Былины в записях и пересказах XVII—XVIII веков

1 (27) [АЛЕША ПОПОВИЧ И ТУГАРИН ЗМЕЕВИЧ]

2 (37) ПОВЕСТЬ О КНЯЗЕ ВЛАДИМЕРЕ КИЕВСКОМ И О БОГАТЫРЯХ КИЕВСКИХ, И О МИХАИЛЕ ПОТОКЕ ИВАНОВИЧЕ, И ЦАРЕ КАЩЕЮ ЗАЛАТОЙ АРДЫ

И крестил ея, и венчался с нею, и венчал их владыко черниговский, и дал ей имя: Белая Лебядь Авдотья Лиховидовна.

И почал с нею любезно жить.

3 (42) СКАЗАНИЕ О ТРЕХ БОГАТЫРЯХ КИЕВСКИХ, О СЛАВНЫХ ВИТЕЗЯХ — [О] ИЛЬЕ МУРОМЦЕ, О АЛЕШЕ ПОПОВИЧЕ, [О] МИХАИЛЕ ПОТОК[Е] ИВАНЫЧЕ

И тут все князи и бояры и вельможи призадумались. Нихто великому князю ответу не дает:

И тут возговорят сильныя могучия богатыри. Илья Муромец — таково слово:

Михайло Поток Иваныч говорит таково́ слово:

И те речи великому князю полюбились, и стал князь Владимер за те речи

И, простясь, все поехали в разные дороги, всяк своим путем.

Илья Муромец поехал на реку Смородину, на мосты калиновые, на Соловья-разбойника; усе ти дороги залегила равно тридцать лет: никакой человек, ни коней, ни пешей, не прохаживал. Алеша Попович поехал дорогой старорюскою.

А Михайла Поток Иваныч поехал дорогой светорусскою, возле моря синева, и увидел — на море плавает лебедь белая. И тут Михайло Поток Иваныч вынимает из нолучи свой крепкой [лук], из колчана калену́ стрелу, и хощет убить лебедь белую. Она ему прогласила человеческим голосом, рече она: «Государь Михайло Поток Иваныч, не стреляй меня, лебедь белую, я-де по морю плаваю лебедью, а пре[д] тобою стану девицею красною».

Поехал в Киев-град, приехал на свой богатырской двор ко князю Владимеру. А сам бьет челом великому князю Владимеру о сыру́ землю́, говорит таково́ слово́: «Свет государь, князь Владимер киевской, привел я дани-выходы за тридцать за три́ года́». Князь Владимер возговорит таково́ слово́:

Михайло бьет челом великому князю о сыру́ [землю́],

Она мне прогласила человеческим голосом: «Михайло-де Поток Иваныч, не стреляй меня, лебедь белую, я-де по морю плаваю лебедью, а пред тобою стану девицею красною». И я не успел в налуч свой крепкой лук положить, в колчан калену́ стрелу, и она предо мною стала девицею лицем зело красна. Мне она зело полюбилась, и я-де привез с собою в Киев-град на свой богатырской двор». Князь Владимер возговорит таково слово... Михайло Поток Иваныч ответ держит:

А товарищи ево еще в Киев-град не бывали.

И поехал Михайло в чисто поле, и ездит равно на два месеца. А без него приехал купчина Золотой Орды в Киев...

4 (43) [ИВАН ГОДИНОВИЧ]

Конец багатырю.

5 (44) [СТАВЕР ГАДЕНОВИЧ]

Конец.

СКАЗКА О СЛАВНОМ И ХРАБРОМ БОГАТЫРЕ ИЛЬЕ МУРОМЦЕ И СОЛОВЬЕ-РАЗБОЙНИКЕ

С какою охотою читают многие о древних временах, больше любопытные и приятные, нежели полезные и справедливые издания, довольно известно; да и я в скучное время такого рода сочинения читал, но, к крайнему моему сожалению, не нашел там о славном и храбром богатыре Илье Муромце повествования, которое казалось, что тем нужнее прочих, что оный именитый витязь родился у нас, если должно верить тем исправным историкам, которые слышав по преданию от старинных людей, вместилища древности, какую повесть издавали в свет на листках. И так во удовольствие некоторых любителей вознамерился я о сем знаменитом герое написать историю не витийственным, но простым слогом.

В Муромском уезде, в селе Карачарове, жил некоторой крестьянин по имени Иван Тимофеев. После женитьбы его с крестьянскою дочерью Евфросиньею Яковлевою родился сын, которого они весьма любили. Звали его Ильею. Он сидел сиднем тридцать лет, по прошествии коих начал ходить, и такую ощутил в себе силу и твердость, что никто из того села, ни из окрестных мест в том с ним не равнялся. Спустя несколько времени просил он у родителей своих благословения, чтобы они отпустили его в Киев богу помолиться и князю поклониться. Хотя с великою печалию, однако согласились на то его родители, и он получает от них позволение, сделал себе ратную сбрую и оседлал богатырского коня. С сих пор будем мы его величать храбрым воином Ильею Муромцом.

