко выбрав цель, тебя начнет вести Сила. В той или иной степени. Конечно, в таком легко потерять рамки, став ведомым, а не ведущим, вроде одной из новых шестерок Йоды, что проталкивал грандмагистр по иерархии, вопреки желаниям остальных. И которая с нездоровой толикой фанатизма относится к Струнам Силы.

Кто-то считал, что молодой хоть и крайне талантливый, но со значимыми минусами, Кеноби далеко пойдет. Особенно учитывая, что получил, непонятно отчего поддержку Йоды. Но сам Мракс считал, что это тупиковый путь. Сила слишком жестока и своеобразна, именно ввиду своей чужеродности и беспредельной аморфности в сравнении с разумными из плоти и крови. Слушать её можно, но поступать стоит, лишь опираясь на свою волю и свой разум. Осторожно подходя в выборах к «помощи» Силы.

Все последние десятилетия он желал по факту одного, со времен вступление в мастерство, когда получил доступ ко многим закрытым секторам Библиотеки Храма, и когда он понял, что Орден раньше — не то, что Орден сейчас. Сильно не тот. Он желал, чтобы новый Орден изменился. Вернулся, либо старый, или что-то еще более жизнеспособное.

Но Мракс считал себя разумным джедаем. И свои силы оценивал здраво, даже без ограничивающей печати, когда он был в оптимуме силы, в Ордене было сотни три одаренных, что были, соразмерны ему по силе, а то и сильнее его. Последних правда было, лишь несколько десятков, но это никак особо не помогало, в разрезе реформации Ордена. Той, сторонником которой был старый джедай.

Впрочем, хоть уход из Ордена его ослабил, но предоставил свободу и некоторые новые варианты для роста. Так что всё это не мешало ему искать знаний в желании обнаружить то, что позволит ему стать значимой фигурой, или, как-то повлиять на ситуацию в будущем. Мало шансов, но надежды у него всё еще не умерли. На худой конец оставить наследие, которое приведет к реформации, тем самым вписав своё имя в историю Ордена. Определённое тщеславие Мраксу было не чуждо.

И вот череда совпадений, срыв давно запланированных дел и он неожиданно получает контракт, что был предназначен другому. Сейчас он понимал — это явно были происки Силы. Принцесса, одна из многих, сколько у него было таких, еще даже не получивших реальную и значимую власть, но готовых потратить огромные деньги, думая, что их светлое будущее предопределено. Или просто желая по-красоваться перед другими — вот, мол, у меня в учителях джедай. Впрочем, эта девочка несколько выделялась из череды контрактов.

Она вполне могла дойти до вершин. И красоваться — тоже не про неё. Как резво она бросилась впитывать те простейшие техники, что были ей доступны. Меньше пары месяца у неё ушло на то, что юнлинги проходят не менее четырёх. Её запал даже перехлестывал через край. Ему приходилось время от времени её придерживать, чтобы она не перегорела. Жаль, что она была, лишь процентов на пять выше среднего по медихлорианам в крови. И ядро Силы у неё было ничем не выдающимся. В галактике хватало рас, даже обычные представители которых были заметно более одарены, чем она. Но даже среди тех рас, Храм редко находил одаренных, которых забирал к себе.

Но более важным была череда ощущений, что легким бризом шевелила его чувства через Силу. Девочка на удивление хорошо скрывала свои мысли и желания, да и обруч немало помогал ей в этом, но Мракс слишком долго и часто общался с ней, да и просто учеба раскрывает суть ученика, даже такая неполноценная. Девочка боялась его. Через несколько уроков это прошло, оставшись, лишь легкой опаской, но он запомнил странность страха. Как будто она украла, чуть ли не Голокрон с информацией из закрытой секции Библиотеки Храма и боялась, что он узнает об этом.

И вкус этого страха. Не как ребёнок боится, а скорее страх более зрелый. Тот, который не вгоняет в ступор, а преодолевается волей. Что приходит лишь к сильным, либо зрелым личностям. О зрелости речи понятно не шло, но о силе личности говорило уже немало. А личные бзики, что же, они есть у многих. Мракс не раз сталкивался к предвзятому отношению, а то и опаске в адрес себе подобных.

