Быть или казаться

Глава 20

Виктория Абилхакимова, врач-интерн 7го курса медицинского университета имени Асфендиярова, Алматы, Республика Казахстан.

— Как будет выглядеть операция? — дед, похоже, считает себя хозяином положения.

Ну не с врачом же. Идиот.

— Никак, — спокойно пожимаю плечами, удивлённо подвигав бровями. — Операция никак не будет выглядеть до тех пор, пока мы с тобой не пропишем адекватные отношения в этой ситуации.

— А ты сейчас хорошо подумал, что сказал? — Видимо, он не ожидал такого ответа, потому что невозмутимостью от него сейчас и не пахнет.

— Я всегда хорошо думаю перед тем, как говорить. Плюс, в отличие от тебя, я профессионально знаю, как работают психика и мыслительные процессы. Если я что-то сказал, так оно и есть.

Стараюсь ничуть не кривить душой (особенно с поправкой на то, что местная техника является часто импровизированным детектором лжи, ещё и на расстоянии).

Сознание вернулось ко мне только что в абсолютно пустой комнате, если не считать стульев вдоль стен и подобия больничной кушетки, на которую меня и положили.

Друга Хвана рядом не наблюдается. Руки-ноги не связаны, что с другой стороны уже однозначный позитив.

Рядом с дедом — всего лишь один охранник. По ощущениям как боец — мне не соперник (слишком закачан. Но кто ж ему даст меня обнимать, а в руках врача даже худосочный кулак Щукина — вполне себе норм).

— Нам нужно поговорить, — после небольшой паузы напряжённо говорит старик. — На тебе нет ни одного нейро гаджета. На тебе нет никаких следов их установки. Как ты собирался оперировать?

— Мужик, сразу точки над і; давай я сэкономлю тебе время. Какие у тебя рычаги давления на меня, с твоей точки зрения? Прямо здесь и в этот момент?

— Боль и жизнь, — он многозначительно ухмыляется.

— Неа, — если бы я была в своём старом теле, сейчас бы взмахнула волосами.

Блин, у мужиков даже жесты какие-то убогие — ни тебе длинных волос, ни ресниц. Какая может быть к чёрту выразительность жестов?

— Ты переоцениваешь свою примитивную механику. С чего взял, что за свою шкурку я буду трястись больше, чем за чувство собственного достоинства? Или за гордость? За самоуважение? — о, кажется, до него начинает доходить. — Мужик, ты очень веришь в чужой инстинкт самосохранения у незнакомого тебе человека, и ничего не знаешь о религии. Веришь мне?

— Хорошо, тогда остаётся только боль, — дед быстро вносит коррективы. — Тоже способ.

— А её ты переоцениваешь уже по отношению к профессиональному врачу. — сажусь из положения лёжа на кушетке и пожимаю плечами. — Ещё ты недооцениваешь роли времени, забыв о своём пациенте. Впрочем, кажется, живым тебе этот пациент несильно и нужен, да?

— О чём ты?

Хорошо, что дед в возрасте. Когда после сорокета спадает каскадно тестостерон в крови, у мужиков исчезают лишние и ненужные вибрации, а рассудительности и осмотрительности наоборот добавляется.

Чистая химия и никакой магии.

Охранник рядом с ним наоборот настроен броситься на меня, но старик останавливает его жестом ладони.

— Что ты знаешь об инфаркте? — пользуясь возможностью, сгибаюсь в поясе и почёсываю левую щиколотку, проверяя состояние организма.

Ух ты, ребро тьфу-тьфу. Приятный бонус. Если намечается месиво, как минимум не потеряю в подвижности.

— Это отказ сердца?

— Да. Если конкретно в вашем случае — то одна из артерий, снабжающих сердце, закупорена тромбом. Что случается с той частью организма, к которой нарушена подача крови?

— Отмирает? — предполагает он.

— Да. И сердце — не исключение. Та его часть, что осталась без крови, начинает умирать. Если эта часть совсем небольшая, то и бог с ней: есть же куча людей, перенесших инфаркт на ногах? И узнавших о нём постфактум?