Храбрый воин Илья Муромец стал прощаться с своими родителями, кои на него налагают заклятие, чтобы он не ездил прямо на Чернигов и, будучи в своем пути, не делал никому обид и не проливал бы напрасно христианские крови. Видим мы теперь Илью Муромца, отъезжающего из села Карачарова в Киев. Забвению предано, сколько верст он отъехал от своего селения, как очутился в дремучих и непроходимых лесах. Обитающие в оных лесах разбойники, увидя Илью Муромца, разгорелись сердца их на коня его богатырского и стали между собою сговариваться, чтоб оную у него отнять. Видно, что лошадь его была очень хороша, потому что разбойники никогда, как известно из его истории, не видывали ни в каких местах сановитее и проворнее оной. Не долго думали разбойники, тотчас все согласились отнять у него его богатырского коня. И так стали на него наезжать человек по пяти, по десяти, по двадцати и так далее. Илья Муромец останавливает своего доброго коня, вынимает из колчана калену стрелу, накладывает оную на богатырский лук и пускает под землею, которая стала рвать землю в косую сажень. Разбойники, видя то, пришли в робость и, собравшись в один круг, пали пред Ильею Муромцем на колени, говоря ему следующее: «Храбрый воин, отпусти нашу вину, что мы сомневались напасть на тебя в том намерении, чтобы отнять у тебя твоего доброго коня, и в знак нашего к тебе повиновения и покорности бери ты сколько тебе угодно золота и серебра или цветного платья». Илья Муромец ответствует им: «Добрые молодцы, не надобно мне вашего ничего, я прощаю вас и так, но только с тем, чтобы вы вперед никогда не отваживались разбойничать».

Разбойники приказание его обещались исполнить в точности, а он поехал в намеренной им путь к городу Киеву. Уже подъезжает к Чернигову, как видит под оным стоящих и осаждающих его воинов великое множество, так что исчислить оных трудно, да и почти невозможно. Сие войско, видно было, жестокого народа, потому что оно, осадивши город и опустошивши окрестные места, имело намерение, не щадя ничего, все предать огню и самого воеводу черниговского в полон взять. Илья Муромец хотя весьма ужасался, взирая на бесчисленность оного войска, однако положился по долгом размышлении на власть того, кому поклонялись тогда черниговские жители, и вздумал кончить недавно начатую жизнь свою за веру христианскую. И так въезжает он в самую средину осаждающих воинов, побивает богатырскою своею саблею и копьем булатным всех ему попадающихся; наконец, обращает в бег оставшихся живых и берет в полон самого начальника осаждающей армии, ведет его и многих с ним к городу Чернигову; тогда встречают его все граждане, изъявляя ему ту искреннюю благодарность, которую в их сердцах вселить могла радость, происходящая от освобождения города от осады. Сам воевода черниговский принимает храброго воина Илью Муромца с великою честию в свои великолепные покои, в коих довольствует его всем тем, что ему нравилось. Многие дни происходило в городе Чернигове торжество. Улицы были наполнены множеством граждан, один другого поздравляющих с благополучною победою неприятеля. Везде раздавались радостные крики.

Илья Муромец, препроводи несколько времени в торжествующем Чернигове, паки поехал в намеренной им путь к городу Киеву, прямою от Чернигова дорогою, которую опустошал Соловей-разбойник ровно тридцать лет и не пропускает ни одного ни пешего, ни конного, не предав оного смерти; и сие он делает не оружием, но своим разбойничьим свистом так, что одно слышание его свиста делало каждого человека мертвым. Илья Муромец выехал в чистое поле, увидел следы богатырского коня; и так пускается прямо к дремучим и густым лесам, к илистым и топучим грязям, к калиновым твердым мостам, к реке, называемой Смородина. Соловей-разбойник, предчувствуя свою кончину, не допустил Илью Муромца за двадцать верст до себя, засвистал своим разбойническим свистом, но тем богатырское сердце Ильи Муромца не устрашил. Уже Илья Муромец, не доезжая 10 верст до Соловья-разбойника, слышит вторичный его свист, гораздо прежнего громчайший. Тогда богатырской его конь споткнулся, но Илью Муромца и сие не могло привести в робость. Он продолжал свой путь далее и, наконец, подъезжает к самому жилищу Соловья-разбойника, который громчае час от часу силился свистать, дабы тем умертвить Илью Муромца, однако все сие было тщетно. Илья Муромец видит разбойника, сидящего на двенадцати дубах. Большая его голова, ужасной величины рот, широкие плечи, долгие руки не устрашили нашего героя. Он тотчас снимает с себя тугой лук, накладывает на него каленую стрелу и пускает оную на Соловьиное гнездо. Стрела его попала в самый глаз Соловью-разбойнику, и он, не могши снести такого удара, упал на землю, как сноп.

