Б. Каптелов, 3. Перегудова БЫЛ ЛИ СТАЛИН АГЕНТОМ ОХРАНКИ?[115]

В архивах жандармских учреждений скопилось довольно большое количество документов, характеризующих участие Сталина в революционном движении, и надо прямо сказать, что при беглом знакомстве с некоторыми из них у неискушенного читателя могут возникнуть вопросы о характере отношений Сталина с секретными службами. В качестве примера сошлемся на несколько документов, присланных в Департамент полиции и хранящихся в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР (ЦГАОР СССР).

Первый из этих документов — донесение начальника Московского Охранного отделения Мартынова от 1 ноября 1912 г. за № 306442 на имя директора Департамента полиции Белецкого. В этом довольно пространном документе говорится:[116]

«МВД. Особый отдел. Совершенно секретно.

Начальник…, 13 ноября 1912. вход № 33766

доверительно Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве Ноябрь 1912 года № 306442 г. Москва

Ваше превосходительство милостивый государь Степан Петрович,

В последних числах минувшего октября месяца сего года через гор. Москву проезжал и вошел в связь с секретным сотрудником вверенного мне отделения „Портным“[117] кооптированный в ленинский ЦК Российской социал-демократической рабочей партии еще на Пражской конференции кр[естьянин] Тифлисской губернии Иосиф Виссарионов Джугашвили, носящий партийный псевдоним „Коба“.

Поименованный И. Джугашвили, наблюдавшийся в апреле месяце с[его] г[ода] по г. Москве, переданный отсюда наружному наблюдению С. -Петербургского Охранного отделения и в г. С.-Петербурге 22 того же апреля арестованный, по его рассказам, успел в настоящее время бежать из места административной высылки (отдаленная местность Восточной Сибири), побывал за границей у „Ленина“ и теперь возвращается в г. С.-Петербург, где он успел до поездки за границу проработать при редакции газеты „Правда“ около полутора месяца.

Так как поименованный „Коба“ оставался в Москве лишь одни сутки, обменялся с секретной агентурой сведениями о последних событиях партийной жизни и вслед за сим уехал в г. С.-Петербург, то наружным наблюдением он, во избежание провала сотрудника, не сопровождался и о его отъезде начальнику С.-Петербургского Охранного отделения было сообщено тотчас телефонограммой и дополнительно к таковой шифрованной депешей, в копии при сем представляемой.

В конфиденциальном разговоре с поименованным выше секретным сотрудником „Коба“ сообщил нижеследующие сведения о настоящем положении и деятельности Российской социал-демократической рабочей партии:

1) Избранный на Пражской с. г. конференции состав ЦК партии постепенно был установлен и арестован розыскными органами империи почти в полном составе русской его части.

„Серго“ и „Зельма“, Стасова и Тифлист, привлечены к весьма серьезным формальным дознаниям, а большинство других привлечено к перепискам в административном порядке.

2) В настоящее время кооптированы не в качестве членов ЦК, а для исполнения обязанностей агентов такового два новых лица:

а) неизвестный, проживающий все время в С.-Петербурге и работающий при из. „Правды“;

б) неизвестный, проживающий в г. Одессе и давший при переписке следующий адрес: „г. Одесса, Канатная 64, Голикман (возможно искажение фамилии)“.

3) В С.-Петербурге удалось сформировать Северное областное бюро, в состав коего вошли три человека:

А) некий Калинин, участвовавший в стокгольмском партийном съезде (с фамилией Калинин в работах означенного съезда принимали участие двое а) Калинин, работавший на Семенниковском и Обуховском заводах за Невской заставой, около 25–27 лет от роду, низкого роста, среднего телосложения, светлый блондин, продолговатое лицо, женатый и б) административно высланный в 1910 году из г. Москвы, кр[естьянин] Яковлевской волости Ковчевского уезда Тверской губернии М. И. Калинин, монтер городского трамвая.

Б) Столяр Правдин, работавший с 1907 по 1908 год на Балтийском судостроительном заводе. Его приметы — около 30–32 лет от роду, среднего роста, полный, сутуловатый, блондин, без бороды, большие усы, сильно обвисшие с мешками щеки и

В) совершенно невыясненное лицо. Означенное бюро, созданное фиктивным путем, без соответствующих связей на местах, просуществовало недолго и благодаря инертности его членов и их опасениям быть задержанными в скором времени распалось.