— А если отмирает часть сердца побольше…

—… то готовься сливать воду. И вот теперь у меня встречный вопрос к тебе: ты уверен, что я прям очень сильно боюсь боли? И вы однозначно успеете меня "уговорить" до того, как процессы в вашем чуваке станут необратимыми? Или я прав? И живым он вам тупо не нужен?

— Ты играешь очень рискованную партию, заду…

— Не я начал первым. И потом, мужик, ты ж уже торгуешься. Не заметил? Я врач, не грузчик из гипера. Если не хочешь выглядеть идиотом в глазах другого человека — вначале вникай, кто из вас двоих лучше шарит в твоей собственной психике.

— Совет так себе. — Дед типа зевает, но его выдают стригущие глаза.

— Если откровенно, у нас нет негатива либо вражды в твой адрес, — вдруг прорезается охранник.

Ух ты. Мне, конечно, было понятно, что всё это здесь не так просто (взгляд, мимика, откровенная нефункциональность его закачанного тела), но не думала, что он может деда перебить (оказывается, может).

Последний смотрит на своего более молодого спутника с явным неодобрением, но больше никак не реагирует.

— Мы должны были исключить пронос неконтролируемого нейро-функционала сюда внутрь, — продолжает парняга.

Вроде как извиняется.

— Ну как, исключили? — даже не собираюсь удерживаться от сарказма (баба я или нет? Тело Щукина не в счёт).

— Ты чистый. Твой товарищ нет, им сейчас занимаются. Пока просто обследование.

— Если с его головы хоть волос!.. лучше скажите мне прямо сейчас, — честно предупреждаю. — Сэкономим друг другу время.

— Ты очень неосмотрителен, — вроде бы с грустью констатирует старик. — Просто провоцируешь меня сверх всякой меры.

— Батя, не пыли. За вашего типа, у которого инфаркт, ты сейчас трясёшься гораздо больше, чем за своё реноме даже в собственных глазах. А на аукционе присутствовали мы оба — и у тебя просто нет вариантов кроме меня. Я это понимаю; теперь ты знаешь, что понимаю. Хочешь поговорить о еже и голом заде?

— Как бы ты оперировал, если бы мы договорились? — парняга, кажется, более конструктивен.

— У нас с собой робот. Технически им управляет мой напарник, инженер по медтехнике — он. Оперировал бы через команды ему.

— А ты тогда кто, если роботом управляет он?

— А я — мозг, который в своё время доучился до диплома врача. Роботом-то он управляет, только о хирургии знает меньше тебя.

Они переглядываются.

— Как можно гарантировать успех при таком разделении? — в голосе культуриста не сквозит больше ничего, кроме собранности и деловитости.

— Заново. Мой напарник знает, как. Я знаю, что. Лицензия на робота есть, — пожимаю плечами, окончательно успокаиваясь. — Как-то раньше же мы с ним управлялись?

Надеюсь, у них нет быстрого доступа к базе Лоу, чтобы проверить время выдачи лицензии.

С другой стороны, даже сегодняшняя дата не влияет: за последние сутки робот сделал целых три весьма разных операции, все успешно; и в кормильце я уверена на все сто процентов.

А когда врач искренне верит в свои слова, это совсем другая энергетика. Пациенты чувствуют с половины пинка.

— Ты сможешь оперировать один?

— Не возьмусь. Объяснить почему?

— Нет. — Это дед, неприязненно.

— Да, — это качок.

— Ну вы хотя бы о ролях договорились перед тем, как спектакль устраивать, пф-ф! Ловите. Во-вторых, работать надо будет быстро и точно. Я пока адаптирован только под одного партнёра в роли оператора робота, это Хван. Вы понимаете чем чревата операция, в которой хирург сражается ещё и с окружением, помимо болячки?

— Да, — в этот раз в один голос. — Что первое?