Илья Муромец берет Соловья-разбойника и, привязав его к стремени булатному, продолжает ехать к городу Киеву. Несколько отъехавши от Соловьиного жилища, видит стоящие на пути великолепного здания палаты. Обширной двор обнесен был вместо заборов железными решетками. Палаты сделаны с великим искусством архитектуры из чистого мрамору с весьма частыми и большими окошками. В трех окошках сидели три дочери Соловья-разбойника. Как скоро стал Илья Муромец подъезжать ближе к палатам, то, увидев его, меньшая дочь сказала другим своим сестрам: «Вон батюшка наш едет с добычею и везет к нам какого-то мужика». Но большая из них сестра, посмотревши гораздо пристальнее и заплакавши, сказала прочим: «Нет не батюшка это наш едет, а какой-то незнакомый богатырь, которой его ведет, привязавши к булатному стремени». И тотчас закричала мужьям своим: «Любезные наши оберегатели нашей жизни, вооружитесь поскорее во всю свою сбрую и бегите на помощь к нашему родителю, исхитьте из варварских рук победителя и не кладите позору на наш род». Тогда мужья их, взявши острые сабли и булатные копья и седши на коней, выезжают к Илье Муромцу с тем намерением, чтобы убить его, а отца избавить. Уже близко съезжаются, как начал им говорит Соловей-разбойник: «Милые мои зятья, не позорьте вы сами себя и не дразните сильного богатыря, чтобы он вас не предал смерти; просите лучше с покорностию, чтобы он посетил наш дом». Затья повиновались тестеву повелению и начали просить Илью Муромца к себе в дом, на что Илья Муромец и согласился, не ведая их злобы. Большая Соловья-разбойника дочь села на воротах с острою саблею, дабы, когда будет Илья Муромец въезжать в вороты, отрубить ему голову. Но намерение ее не имело счастливого окончания, ибо Илья Муромец, увидя ее сидящую на воротах, длинным своим булатным копьем поразил так, что тут же и живот свой скончала; по сей причине Илья Муромец не удостоил своим посещением его дом, а поехал с Соловьем-разбойником в город Киев, где прямо въезжает на княжеский двор и входит в царские чертоги. Тогда киевский князь начал спрашивать его, которою он ехал дорогою? Илья Муромец ответствует ему, что он ехал на Чернигов, побил идолопоклонническое войско, а оттуда поехал прямо дорогою и взял сильного богатыря Соловья-разбойника, которого привез с собою в Киев, привязав к булатному стремени. Князь сие слыша, пришел во гнев и так Илье Муромцу начал говорить: «Как ты меня, дерзновенный, осмелился обманывать?» Случившиеся тогда в Киеве богатыри Алеша Попович и Добрыня Никитич тотчас бросились посмотреть Соловья-разбойника и, увидев, что сказанное Ильею Муромцем есть самая правда, доложили о том в скорости киевскому князю, который захотел послушать разбойнического свисту. Илья Муромец позвал Соловья-разбойника и, обернув князя с княгинею в свою шубу, взял их под мышки, велел ему засвистать вполсвиста; но Соловей-разбойник засвистал во весь разбойничий свист и оглушил богатырей так, что упали они на пол; за что Илья Муромец, взявши за ноги Соловья, ударил об пол и ушиб до смерти, сказав ему: «Вот тебе награда за непослушание твоих повелителей».

Илья Муромец, пожив несколько времени, наконец свел великую дружбу с Добрынею Никитичем, так что и побратался с ним. Они по происшествии нескольких дней, оседлавши своих богатырских коней, поехали гулять в чистые поля, но, ездя ровно три месяца, не нашли себе равного соперника. Пятый месяц уже стал проходить, как увидели они одного прохожего. На нем кафтан был в 50 пуд, шляпа в 9, костыль в 10 сажен. Илья Муромец, увидя такое страшилище, захотел с ним попробовать своей силы и так начал на сего прохожего наезжать, которой, не принимаясь ни за какое оружие, говорил ему следующее: «Доброй молодец и сильной богатырь Илья Муромец, или позабыл ты, как нас дядя Фока, дьячок карачаровской, учил вместе грамоте? Меня зовут Пантелейко Еремеев, или не знаешь ты, что приехал под Киев град богатырь Полкан Полканович и опустошил весь город. Голова у него с пивной котел, глаза, как хлебные чаши, промежду бровьми пядень большого человека, а уши от головы отстоят на величину каленой стрелы. Ест он по быку, а пьет по котлу, и князь того города весьма сожалеет, что ты его оставил в такой крайности». Возгорелось тогда сердце сильного богатыря Ильи Муромца. Он берет платье прохожего, а свое ему отдает, и, нарядясь в страшной такой убор, приезжает в город Киев, и, взошед прямо на княжеский двор, кричит своим богатырским голосом: «Великой князь киевской, сошли мне, прохожему, милостину». Тогда князь так ему сказал: «Поди ко мне, прохожий, в палаты, я тебя накормлю, напою и золотой казны на дорогу дам». Илья Муромец входит в палаты и, став у печи, поглядывает на Полкана, которому на обед по его повелению принесли целого быка, а напиться целой котел. Не мог утерпеть Илья Муромец, чтоб не сказать Полкану: «У моего батюшки была обжорлива кобыла, да не долго нажила — разорвало ее». Полкан на сие весьма рассердился и сказал ему: «О бедняк, мне не хочется с тобою и рук марать; каков был у вас Илья Муромец, я бы и тому показал себя». — «Да вот он каков!» — подхватил тогда Илья Муромец и, взяв с себя шляпу, ударил ею по голове так сильно, что проломил головою стену палат, и расшибленная оная голова осталась живою не более двух минут. Киевский князь Илью Муромца почтил многими дарами. О кончине сего героя неизвестно, почему и не намерен о ней вымышлять. Может быть, после меня и оную кто-нибудь опишет.

