Бунтари не попадают в рай

Глеб

– Слышь, дерзкая, притормози-ка немного! – кричу вслед удаляющейся фигурке.

Ветер красиво развевает ее длинные пепельные волосы и интригующе колышет подол провокационно-короткой юбочки, торчащей из-под массивной куртки.

Дерзкая, как и следовало ожидать, мою просьбу игнорирует. Не сбавляет скорость и даже не оборачивается. Знай себе чешет походкой от бедра к воротам. Видать, домой собралась. И плевать, что по расписанию у нас еще одна пара.

Вздохнув, натягиваю капюшон и пускаюсь ей вдогонку. Чего только не сделаешь ради красивой девчонки. Даже пробежаться немного можно.

– Эй, как там тебя? Стелла! Подожди!

Ноль реакции. Либо глухая, либо гордая до небес. И что-то мне подсказывает, что тут явно второй вариант.

Нагнав девчонку, подстраиваюсь под темп ее шагов и пробую в третий раз завязать разговор:

– Я, кстати, Глеб. Приятно познакомиться.

– Не скажу, что это взаимно, – даже не глянув в мою сторону, отзывается она.

– А че так? В принципе людей не любишь или конкретно я рожей не вышел?

Неожиданно Стелла дает по тормозам и резко разворачивается ко мне всем корпусом.

– Значит так, Глеб, – мое имя из ее уст звучит почти как оскорбление, – давай я сэкономлю твое время и сразу проясню ситуацию. Наркота меня не интересует. Денег в долг у меня нет. Бухать мы с тобой не будем. Трахаться тоже. Остались еще вопросы?

Несмотря на то, что в целом ее слова звучат довольно вызывающе, и в пацанских кругах за такое обычно дают по щам, я не могу не признать, что разложила она все четко. В умении отшивать ей, определенно, нет равных. Вот только проблема этой зазнобы в том, что она ни разу не попала в цель. По каждому пункту мимо.

– Я вообще-то просто погулять хотел, – усмехаюсь я, любуясь ее необыкновенного цвета глазами. – Узнать друг друга получше и все такое.

Изящные брови Стеллы удивленно взлетают вверх, а лицо недоверчиво кривится. Кажется, такого ответа от меня она совсем не ожидала.

– Погулять? – в ее голосе звучит ирония. – Ты че, в пятом классе?

Хочет меня подколоть, вот только не на того напала. В последний раз я робел перед девчонкой лет десять назад и больше к состоянию краснеющего заики возвращаться не намерен. Так что пусть не пугает меня своей язвительностью – все равно буду переть напролом.

– Не-а, – улыбаюсь широко и искренне. – Просто ты мне нравишься, и я хочу провести с тобой время. У взрослых людей примерно так отношения складываются, если ты не знала. Нет желания гулять? Можем тогда в кинчик сходить. Ну или чего у тебя там душа просит?

– Моя душа просит поскорее избавиться от твоего общества, Бестужев! – отвечает Стелла, но уже без прежнего высокомерия. На губах даже вон, некое подобие улыбки проскользнуло.

Кажется, мне удалось немного поддеть ее броню. Не разрушить, конечно, но подковырнуть точно.

– Назови время и место, и через секунду меня здесь не будет, – обещаю я, придвигаясь к девушке чуть ближе.

Носа тут же касается тонкий аромат ее духов, и я поглубже тяну воздух. Кажется, это ваниль, жасмин и что-то еще… Неуловимое, но чертовски манящее.

– Ну ты нахал! – мне-таки удается выбить из Стеллы настоящую улыбку. – Нет, серьезно, чего ты до меня докопался? Влюбился, что ли?

Девчонка делает очередной колкий выпад в мою сторону, но опять мажет. Меня не смутить подозрениями в чувствах. Я уже не ребенок, чтобы их стесняться.

– Походу, влюбился, – спокойно подтверждаю я, сантиметр за сантиметром сокращая расстояние между нашими лицами. – А ты веришь в любовь с первого взгляда?