Но главное — Сила намекнула, что он в её лице увидел то, что в будущем может серьезно повлиять на Орден. Причем именно в связи с его, Мракса, мечтами. Совпадения, резонанс этих и других деталей, помогли ему почувствовать всё это, невзирая на мощную защиту принцессы и её личную собранность и скрытность. Но, Сила побери, если он понимает даже сейчас, как эта почти обычная девочка может, пусть и теоретически, повлиять на то, где он, опытный и сильный джедай — не видит выхода.

Но это непонимание не помешает ему сделать нужный выбор. Принцесса пусть растет, как растет. Пока он не чувствует, что нужен рядом с ней. У него полно своих дел, но теперь добавится еще одно — отслеживание издалека её судьбы. Не теряя её из виду. А как там дальше будет, посмотрим.

***

(Королевство Чоммелль. Несколько лет ранее)

Прожив в новом мире несколько лет и пообвыкнув к своему новому положению, я подошел к рубежу, когда следовало решить, а что дальше? В глобальном смысле. И чем больше я размышлял, тем меньше мне нравилось то, к чему меня подталкивала окружающая действительность. Говорят, положение обязывает. Что же, жаль, что обычно власть предержащих она обязывает не к тому, к чему толкало меня.

В моем старом мире было несколько систем, что влияли на развитие человечества. К 20 веку сложилась не слишком благостная картинка, при которой обычный человек был практически бесправен. Во многом, недалеко уйдя от себя, как чьей-либо собственности. В той или иной степени. В основном это касалось Запада, в самом широком понимании, и тех территорий, кои составляли практически весь оставшийся мир, который сам Запад, в разной степени безжалостности грабил. В заметно меньшей степени, но тоже значимой, это было и на моей Родине, что осталась там, но которую я не прекратил считать таковой, даже родившись заново тут.

Потом наступил 20 век и попытки пресловутого Запада углубить свою возможность грабить всех и вся, диктуя свою волю через финансовые инструменты, военный диктат, культуру и образование, вынесли наверх неожиданную формацию — СССР. Это довольно быстро, хоть и далеко не просто для моей страны, привело мир с его старыми хозяевами к неприятной альтернативе.

— А что и так можно? — всё больше стали задавать страшный вопрос овцы своим пастухам — элитам, неизменным веками, а зачастую и тысячелетиями. И чем дальше, тем громче звучал этот ужасный вопрос. Овцы всё менее начинали напоминать овец и всё более посматривать на нарождающуюся альтернативу, которая при всех сложностях и частностях предлагала простому человеку кардинально другой подход во взаимоотношениях. Давая намного менее потребительский взгляд, на то, что такое этот самый простой человек. И каков его возможный путь в будущее.

Это подрывало всё так тщательно, давно и селективно насаждаемое хозяевами мира. Для которых были они, а были их отары. И мнением отар о стрижке никто никогда не интересовался. По крайеней мере на серьёзной основе. Никому и в голову такая глупость не пришла бы. Более того, ранее сами отары так привыкли к насаждаемой действительности, что смиренно принимали такое положение. И вот привычный уклад начинал рушиться.

Терпеть такой раздражитель и потенциальный катализатор изменений, было нельзя. Что же, давить паровозы нужно, пока они еще чайники, решили элиты мира и начали давить. Со все большим раздражением понимая, что «чайник» не просто не давится, но и становится всё ближе к «паровозу».

Всё это вынуждало идти на неприятные уступки. Ну, не навсегда, но чтобы по умерить пыл своей "паствы". Это привело к появлению подобия человеческого лица, а точнее — маски, на оскале безжалостного капитализма и элитарного сословного монархизма. На витрину и пропаганду были выдвинуты «права человека» и намного, немыслимые ранее, более мягкие отношения между реальной властью, а точнее её зримыми младшими представителями, и обычным человеком.

Овцы стали постепенно забывать, убаюканные этим, что вызвало такие резкие перемены вокруг. Это вообще проблема народа, который в отличии от элит, имеет много более короткую и проще манипулируемую память.

А тут еще и альтернатива вдруг решила перестать быть таковой. Ну, устала, расслабилась, её пастухи тоже решили: «не хочу быть вольною царицей, хочу быть владычицей морскою, чтобы жить мне в Окияне-море, чтоб служила мне рыбка золотая и была бы у меня на посылках».

