Они танцевали на Луне — Шарлотта Вильерс и Шарль, ее двойник. Комната представляла собой унылое, неотличимое от прочих тринских комнат белое пространство, но из-за низкой гравитации танцоры парили в воздухе, словно ангелы. На Шарле был строгий фрак, на Шарлотте — длинные перчатки, драгоценности и бальное платье. Она скользила посреди нетронутой белизны, а черно-белый шифон трепетал за спиной, словно крылья бабочки. Танец был поставлен специально для Луны, однако, по сути, оставался старомодным бальным танцем под тихую печальную мелодию. Никогда еще Эверетт Л не видел ничего красивее и одновременно уродливее.
Шарлотта Вильерс заметила его и мадам Луну на середине сложного па. Она легко освободилась из объятий партнера, вспорхнула в воздух и приземлилась прямо перед Эвереттом Л, легкая, словно пушинка. Над губой блестела капелька пота, прическа и макияж оставались безупречными. Шифоновые оборки медленно опустились на пол.
— Мистер Сингх.
— Я справился.
Неужели на алых губах промелькнула тень улыбки?
— Прекрасно. Вы доказали, что заслуживаете доверия. Ордену еще пригодятся ваши таланты, а теперь отдыхайте и восстанавливаетесь. Заслужили. Извините, мне нужно переодеться.
Шарлотта Вильерс мельком взглянула на своего партнера, который расправил фалды фрака и отвесил ей строгий поклон.
— Куда вы? — спросил Эверетт.
— Я отвезу вас обратно. Если помните, я изображаю социального работника.
— Я не вернусь домой?
— Нет, Эверетт. Необходима осторожность. Пока вы здесь, ваша семья может спать спокойно, не опасаясь вашего двойника. Вы прекрасно акклиматизировались, это нас радует. Юношам так мало нужно для счастья.
Шарлотта Вильерс отплыла от него в вихре шифона и вуали.
— А что будет с моими близкими здесь? — крикнул Эверетт Л. — Я хочу знать, как мама, как сестра?
Посреди белизны возникла черная дыра. Шарлотта Вильерс шагнула внутрь.
— Они знают, что я жив?
Дыра захлопнулась.
Шарль Вильерс смерил неприязненным взглядом грязное и изодранное трико Эверетта Л.
— Мистер Сингх, — окликнул его издали двойник Шарлотты, — где скафандр?
— Уничтожен, — ответила мадам Луна. — Наши силы оказались равны. Самоуничтожение было самой разумной стратегией.
Мадам Луна ждала Эверетта с этой стороны портала. Скрещенные руки, серые лицо и глаза не выражали никаких эмоций, но Эверетт Л чувствовал, что за ним наблюдают, наблюдают напряженно при помощи чувств, не имеющих ничего общего со зрением. Заметила ли мадам Луна, что внутри него притаился Нано? Знает ли о сделке, которую он заключил с врагом? Трин един — что, если для всех его составляющих не существует расстояний и границ между мирами? А если Трин знает, возможно, ему просто нет дела? Белый Трин, черные Нано — есть ли между ними разница? А мадам Луна и вовсе серого цвета… Возможно ли, что за те шестьдесят лет, что люди живут бок о бок с чужаками, Трин открыл им лишь то, что хотел открыть?
— Добро пожаловать на Землю-4, — провозгласила мадам Луна. — Прошу вас за мной. Пленипотенциар танцует.
Шарль Вильерс подошел к ним, на ходу стягивая белые бальные перчатки.
— Это было опасно?
— Нет. Трин и Нано несовместимы, — мягко ответила мадам Луна.
— Молодец, Эверетт. — Шарль легонько стукнул Эверетта Л перчаткой по руке. — Мой двойник ждет вас у портала.
Тук-тук. Царап-царап.
Нет ответа.
Теперь громче. Тук-тук-тук.
— Кто там?
В его тоне отчетливо слышалось: «я занят». Не «оми валяет дурака» — Сен знала, как это звучит, — а «оми занят делом».