[СКАЗКА ОБ ИВАНЕ КРЕСТЬЯНСКОМ СЫНЕ]

В некоей деревне был крестьянин не весьма богатый. И тот крестьянин жил со своею женою три года, а детища у них не было. На четвертое лето жена ево понесла и родила сына, которого и назвали Иваном. Когда Ивану сему минуло пять лет, а ходить он не мог, потому что был сидень, то отец его и мать стали кручинитьца и просили бога, что дал сыну здоровье, ноги. Однако сколько они ни молилися, а сын их не мог ходить и сидел сиднем тридцать лет и три года.

В некое же время пошел крестьянин с своею женою к обедне. И в то же время пришел под окно их избы нищий, и стал у Ивана крестьянского сына просить милостыню. Иван крестьянский сын на то ему сказал: «Я бы подал тебе, подал милостыню, да встать с места не могу». Тогда ему нищий молвил: «Встань и сотвори мне милостыню, ноги твои здоровы». Исцеленный Иван крестьянский сын тотчас встал с места и несказанно обрадовался, что ноги его совсем стали здоровы и невредимы. Он кликнул нищего в избу и накормил. Тогда нищий попросил у него пива напиться, а Иван тотчас пива принес. Однако нищий пива не пил и велел ему всю ендову выпить; а он в том не отрекся и выпил. Тогда нищий спросил его: «Что, Иванушка, много ли ты теперь в себе силы чувствуешь?» — «Очень много», — отвечал ему Иван. «Прости же теперь», — молвил нищий и, проговоря сии слова, стал невидим; а Иван остался в великом удивлении.

Вскоре после того пришел его отец с матерью, и, увидя сына своего здрава, весьма удивились, и стали его спрашивать, как он исцелился от болезни; тогда Иван пересказал обо всем ясно. И старики подумали, что приходил к нему не нищий, а некий святый человек исцелил его от скорби, и начали пировать.

А Иван пошел силу испытывать: вышедши в огород, и взял в руки кол, воткнул в огороде посредине оного и повернул его так сильно, что вся деревня с колом повернулась. После он вошел в избу и начал с стариками своими прощаться, и просить у них благословения. Старики стали плакать горькими слезами и просили его, чтоб он пожил у них хоть малое время. Однако Иван, несмотря на их слезы, сказал им: «Ежели вы меня не отпустите, то я и так у вас уйду». Тогда старики его благословили, и стал Иван крестьянской сын молиться, на все четыре стороны кланяется, с отцом и матерью прощается, и сошел с своего двора.

ПОВЕСТЬ О СИЛЬНОМ БОГАТЫРЕ И СТАРОСЛАВЕНСКОМ КНЯЗЕ ВАСИЛЬИ БОГУСЛАЕВИЧЕ

Жил Богуслай девяносто лет, живучи Богуслай переставился. Оставалось у него малое детище Василей Богуслаевич. Когда он достигнет пятнадцати лет, выходит он на улицу на Рогатицу, играет он не с малыми ребятами, с усатыми и бородатыми: которого из них схватит за руку — у того рука прочь, а кого за голову — головы нет.

От таких его наглых шуток чернь взволновалася. Собираются посадники новогородские, думают крепку думушку; они приходят к его родимой матери и говорят громким голосом: «Ты гой еси, честная жена Амелфа Тимофеевна! Уйми ты свое мило чадо Василья Богуслаевича, чтоб он не ходил на улицу на Рогатицу и не играл бы по-своему: уже наш великой град от его шуток людьми пореже стал». От таких речей честная жена Амелфа Тимофеевна прикручинилась, обещает им управу дать, отпускает она посадников с почестью и призывает к себе свое чадо Василья Богуслаевича. Призвав его, говорит такие речи: «Ох ты, мое чадо милое! Перестань ты ходить на улицу на Рогатицу, полно тебе играть с мужиками новогородскими! Вижу я в тебе силу богатырскую, но ты еще дитя младое; твои шутки неудалые: кого ты схватишь за руку, отрываешь из могучих плеч, а возьмешь за буйну голову, остается она в твоих руках. Скорбят на тебя посадники и мужики новогородские. Когда они на нас подымутся, на кого нам понадеяться? В сиротстве мы с тобой осталися. Хотя твоя сила велика, но стать ли тебе на тысячу? А побиешь ты и тысячу, за тысячью их и сметы нет. Послушай слова доброго: перестань ходить ты на улицу!»