4) Заграничным ленинским центром признано, что издающаяся в г. С. -Петербурге газета „Правда“ не отвечает своему назначению, не помещала серьезных статей по принципиальным вопросам, уклонялась в сторону обычной газетной полемики с представителями ликвидаторов и сильно запустила хозяйственную сторону предприятия.

В видах поправления дела ЦК решил следующее: а) организовать тройку ответственных перед ЦК и совершенно законспирированных от полицейской розыскной администрации редакторов, кои по присоединении к ним агента ЦК с правом решающего „veto“ будут вести литературную часть дела; б) создать вторую такую же тройку для заведывания хозяйственной частью издания и присоединить сюда также с правом решающего голоса агента ЦК; в) общее наблюдение за делом поручить одному из представителей социал-демократической думской фракции, предоставив последнему право голоса, участия и вмешательства во все без исключения стороны дела; на означенную роль намечен член Государственной Думы от Московской губернии Малиновский.

5) На проходившем за границей заседании членов ЦК („Ленин“, „Зиновьев“, „Коба“) решено организовать в преде лах империи пять отдельных подпольных техник, поставив их вне массовых подпольных организаций во избежание возможных при частых арестах и ликвидациях провалов. Обслуживая местные нужды, эти техники будут работать при помощи самостоятельно созданных для них небольших (3–5 чел.) групп и останутся учреждением ЦК. Поставить эти техники берет на себя какой-то партийный работник — грузин, который думает истратить на каждый из необходимых станков не больше 40 рублей; он же сорганизует на местах необходимые технические группы и явится их ответственным перед ЦК руководителем и посредником.

Констатировано, что в настоящее время при наличности добытых, в связи с предвыборной кампанией, обширных и весьма серьезных связей, — во всей России не имеется на местах ни одной оформленной и нормально функционирующей партийной организации. Существует много отдельных групп и кружков, между собой совершенно не связанных и лишенных общего руководства.

Так как всем социал-демократам от рабочих курий по губерниям депутатам предстоит ехать за границу к „Ленину“, для участия в созываемом им особом совещании и так как созывающим эти совещания ленинским уполномоченным рекомендуется ехать нелегально (по чужим паспортам или при содействии контрабандистов), то харьковская организация, опасаясь возможного провала, постановила предварительно отправить по указанному пути к „Ленину“ совершенно постороннего, и потом лишь, когда ему удастся благополучно пробраться обратно, думает послать и своего депутата.

Харьковский социал-демократический депутат был проведен на избирательном собрании лишь после того, как обязался ежемесячно уплачивать из своего депутатского жалования по 50 рублей в пользу ЦК и по 50 рублей в пользу редакции газеты „Правда“.

Представляемый при сем агентурный материал никому мною не сообщался во избежание возможности заминки или провала агентурного источника. Почему ходатайствую перед Вашим превосходительством об использовании такового по частям без ссылок и указаний на вверенное мне отделение.

Пользуясь настоящим случаем, прошу Ваше превосходительство принять уверения в совершенном моем почтении и преданности. Ваш покорный слуга А. Мартынов».

Одновременно с этим донесением из Москвы в адрес Петербургского Охранного отделения была послана телеграмма о том, что «Коба Джугашвили» отправился в Питер, и просьба «задержать не сразу, лучше перед отъездом за границу…»[118]

У лиц, малознакомых с терминологией жандармских документов, такие выражения, как «вошел в связь с секретным сотрудником», «обменялся с секретным сотрудником сведениями» — могут создать впечатление о той или иной степени причастности Джугашвили к выдаче партийной информации секретной службе. Однако если читать эти документы достаточно внимательно, становится ясным, что Джугашвили выступал здесь лишь в качестве источника агентурных сведений.

И сам факт слежки за ним, планов его ареста говорит о том, что он не мог быть секретным сотрудником.

