Была не была

5

Володя вышел во двор и не узнал. Что-то изменилось. А, это тополь. Развесил чистенькие нерасклеенные листья. Высветлил двор.

— Бери хлеб или деньги, — сказал Алька, — поехали в Измайлово. На все воскресенье.

Володя — по лесенке, на свой третий — зырк-зырк по полкам буфета — пусто, в ящике трешник — хорошо! А где же отец?

Захлопнул дверь и вниз по перилам.

— Все в порядке!

— Не поскупился твой старик, — не то одобрил, не то осудил Алька.

Володя промолчал. И они пошли. И солнце пошло с ними: подсушивало землю в выбоинах тротуаров, прыгало зайчиками из окон. Всюду свет!

Автобус был свободный, и кто ехал в нем — тоже, конечно, в Измайлово. Куда же еще?

— Я ножик взял, — сказал Алька. — Ножик был охотничий, «лиса», на рукоятке зверь вырезан.

— Ты ходил на охоту? — спросил Володя.

— У, сколько раз. С отцовым братом. Он под Калугой живет. — И замолчал. Потому что за окнами пошли бревенчатые домики с палисадами, и там все зелено — будто на какой юг приехали.

С Алькой было уверенно. Он и молчал хорошо. Глядит в окно и молчит и думает. Володе тоже так нравится. А то Гога заведется рассказывать — не хочешь, а слушай. Или Леха с Ленькой начнут возиться…

— Пошли! — Где сойти, Алька тоже знает: автобус остановился у леса. — А лес-то был разноцветный, что ни куст — то разные листья — зеленый куст, беловатый, даже коричнево-красный. Там были большие деревья и, может быть, даже звери… Трава поднимала землю, прорезала сухие листья. Пахли кусты смолою. Пахла трава травою. А земля — свежо и настырно землею, землею!

— Стоп! — сказал Алька и кинул раскрытый нож. Нож застрял в толстой коре березы. И вдруг — кап-кап, кап-кап по сухим листьям.

Березовый сок!

— В лесу не пропадешь! — крикнул Алька. — Пей!

Володя прижал губы к жесткой коре. Оттуда — будто ручеек. А во рту свежо и горько. Говорят, от березового сока силы прибавляются. И у Володи прибавилось. Он разбежался — рраз! — и пошел на руках, вниз головой.

Алька тоже напился.

— А ну, кто сильней. — Они уперлись руками в руки, нажали — и Алька потеснил. Но Володя перехватил его ближе к локтям, и тогда попятился Алька, да прямо через куст, на поляну. А на поляне — скамейка. А на скамейке спиной к ним — девчонка. Узенькая, со взбитым чубом. В тонких пальцах — книжка. Володя остановился.

— Ты чего? — спросил Алька. Потом увидел. И тоже остановился.

Девочка сидела, подобрав ноги, изогнувшись вся — как сжатая пружина. И рядом лес затаился, сжал силы в кулаках почек, Каждая ветка напряжена ожиданием.

— Пошли. Теперь все с начесами. — Это сказал Алька почему-то шепотом.

Они попятились в кусты. А девочка опустила ноги и вдруг кинулась к ним, перемахивая через кочки.

Тошка.

А качели — отличная штука. Это уже не в лесу, а в парке.

— Качнемся, Тошка?

— Нет, мальчики, у меня голова закруживается. (Так и сказала «закруживается». Смешная все-таки девчонка.)

А Володя не боялся. Чего там? Руками ведь держишься. Упрешься в доску и — вперед — вверх! Отпустишь — и назад — вверх! Все время вверх!

Сперва видно людей, как они кишат и толпятся. И среди них — подумать только! — Тошка.

— Эгей, Тошка!

А потом одно ее пестрое платье в толпе. Вперед — вверх! Назад — вверх, и ветер обтекает голову; и людей уже нет, а верхушки деревьев — рядом… и дальше улицы, крохотные машины, весь город!

— А ну давай! — кричит Алька. И Володя сильнее упирается в доску.

— А ну выше!

— Идет выше!

— Не струсишь?

— Нет.

Алька поддал еще.

Канаты дрогнули.

— Не струсишь?

— Нет.

Качели взвились и остановились в равновесии, будто задумались: лететь вниз или перекинуться через верхнюю планку.