— Можно войти?
— Если хочешь.
Сен прошмыгнула в дверь и удивленно разинула рот.
— Сколько звезд!
Тусклые синие звездочки медленно, словно пух от чертополоха летним вечером, плыли по воздуху. Их свет заливал лицо и руки Эверетта. Он управлял звездами, как дирижер управляет оркестром, мановением руки заставляя кружиться целые галактики. Эверетт нажал на коробочку, что стояла на складном столе, и звезды втянулись внутрь.
— Нет, верни, они такие красивые!
Одно нажатие на крышку устройства — Паноптикона, вспомнила Сен, язык сломать можно! — и звезды снова заполнили собой крошечную кабину. Сен примостилась тощей задницей на складном стуле у двери.
— Лучшая рождественская иллюминация во вселенной!
Эверетт двигал звезды, а Сен смотрела, как танцуют его руки. «Для земляной крысы у тебя неплохая координация, — думала Сен. — Тебе нет дела, как ты выглядишь со стороны, ты занят своими звездами. Любого оми нужно оценивать в деле. Парням не идет бездельничать. Все проблемы от парней, которым нечем себя занять. Во всех мирах», — решила Сен.
— Что это?
— Миры, куда прыгольвер выбрасывал людей.
— Миры…
Сен до сих пор не могла с этим свыкнуться. Для нее вселенная была звездами и лунами, за которыми наблюдаешь, задрав голову, когда летишь над облаками в ночную вахту. Вселенная — это то, что вне. Для Эверетта Сингха миры — всего лишь бусины, нанизанные на шнурок. Не вне, а над. Близко, как собственное дыхание.
— Значит, он работает.
— В общем и целом.
— О, Эверетт Сингх…
— Я вычислил все координаты. Вот, — Эверетт щелкнул пальцами, и вокруг них закружились звезды. — В одном из этих миров мой отец. Только я не знаю, в каком именно.
— Но ты говорил, что Папоп… ну, эта коробка… ты подключишь ее к прыгольверу и найдешь квантовое эхо.
Сен старательно подбирала слова. Пусть знает, она не какая-нибудь тупоголовая девица. Эти квантовые штуки были еще хуже миллионов, миллиардов новых миров и никак не хотели запоминаться. Должно быть, Эверетту приходится несладко — попробуй удержать в голове такие юркие словечки!
— Не выстраивается временная последовательность. — И снова Эверетт закрутил звезды, схватил одну и потянул, развернув звенья кода. — Вот прыжок из моего мира на Землю-1, — я могу это утверждать только потому что помню код. В остальных случаях мне неизвестно, когда был совершен прыжок, только куда.
Легким ударом он отправил звезды вращаться.
— Но он там?
— Да, он там.
— Значит, тебе придется всего-навсего обойти все эти синие точки. Проблема решена. Бона! А если по дороге мы заскочим куда-нибудь, где есть клевые шмотки…
— Я боюсь, Сен.
Она встала со стула, шагнула прямо в вертящиеся звезды и уселась рядом с Эвереттом на краешек гамака. Ткань прогнулась, заставив их прижаться друг к другу. Эверетт был большим, теплым и жестким. «А ведь ты и впрямь сжался от страха, оми», — подумала Сен.
— Я чувствую, что он жив и за ним есть кому присмотреть, однако утверждать наверняка… Эгистер сказала, что Паноплия огромна. Раньше я об этом не задумывался. Мы видели, как ужасен мир Нано, а ведь, вероятно, есть миры и похуже.
Сен взяла руку Эверетта в свою. Замерз. Столько времени просидеть сиднем, в одиночестве! В Оксфорде было холодно, но не так, как тогда, над ледяной пустыней.
«Эвернесс» пришвартовали на старом месте, дирижабль питала энергия ветряков. Эгистер пригласила Анни и Шарки на обед. По такому случаю американец прихватил с собой оба дробовика. Разве можно доверять этим эгистерам? Сен гадала, как скоро они вернутся. Она не знала, чем закончилась история с генералом, но подозревала, что ничем хорошим.