Естественно, возникает вопрос, почему Джугашвили в разговоре с «Портным» был столь откровенен и поделился с ним очень важными для Охранки сведениями. Не снабжал ли он секретного сотрудника по договоренности информацией? Такой вопрос, с нашей точки зрения, снимается уже тем, что под кличкой «Портной» скрывался разоблаченный позже один из крупнейших провокаторов и член ЦК Малиновский, который пользовался в тот период большим доверием ЦК и лично неоднократно выполнял поручения Ленина, центра, и поэтому передача ему сведений, скорее всего, определялась интересами партии. О двурушничестве Малиновского в то время никто не подозревал.

Сохранились письма Джугашвили из ссылки, перехваченные начальником Енисейского ГЖУ, в них — жалобы на тяжелое материальное положение и просьба о высылке денег. Оба письма — одно в адрес Государственной думы, другое в книгоиздательство «Просвещение» — были изъяты из почты и 4 января 1914 г. перлюстрированы. Направляя копии этих писем в Департамент полиции (пронумеровав за № 598 и 579), начальник Енисейского ГЖУ сопровождает каждое из них письмом. Именно они вызывают недоумение исследователей, поэтому одно из них считаем целесообразным привести полностью:

«Совершенно секретно. Лично.

Представляя при сем агентурные сведения за № 579, имею честь донести Вашему Превосходительству, что автором таковых является гласно-поднадзорный Туруханского края Иосиф Виссарионов Джугашвили.

Упоминаемый в документе „Соколов“ может быть окончивший срок гласного надзора в Туруханском крае Николай Николаев Соколов.

Адресат же документа неизвестен.

В Томск и С. — Петербруг сообщено за № 10, 11.

Полковник Байков».[119]

Как видим, Байков в своих донесениях называет письма Джугашвили «агентурными сведениями». В этом ничего нет странного, ибо такова была практика работы. Слово «агентурный» в подобных случаях употреблялось для обозначения способа получения информации агентурным, нелегальным путем, с применением перлюстрации, проводившейся в нарушении существовавшего законодательства.

Слухи о причастности Сталина к провокации возникли давно, еще в 1910 г. Поводом к ним послужили провалы Бакинской организации РСДРП, которые всегда порождали в организации взаимные подозрения, недоверие ее членов друг к другу. Причем подозревался не только Сталин, но и другие члены организации. Об этом мы узнаем из донесений секретных сотрудников, освещавших деятельность местного комитета. В 1909–1914 гг. в Бакинском Охранном отделении и ГЖУ работало более 10 секретных сотрудников, они давали сведения по социал-демократическому движению и были достаточно информированы.

В фондах архива сохранился перечень кличек этих секретных агентов. Под кличкой «Слесарь» работал Серегин Г. В., «Октябрьский» — Дорофеев И. М., под кличками «Никитин» и «Доброволец» давал сведения Семенютенко В. М., под именем «Ловкий» и «Адамович» действовал Мачарадзе П. И., «Фабричный» и «Быстрый» — Москаленко А. К. Довольно щедро оплачивалась работа секретного сотрудника Саркисянца И. М. — в документах он проходит как «Банк» и «Дорогой» (он получал 125 рублей в месяц). Одним из активных деятелей Бакинского Охранного отделения был в то время «Фикус» — Ериков Николай Степанович, проживавший по паспорту Бакрадзе Давида Виссарионовича.

Из донесений «Фикуса»:

4 января 1910 г. было собрание Балаханского районного комитета, на котором выбрали членов комитета Платона Мачарадзе и поручили ему ведение агитации за всеобщую забастовку в Ромнах, Сабунчах и Забрате. Мачарадзе получил от комитета 20 рублей и приступил к работе… Дорофеев — кассир Балаханского района, живет в Балаханах…

Февраль 1913 г.: «1 февраля в Балаханах состоялось собрание, на каковом были произведены выборы членов в районный комитет, вместо временных. Выбранными оказались Грачев, Дроздов, Г. Талаквадзе, Бакрадзе».

В связи с арестами членов организации «Балаханский комитет поручил Бакрадзе выяснить, кто действительно является виновником арестов…», а через несколько дней ему поручили «выяснение личности „провокатора“, так как он имеет больше свободного времени».

