Будь крутым

3

– Вы сейчас встречаетесь с кем-то? У вас есть что-нибудь серьезное, из-за чего вы не желаете встречаться с другими?

Чили слушал запись у себя на заднем дворе, на лужайке между гаражом и рощицей старых банановых пальм. День клонился к вечеру, и солнце уже ушло со двора. Он сидел в пластиковом раскладном кресле все еще в костюме, а магнитофон стоял рядом на стремянке, которой он пользовался, когда снимал спелые бананы. Он слушал, как Линда рассказывает ему, что служба знакомств использует видео и ведет досье на всех клиентов с полной записью биографии.

– Так что первое свидание для вас, если вы знакомились с досье и просмотрели видео, все равно что третье, столько вы уже знаете о вашем партнере. Что делает вас более…

Он прокрутил вперед запись. Теперь Линда говорила:

– Могу сказать вам, сколько это будет стоить, но, пожалуйста, не принимайте решения до того, как продумаете, хотите ли расширить круг вашего общения.

Он дошел до того места на пленке, где он спрашивает, неужели она все дни напролет только и делает, что названивает по телефону в поисках одиноких мужчин, а она говорит, что истинное ее призвание – это музыка, что у нее до прошлого года был свой ансамбль, а сама она пела и играла на гитаре. Ее часто приглашают, если требуется бэк-вокал.

– Однажды я делала трек для одной звезды, и несколько раз они брали мой голос вместо ее голоса. Меня записали на платиновый диск, но не ищите на нем моей фамилии.

Потом он дошел до того места, где Линда объясняет, что поет в группе девушек, которая называется «Цыпочки интернешнл», поет, когда у группы бывает ангажемент на разовые выступления. Они поют и по клубам в пригородах, в «Змеюшнике», в «Космосе», в «Пряничном домике» и в «Стране мартини», так что он может отыскать их, если желает вдоволь посмеяться.

– Объявляют нас так: «На эстраде Мики, Вики и Тики». Но только на эстраде. Мики – это я. Вики – чернокожая, раньше она звалась Арлет и была голосовой поддержкой у Бетт Мидлер. Ей еще предстоит крепко поработать, если мы не хотим окончательно завалиться. Тики почти не говорит по-английски. Она у нас как бы лирическая певица. Словом, лучше об этом обо всем не думать, а на концерте развлекать себя, представляя картины, например, костер в сумерках. Так это все стыдно…

При этих словах он, помнится, подумал: почему костер и почему она не бросит все это, если так уж стесняется?

А вот сейчас будет самое интересное: Линда объясняет, что занимаются они перепевами, потому что своего репертуара у них нет. И не надо было ей заводиться с этой группой. Чили услышал собственный голос, говоривший, что начинать с перепевов не так уж страшно, надо время, чтобы пообвыкнуть и притереться друг к другу. А потом голос Линды сказал:

– Если хочешь пробиться или просто стать на ноги, надо петь собственные вещи и иметь свой стиль, нечто оригинальное, что самой нравится. Ну а наши перепевы хуже некуда, берем мелодии «Спайс герлс», а девчонки и петь-то толком не умеют.

Потом наступило молчание, и когда трубка вновь ожила, разговор опять пошел деловой, правда, недолгий.

– Простите, это просто связь прервалась. Я соединю вас со старшим, если вы действительно хотите подписать выгодный контракт. – Потом она сказала: – Вы это осуждаете? Но не в официантки же мне опять идти! Это лучшее, чем я могу зарабатывать, чтобы как-то продержаться.

Он спросил, как ее зовут, и она сказала: «Линда Мун». Он осведомился, настоящее ли это ее имя, и она ответила: «Почти».

Запись все прокручивалась, и теперь Линда говорила:

– Я просила вас назваться, когда вы позвонили.

– Но я так и не понял, надо ли мне расширять круг общения.

Молчание.

– Ну а сейчас вы мне представитесь?

Он услышал собственный голос, сказавший: «Я Эрнест Палмер». Таким образом он укрылся за настоящим своим именем, но она немедленно спросила его, чем он занимается, и тут он решил сказать ей все как есть.

– Я делаю картины, художественные.

– Да? И я могла их видеть? Она ему не поверила.

