– Привет, ребята. Ух и снега сегодня навалило!..
Птичка принялась топтаться на хвосте, отряхиваясь от снега и пытаясь устроиться поудобнее. Нельзя сказать, что она была лёгкая как пушинка, – напротив, сухие тонкие ветки ломались под ней, а с крепких сыпались комья снега. Иногда – на прохожих. Её бы, наверное, и звали как-нибудь по-другому, как-нибудь серьёзнее, если бы один мальчик не сказал однажды, глядя на неё: «Вот это птичка!» С тех пор это имя и осталось за ней. Она была похожа на колобок, скатанный из снега: белая-белая, круглая-круглая. Иногда могло показаться, что это не Птичка летит, а луна, у которой вдруг выросли крылья. Глаза у Птички чёрные, будто вырезанные из бархатной ткани. Она давно привыкла к людям и даже забыла, как её родители – полярные куропатки – боялись их. Настолько ей понравилось в городе, что она повадилась каждую осень сидеть на школьном подоконнике – пока ещё не так холодно и лапки не примерзают к железу. Там, на подоконнике, она внимательно слушала учителей и старалась запоминать всё, что они говорили. Наверное, поэтому Птичка считала себя не просто куропаткой, а учёной куропаткой и к месту и не к месту повторяла умные, услышанные с подоконника слова. Никто на это уже не обращал внимания и не поправлял её: разве переубедишь Большую Северную Птичку?
Лилле, конечно, почувствовал, как она уселась ему на хвост, но даже не повернул головы: так ему интересно было узнать, что же случилось и кто это не простит Веру. А Вера и вовсе не заметила Птичку: хвост Лилле, на который та уселась, был слишком далеко – на другом конце улицы. Птичке такой приём не понравился. Она вспорхнула… хотя нет, она раскачалась на хвосте и взлетела, чтобы приземлиться поближе к Вере и Лилле – на спину псу.
– Вот и я! Привет ещё раз, если вы не слышали!
В ответ Вера и Лилле только вздохнули. Но Птичка не унималась:
– Эй, чего это вы такие кислые? Вот понимаю, я: летала всю ночь не покладая крыл, с тяжёлой думой о тяжёлом…
– Видимо, поэтому стала ещё тяжелее, – проворчал Лилле, переминаясь с лапы на лапу.
– Ты медвежествен и необразован! – возмутилась Птичка. – Как можно так разговаривать с дамой?
– Не до того сейчас! – насупился Лилле. – Разве ты не видишь? У Веры беда!
– Всё я вижу. Я и прилетела узнать, что стряслось.
– Варя заболела. У неё жар. И я боюсь. – Вера высунулась из воротника и посмотрела на Птичку. – Я боюсь, что она не поправится, потому что бородач не простит меня.
На этих словах Птичка с важным видом подняла крыло и сказала:
– Так-так… дело начинает проясняться…
– Или наоборот – запутываться, – вздохнул Лилле.