Бакрадзе («Фикусу») доверяли в организации. Так, сотрудник «Слесарь» сообщал 24 марта 1913 г. о составе Балаханского районного комитета, в который входил Бакрадзе: «Деятельности комитет никакой не проявляет. За исключением Бакрадзе, имеющего в партии большое значение…»[120]

Возвращаясь к 1910 г., отмечаем, что положение в Бакинской организации действительно было достаточно сложное.

Взаимоотношения С. Шаумяна и И. Джугашвили находились в центре внимания членов комитета, в донесениях имеется указание, что недоразумения между ними возникли на «личной почве». Источником донесения были разговоры, споры и прочие сведения, почерпнутые в организации. В одном из таких сообщений читаем: «16 марта состоялось заседание Бакинского комитета, на котором рассматривался ряд вопросов…» — о партийной школе, типографии, 1 мая и, в частности, о провокаторах. А потом довольно спорная фраза:

Между членами Бакинского комитета Кузьмою[121] и Кобою на личной почве явилось обвинение друг друга в провокаторстве. Имеется в виду суждение о бывших провокаторах… а в отношении новых провокаторов решено предавать их смерти[122].

Из донесения «Фикуса» за март 1910 г.:

В Бакинском комитете все еще работа не может наладиться. Вышло осложнение с «Кузьмой». Он за что-то обиделся на некоторых членов комитета и заявил, что оставляет организацию. Между тем присланные Центральным комитетом 150 рублей на постановку большой техники, все еще бездействующей, находятся у него, и он пока отказывается их выдать. «Коба» несколько раз просил его об этом, но он упорно отказывается, очевидно, выражая «Кобе» недоверие[123].

Именно на основе этого сообщения пошли слухи о том, что Шаумян не доверял Сталину и якобы считал его провокатором. Такого рода донесения создавали версии о провокаторстве.

Конечно, мимо обвинений такого рода не может пройти ни один серьезный исследователь, тем более что исходили они от такого видного деятеля, как С. Шаумян. Однако вот какой документ вышел из Бакинского ГЖУ спустя десять дней после сообщения «Фикуса»:

Упоминаемый в месячных отчетах (предоставленных мною от 11 августа минувшего года за № 2681 и от 6 сего марта за № 1014) под кличкой «Молочный», известный в организации под кличкой «Коба» — член Бакинского комитета РСДРП, являвшийся самым деятельным партийным работником, занявшим руководящую роль, принадлежавшую ранее Прокофию Джапаридзе (арестован 11 октября минувшего года — донесение мое от 16 октября за № 3302), задержан, по моему распоряжению, чинами наружного наблюдения 23 сего марта.

К необходимости задержания «Молочного» побуждала совершенная невозможность дальнейшего за ним наблюдения, так как все филеры стали ему известны и даже назначаемые вновь, приезжие из Тифлиса, немедленно проваливались, причем «Молочный», успевая каждый раз обмануть наблюдение, указывал на него и встречавшимся с ним товарищам, чем, конечно, уже явно вредил делу[124].

Как видим, даже такой опытный революционер, как Шаумян, в сложных условиях не был застрахован от ошибочных суждений по отношению к своим товарищам.

[…] И, наконец, обращает на себя внимание угловой штамп документа. Он существенно отличается от типографски выполненного штампа. Вместо «Заведующий Особым отделом Департамента полиции» — «МВД. Заведывающий Особым отделом Департамента полиции». В просмотренных нами материалах Особого отдела Департамента полиции за 1906–1913 гг. мы не встретили ни одного штампа, который был бы идентичен приводимому ни по расположению строк, ни по шрифту. Как правило, первая строка «М. В. Д.» ставилась только на полном бланке Особого отдела, в том случае, если между Особым отделом и МВД стояло название учреждения — Департамент полиции, и документы с таким бланком отправлялись за пределы Департамента полиции. Бланком же «заведующего Особым отделом» пользовались, как правило, для внутренней переписки: между структурами Департамента полиции на имя директора, вице-директора. Стоит уточнить еще одну деталь этого штампа. Со второй половины 1910 г. и до конца существования Департамента полиции бланки со словами «заведывающий» не употреблялись. Для Особого отдела были заказаны новые бланки, где в штампе слово «заведывающий» было заменено на «заведующий».