– Вы видели «Поймать Лео».

Опять наступило молчание, после чего Линда сказала:

– Погодите, ведь вы Чили Палмер, да? Конечно же. С вами беседовал Чарли Роуз, целых полчаса беседовал, если не больше. Вы признались тогда, что в действительности вас зовут Эрнест, и голос ваш я узнала. Я все-все читала о вас, все интервью с вами, и те, где вас спрашивают, правда ли, что раньше вы были гангстером во Флориде. Или это был Бруклин?

– И там, и там.

– Мне жутко понравилась картина «Поймать Лео». Я смотрела ее дважды. Единственное, что меня там смутило…

– Это рост главного героя, не подходящий к его занятию?

– Ну, он небольшой. Но все равно Майкл Вир – это Майкл Вир.

– Тогда что же вас смутило?

– Он чересчур самоуверен. Терпеть не могу мужчин, уверенных, что они все на свете знают. А какие еще фильмы вы делали?

Он слушал, как его голос после паузы ответил: «Пропащий». Признался.

Когда она сказала: «Но я это не видела», – он произнес:

– Продолжение обязано превосходить по качеству первую картину. Иначе оно снимается с проката. В настоящее время я нахожусь в стадии предварительного обдумывания: прокручиваю в голове одну идею, прикидываю, что может из этого выйти.

– А можно узнать, что это будет?

– Пока что я успел придумать девушку из службы знакомств.

– Шутите!

– Но настоящее ее призвание, занимающее все ее мысли, – это музыка.

Пауза, а потом голос Линды:

– Вы прочли наше рекламное объявление и позвонили… А давно вы это прокручиваете в голове?

– Наверное, с того момента, когда третьего дня открыл почтовый конверт, и мне пришла в голову эта идея. Идее стоит только зародиться, и процесс пошел – одна идея ведет за собой другую.

– Уж наверное, – сказала Линда. На этот раз слова ее прозвучали сдержанно, почти холодно. – Ну и что будет потом? Я стану звездой?

– Девушка из службы знакомств может стать героиней картины. Но пока что я не знаю, что будет потом. Там увидим. Мне нелегко объяснить вам метод моей работы. Могу я узнать ваш возраст?

– А какой бы вы хотели?

Она произнесла это с легкой издевкой, что ему понравилось.

– Скажу, что идеальным был бы возраст между двадцатью пятью и тридцатью. Что-нибудь в этом роде.

– Мне двадцать девять лет. Уроженка Одессы, штат Техас. Родилась в день смерти Дженис Джоплин. Для роли подходит?

Так вот откуда этот ее выговор, особенно заметный, когда она сердится. Он услышал, как, сдерживая смех, поясняет:

– Я сейчас не подбором актеров занимаюсь, Линда. Я обдумываю идею фильма, не больше, честное слово.

Линда:

– Но все же вам интересно знать, как я выгляжу.

Его любопытства хватило на то, чтобы спросить:

– А вы хотите описать мне себя?

Она это и сделала, была не была, сказав так:

– Вам будет приятно узнать, что я чертовски привлекательна, метр пятьдесят девять на каблуках, попка аккуратная, волосы светло-русые. Вам требуется блондинка? Я покрашусь в блондинку. Теперь вам, Эрнест, полагается наобещать девушке выполнить все ее желания, и если она дурочка, то развесит уши, и вей из нее веревки, пока она не сообразит, что все ваши обещания – пустой треп. Хотите знать мои желания?

Не надо было говорить ей свое настоящее имя. Не любил он, когда его называют Эрнест. Или Эрни. Его бывшая жена взяла когда-то за правило так его называть: «Эрни, если ты уже встал, не принесешь ли мои таблетки?» В их разводе это тоже играло не последнюю роль. Так и тут. Говоришь с ней полу в шутку, полувсерьез, а она вдруг огорошивает тебя вопросом: «Хотите знать мои желания, Эрни, или не хотите?» Наглая девчонка, но очень уж нравится ему ее голос, и он проглотил это, проявил терпение, начав объяснять:

