Буддизм. Энциклопедия

Заключение БУДДИЗМ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

Всякий культ, всякое вероучение и всякая религия представляют собой социокультурный проект. И большинство из них реализуются — если реализуются — в сугубо локальном масштабе, как географическом, так и социальном. Лишь трем таким проектам удалось преодолеть локальные рамки и превратиться в мировые, глобальные религии.

Из этих трех проектов наиболее широкий охват имеет проект иудео-христианский. Исламский проект уступает первому в масштабности — впрочем, учитывая современные тенденции, можно предположить, что эта ситуация сравнительно скоро изменится (по недавнему заявлению Ватикана, число мусульман в мире превысило число католиков). Что касается проекта буддийского, он, несмотря на стойкий интерес к буддизму в евроатлантической зоне, по-прежнему остается в значительной степени проектом локальным; с другой стороны, буддизм исповедуют прежде всего в странах с наиболее многочисленным населением, поэтому, вопреки относительной географической ограниченности буддизма, это вероучение по праву считается мировым.

На родине, в Индии, буддизм фактически прекратил свое существование, вытесненный индуизмом и исламом. За пределами Индии сохранились несколько «заповедников» буддизма, сохраняющих, в той или иной степени, изначальную чистоту учения Будды Шакьямуни — Шри-Ланка, Таиланд, Мьянма (Бирма); в Тибете был «законсервирован» поздний буддизм. В других азиатских странах, прежде всего в Китае и Японии, индийский буддизм подвергся трансформации, в некоторых отношениях весьма существенной, что позволило исследователям рассматривать национальные формы буддизма, в первую очередь китайский чань-буддизм и японский дзэн, как самостоятельные направления наряду с Тхеравадой, Махаяной и Ваджраяной.

Статус мировой религии подразумевает выход конкретного вероучения за границы первоначальной территории: именно так обрели свое нынешнее положение христианство и ислам и именно потому не может считаться мировой религией индуизм, хотя число его приверженцев составляет 13 процентов от населения земного шара (буддистов всего, по разным подсчетам, от 6 до 8 процентов). Буддизм вышел за границы Азии и распространился по миру благодаря проникновению европейцев в Азию[105] и благодаря тому, что Запад всерьез заинтересовался азиатскими культурами и азиатским менталитетом; этот интерес привел к тому, что западный человек начал осмыслять «восточную мудрость» и попытался вписать ее в мировой контекст. В итоге из вероучения по преимуществу азиатского (даже восточноазиатского) буддизм превратился в религию всеобщего свойства, и это превращение дало повод американскому исследователю М. Бауманну предложить термин «глобальный буддизм»; тем самым нынешний «глобальный», мировой буддизм отделяется от буддизма канонического (с возникновения до правления царя Ашоки, III век до н. э.), исторического (с Ашоки до конца XIX века) и возрождающегося (с конца XIX века). Безусловно, данная периодизация выглядит слишком общей и потому спорной, однако нельзя не признать, что применительно к современному, «транснациональному» этапу развития буддизма она представляется вполне обоснованной. «Глобализация» буддизма — естественное следствие глобализации как таковой, затрагивающей все сферы жизни и деятельности нынешнего человеческого сообщества; в отличие от христианства — вспомним историю Средних веков и Нового времени — буддизм не насаждается, а принимается на иных почвах, подобно растению, семена которого, будучи перенесенными ветром далеко за пределы привычного ареала, проросли и дали побеги в чуждой земле.

Разумеется, «глобализация» буддизма не означает, что современный буддизм отказывается от традиционных ценностей: происходит лишь «подстройка» этих ценностей, доктрин и практик под широкое, «невосточное» (и восточное, впрочем, тоже) восприятие. Примером такой «подстройки» может служить техника медитации. Отечественый исследователь буддизма А. Агаджанян пишет: «Медитация всегда была центральной частью буддийской эзотерики, но исключительно монашеской и „виртуозной“. В XX веке все меняется: медитация становится достоянием мирян, причем не только на Западе, но и в Азии: массовая мирская медитация становится реальностью городского азиатского буддизма начиная с 1950-1960-х годов. (Исключение составляет Китай, где медитация осталась, напротив, уделом консервативных „клерикальных“ групп чань-буддизма). Это обмирщение и демократизация виртуозной монашеской практики весьма напоминает классическую протестантскую тенденцию. Естественно, формы медитации при этом упрощаются. Далее, медитация становится внеконтекстной до такой степени, что не только смешивается с другими практиками, но и полностью может оторваться от собственно буддийского корня (например, в нерелигиозных центрах медитации или внутри синкретизма New Age). Меняется в значительной степени и назначение медитации: из эзотерической формы глубокого мистического опыта она становится психотерапевтическим средством, больше ориентированным на исцеление и доступным массе мирян».