Недоумение вызывает и штамп входящей документации. В этот период во всех жандармских учреждениях подобные штампы проставлялись с зафиксированной на каждый день датой и только сам номер заполнялся от руки.

Заканчивая рассказ об оформлении документа, необходимо сказать, что данное «письмо» послано в учреждение с пометкой «лично». Это свидетельствовало не о каких-то личных отношениях, но указывало на серьезность документа, и распечатать его должен был не «чиновник для письма», а лично Железняков. Поэтому в переписке такого рода указывалась не только должность, но и чин адресата. Кстати, эти моменты отсутствуют и в подписи. Вероятно, писавший не был уверен или не знал, в каких чинах находились упоминаемые им лица.

Обратим внимание на номер исходящего документа (№ 2889 от 12 июля 1913 г.), который якобы поставил Департамент полиции, отсылая это предписание.

Стоит отметить, что в этом ведомстве довольно четко велось делопроизводство.

Согласно распоряжению директора, в Департаменте действовала Инструкция по ведению делопроизводства, в соответствии с которой каждой структуре Департамента давался свой веер исходящих номеров. В упоминаемой инструкции говорилось: «В каждой отдельной части Департамента исходящие бумаги имеют особую нумерацию»[125]

[…] Так Особый отдел получил для секретной корреспонденции номера начиная с № 93001 и далее; для совершенно секретной документации — с № 111001 и далее. Таким образом, из Особого отдела не мог выйти документ с приведенным выше исходящим номером — «2998».

Что же означает указанный номер, существует ли такой исходящий в Департаменте полиции?! Почти все журналы входящей и исходящей корреспонденции сохранились. Поэтому не представляет труда выяснить даже содержание документа, если мы располагаем датой и номером исходящей корреспонденции.

Этот номер есть, но проходит по отделу 1 делопроизводства. Документ с таким номером вышел из Департамента не 12 июля, а 16 марта. Вот его краткое содержание: «Письмо Управл. Екатеринослав, губ. Н. А. Татищеву, сообщение по поводу дерзкой выходки трех неизвестных злоумышленников по отношению к стоящему на посту возле силовой станции городского водопровода городовому»[126].

Вернемся теперь к самому тексту. Согласно правилам дореволюционного правописания, в материалах Департамента вместо отчества — Петрович, Васильевич, Виссарионович — указывается Иван Иванов, Михаил Петров, Иосиф Виссарионов. В так называемом письме Еремина читаем: «Иосиф Виссарионович».

Вызывает сомнение и арест Джугашвили в 1906 г. В журнале «Лайф» (от 14 мая 1956) утверждается, со ссылкой на Троцкого, что Сталин был арестован 15 апреля 1906 г. при раскрытии Авлабарской типографии в г. Тифлисе.

В связи с арестом Авлабарской типографии в архиве имеется несколько дел, в которых фигурирует, в частности, 17 человек, арестованных в разное время (с 15 апреля по 21 мая) по этому делу. Фамилия Джугашвили в этом перечне отсутствует. В документах более позднего времени арест 1906 г. никак не отражен, что вызывает сомнение: а был ли арест в 1906 г.?

Джугашвили в это время находился в Стокгольме на IV съезде РСДРП, который открылся 10 апреля (23 апреля нового стиля). Левин выдвигает версию, что Сталин был арестован 15 апреля (старого стиля), дал сведения, а через 8 дней (23 апреля нового стиля), когда начал работать съезд, оказался на съезде. Но здесь автора подвел пересчет со старого стиля на новый.