Сердце покатилось, вспотели руки…

— Уух! Вниз.

— Ати! Ати! — размывало крики снизу.

— Ольно!

Теперь качели шли, как маятник, сами убавляли размах.

— Хватит!

— Довольно! — кричали незнакомые люди.

А карусели — детская забава. Когда взрослым весело, они делаются, как маленькие. Это уж известно!

Там один дяденька толстый уселся верхом на деревянного коня! Его знакомые из толпы кричали:

— Ваня! Расплющишь! Сомнешь! — А он достал из кармана огромный мятый платок — как простыня, ну, в крайнем случае, — наволочка, — помахал.

Алька смеялся. И Тошка. А Володя прямо чуть не свалился со своей пантеры. Деревянная такая пантера и пахнет краской. И колокольцы под крышей шатра цын-цони — цын-цон и какая-то шарманка, что ли…

Тоня не догонит Альку, Володя — Тоню. И так все время, все время, все время будут они кружиться рядом, на одном расстоянии… Мимо людей с красными лицами, что рвутся на карусель, мимо чужих шуток и чужого смеха, верхом на зверях, цын-цони, цын-цон… цын-цони… Тише, тише… тише… Стоп.

— Ой, мальчики, я книжку потеряла. — Тошка совсем испуганная, даже чуб осел. (На что ей этот чуб?! И так все только на нее и глядят!)

— Где потеряла?

— На карусели. Я зажала под мышкой, потом забыла. Она как выпадет! — И Тошка вдруг засмеялась: — Книжка лежит, я над ней кружусь и спрыгнуть страшно.

— Идите, идите, ребята. Покатались и идите. — Это служебная тетка.

— Я книжку потеряла.

— Какую еще книжку?

— По теории музыки.

— Ничего не знаю. Мне людей пускать.

Тут вышел вперед Алька. Взял Тошку за руку.

— У этой девочки завтра экзамен по музыке. Верно, Тош?

— Послезавтра. Не по музыке, а по теории. И не экзамен…

— Подожди! — И к тетке: — Нам надо найти книжку.

— Ничего не знаю. Мне людей пускать.

— Мы быстро.

— Вас пусти, а вы на коней.

Тошка опять прыснула не ко времени:

— И ускачем!

— Еще смеетесь.

— В чем дело? — кричали из толпы. — Мы спешим! — Нам надо быстрей прокатиться!

— Пусть ребята поищут, ведь экзамены. — Это кто поближе.

А Володя раз-раз и забежал за карусель. Книжка-то близко лежала. Пыльная вся.

— Эй, мальчик, мальчик! — служебная тетка заметила. — Без билета хочешь?

— Пошли, ребята, я нашел! Привет, тетя!

— Ну и молодежь! — загудела толпа.

— Что зря говорить, ребята правы.

— Кто нарушает, всегда прав!..

Ребята вышли из круга.

— Спасибо, Володя.

— На здоровье. Голова не кружится?

— С чего это?

— Я так и знал.

Но Тоня не рассердилась:

— Ты чего подлавливаешь? Ну боюсь, боюсь на качелях. Я же все-таки девочка!

— Зато ты с теткой карусельной храбрая была, — поддразнил Алька. — Я говорю экзамен, она — нет.

— Так ведь зачет…

— Я говорю завтра, она — послезавтра, я…

— А ведь правда, как получилось! — Тошка смеялась. Тошка, она понимает шутки. Тошка на пустяки не обижается. Такая девчонка отличная!

— А ты в лесу, наверно, тоже боялась. Рада-радешенька была, когда нас увидела! — подхватил Володя.

— Я вас, мальчики, давно заметила. Еще когда вы сок пили, — Тоня сказала серьезно.

— А чего же сразу не крикнула?

— …Не знаю даже, — она задумалась. — А вы что ж?

Это был вопрос к Альке. Он ведь не хотел. И Алька не слукавил:

— И я не знаю, Тошка.

Мало ли про что можно болтать, когда пробиваешься сквозь толпу в парке. Но про это, наверное, не надо было. Потому что Тошка покраснела. Вот всегда он, Володя, что-нибудь не к месту. Смеялись и смеялись… «Почему», да «что»!

— Пошли скорей, — стал командовать Алька.