– Знаете, работаю я следующим образом. Начинаю с характеров, а сюжет является потом, иногда уже в процессе работы. Например, имеется девушка из службы знакомств. Что может происходить с ней? Встречаясь с одинокими мужчинами, она влюбляется в одного из них? Не думаю. Девушка эта мечтает сделать карьеру в музыкальном мире. Но она работает с группой, занимающейся перепевами «Спайс герлс», всякой попсой, а ее от этого с души воротит, потому что у нее есть собственный стиль, стиль оригинальный, а она между тем занимается подражаниями какой-нибудь группе, вроде «Обезьянок», модной, но не блещущей талантами. Единственная отдушина – это бэк-вокал, в то время как писюхи, которым она подражает, становятся настоящими звездами, чье состояние исчисляется в миллионах, чьи диски идут нарасхват.

Линда: У таких же писюх тинейджеров.

Чили: Но они работают как бешеные, ведь правда? Удача к таким и приходит.

Линда: Чаще всего. Они как куклы. Делают, что им велят.

Чили: Но где это сказано, что для успела обязателен талант?

Линда: Не в этом дело.

Чили: Может быть, и не в этом, но тем не менее это так. А теперь пусть девушка из службы знакомств откроет мне самое сокровенное желание.

Линда: Петь свое со своим ансамблем.

Чили: Так почему же она не делает этого?

Линда: Вы не знаете, что такое шоу-бизнес.

Чили: Почему она не наподдаст этих своих цыпочек?

Линда: Долго объяснять.

Чили: Больше полутора часов?

Он услышал, как она чертыхнулась, а потом уже другим голосом сказала:

– Старший идет. Наверное, опять подслушивал.

В трубке замолчали, и запись окончилась.

Чили прошелся по дому, включая повсюду свет – в доме было сумеречно даже днем из-за высокой живой изгороди и банановых пальм по фасаду.

Он купил этот дом три года назад, когда Карен Флорес вдруг переменилась к нему: стала тихой и подчеркнуто вежливой, а в конце концов сказала, что у нее есть другой, как оказалось, мужчина с золотистыми ретриверами ему в масть и трубкой, не с кальяном для курения марихуаны, а настоящей трубкой – этот сценарист, черт его дери! Чили не мог этому поверить. Но Карен вела себя так странно – после всех ее картин, этих бесконечных сериалов про подонков, где ей приходилось вопить страшным голосом, она ходила сейчас с таким видом, что казалось, что она вот-вот завопит просто так, безо всякой на то причины. Или же он ловил ее на том, что, занимаясь с ним любовью, она наблюдает за ним, вместо того чтобы самозабвенно предаваться чувству, словно в минуты, когда он дотрагивался до нее, она боялась закрыть глаза. Словом, как бы там ни было, лучше и комфортнее ей явно было с мужиком, державшим золотистых ретриверов, а не с бывшим ростовщиком из Майами. А почему – бог весть…

Женщине – агенту по продаже недвижимости он объяснил, что хочет что-нибудь в районе трех сотен, так как не уверен, что задержится здесь надолго. Агент сказала:

– В пределах этой суммы можно подыскать что-нибудь в районе лос-анджелесского Саут-Сентрал, домик, не полностью раскуроченный во время беспорядков.

Бойкая такая еврейка. Эту маленькую гасиенду за высокой живой изгородью она продала ему за четыреста сорок девять тысяч и сама же отделала ему интерьер, не взяв за это платы и обставив дом мебелью в стиле ретро за тридцать тысяч, которую раздобыла в салоне своего родственника на Мельроуз. Домик был вполне мил, но миниатюрнее, чем Чили хотелось бы. Стоя в тесной гостиной, он сказал:

– Когда входишь в комнату, хочется повернуться, вы так не считаете?

Она ответила, что ему надо быть благодарным и за это: сколько киношников, раньше имевших прекрасные дома в Беверли-Хиллс, теперь ночуют в машинах. После выхода на экраны «Пропащего» она позвонила и поинтересовалась, не собирается ли он продать дом.

Но на картине он не разорился, получил свои продюсерские, а тут еще накапало за прокат «Поймать Лео» – что-то около миллиона в акциях ценных бумаг, хватит на то, чтобы купить свою студию и начать собственное производство. Но дело в том, что вкладывать собственные деньги в производство фильма у киношников почитается смертным грехом, чем-то совершенно неслыханным.