Главный механик пьянствовал где-то в городе с солдатами. Сен надеялась, что на сей раз обойдется без драки. Сейчас «Эвернесс» принадлежала им двоим, а Эверетт не нашел ничего лучше, чем забиться в дыру и играть со звездами и галактиками. А палоне, между прочим, успела заскучать.
— Но ведь есть миры и получше, Эверетт Сингх! Миров так много, что среди них непременно найдутся бона и даже фантабулоза, и много-много мииз.
— Ты только что заново открыла принцип заурядности, — сказал Эверетт.
— Эй, ты считаешь меня заурядной?
Сен почувствовала, как Эверетт сжал ее руку.
— Это такой важный научный принцип. Мне рассказал о нем отец. Суть в том, что в нашей Земле, в нашей Солнечной системе, в нас нет ничего особенного. Мы не занимаем во вселенной почетного места, мы — не центр мироздания.
— За тебя не скажу, Эверетт Сингх, а вот я так очень особенная. И ты тоже ничего.
Сен показалось, что Эверетт всхлипнул.
— Я видел его глаза, Сен. Он хотел, чтобы я положил этому конец. Я не смог. Он не был моим отцом, но…
— Хотя меня там не было, я видела такое раньше. У нас в Хакни был один оми, стивидор, работал в четвертом Далстонском доке. Он не мог летать — какая-то проблема с ушами, полный мешигенер. Нельзя летать, если не умеешь держать равновесие. Зато дочка его — а он любил ее больше жизни — та летала на «Английской розе» помощником механика. Потом она погибла, несчастный случай с зарядным рукавом. Это произошло у всех на глазах — сначала она вроде как пустилась в пляс, а потом вспыхнула, только кучка пепла и осталась. Ты бы видел, Эверетт Сингх!.. Так вот, этот оми, его будто подменили. Ему стало не для чего жить. А однажды он поднялся в тот док, где дочка сгорела — все ему кричали, куда ты лезешь, дурак, — а он взял да и прыгнул с высоты. И тоже погиб. Но все знали, что он умер уже давно — когда умерла дочка. Смерть была в его глазах. Я тоже заглядывала ему в глаза, Эверетт Сингх. Я разбираюсь в таких вещах. Ты говорил, что из-за этой черной дряни доктор Сингх потерял жену. Та смерть убила его внутри. Он умер тогда, вместе с женой. И потом просто ждал удобного случая, чтобы прыгнуть с высоты. Ты тут ни при чем, не вини себя.
Сен обвила Эверетта руками. Он не отозвался на ласку. Порой Эверетт был таким упрямым. Никакого воспитания!
— Я должен был сделать это сам.
— Нет, не должен. Сколько тебе лет? Четырнадцать. Шарки поступил правильно.
Гамак тихо качался в такт качанию дирижабля под порывами ветра. Северо-восточного. Сен доверяла своему погодному чутью. Скоро пойдет снег.
— Эверетт Сингх…
— Почему ты зовешь меня так? Эверетт Сингх, а не просто Эверетт.
— Понятия не имею. Некоторым людям нужно два имени, чтобы поставить их на якорь. А теперь серьезно, Эверетт Сингх, эта штука, солнцежар…
— Что?
— Штука, которой ты сжег Лондон.
— Солнцежар?
— А что? Уж получше кузнечика. Да ладно, шутка… — Сен ткнула его пальцем под ребра и тут же спохватилась, вспомнив про синяк: — Ох, прости, Эверетт Сингх, совсем забыла. Я хочу спросить, когда ты направил его на Оксфорд, ты действительно собирался…
— Собирался что?
— Ну, ты был такой нафф… Ты применил бы оружие? Не оставил бы от Оксфорда мокрого места?
— Генерал был прав. Мне не хватило бы энергии.
В бледном синем свете Сен видела, что Эверетт смотрит прямо перед собой. А еще он притоптывал ногой — явный признак вранья.