Сие выслушав, Василей Богуслаевич поклоняется своей матушке, честной жене Амелфе Тимофеевне, до сырой земли; поклонившися, он ответ держит: «Государыня ты моя матушка! Не боюсь я посадников, не страшны мне мужики новогородские, а боюсь твоих речей родительских, мне страшно твое слово доброе. Не пойду я уже на улицу; но чем же мне позабавиться, с кем отведати могуча плеча? Не сидеть ты меня породила, недаром мне моя звезда счастливая дала силу богатырскую. Как придет моя пора, укрочу я всех посадников, мне поклонится земля Старославенская и княжество Русское. А теперь я во твоей воле; но прикажи ты мне потешиться: благослови выбрать товарищей, с кем бы было мне слово молвити, с кем отведати мне своей руки. Ты вели мне дать зелена вина и наварить пива пьянова: я дам почесть всему граду и найду чрез то товарищей, чтоб были они на мою руку».

Получа позволение от своей матушки, Василей Богуслаевич выставляет у своего дворца белакаменна, у своих широких ворот, чаны дубовые, наливает в них зелена вина и пива пьяного по края полны; он пускает в них золоты чары, с теми камнями самоцветными, в каждой чаре весу тридцать пуд. Посылает он бирючей (провозвестников) по всем улицам и велит им клич кликати: «Кто хочет пожить весело, кто хочет в красне в хороше походить, тот бы шел к Василью Богуслаевичу на широкой двор, не обсылаючи, но спросясь только с своей силой, понадеявшись на буйну голову!» Бирючи ходят день до вечера, они кличут громким голосом — никто им не вызывается. Сам Василей Богуслаевич смотрит с высока терема в окно косящетое: чаны стоят непочаты, никто к ним не появляется.

Тогда жил-был некто Фома Толстой сын Ременников. Он идет к широкому двору, не обсылаючи, подходит к чанам, не спрашиваючи; он берет золоту чашу: одной рукой поднимает, одним духом выпивает. Увидев то, Василий Богуслаевич бежит с высока терема, не одевшися, без чеботов, за собою он тащит стемляный вяз, и этот вяз свинцом налит сарочинским; он бьет вязом Фому по уху по правому: на Фоме головушка не тряхнется, черны кудри не ворохнутся. Богатырь тому удивляется, а ретиво сердце играет в нем от радости. Обнимает он Фому в белых руках и ведет его в свои теремы златоверхие. Приведши его в свой высок терем, целует во уста, и тут кладут они между собою слово крепкое-богатырское, чтоб быть им братьями, не щадить друг за друга буйных голов, чтобы пити им из одной чары и ести им с одного блюда, носити платье цветное с одного плеча. Потом сажает его за столы дубовые, за скатерти браные, за ествы сахарные: пили-ели, прохлажалися, меж собой забавлялися.

Между тем Василью Богуслаевичу лежит на сердце дума крепкая; он поглядывает в окно косящетое и ждет, не придет ли кто к дубовым чанам, не спрошаючи. Появляется тут вдоль по улице новогородец Потанюшка: он мал собою, невеличек и на одну ногу прихрамывает. Приходит он к дубовым чанам, он бросает вон золоты чары, подымает чан зелена вина одной рукой, выпивает его одним духом досуха. Он, выпивши, разбивает чан о сыру землю, и того чана не осталось ни щепочки. Увидев то Василей Богуслаевич, вспрыгнул он из окна от радости, закричал громким голосом: «Ох, братец мой, Фома Толстой сын Ременников! Пойдем встретить молодца удалова: вон пришел к нам третий брат!» Они схватывают палицы булатные, в которых весу по пятидесяти пуд, бегут с высока терема в широки вороты, прибегают они к Потанюшке, они бьют его в буйну голову: палицы в части разлетаются, а на Потанюшке головушка не тряхнется. Тогда взяли богатыри Потанюшку под белы руки, повели его на широкой двор, на крыльцо красное, во теремы златоверхие. Там они поцеловалися и дали друг другу клятву крепкую, чтобы быти им всем братьями и быти их душам за единую.

Скоро прошел слух по всему граду, что Василей Богуслаевич выбрал богатырей сильных из всей земли Старославенския, что живут они с ним без выходу, что пьют-едят с одново стола, цветно платье с одново плеча. От молвы сей посадники взволновалися, собираются они во теремы тайницкие, начинают большой совет и думу крепкую. Когда все посадники по скамьям уселися, встает тут чуден стар-матер человек, выходит он на средину горницы, на все четыре стороны поклоняется, он поглаживает свою седую бороду, трижды ударяет о пол посохом и начинает слово мудрое: «Вы гой еси, мужи славенские и все посадники новогородские! Не стало князя в нашей области: Богуслай оставил нам мало детище; мы правим всею землею Русскою. Уповаем мы на это детище княженецкое: мы ждем в нем обороны крепкия и управы добрыя, ждем лишь в нем ума зрелого, чтобы поставить его во главу себе. Но сие детище неудалое, пропадает от него земля Славенская, опустеет княжество Русское: Василей Богуслаевич дошел едва ль лет пятинадесят, а уж замыслы его не робяцкие и забавы его не обычныя. Прежде он своими шутками осиротил людей — сметы нет, а теперь прибирает к себе богатырей из всея земли Русския. В чем будет его такова дума? Он хочет нас прибрать во свои руки и владеть нами своей волею. Пропадет наша вся слава добрая! Насмеется нам белой свет, что мы, мудрыя посадники, покорилися малому детищу! Оле нам стыда сего! О вы, посадники могучие! Соберите вы свое единодушие, призовите вы свой крепкой ум! Не детищу нами ругатися, подсечем мы зло в его корени, поколь оно не утолщено! Мы сделаем пир на целой мир: призовем мы на оной Василья Богуслаевича и учнем выпытывать; поднесем мы ему братину вина заморского; буде не станет пить, ин он зло мыслит; буде выпьет, во хмелю он промолвится, и, что есть на сердце, он все выскажет. Коль приметим мы, что не кормилец он земли Славенския, мы сорвем ему голову с могучих плеч. Нас белой свет не осудит в том: не один он роду княжецкого на белой Руси, мы промыслим себе князя по сердцу. Буде ж нет, проживем мы, братцы, и своим умом!»