Чили налил себе ледяной воды, бросил туда несколько оливок с анчоусами, и тут в гостиной на его столе зазвонил телефон. Раздалось три звонка, прежде чем он смог подойти и ответить, но кто бы это ни был, трубку к тому времени уже повесили. Едва то же самое сделал и Чили, как в переднюю дверь позвонили; это был Даррил Холмс.

Даррил вошел со словами:

– Послушайте, это частный дом или укрытие? Вас здесь и не отыщешь.

– Вы заехали специально, чтобы посмотреть, как я живу? – спросил Чили. – Правда, утреннего кофе у меня не водится, но могу предложить вам выпить.

– Я отниму у вас буквально минуту, – сказал Даррил, стоя в дверях, но шаря взглядом по разномастной мебели гостиной. – Я только спросить, не знакомы ли вы случайно с Эдит Афен, супругой застреленного.

– Видел ее несколько раз, вот и все знакомство.

– Какого вы мнения о ней?

– Вы интересуетесь, слаба ли она на передок? Единственное, что могу сказать, что со мной этого не было.

– Вы намекаете, что это было с другими?

– Я ни на что не намекаю, Даррил. Плевать я хотел на эту Эди.

– Ну а о молодой девушке по имени Тиффани что скажете? Томми упоминал это имя?

– Это его секретарша. Теперь вам понадобилось узнать, изменял ли Томми своей Эди? Поговорите с другими, они вам могут с удовольствием об этом рассказать. От меня же вы этого не услышите.

– Дело в принципах, да?

– В уважении к памяти умерших, – сказал Чили. – А если Томми и совершал что-нибудь постыдное, остается лишь надеяться, что он успел покаяться, прежде чем испустил дух. Узнать мы об этом никогда не узнаем, правда?

Чили сказал это с такой торжественной и важной миной, что лицо Даррила выразило недоумение. Он глядел на него, не понимая, шутит Чили или действительно желает порассуждать о высоких материях. Не дождавшись от Даррила ответной реплики, Чили сказал:

– Тиффани? Да, Томми говорил что-то о ней, но говорил, кажется, мельком. Это было, когда мы обсуждали героиню картины.

– Он не сказал, что живет с ней?

– Да нет, он вообще не говорил о ней всерьез. Сказал что-то насчет девушки с хвостом на голове а-ля индеец. Я уже встал тогда из-за стола, чтобы пойти в уборную.

– Да, это была счастливая идея – пойти пописать. И больше Томми ничего вам не сказал?

– Когда я уже шел к выходу, он сказал: «Подумай, кто мог бы сыграть в картине меня?»

– Вы серьезно собирались снимать картину?

– Сказать по правде, сейчас в отношении этого я настроен серьезнее.

– Это потому, что героя кокнули?

– Неплохое начало.

– Но если картина о нем…

– А потом действие переносится в прошлое – почему его кокнули, вот вам и сюжет готов. А можно сделать картину не о нем, а о девушке-певице, мечтающей сделать карьеру. Тогда персонаж, списанный с Томми, имеет всего одну сцену.

– Ну а потом что будет? Чили пожал плечами.

– Подождем, пока обозначатся нужные мне персонажи.

– Вы Дерека Стоунза знаете?

– Не знаком с ним.

– Но вы знаете, о ком я говорю?

– Ну да, это рокер. Парень с кольцом в носу.

– И проколотыми сосками, – уточнил Даррил. – Носит цепи и чего только не навешивает на себя. Зачем ему этот пирсинг, вы не знаете?

– Привычка такая у ваших. Услышав эти слова, Даррил насупился.

– Что вы имеете в виду, какие это «ваши»?

– Соплеменники, выходцы из Африки. Втыкают палочки в ушные раковины. Вырезают на теле тотемы своего племени. А каково, например, оттягивать нижнюю губу наподобие утиного клюва?

– А что, ваши люди себя никак не украшают? – парировал Даррил.

– Ну, всяким тряпьем – да, но и черные это делают.

– Не раскрашивают лицо, как Мел Гибсон в «Храбреце»? Там у него вообще полрожи синяя.

– Ну так это в Шотландии же!