Не читали они, или забыли, великого сочинителя и самого известного эфиопа отечественной и мировой литературы — Александра Сергеевича Пушкина. Вот и остались практически у разбитого корыта. И всё бы было неплохо для хозяев мира, ведь чайник, который вырос до паровоза, наконец был задавлен, точнее сам решил сойти с рельс и свалился в кювет. Правда за годы противостояния с альтернативой, хозяева мира вынуждены были слишком разбаловать свою паству. И теперь предстоял путь, минимум в пару поколений, что приведет ситуацию в естественное тысячилетиями русло. Объяснив забывшимся примитивам, что они именно овцы и право голоса не имеют. Ну, может три поколения, но это вряд ли.

И вот они стали, оставив разлагаться труп опасного «паровоза», заниматься разворачиванием предпосылок по сворачиванию и обратному переформатированию благ своей паствы. Да естественному, в их понимании, обратному закабалению своей отары.

В это время, в ржавеющем под дождем в кювете остова паровоза, один малозаметный человек, на встрече с коллегами правоохранителями произнес сакраментальную фразу, которую выдал за шутку: «внедрение в банду прошло успешно, приступаю к работе».

Все посмеялись, даже он улыбнулся своей нехитрой шутке, но вскоре многим стало не до смеха. Особенно хозяевам мира. Ведь останки «паровоза» опять начали дымить трубой, а сам он, вдруг, снова обнаружился стоящим на рельсах. Да, он всё еще не напоминал былой паровоз, ржавчина и подпалины на боках были не слишком эстетичными, но с каждым годом ржавчины и подпалин становилось меньше, а уже почти переставшие помнить страшный вопрос овцы хозяев мира, вдруг встряхнулись и стали всё громче задавать другие страшные вопросы.

— А чего это наши хозяева, оказывается именно хозяева, а не лидеры, ведущие нас в светлое будущее? И чего это они с нами такое мерзкое делать стали? Какие такие десятки полов, а отчего они лезут в наши семьи. Вопросы множились, становясь всё злее, а ответы на них или не звучали, либо выглядели всё более неадекватней. А тут еще стал вспоминаться старый вопрос, поставленный давно, еще когда такая страна, как СССР существовала. Нет, альтернатив, полноценных, пока не появилось, но вопросы неприятные опять вернулись.

Раздражать это хозяев мира, так неимоверно стало, что аж в разнос мир стал идти.

Что там дальше было я не узнаю, хоть и верю, что в этот раз паровоз задавить не удастся. Так как в этот момент я, Илья Владимирович Сухов, — в шутку, из-за инициалов и любви поговорить за глобальную политику, получивший от коллег позывной «Сталин», — старлей сил специальных операций, получивший по выходу в отставку по ранению звание капитана, да так и не успевший им побыть на службе, — попал в другой мир.

В мир, где моего славного "паровоза" не было. Более того, этот мир напоминал прошлый, как если бы в нём даже малейшего подобия моей Родины не было, в следствии чего её неприятная для меня альтернатива из моего мира стала полным доминантом без ограничений.

По факту, современная Республика была сплавом сразу нескольких государственных устоев. Рабовладение. Оно пронзало все сферы окружающего бытия, принимая разные формы. Плутократия - власть богатых, вернее запредельно богатых персон, — что правили почти всем. Воинствующими, иногда на грани, а иногда и за гранью сектанства теократииями, что нередко стояли за плутократией, либо рядом с ней. Сплавляясь аморфной конфедеративной раздробленностью с кастовой сословностью, порожденными сильной расовой и технологической разнородностью. И во всём этом правили бал огромные социальные расслоения, при практически полностью отсутствующих социальных лифтах.

Страшноватый мир, должен заметить. Уродливая, замкнутая на саму себя власть, мало чем ограниченная, разве только другой, не менее паршивой властью. Повсеместное рабство, прямое или косвенное. И многое другое, в разной степени неприятное. Прямо скажем, на благостную сказку Лукаса, как он пытался её показать для детского глаза похоже было мало. На тот образ, почему-то, алогично, сложившийся именно у некоторых почитателей саги.