Не подтверждается версия о том, будто Сталин выдал Авлабарскую типографию. Судя по документам, типография была обнаружена случайно, никаких агентурных данных о ее существовании на территории Авлабар у жандармерии не было. Обратимся к донесению начальника Тифлисского ГЖУ, который 17 апреля 1906 г. доносил в Департамент полиции:

15 апреля утром были произведены повальные обыски в разных частях города Тифлиса, в тех местах, где наблюдались подозрительные лица. В числе обысков, производимых на окраине города, в местности 7 участка «Авлабар» — обыск усадьбы Ростомашвили был поручен временно прикомандированному по вверенному мне управлению для производства дознаний ротмистру Юлинцу (начальник Батумского отделения жандармского полицейского управления железных дорог). В подвале флигеля этой усадьбы, покинутой жильцами, за три дня перед тем ротмистром Юлинцем были обнаружены семь стеклянных запалов, употребляемых для взрывания бомб и завернутых в бумагу с типографскими оттисками, что подало ротмистру Юлинцу мысль о возможности нахождения в этой усадьбе тайной типографии[127].

Примечательна резолюция на этом донесении: «Затребовать подробные приметы и точные сведения о скрывавшихся жильцах и арендаторов для последующего розыска»[128].

Возвращаясь к анализу документа, опубликованного в «Лайф», отметим: Джугашвили в нем неоднократно называется Сталиным. Судя по всему, Департаменту полиции под этим именем был известен только автор работ по национальному вопросу, безотносительно к Джугашвили. В материалах Департамента полиции он фигурирует как «Коба», «Coco», «Кавказец», «Молочный» — две последние как клички наружного наблюдения. И встречается ряд фамилий, которыми он пользовался при переписке. […]

Даже если данные о Сталине-Джугашвили, как секретном сотруднике, надо было сообщить в Енисейск, то, вероятно, обе эти фамилии были зашифрованы. Судя по переписке Железнякова с Департаментом полиции, такой шифр существовал.

С полной уверенностью можно утверждать, что этот документ не является подлинным. Конечно, точку в этом исследовании ставить рано. Надо еще ответить на вопрос, кто же был автором этой фальсификации.

Авторы публикации в «Московской правде» в качестве доказательства сотрудничества Сталина с Охранкой приводят еще один любопытный документ. Считаем необходимым привести его полностью:

Бакинскому Охранному отделению. Вчера заседал Бакинский комитет РСДРП. На нем присутствовал приехавший из центра Джугашвили-Сталин Иосиф Виссарионович, член комитета «Кузьма» и другие. Члены предъявили Джугашвили-Сталину обвинение, что он является провокатором, агентом Охранки, что он похитил партийные деньги. На это Джугашвили-Сталин ответил им взаимными обвинениями.

Подобного документа в ЦГАОР СССР нет. Секретные сотрудники, как правило, сами донесений не писали. Их деятельность была обставлена так конспиративно, чтобы не оставить следов. Они давали «сведения» офицеру устно, при встрече, а последний, в свою очередь, записывал их. В материалах Департамента Джугашвили нигде не упоминается как Сталин.

В фонде Департамента полиции имеется картотека, содержащая информацию об агентах царской полиции. Она составлена самими же сотрудниками этого Департамента, где они служили, называются их фамилия, имя, отчество лиц, поставлявших эти сведения, их агентурная кличка. В этих списках фамилии Джугашвили-Сталина нет.

После Февральской буржуазно-демократической революции 1917 г. Временное правительство создало ряд специальных комиссий по выявлению провокаторов и агентов тайной полиции среди революционной демократии. Работа велась на основе изучения документов Департамента полиции (ЦГАОР СССР. Ф. 1467, 503, 504). Такого же характера проводилась работа советскими органами вскоре после Великой Октябрьской социалистической революции. Среди выявленных провокаторов и агентов Охранки фамилии Джугашвили-Сталина не обнаружено.

Американский советолог И. Левин при публикации так называемого письма полковника Еремина, в котором содержится информация о том, что Джугашвили-Сталин был агентом царской полиции, вынужден был признать, что наиболее критически настроенные биографы Сталина, «в том числе его злейший враг Лев Троцкий, отвергали это обвинение как чудовищное и абсолютно недоказуемое». […]

* * *

[…][129]

По всем имеющимся в нашем распоряжении на данный момент материалам сотрудничество Сталина с органами царской Охранки не подтверждается. Необходимо разобраться в том основном документе, который в настоящее время ходит по рукам и подлинник которого якобы находится на хранении в архиве. Появились и частичные публикации этого документа. Что же он собой представляет? Это отношение зав. особым отделом департамента полиции Еремина начальнику Енисейского Охранного отделения Железнякову с сообщением о сотрудничестве Сталина с царской Охранкой. […]

На тексте документа имеется резолюция: «Личное по С-Д». На левом поле — прямоугольный штамп с текстом: «Енисейское Охранное отделение. Вх. № 152. 23. VII. 1913 годъ». Номер входящего документа и дата написаны от руки.