Кожа у нее потрясающая. Чистая, бархатная, нежная, словно утренняя роза. Так и хочется провести по ней пальцем. Ну или языком.

– Я верю в раздражение с первого взгляда, – ерничает Стела, окатывая меня надменным взглядом.

Колючая девочка. Ершистая. У роз ведь, как известно, помимо лепестков, еще и шипы имеются. Вот она меня ими и атакует. Все отпугнуть пытается.

– Сарказм – это твоя защита? – кладу ладони ей на талию. – Без него страшно, да?

– Руки убрал! – огрызается она, но при этом никаких попыток отступления не предпринимает. Так и стоит напротив меня на расстоянии дыханья.

– Нет, я рук не уберу чисто из принципа, – отзываюсь я, балдея от того, как она выглядит и как пахнет. – Назови время и место. Только так ты сможешь от меня избавиться.

– А как тебе вот такой вариант?

С наглой ухмылкой на губах она просовывает между нами руку и демонстрирует мне средний палец, ноготь на котором покрыт черным глянцевым лаком. А еще я вдруг замечаю, что кожа на ее ладони какая-то поврежденная. Неоднородная и немного более розовая, чем нужно. Интересно, что с ней случилось? Обожглась? Хотя прямо сейчас это не так уж и важно. Ведь Стеллу даже испещренные шрамами руки не способны испортить.

– Красивый маникюр, – отвечаю я, а затем, недолго думая, кусаю ее за палец.

Вопреки моим ожиданиям, Стела не тушуется и не одергивает ладонь. Наоборот, позволяет моим губам беспрепятственно скользить по ее коже. Не отрывая от девчонки зачарованного взгляда, я мягко касаюсь языком ее ногтевой пластины, а потом медленно опускаюсь ниже, погружая в рот почти весь палец. На вкус кожа Стеллы напоминает соленую карамель, и ощущать некое единство с ней, безусловно, приятно.

– Сегодня. В шесть часов. В парке, у памятника Пушкину, – выдыхает она, неспешно вытягивая руку из захвата моих губ. – Смотри, не опаздывай.

– Буду вовремя, – даже не пытаюсь скрыть ликование в голосе.

А потом, повинуясь внезапному порыву, подаюсь лицом вперед и смачно чмокаю ее в сахарные губы. Понятно, что на настоящий поцелуй мне претендовать еще рано, но от такой невинной шалости я просто не смог удержаться.

Не ожидая от меня ничего подобного, девчонка не успевает быстро среагировать, поэтому чмок получается знатный. Звонкий и влажный. Прям как я люблю.

– Эй, а ты не много себе позволяешь? – она возмущенно толкает меня ладонями в грудь, разрушая атмосферу интима, образовавшуюся между нами.

– Да вроде нет, – блаженно щурясь, почесываю затылок.

Происходящее напоминает мне игру. Щекочущую нервы и возбуждающую.

– Не наглей! – она предостерегающе грозит мне пальцем, на этот раз указательным. – А то придется тебя наказать.

– Да? – я наигранно изображаю испуг. – И что ты сделаешь? Отшлепаешь?

В воздухе повисает пауза, в течение которой Стелла, не моргая, сверлит меня пристальным, немного пугающим своей прямотой взглядом. Все-таки первое впечатление никогда не подводит. Она реально похожа на ведьму. Красивую и опасную.

– Я вырву твое сердце и залью в него бензин, – вкрадчиво произносит девушка. – А спички у меня вот здесь, рядом, – он хлопает по карману куртки. – Так что берегись, Бестужев, полыхнуть может в любой момент.

И вроде бы слова Стеллы по смыслу напоминают шутку, но вот чересчур серьезная интонация, с которой они сказаны, заставляет меня немного напрячься. То ли дело в ее необычных глазах, которые, подобно рентгену, просвечивают тебя насквозь, то ли в выражении лица, напрочь лишенном улыбки, но что-то в этой девчонке наталкивает на мысли о фатальной неизбежности, о карме, о судьбе, о потоке и о прочей философской лабуде, о которой я никогда прежде не задумывался…

Пока я зависаю в резко нахлынувшей рефлексии, Стелла теряет ко мне интерес и, на ходу доставая из сумки сигареты, удаляется.