Сию мудру речь выслушав, посадники с мест своих поднималися, и до пояса они перед Чудином поклонялися. Все сказали они одним голосом: «Быть по твоему, как придумала твоя голова умная!»

На заре потом на утренней, на восходе красна солнышка, в тех теремах тайницких становят столы дубовые, расстилают скатерти браные, готовят ествы сахарные, привозят бадьи зелена вина и пива сыченого, бросаются по гостям торговым, покупают вины заморские, что ни пьяные, и все посадники собираются. Приезжают они в старославенской дворец и приходят к княгине, честной жене Амелфе Тимофеевне с честию: они просят ее в великой Новгород на почестный пир. Им в ответ держит честна жена: «Не мое дело по пирам ходить: погуляла я и натешилась, когда жив был мое солнышко, государь Богуслай, ваш князь. Вы подите к моему чаду милому Василью Богуслаевичу: может он почтит ваш пир своею молодостью». Чего ждали, то и сделалось: идут мужики новогородские к своему княжичу, они просят его с великою честию на свой пир в великой Нов-город. Василей Богуслаевич идет к своей матушке спрошатися, благословляет его княгиня к ним на пир итить, благословляючи наказывает своему чаду милому: «Ты пей, мой друг, — не пропей ума! Мужики новогородские хитры-лихоратливы, обойдут тебя словом лестливым; но ты, когда до похвал дойдет, не хвались ничем у них, лета твои младые, не груби ты ни в чем посадникам». Сие выслушав, Василей Богуслаевич поклоняется своей матушке, что ево надоумила, и идет на пир во Нов-город один одинехонек; оставляет он в дому своих побратенников, Фому и Потанюшку.

Приходит он в Нов-город. Посадники ево встречают на улице, принимают под белы руки, ведут во палаты тайницкие. Там сажают его за столы дубовые в переднем углу. Василей Богуслаевич им за честь поклоняется и не хочет сесть во переднем углу. Посадники его нудят добрым словом: «Садись ты там, чадо княжее: там сиживал твой батюшко, Богуслай, наш князь». За слово сие доброе княжич их послушался: садится он в переднем углу. Ему подносят стопу вина заморскова, он пьет и ест — проклажается, он в полсыта наедается и в полпьяна напивается, он сидит как красная девушка, не молвит он ни одного слова. Уже посадники навеселе, начинают они похвальбу держать. Иной хвалится добрым конем, иной хвалится молодой женой, иной силою и богатством, иной храбростью и мудростию, один лишь Василей Богуслаевич ничем не похваляется. Тут встают с скамьи первые посадники, Чудин да Сатко богатой гость, они громким вопят голосом: «Ты гой еси, наш батюшко, Василей Богуслаевич! Что ты так приуныв сидишь? Что ничем ты не похвалишься?» Им ответ держал младой княжич: «Ох вы, люди почетные, посадники новогородские! Чем перед вами мне похвалитися? Я после государя моево батюшки сиротою остался маленешек, государыня моя матушка во вдовстве живет. Хотя есть у меня золота казна, именье и богатество, — то не я собрал, а мой батюшко. Когда буду я в поре-времени, тогда буду я похвалятися».

Таковым речам посадники удивилися, начали между собою перешептывать. Наливают они братину зелена вина, начинают пить приговаривая: «Кто друг великому Нову-граду и всей земли Славенския, тот пей братину досуха!» Подают они братину Василью Богуслаевичу. Уже нельзя ему было отговоритися: он ее в белы руки принимает и досуха выпивает; и стал он от того навеселе. Тогда посадники опять начинают похвалятися и опять приставать к своему княжичу, для чего он ничем не похвалится. Тогда заиграла в нем хмелинушка, закипела в нем кровь молодецкая, взговорил он им таковы речи: «Ой еси вы, посадники новогородские! Се похвала Василья Богуслаевича, что сидеть ему над землей Славенскою и княжить над Русскою; быть Нову-граду всему за ним; он будет брать пошлины датошныя со всея земли, с лову заячья и гоголиного; все посадники перед ним поклонятся, он принудит всех своею рукою богатырскою!» Выслушав таковы слова, все посадники взволновалися и кричали вопреки ему: «Не бывать за тобой Нову-граду, не сидеть тебе над землею Славенскою и не княжить над Русскою! Не дожив поры, ты похваляешься: не стерпеть того нам, посадникам! Млад еще, незрел твой ум, нам нечего от тебя дожидатися: на утро ты иди из земли нашей; не пойдешь, ин погоним тебя не с честию, потеряешь ты буйну голову!» Им в ответ держал Василей Богуслаевич: «Не боюсь я вас, посадников: собирайте вы всю силу новогородскую, я иду с ней переведаться; не изгнать вам меня из земли Славенския; таки быть за мной всему Нову-граду, а вам, посадникам, у ног моих!» Сказав сие, встает он из-за стола дубового, отдает поклон всем посадникам и идет к своей матушке. Посадники изумилися, дают ему широкой путь. Пропустя его, думу думают, похвальбе его насмехаются, посылают они собрати всю силу новогородскую на улицу на Рогатицу, чтоб убити им своего княжича, разметати его косточки по чисту полю. Они мнят: «Где ратовать с нами малу детищу!»