Так как у меня и раньше многие вещи в мире саги вызывали неприятные вопросы. А когда попал в него, узнав этот мир получше, понял, что хоть он и имел определенные отличия от киношного варианта, но сага передала суть ДДГ довольно неплохо. Ну, если не обманываться именно образом, что странными извивами ума возник в сердцах некоторых его фанатов. Суть, которую не могла скрыть приглаженная картинка кинематографа если её смотрел человек здравомыслящий — заиграла еще более неприглядными красками, когда я погрузился в местную реальность.

Окружающее же меня нынче, вынуждало вспомнить фразу Гете: «нет рабства безнадежней, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков». Причем, тут ситуация была даже хуже, ведь тут и очевидных рабов хватало более чем.

В моем былом мире был целый жанр — попаданцы. Невольным участником которого я нынче стал. Так там многие юноши мечтающие о попаданстве любили говорить, ох, я бы развернулся. Я в таком случае говорил, что чисто статистически и гипотетически если принять возможность такого попадания, вы скорее окажетесь не во власть предержащем, а в корове, которую он доит, а в перспективе зарежет на мясо. Бесправную и забитую. И попробуй вякнуть, что-то по этому поводу — не просто не поймут, чего там коровка мычит, но и забьют батогами на скотном дворе.

Самому мне, невзирая на вероятности, «повезло» попасть, как раз в элитную тушку. Почему в кавычках? А потому что обязывает. Ну, такой я человек. Попади я в фермера какого, строил бы план, как улететь подальше и осесть в глуши, где «пастухов» поменьше, закон — тайга, а прокурор — медведь. Не потому, что я люблю блатную романтику, абсолютно нет, а потому, что мир вокруг, реальный мир, мне неприятен и вызывает дискомфорт своей несправедливостью. Но изменить его находясь внизу — выше человеческих сил. Чтобы кто не думал на сей счёт. Будь тут место, где такой маленький человек имел бы социальный лифт, способный вознести его на самый верх, то я бы возможно им воспользовался. Но такого не проглядывало. Максимум, человек снизу мог стать приближенным слугой, не более.

«Служить не против, но прислуживать мне тошно».

Злая ирония моей новой жизни состояла в том, что с каждым годом жизни в этом мире, я чувствовал себя всё более, тем малозаметным ранее человеком, со своей Родины, который однажды пошутил «про внедрение в банду и начало работы». И это притом, что ранее за собой какой-то запредельной пассионарности не замечал.

Хоть и неприятно было «работать под внедрением», тем более было понимание — решение об этом приведет к жизни, получившей сразу несколько серьезных и долгосрочных изменений. Риски умереть не от старости и просто довольно долгое одиночество. И труд, тяжёлый, часто неприятный.Вынуждающий на массу разной степени жестких решений, которые придется принимать по ходу.

Конечно всё было не так беспросветно, как могло показаться и моё текущее положение позволяло разбавлять неприятную и выматывающую работу приятным отдыхом. Правда, скорее всего, придется совмещать короткий отдых с протяжённой работой, сплавляя их в единое целое. Так как слишком многое надо будет сделать, а я не сильный одаренный, чтобы жить под двести лет и уж тем более не Йода, который разменял уже шесть сотен. Даже с медициной Республики, доступ к которой у меня был полный, ввиду моего положения, в лучшем случае, больше 120 лет я не проживу. Уж слишком выматывающая жизнь меня ждет.

А массив работ меня ждал огромный. Время терять нельзя было. И шанс на то, что мне даже в малом удастся достичь успеха на этом пути, был не особо велик. Хотя в помощь мне было то, что я собирался варить эту «лягушку» постепенно, чтобы она не поняла, к чему дело идет, пока инерция изменений не станет мало обратимой.

И невзирая на мою большую неохоту ввязываться в глобальную задачу, сколь веревочке не виться, а принимать решение и все последствия с ним связанные надо было.

Хотя начиная эту дорогу, у меня вовсе не было уверенности в силах. Хватит ли их пройти её до конца?

Впрочем:

«Caesarem decet stantem mori» — Цезарю подобает умереть стоя, или положение обязывает.