— А если бы хватило…
— Да. Потому что я ненавидел всей душой: генерала, Нано, этот мир, Инфундибулум, все на свете. Я никогда не просил о такой участи. Я показал бы им всем, что такое ненависть. Она пылает так ярко, что можно ослепнуть. У меня не хватило духу выполнить просьбу Теджендры, но я хотел показать им: смотрите, четырнадцатилетний слабак одним нажатием кнопки отправит вас жариться на Солнце! Ты сказала тогда, что если я это сделаю, то стану им. Другим Эвереттом. Так вот, Сен, я уже им стал. Я — это он, а он — это я. Поэтому я не смог победить его тогда, на кладбище. Поэтому он не смог победить меня. И ненависть, что живет в нем, она живет и во мне. Я видел эту зеленую панель, ощущал ненависть и внезапно понял, что не хочу быть таким, как он.
Сен крепче прижала его к себе.
— Аламо, Эверетт.
— Сен.
— Что?
— Я соврал.
— Вот удивил! Да я только и делаю, что вру.
Сен с удобством оперлась ему на грудь, болтая ногой в воздухе. До нее не сразу дошло, что Эверетт не имеет в виду кодекс чести аэриш: всегда лгать одним, но никогда — другим.
— Эверетт, ты же понимаешь, смотря кому врать…
— Я чуть не поддался искушению, Сен. Когда в твоих руках столько власти… Когда панель загорелась зеленым… Я соврал тебе. Хотел, чтобы ты думала, будто мне не пришлось выбирать. Нет, я колебался. Я почти поддался. Выбор был неочевиден.
— Ты выбрал правильно, Эверетт!
— Да, но теперь я боюсь, что в следующий раз не устою. — Он поднял глаза на Сен. — А ты назвала меня Эвереттом. Причем трижды.
— Три, три, три, — пропела Сен. — Магическое число. Постучи по дереву три раза. Да, я и забыла, зачем пришла! Хочу кое-что тебе показать.
Сен вытащила из-за пазухи карту и положила прямо на прибор. Звезды погасли.
— Только что сделала. Как тебе? Бонару?
Карта изображала дирижабль, но не проворную воздушную акулу, на манер «Эвернесс», а громадину старого типа, вроде тех, что показывают в Кардингтонском музее. Этот дирижабль походил на большую серебряную сардельку. Он вылетал из-за края карты, направив нос вверх. Яркие солнечные лучи били ему в хвост. Лучи Сен нашла в старом журнале, который они купили по случаю в свой последний прилет в Атланту. Там водились такие ретрофутуристические вещицы. Дирижабль Сен вырезала из учебника по истории. Сундук под ее гамаком был завален просроченной косметикой и старыми, искромсанными книгами и журналами.
— Красиво, — похвалил Эверетт. — Мне нравится Солнце.
Сен замотала головой.
— Нет, это не Солнце, это портал. Портал Эйншт… Гейзенберга.
— Ух ты! — В глазах Эверетта зажегся огонек. Давно бы так. — Как ты ее назвала?
— Сейчас, я еще не доделала. — Сен вытащила ручку из кармана и, аккуратно выводя каждую букву, вывела серебристыми чернилами название. Затем поднесла карту к губам, подула — звезды снова заполнили крохотную лэтти — и положила на место. Звезды погасли.
«Эвернесс».
— Правда, я умею придумывать названия?
Эверетт потянулся за картой. Сен стукнула его по руке.
— Это не твое, она принадлежит мне.
Сен прижала карту к губам — та пахла чернилами, невысохшим клеем, старой типографской краской и неведомым будущим.
— Что она означает? — спросил Эверетт.
— Еще не знаю, — пожала плечами Сен. — Увидим.
Вытащив из-за пазухи колоду, она вложила в нее новую карту. Каюту снова заполнили звезды: не настоящие звезды, а точки надежды посреди Паноплии.
— Эверетт, можно?
— Что?
— Подвигать звезды.