Ужь на вече бьют в большой колокол, волнуется вся страна Старославенская, собирается рать сильная на одного младого княжича. В то время дошла весть к честной жене Амелфе Тимофеевне, что похвалился ее мило чадо Василей Богуслаевич словами неудалыми, чтоб биться ему со всею силою новогородскою. От того честна жена прикручинилась; она идет со крыльца красного к своему сыну во высок терем, она укоряет его за незрелой ум, что нагрубил он всем посадникам: «Где тебе, вещает она, биться одному противу силы новогородския? Погубил ты меня в старости!» Сказав сие, схватывает его в беремечко и мчит в погреба белы-каменные, задвигает двери засовами железными, засыпает их песками сыпучими, оставляет его тут хмель выспати; а сама идет в свою казнохранильницу, берет она золото блюдо, насыпает на него каменья самоцветного и едет в Великой Новгород ко посадникам. Она кланяется им до пояса, поставляет золото блюдо на дубовой стол, говорит им речи умильные, чтоб простили они ее мило чадо Василья Богуслаевича за слова, что он во хмелю сказал, что нельзя ему стоять противу силы новогородския, ибо леты его младые, чтоб, попомня они Богуслая, своего князя, пощадили его детище.

От сего посадники возгордилися, говорят они своей княгине невежливо: «Поди ты вон, баба старая! Не пойдешь, ин вышлем тебя с нечестию. Нам не надобно злата-серебра, ни каменья самоцветного, дорога нам похвальба Богуслайченкова, нам надобна его буйна голова!» За такое дурно честная жена припечалилась, залилась она горючьми слезы, возвратилась во свой дворец белой-каменной, велела запереть широки ворота, и засела в кручине великой.

На утрей день, лишь просиял белой день, не гуси и лебеди подымаются с великого Ирмера-озера,[104] идет то сила новогородская на улицу на Рогатицу; не вешняя вода тут облелеила, окружили то посадники и мужики новогородские широкой двор Василья Богуслаевича: выбивают они широки ворота из пяты, валятся они на обширной двор.

Тут с ними встретилась девчоночка, чернешенька-малешенька: она шла из избы приспешныя в реку Волхов по воду, на плече у нее коромыслицо, не тяжело и не легкое — всего весу в нем триста пуд. Увидевши то невежество, вскричала она к мужикам и посадникам: «Ох б... вы дети неудалые! Сметь ли бы вам ходить на широкий двор, не спрошаючи? Почивает еще наш батюшко Василей Богуслаевич, а вы сюда греметь пришли! Погоню я вас с широкова двора!» Не дали ей докончить слов, принялись ее колотить в дубины вязовые. За ту шутку девчонка осердилася, бросает она ведры дубовые, берет в руки свое коромыслицо, гонит она их с широка двора на улицу на Рогатицу. Где лишь раз махнет — тамо улица, а в другой хватит — с переулочками. Побивала девчонка тысячу, добивалася она до трех полков. Уже руки ее примахалися, коромыслицо изломалося: бежит она на широкой двор во теремы высокие. Прибежав туда, кричит громким голосом: «Вы гой еси, богатыри могучие! Что вы спите-почиваете? На вашего брата названого нападает вся сила новогородская, уже выломали ворота на широкой двор, приступают к погребам белым-каменным, где почивает Василей Богуслаевич». Ей в ответ сказали Фома Толстой сын Ременников со Потанюшкой: «Не сила то новогородская нападает на нашего брата названого: налетели то комары из болот Каростанских; пусть пробудят они его жужжанием, а не честь будет богатырская нам боронить богатыря от болотных мух. Он прогонит их одним замахом». Сие молвивши, завернули они буйны головы во подушки пуховые.

Между тем Василей Богуслаевич от крика-вопля народного пробуждается: он вскакивает на резвы ноги и потряхается, от того в погребах стены белы-каменны распадаются, железные засовы ломаются, и желты пески рассыпаются; становится он середи двора. То увидев, сила новогородская бросается на него тысячьми. У молодого княжича нет оружия, ни сбруи ратныя. За своим стемляным вязом показалось ему далеко итти, ибо те вязы были у него в высоком тереме: он схватывает ось дубовую необделанную; ею гонит он силу на улицу Рогатицу; побивает он людей тысячи. Не успеют посадники подков наготовиться. Уже вся сила дрогнула, но он гонит их на чисто поле, пригоняет их к быстрой реке, не дает он им развернутися, не внимает он их покорности, молодецка кровь разогрелася, он хочет бить всех наголову.