Этот документ неоднократно публиковался в США, ФРГ в 50-80-х годах. Циркулирующие в настоящее время списки русского варианта документа являются копиями из этих изданий. Что же известно о судьбе этого документа из американских источников?

Его владелец — ученый-советолог И. Левин сообщил, что данное «письмо» он получил в 1947 г. от трех лиц «безупречной репутации»: Вадима Макарова — сына известного русского адмирала, Бориса Бахметьева — бывшего русского посла в США при правительстве Керенского, Бориса Сергеевского — пионера русской авиации. Они же получили это письмо от М. П. Головачева — русского эмигранта, проживавшего в то время в Китае. Последний, в свою очередь, получил его от полковника Руссиянова — офицера, охранявшего до побега в Китай «сибирские документы Охранки». «Сообщение о путешествии письма показалось мне убедительным», — добавляет И. Левин. Он приводит ряд доказательств подлинности письма, исследуя бумагу, шрифт, подпись, не располагая, однако, еще одним автографом полковника Еремина на бумажной основе, а беря за источник выгравированную надпись на подарочном серебряном кувшинчике. Как утверждает Левин, он «тотчас же установил, что это было подлинное письмо, не фотокопия, написанное в 1913 году из Главного управления Охранки»[130]. […]

При внимательном рассмотрении документа встает много вопросов. Письмо направлено начальнику Енисейского Охранного отделения Алексею Федоровичу Железнякову. И в одном этом обращении мы находим три ошибки, которые не мог себе позволить такой ас политического сыска, как полковник Еремин, якобы подписавший этот документ.

Во-первых, в 1913 г. Енисейского Охранного отделения как такового не существовало. Был Енисейский розыскной пункт, и его заведующий имел статус помощника начальника Енисейского губернского жандармского управления. Заведующий Енисейским розыскным пунктом был действительно Железняков, но не Алексей Федорович, как указывается в документе, а Владимир Федорович. Встает вопрос: может быть, в корпусе жандармов служили несколько Железняковых? Однако при проверке фамилии Железнякова по имеющимся справочникам мы убеждаемся, что в 1913 г. в корпусе жандармов служил один Железняков — Владимир Федорович, 1881 г. рождения, ротмистр, прикомандированный к Енисейскому губернскому жандармскому управлению в октябре 1911 г.[131]

[…] Возникает еще один вопрос: мог ли Еремин, крупный специалист по политическому розыску, весьма ценимый в МВД за свой профессионализм, призванный Столыпиным в департамент полиции еще в годы первой российской революции для активизации его работы в области политического сыска, автор ряда инструкций по ведению агентуры, в том числе и по правилам переписки, так открыто писать о своем агенте?

Приведем несколько строк из его служебной характеристики. «Еремин в Департаменте полиции принимал самое видное участие в разработке вопросов районных Охранных отделений и в проведении их в жизнь, им были выработаны не существовавшие до того положения и Инструкции по розыску, Положения об Охранных отделениях, Инструкции по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения, а также Инструкции по ведению наружного наблюдения. Они были выполнены настолько успешно, что в декабре 1912 г. они использовались без сколько-нибудь существенных изменений»[132].

Эта фигура была хорошо известна и в революционных кругах, так как разгром многих организаций был связан с его именем — ликвидация Киевского комитета РСДРП в […] г., аресты революционных организаций в Николаеве в […]г., его деятельность в 1909 г. на Кавказе, куда он был послан в качестве начальника Кавказского районного Охранного отделения, и разгром организации «Дашнакцутюн», что послужило причиной приговора его к смерти членами этой партии[133].

[…] Еще на два момента по содержанию текста стоит обратить внимание. Как правило, в переписке департамента полиции все учреждения назывались полностью: например, губернское жандармское управление, или пользовались общепринятым сокращением — ГЖУ.