Сегодня. В шесть часов. В парке, у памятника Пушкину.

Надо будет помыть кроссы и надеть чистые носки. Она, конечно, вся из себя краля, но, кто знает, может мне чего и перепадет?

Глава 11

Ася

– Как дела в колледже? – интересуется мама, переводя на меня взгляд.

Виктора, моего отчима, о новостях на работе она уже расспросила. Дашку, мою младшую сестренку, о школьных успехах тоже. Теперь настала моя очередь отвечать на мамины вопросы. Желательно максимально конкретно и содержательно, а не то она начнет сердиться. Родительница терпеть не может пространных рассуждений ни о чем. Ей надо, чтобы все было точно и по делу.

– Хорошо. Сегодня к нам в группу новенькие перевелись, – рапортую я, наматывая на вилку переваренные спагетти.

– Да? – мама с любопытством изгибает бровь. – И что они из себя представляют?

– Ну… Просто ребята. Два мальчика, – после небольшой паузы отзываюсь я.

На самом деле, конечно, не просто ребята. Про Егора Янковского ничего сказать не могу, мы с ним даже взглядами за весь день ни разу не обменялись. А вот Глеб Бестужев, несомненно, занял особое место в моих мыслях.

Таких, как он, я раньше не встречала. Ну, чтоб и классный, в смысле красавчик со всех ракурсов, и крутой – типа ему море по колено, и благородный. Ведь бороться с несправедливостью – это же благородно, да?

Манера общения Глеба, непринужденные улыбки и то, как он вступился за меня перед Стеллой, – это все так разительно отличается от того, к чему я привыкла, что я просто не могу оставаться к нему равнодушной. Хотя в общем-то и не пытаюсь.

Сегодня, когда задира Кац покинула аудиторию, Глеб опустился на корточки и принялся собирать мои учебники с пола. Без лишних слов и скабрезных шуточек на эту тему. Просто взял и молча помог. Так, будто для него это само собой разумеющееся.

Я осознаю, что кому-то мое восхищение его поступком покажется странным, ведь это вроде как нормально – помогать тем, кто оказался в беде. Но в рамках устоявшегося коллектива группы, в которой я учусь и в которой неформальным лидером является Стелла, понятие нормы несколько перекошено. У нас не принято помогать слабым. У нас принято их добивать.

Именно поэтому доброе отношение нового одногруппника вызывало во мне целую бурю чувств. От радости и благодарности до внезапно воскресшей веры в то, что не все люди в мире – сволочи. Что среди них есть добрые, отзывчивые и вполне себе дружелюбные индивиды. Такие, как Глеб, например.

А знаете, что самое интересное? При первом взгляде на него я подумал, что он какой-то безобразник. Один их тех хулиганов, которые громко матерятся, срывают пары и устраивают драки за гаражами. В нашей группе таких уникумов, к счастью, нет, но вот в параллельных – предостаточно.

А на деле оказалось, что он очень даже милый. Почти на всех парах сидел смирно: либо писал конспекты, либо зависал в телефоне. Не дебоширил, не на нарывался ни с кем на конфликт, не злословил. Видимо, в его случае внешность и впрямь обманчива.

– Ну что значит, два мальчика? – нетерпеливо уточняет родительница. – Откуда перевелись? Как учатся? Из полных ли семей?

Набрав в легкие побольше воздуха, начинаю поэтапно выкладывать все, что знаю о новеньких. А знаю я, как оказывается, совсем немного. Находка для шпиона из меня так себе, ничего толкового поведать не могу.