А куда пошли? Но раз Алька говорит, Володя заспешил. Это тоже весело — за руки и змейкой мимо людей. Жаль, на танцплощадку не пустят. Оттуда ветер волнами накатывал музыку:

«О-чи — лю-чи — о-ля-ля!»

Как на птичьем языке!

— Мальчики, давайте мороженого купим! — И Тоня полезла в кармашек за деньгами. Но Володя уже протягивал свой трешник.

— Три по двадцать восемь!

Тошка смутилась: «Да ну что ты!» — но деньги отдать не решилась, и они подошли к скамеечке. Ас нее поднялся длинный парень лет двадцати. Из соседнего, между прочим, двора.

Он поднялся и задержал свои глаза в Алькиных. Алька тоже глядел. Потом оторвался от настырных его глаз, мотнул головой:

— Садитесь, ребята.

А парень ушел.

Не сказать, что очень такой симпатичный тип. И откуда они с Алькой знают друг друга? А может, показалось? Ничего не было? Нет, все-таки было, потому что и Тошка заметила.

— Кто это?

И опять Алька не слукавил. Ведь мог сказать: «Не знаю». А сказал:

— Рядом с нами живет.

— Хороший человек?

Алька усмехнулся:

— Не очень. — И сразу о другом. — Ты подбирать на пианино умеешь?

— Умею. А что?

— Можем ансамбль устроить: рояль, баян…

— И… деревянные ложки! — подхватил Володя.

Всем троим показалось это очень смешным.

Потом Тоня опять Альке:

— А ты на баяне подбирать можешь?

— Я, Тош, все могу. Хочешь, узнаю, как вон того парня зовут?

— Какого?

— Вон того, в рубашке цветочками.

— Ну, узнай.

— Виктор.

— Витя! — крикнула Тошка и спряталась за Володину спину.

Парень сразу оглянулся, пошарил глазами.

— Вот видишь.

— А как это ты? Ну вон ту тетеньку отгадай.

— Теток не могу, отчество путаю.

— А ту девчонку?

— Валя. — Алька сказал громко и девушка обернулась.

— Ты, может, их знаешь?

— Они бы подошли тогда.

— Ну, а правда, правда, как это ты?

— Это, Тош, фокус. Какой же фокусник свою тайну выдаст, верно, Вовка?

Он будто боялся, что Володя заскучает — ведь разговаривали они, а он, Володя, почти все время молчал.

Но ему ни чуточки не было скучно или обидно.

В автобус они едва втиснулись. Им, конечно, сразу довольно сердито напомнили, что они молодежь. Но ребята знали — главное отмолчаться: обе стороны — и обвинение и защита — выскажутся сами. И они пробились к задней стенке, глядели в окно. У Тошки оказалась веточка ивы с желтыми пушинками. Алька и Володя все грозились отъесть их, а Тоня тянула руку вверх, спасала.

— Ну хватит, ну, мальчики.

— Мы голодные.

— Приходите лучше ко мне, я щами угощу.

— Тош, а тебе не влетит? Уже десять.

— Ой, еще как! Я обещала к семи. А вам?

— Мне не влетает.

— А я не знаю. Мама бы волновалась…

— У тебя, Володь, мама просто красавица!

Володя благодарно кивнул Тошке. Какая все-таки девчонка славная!

Хорошо бы приехать, а мама дома. И сказать: «Тошка считает, что ты красавица». — «Кто это — Тошка?» — «Девчонка одна. Очень толковая, между прочим».

— Эй, эй, ребята, наша остановка! — Это крикнул Алька.

С ним вообще не пропадешь.

Дверь Володя открыл своим ключом. Никого. Никакой мамы. И даже папы нет. А жаль. Если бы папа был один, без тети Лиды, Володя и ему рассказал бы, как они с Алькой качались, как дядька ехал на карусели… даже, может, что мама красавица. («А кто сказал?» — спросил бы папа. «Девчонка одна. Ты не знаешь!») Ему прямо не терпелось выплеснуть хоть малую капельку своей радости, своей весны и пробившейся дружбы… И он взял чистую тетрадь в клеточку, начертил на обложке «В. Ч.» — Владимир Черных. А на первой странице написал:

«5 мая. Были с Алькой в Измайлове. Встретили Т. Алька мой друг. Навсегда. В. Ч.».