Приведенное в тексте сокращение не употреблялось. Далее, судя по тексту документа, можно понять, что Сталин был участником Пражской конференции, хотя известно, что на конференции в ЦК он был избран заочно.

Вызывает сомнение написание фамилии Еремина. В его подписи — очень специфическое написание букв «е» и «р». Для тех сотрудников архива, кто часто сталкивается с материалами Еремина, его резолюциями, подписями, совершенно очевидно, что подпись Еремина подделана.

О том, что Еремин не мог подписать этот документ, говорят и следующие факты. В переписке департамента полиции сохранилось подлинное заявление А. М. Еремина на имя директора департамента от 10 мая 1913 г. с просьбой об отпуске.

Приводим его текст:

Заведующий Особым отделом Департамента полиции 10 мая 1913 г. № 99192

Директору Департамента полиции РАПОРТ

При безпрерывной работе ежедневно до 3–4 часов ночи, не имея отдыха даже в праздничные дни, я настолько переутомился, что нуждаюсь в продолжительном отдыхе.

Докладывая о сем, имею честь просить разрешения Вашего Превосходительства воспользоваться мне двухмесячным отдыхом с 1-го наступающего Июня.

К сему имею честь доложить, что в минувшем году я отпуском не пользовался.

Полковник Еремин[134].

Однако с отпуском Еремину пришлось несколько задержаться. 11 июня 1913 г. по приказу штаба корпуса жандармов он переводится на другую работу — начальником Финляндского жандармского управления. Последний документ особого отдела полиции подписан им 19 июня 1913 г. (исх. № 101213)[135].

В тот же день, 19 июня, был издан следующий циркуляр департамента полиции:

М. В. Д.

Лично.

Департамент полиции

Совершенно секретно

Циркулярно

По Особому отделу 19 июня 1913 года № 111804

Начальникам Губернских жандармских управлений, Отделений по охранению общественной безопасности и порядка, Жандармских полицейских управлений железных дорог и г. г. офицерам Отдельного корпуса жандармов, ведающим розыск.

Ввиду назначения заведующего Особым отделом Департамента полиции полковника Еремина начальником Финляндского жандармского управления, Департамент полиции просит Вас, милостивый государь, конверты с переписками, указанными в циркуляре от 21 января 1910 года за № 125041, впредь до особых распоряжений, адресовать на имя и. д. заведующего Особым отделом чиновника особых поручений V-гo класса при Департаменте полиции статского советника М. Е. Броецкого.

Подписал: Директор С. Белецкий.

Скрепил: И. д. заведующего Особым отделом М. Броецкий.

Верно: За помощника Делопроизводителя Луценков[136].

Эти документы, свидетельствующие о том, что Еремин никак не мог подписать документ за № 2898 от 12 июля 1913 г., и позволяют нам утверждать, что документ этот не является подлинным.

Должны отметить, что в тяжелые годы сталинщины архив ЦГИАМ не был выпотрошен. Остались нетронутыми, даже не были переведены на закрытое хранение, материалы Бухарина, Рыкова, Томского и ряда других большевиков, подвергшихся репрессиям. Сохранились и материалы на Джугашвили, порой с не очень лицеприятной его характеристикой. Так, в документах за январь 1903 г. в одном из донесений говорится: «… В Батуме во главе организации находится состоящий под особым надзором полиции Иосиф Джугашвили, деспотизм Джугашвили… многих наконец возмутил и в организации произошел раскол…»[137]

Сохранились письма Джугашвили из ссылки, отличительными чертами которых являются жалобы на тяжелое материальное положение и просьба прислать денег. Так, 4 января 1914 г. было перлюстрировано два письма Джугашвили: одно — в адрес Государственной думы, другое — в книгоиздательство «Просвещение». И в том, и в другом он просит материальную помощь. Обращаясь к Петровскому и Бадаеву, он пишет: «Моя просьба состоит в том, что, если из с.-д. фракции до сих пор остается фонд репрессированных, пусть она, фракция, или еще лучше, бюро фракции выдаст мне единственную помощь, хотя бы в руб. 60…» Во втором письме он просит рублей 30[138]. […]

Загрузка...