Узревши то, посадники приуныли все, буйны головы повесили; они бросаются во Новгород, насыпают злата-серебра, каменья самоцветного на златы блюды; идут они в стар-славенск дворец ко честной жене Амелфе Тимофеевне. Они хочут на двор взойти, ан широки ворота заперты. Они выходят на улицу против широка терема, противу окон косящетых, преклоняют они буйны головы ко сырой земле и кричат громким голосом: «Ох ты мать наша, честна жена Амелфа Тимофеевна! Прогневали мы тебя, свою осударыню, и своего княжича, твоего мила чада Василея Богуслаевича: он побил ужь всю силу новогородскую. Упроси ты его словом родительским, чтоб оставил он людей хотя на семена!» Но княгиня, то услышавши, не показала им своих ясных очей, отослала их с нечестием. Она лишь велела им возвестить: «Как вы дело затеяли, так и оканчивайте; я — баба старая, не возьмусь за ваши дела ратные».

Посадники, услышавши свою опалу великую, видят беду неминучую, поспешают они в Новгород. Там жил Старчище Многолетище: воевал он при прежних князьях, побивал он силы ратные, разорял грады крепкие; но когда обуяли его леты древние, не выходил он из теремов своих ровно тридцать лет. К нему припадают посадники и молят его спасти свою отчизну и унять младого княжича. Долго Старчище не слушал их, однако на кручину их умиляется. Поднимается с дубовой скамьи, идет он на сборной двор; там снимает он с веча большой колокол, которой колокол шестисот пуд; надевает оной на буйну свою голову вместо шапочки. Оттоле шествует во чисто поле, к той быстрой реке, где Василей Богуслаевич остальную рать доколачивал. Он, подшед к нему, закричал громким голосом: «Ты гой еси, Богуслаев сын! Не за свои ты шутки принимаешься: перестань шалить при старом муже!» От таких речей молодой витязь прогневляется, набегает он на Старчища Многолетища, бьет рукой крепко во тяжел колокол. Красная медь рассыпается, присядает старой муж к сырой земле, он молит-просит пощады своей: «Ох ты, сильной-могуч богатырь! Не чаял я такой силы в твоей младости! Я живу на свете сто лет и двадесять, не видал я себе спорника и поборника: днесь пропала моя слава богатырская, победил меня младой юноша. Не убивай ты меня до смерти: много я служил Славенской земле, ты дай мне жизнь на вспокаянье». Убивать его Василей Богуслаевич не держал ни в уме в разуме, а хотел ему лишь острастку дать. Поднимает он его от сырой земли, обнимает ево в белых руках и отпустил домой с честию.

В ту пору, познав посадники свою беду неубежную и завидев гибель скорую, бросаются в Новгород, во теремы тайницкие, они пишут крепки записи, чтоб быть Василью Богуслаевичу князем над всем Новым-градом, землей Славенскою и Русскою, брать пошлины, каки он хочет, и владеть ему своею волею. Написав ту запись крепкую, идут они ко дворцу Василья Богуслаевича, умоляют его названных братьев Фому Ременникова со Потанею, чтобы шли они упросить своего князя перестать проливать кровь славенскую, пощадити своих подданных и оставити людей хотя на семена.

На просьбу их богатыри преклонилися, бросают они вязы стемляные, кои держали наготове в руках своих, буде бы ослабел в рати братень их. Они идут в поле со посадники; не дошед к месту побоища, кладут на голову запись крепкую и кричат громким голосом: «Здравствуй, батюшко наш, славенской князь Василей Богуслаевич! Перестань губить свою отчину: покорилась тебе земля Славенская и все княжество Русское! Преклонились к ногам твоим все посадники: вот их запись крепкая, чтоб владеть тебе по своей воле над всем Великим Новым-градом со всеми землями и областьми!» Они, сказав сие, со всеми посадники у ног его повалилися.

Тут Василей Богуслаевич укротил свой сильной гнев. Он простил и пожаловал всех, кто остался от побоища. Он владел над Новым-градом с мудростью и милостью. Никто не смел на него поднятися, все соседи дальние присылали к нему мирных послов со дары многими. Вся чудь платила ему дани со верностью. Он не держал рати многия: его рать была в его братенниках Фоме и Потанюшке. Созывал он богатырей и витязей со всего света белого, с кем бы силы опроведати; но не выискалось ему спорника ни противоборника. Он княжил леты многие, проживал годы мирные. Не оставил он по себе роду-племени, лишь оставил он свой стемляной вяз на память Великому Нову-граду.

В. Н. ТАТИШЕВ

В. А. ЛЕВШИН

А. Н. РАДИЩЕВ

ПУТЕВЫЕ ЗАПИСКИ АНГЛИЧАНИНА

ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ «СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»

Г. Р. ДЕРЖАВИН