– Какая разница? Он белый, стало быть, тоже из «ваших».

– Если хотите знать, я итальянец с испанско-пуэрто-риканской примесью по отцовской линии.

– Про итальянцев я не знаю, а вот если вы пуэрториканец, то вполне возможно, что в ваших жилах тоже малость негритянской крови течет. Если, конечно, вы не чистокровный эспанъол, в чем я сильно сомневаюсь. Так что нечего мне зубы заговаривать насчет ваших и не ваших, – сказал Даррил.

Последовала продолжительная пауза – эдакие два франта в прекрасно сшитых костюмах схлестнулись друг с другом.

Потом Чили сказал:

– Я не то чтобы вашу расу собирался обидеть. – И добавил: – Хотите холодной водки и туда бросить оливок с анчоусами?

– Да, в общем, я не против, – произнес Даррил и, пройдя в комнату и еще раз оглядевшись, удивился: – В чем дело? Похоже, бабка ваша, померев, вам эту мебель в наследство оставила!

Телефон зазвонил, когда он жарил себе на ужин две «Постные кухни» – кусок «курицы под апельсиновым соусом» и «курицы маринованной».

– Ты не откинул копыта?

Он узнал ее голос – голос старой его приятельницы Элейн Левин, вернувшейся на студию «Тауэр» в качестве главного менеджера по производству.

– Как ты узнала?

– Это было в новостях.

– Я имею в виду то, что я там был.

– Мне это рассказали по телефону четверо независимо друг от друга. Одна моя приятельница сама там в это время завтракала. Она видела, как ты удалился в уборную.

– И, как я думаю, это единственная причина того, что я еще жив. Элейн, я знаю, что ты сейчас скажешь.

– Что-нибудь насчет мочевого пузыря, которому ты обязан жизнью? Я удивилась, потому что не знала, что ты дружишь с Томми Афеном.

– Я и не дружу. Он хотел, чтобы я снял картину про него и его путь от рэкетира до руководителя рекорд-фирмы. Поначалу я не был в восторге от этой идеи.

– А теперь у тебя перед глазами так и замелькала реклама картины о том, как застрелили Томми.

– Нет, о том, как Томми завтракает с девушкой, мечтающей сделать карьеру певицы. Томми она нравится, что предоставляет ей огромный шанс выпустить диск и прославиться.

– И таким образом она становится звездой?

– Не знаю, становится или не становится. Я хочу прислать тебе запись. Помнишь, я рассказывал о девушке из службы знакомств? Которая целый день ведет телефонные разговоры с одинокими мужчинами.

– Смутно припоминаю.

– Она певица, Линда Мун. Поет в стиле, который тебе понравится.

– Но если ее огромный шанс – это Томми, а он теперь мертв…

– Я не сюжет придумываю, Элейн, я ищу характер. Когда я увижу ее на эстраде, я буду знать о ней больше. А сейчас мне интересно, как она покажется тебе. Поэтому я и пришлю тебе запись.

– С пением Линды?

– Нет, запись ее речи. Ты поймешь, что она из себя представляет.

– «Рождение звезды»?

– Не знаю. Возможно.

– Мне нравится твой стиль работы. – И после паузы Элейн добавила: – И я рада, что ты не откинул копыта!

Линда позвонила сразу после десяти. Чили смотрел по телевизору кинофильм, который он уже видел раз пять, но не пропускал, когда его показывали, – треклятый «Последний из могикан», черт его дери совсем, с участием Мадлен Стоу, благодаря которой фильм этот стал в ряд лучших картин о любви, которые ему довелось видеть. Не последнюю роль тут играла и чудесная музыка, особенно в том месте, когда этого английского офицера с тощей задницей готовятся поджарить заживо и Соколиный Глаз бросается со всех ног раздобыть у Последнего из могикан свой длинный карабин.

– Это Линда. Из службы знакомств.

– Все еще намереваетесь расширить мой круг общения?

– Мы сегодня поем в «Мартини», если вам это интересно. Вы знаете, где это?

– Заметное такое здание в квартале от «Парамаунта».

– Я внесу вас в список. Но если вам не хочется, можете не приходить, – сказала Линда и повесила трубку.