Он улыбнулся. Эверетт был из тех оми, что улыбаются редко, но если улыбаются, их улыбка согревает комнаты, души и сердца.
Сен протянула руку. Влево, вправо, к себе, от себя. Ее глаза расширились от восторга, а вокруг кружили мягкие, словно пух, шарики света.
— Куда ты решил нас забросить на этот раз?
— Как ты говоришь, еще не знаю. Один мир не хуже другого. Выбирай.
— Я?
— Почему бы нет? — В стылом ходе каюты пар выбивался у него изо рта. — Выбери мир. Любой.
Автомобиль был черный, полированный, сияющий маслянистым блеском. «Мерседес» представительского класса. Эверетт Л читал про эту модель. Модификация S65 AMG, двигатель мощностью шестьсот четыре лошадиных силы с двумя турбокомпрессорами. Прожорливый мотор, тот еще загрязнитель среды, но на больших скоростях ты нутром ощущал его мощь. Черный, маслянистый, сверкающий. Как Нано.
Они промчались по автостраде от портала в Фолкстоне в мгновение ока, зато теперь завязли в пробках, продираясь через Эдмонтон и Тоттенхем. За те два дня, что Эверетт Л провел в других мирах, здесь потеплело. Из-под колес «Мерседеса» летели черные брызги. Горы посеревшего снега высились по обочинам дорог, пешеходы с опаской ступали на заледеневшие утоптанные колеи. Добро пожаловать на планету Хакни.
Стэмфорд-хилл заливали огни, кричащие магазинные вывески зазывали покупателей, из окна автобуса валил пар. Женщина с пятью собаками на поводках выходила с кладбища Эбни-парк, одной рукой из последних сил удерживая питомцев, тянувших в разные стороны, другой вцепившись в круглую шапочку. Именно из этих ворот, но в другом мире, Эверетт Л выскочил и припустил к остановке, пытаясь успеть на семьдесят третий автобус. Именно здесь его сбил такой же «Мерседес». Женщина, что сейчас сидела рядом с ним, тогда занимала его место на заднем сиденье, скромно сложив руки на коленях. Мужчина за рулем, вероятно, управлял и тем «Мерседесом».
Когда автомобиль поравнялся с воротами кладбища, Эверетт Л ощутил на затылке легкое покалывание. Зуд становился все сильнее. До смерти хотелось почесаться. Он заерзал на сиденье — не помогло. Не выдержав, запустил пальцы под воротник школьного пиджака и принялся скрести кожу ногтями, пока ему не начало казаться, что она вот-вот треснет.
Автомобиль миновал ворота и женщину с пятью собаками, и Эверетт Л почувствовал, как что-то скользнуло в ладонь.
Шарлотта Вильерс неодобрительно на него покосилась. В «Мерседесе» представительского класса и натуральной шубке тебе будет трудно убедить Роудинг-роуд, что ты социальный работник. Эверетт Л дождался, пока она отвернется к окну, и разжал ладонь. Вон он, крошечный захватчик.
Долю секунды Эверетт Л преодолевал искушение хлопнуть ладонью по тыльной стороне Шарлоттиной руки. Между рукавом и перчаткой виднелся участок обнаженной кожи. Эверетт Л предвкушал удивление в глазах пленипотенциара, когда она почувствует, как что-то скользнуло под кожу. Увидеть бы, как эти холодные глаза затянет чернота, потому что Нано выест ее изнутри… Нет, Шарлотта Вильерс еще нужна. С ее помощью ему предстоит выбраться из этого мира и вернуться к своим. Голый затылок шофера между форменным пиджаком и фуражкой также выглядел удобной мишенью. Впрочем, не стоит. Двух аварий на одном месте многовато. Надо выждать. Этот мир принадлежал ему.
Когда черный автомобиль свернул на Носволд-роуд, Эверетт сжал кулак. Теперь налево, на Роудинг-роуд, мимо ярких домиков, но снежной каше, сжимая в руке нанопаучка. Ему никак не удавалось согреться. Теперь этот холод навсегда.