Явно неудовлетворенная моим скомканным ответом мама вновь переводит внимание на отчима, и я облегченно выдыхаю: надеюсь, на сегодня сеанс допросов с пристрастием окончен, и я могу спокойно доесть свой ужин. Однако стоит мне расслабиться, как родительница вновь вспоминает о моем присутствии за столом и переходит к атаке:

– А с оценками как? Тройку по физике исправила?

Эта долбанная тройка ей уже вторую неделю покоя не дает. Каждый день меня из-за нее дергает.

– Еще нет, – сдержанно произношу я. – Пока не было возможности ответить.

– Почему? – в голосе мамы сквозит негодование. – Ты разве не тянешь руку на семинаре?

– Тяну. Просто у нас в группе тридцать человек, и…

– Ася, ну как так? – она начинает заводиться. – Столько времени прошло, а ты все никак не можешь улучшить свои показатели! Хочешь, чтобы преподаватель решил, что тебе плевать? Хочешь испортить свой диплом позорной тройкой по физике?!

– Ир, успокойся, она же сказала, что просто еще не успела ответить, – пытается вмешаться отчим, мягко касаясь маминого локтя.

– Вить, ну я не могу просто так смотреть, как она свое будущее гробит! – мама всплескивает руками.

Честно говоря, во время таких разговоров у меня еда встает в горле комом. Поэтому из-за стола я, как правило, выхожу голодная. Очень трудно есть и параллельно с этим выслушивать жесткую критику. Она не только по нервам, но и по аппетиту бьет.

– Ну какое еще будущее, Ир? Это всего лишь одна тройка, – отчим слабо улыбается. – Исправит она ее, никуда не денется…

– Ой, у меня уже сил нет, – мама утомленно качает головой. – Все ведь ей даем: и кров, и пищу, и на карманные расходы… Одежду, какую хочет, покупаем. Только бы училась хорошо! А она и того не может!

– Мам, я исправлю эту тройку! – говорю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы.

– Уж будь добра, дорогая! – мама гневно упирает руки в бока, глядя на меня так, словно я главное разочарование ее жизни. – Будь добра! А иначе никакого тебе компьютера!

– Но мне компьютер для учебы нужен, – слабо возражаю я.

– Видимо, не очень-то он тебе в учебе помогает! Больше отвлекает, наверное! – ядовито вставляет мама. – И вообще… Мы раньше без всех этих компьютеров учились и прекрасно справлялись: и сессии закрывали, и зачеты. В библиотеку зато ходили, читали много… А вы со своими компьютерами вконец отупели! Даже в уме вам считать лень! Скажи же, Вить?

– Ну… Тут как посмотреть, Ир, – отчим задумчиво почесывает щеку. – Сейчас ведь время другое… Без Интернета никуда.

– Да знаю я их Интернет, – отмахивается она. – Ничего путного в нем нет! Сплошной срам и деградация…

Дальше я не слушаю. Просто выключаю слух и сосредотачиваюсь на гуляше, который густой оранжевой массой покрывает слипшиеся спагетти. Поливать грязью современные технологии, современную систему образования и современную молодежь – любимое занятие родительницы.

Кажется, она никогда не устанет повторять, что в ее молодости жизнь была гораздо лучше. Взрослые были умнее, дети – послушнее, а государство – справедливее.

Иногда у меня создается ощущение, что мама люто ненавидит все, что является продуктом современности. В том числе и меня. Ведь я родилась на заре нулевых. Я будто вечное напоминание о том, что так, как раньше, уже не будет. Я не повторю маминых успехов в гимнастике, не реализую ее несбывшиеся мечты, не стану выдающейся спортсменкой или, на худой конец, талантливым ученым.

Я обычная. Ничем не примечательная девочка-подросток с кучей комплексов и заниженной самооценкой. Периодически меня обсыпает прыщами, я люблю смотреть бестолковые ток-шоу по телику, и мой IQ явно не дотягивает до маминого, ведь в школьные годы она выигрывала почти все олимпиады по этой долбанной физике. А я настолько никчемна, что не могу исправить несчастную тройку уже почти две недели.

Я обычная. И этого мама мне никогда не простит.