Подобно другим духовно-религиозным доктринам, буддизм существует в двух «ипостасях» — есть более строгий, более формализованный монашеский буддизм и есть буддизм народный, популярный, нередко впитывающий в себя местные традиции и элементы других религий. Кроме того, в последние годы, особенно на Западе, наметилась тенденция к размежеванию буддийских общин на буддистов «урожденных» и «новообращенных». Это размежевание постепенно сделалось столь очевидным, что некоторые исследователи начали рассуждать о наличии «двух буддизмов» — традиционного, свойственного этническим общинам, и «динамичного», характерного для неофитов. Первый из этих двух буддизмов можно назвать мирским вариантом буддизма монашеского, тогда как второй куда менее формален и зачастую стремится комбинировать буддийские концепции с доктринами и методами других религиозных систем: особенно часто к буддизму «прикладывают» разнообразные йогические практики, а сами буддийские идеи толкуют в теософском духе, следуя таким западным «гуру», как Р. Штайнер, А. Безант и др.[106]

Для современного «глобального» буддизма характерно и еще одно явление, практически неизвестное буддизму классическому — это возникновение института миссионерства именно как социального явления. Еще Будда Шакьямуни призывал распространять Дхарму, однако миссионерства в западном понимании этого явления в буддизме не существовало. Появление буддийских миссионеров — очевидный результат взаимодействия Востока и Запада; причем это миссионерство, прежде всего, конечно, на Западе, приобрело такой размах, что социологи предложили термин «евангелический буддизм».

Именно в рамках «евангелического буддизма» возник такой феномен, как сетевой буддизм: транснациональные духовные сети, разбросанные по всему миру. По замечанию А. Агаджаняна, «рост таких форм облегчался тем, что в буддизме, как и в протестантстве (в отличие от католицизма, иудаизма, ислама, индуизма), нет выраженного управленческого или даже сакрально-символического центра. Глобальные „сети“ обычно создаются вокруг харизматических учителей, как правило практикующих на Западе, а иногда имеющих западное происхождение, при этом, однако, идентифицирующих себя с определенной традицией или школой: чаще всего это разные субтрадиции дзэн и тибетского буддизма, реже традиции „чистой земли“ и Тхеравады».

Наиболее яркий пример сетевого буддизма — «Общество озарения через медитацию» (США), созданное после Второй мировой войны на основе тхеравадинской традиции вокруг бирманских учителей У Ба Кхина и Махаси; сегодня это общество имеет более 50 постоянных центров во всем мире. Другой пример — английская организация «Друзья западного буддизма». Также можно вспомнить многочисленые группы ревнителей дзэн и последователей тибетского буддизма (в частности, сеть, организованную датским адептом школы Карма-кагью ламой Оле Нидалом) и японскую организацию «Сока Гаккай интернешнл», а в России — разнообразные «Дхарма-центры», а также общество «Манджушри», пропагандирующее тибетский буддизм школы Гелуг-па.

Что касается буддизма на его «исконной» территории, в Юго-Восточной Азии, в последние десятилетия XX столетия он в значительной степени отказался от традиционной аполитичности и асоциальности. В этом регионе (и далее по всему миру) распространяется «ангажированный буддизм» — буддизм, интересующийся жизнью «иллюзорного» общества, приверженный благотворительности и допускающий активное участие в политической деятельности.

Так, на Шри-Ланке в 1980-х годах пытались внедрить «буддийскую экономическую модель» (в духе естественной «буддийской экономики» Э. Шумахера). На той же Шри-Ланке и в других странах Тхеравады буддийская сангха активно участвует в политической деятельности и даже время от времени прибегает к радикальным методам воздействия на общество (достаточно упомянуть недавние монашеские выступления в Мьянме). В Японии популярна буддийская политическая партия Комейто, обладающая устойчивым влиянием. Самый же наглядный пример «ангажированного буддизма» — деятельность Далай-ламы XIV. Вынужденый покинуть Тибет после китайской агрессии, этот человек, лауреат Нобелевской премии мира, к концу XX века приобрел символический статус «всебуддийского отца», этакого буддийского папы римского. Он является публичной фигурой, олицетворением свободы, ненасилия и восточной «духовности»; помимо всего прочего, всплеск популярности тибетского буддизма на Западе во многом связан именно с деятельностью этого Далай-ламы.

Как пишет А. Агаджанян, «буддизм в глобальную эпоху как бы конструируется заново и интерпретируется, исходя из конкретного контекста и конкретных интересов. Традиционный, архаичный буддизм не соответствует требованиям глобальности, и потому включается чисто реформаторская установка на „возвращение к истинному учению“, „очищение ядра“. Например, буддизм „очищается“ от традиционного синкретизма, от „исторических наслоений“, от небуддийских верований и практик. Эта тенденция привела к складыванию некоего интеллектуального, рационального, а то и „научного“ буддизма, опирающегося на такие, несколько преувеличенные и выхваченные из контекста черты постулируемого „истинного буддизма“, как опора на опыт, критическое мышление, познание внутренних связей мира, отсутствие „монотеистического бога“. Хотя институционально подобный рациональный буддизм в чистом виде никогда не был заметным явлением, этот образ оказал огромное влияние на восприятие буддизма в целом и на гибкость, с которой отдельные его элементы приобретали глобальное распространение. Именно такие простые, рациональные блоки и включались в диалог с другими идеями и практиками. Очищаясь от „архаичного“, исторически-спонтанного синкретизма, так называемый „чистый буддизм“ становился частью нового, намеренного синкретизма».

Впрочем, в конце XX столетия наметился — опять-таки в первую очередь на Западе — интерес к так называемому «буддизму плоти». Под этим термином понимается совокупность буддийских психопрактик, преимущественно ваджраянских, тантрических, постулирующих единство тела и души, а также всевозможные рецепты и правила «восточной медицины». Растущая популярность такого буддизма вызывает опасения у представителей других конфессий: так, кардинал Йозеф Ратцингер (ныне папа Бенедикт XVI) однажды назвал этот буддизм опасной формой аутоэротической духовности.

В целом положение буддизма в современном мире устойчиво и стабильно, в особенности по сравнению с положением христианства. Вероятно, причина этого в том, что, как писал М. Малерб, «буддизм, и в этом его специфика, сохраняет жизнеспособными все формы духовности, которым он дал начало за долгую историю своего развития». Буддизм предельно толерантен — история, к примеру, не знает буддийских религиозных войн — и прекрасно согласуется с западной концепцией «общечеловеческих ценностей». Более того, буддизм охотно принимает в себя другие религии и культы или сосуществует с ними. Далай-лама XIV в одном из интервью на вопрос, видит ли он какую-либо возможность интеграции христианства и буддизма на Западе, ответил следующим образом:

«Это зависит от того, что вы понимаете под интеграцией. Если вы имеете в виду возможность интеграции буддизма и христианства внутри общества, их сосуществование, то тогда мой ответ будет утвердительным. Однако если вы видите интеграцию как создание некой комплексной религии, которая по сути не является ни чистым буддизмом, ни чистым христианством, то такую форму интеграции я считаю невозможной.

Разумеется, реально, чтобы в стране, где господствующей религией является христианство, кто-то решил следовать буддийскому пути. Я думаю, весьма вероятно и то, чтобы человек, в целом исповедующий христианство, принимающий идею существования Бога и верящий в него, решил на каком-то этапе включить в свою практику некоторые идеи и техники буддизма. Учение о любви, сострадании и доброте присутствуют как в христианстве, так и в буддизме. В особенности много техник, направленных на развитие сострадания, доброты и тому подобных качеств, можно найти в Колеснице Бодхисаттв. Эти техники могут практиковаться как буддистами, так и христианами. Вполне допустимо, чтобы человек, оставаясь приверженцем христианства, решил пройти обучение техникам медитации, концентрации и однонаправленного сосредоточения ума. Оставаясь христианином, человек может практиковать некоторые положения буддизма. Это еще одна допустимая и весьма жизнеспособная разновидность интеграции».

Возможно, именно поэтому, несмотря на свой весьма почтеный возраст, буддизм остается актуальным и востребованным по сей день.