— Мой противовес вашему долбо*бизму — жизнь вашего пациента. Если выбирать между ним и Хваном, я выберу Хвана. Отсюда логично предложение, — блин, в своём женском исполнении мой саркастический взгляд выглядел бы сейчас гораздо эффективнее.

— Говори.

— Не делайте так, чтобы я выбирал — Хван или ваш пациент.

— Мы не закончили проверять нейро профиль твоего напарника, — вроде как охранник окончательно берёт бразды правления разговором свои руки.

Агрессивностью от него и не пахнет.

Дедуля при этом недовольно отворачивается.

— Чем дольше проверяете Хвана, тем позже возьмёмся за вашего пациента, — пожимаю плечами. — Слушай, молодой. Ты кажешься более адекватным…

— А он что? — здоровяк кивает в сторону деда.

— Старик рядом с тобой больше озабочен какими-то личными комплексами, не здоровьем больного.

— А я? — парняга, постоянно перебивая, и не думает скрывать своего интереса.

— Тебе на себя наоборот наплевать. В том плане, что тебе начхать, что я о тебе подумаю — и буду или нет тебя бояться дробь уважать. Но тебе совсем не наплевать, выживет ли пациент. В отличие от, — красноречиво указываю взглядом на его напарника.

— И?

— У вас есть нейро-расширения, которые измеряют достоверность моего текста?

Вместо ответа он молча подходит и берёт мою ладонь в свою.

— Почему не можете таким же образом проверить Хвана? — смотрю ему глаза в глаза, сжимая пальцы покрепче. — К чему была вся эта акробатика?

— Твой Хван обвешан нейро-продуктами, как… кхм. И качество их высокое — нет времени и гарантии при опросе.

— Окей, слушай тогда меня. Мы о вас знать ничего не знаем. У нас нет никаких интересов внутри вашей организации, кроме взаимовыгодного заработка. Лично я о вашем существовании узнал вот только что, из онлайн-аукциона. Задавайте любые вопросы.

— Есть что-либо, о чём ты сейчас умолчал? — мелким бесом прорезается дед, тоже подходя вплотную. — Как гарантировать, что после твоей операции не останется нейрозакладок в пациенте?

— Нет на первый вопрос. На второй: понятия не имею, о чём ты сейчас вообще. Подозреваю, что знает мой напарник, но его рядом нет.

Они снова переглядываются.

Сжимаю руку качка сильнее, возвращая его внимание:

— У вашего родственника вот-вот откажет мотор, уже начал отмирать — некроз же. Я всего лишь пришёл исправить этот момент. Знаю, как; и хочу за это денег.

— Сколько?

— Столько, сколько была ваша последняя ставка на аукционе.

Старик начинает открывать рот.

— Хочешь поторговаться? — не выпуская руки культуриста из рукопожатия, смотрю на невысокого деда сверху вниз.

— Почему твоя сумма стоит по верхней планке? На аукционе мы предлагали эту ставку проверенной и известной клинике, а ты — ноунейм.

— Во-первых, у меня есть сертифицированный здесь хирургический робот, в отличие от вашей известной клиники. Получается, как минимум государство не считает меня ноунеймом. Во-вторых, я же не прошу предоплаты, как они?

Опять переглядываются.

Снова удерживаю руку качка:

— Вначале — работаем. Затем — тесты по итогам работы, делайте, какие хотите. У вас же и экэгэ, и прочий фарш под рукой.

— Потом?

— Потом наблюдаем. Если всё нормально — рассчитаетесь.

— А ты не боишься нашей неаккуратности в финансах? Оказанная услуга не стоит ничего.

— А у вас что, этот больной — первый и последний в жизни? И вы больше не боитесь проиграть очередной медицинский аукцион? — ну и как тут не фыркнуть. — Если вы раз и навсегда решили отрезать себе дорогу к медицине на этой планете, вы будете на верном пути.

— Почему так уверен?

— На аукционе есть закрытый для клиентов раздел, он только для исполнителей. Перед тем, как ехать к вам, Хван оставил закладку, куда мы едем. После того, как исчезнем, все врачи возьмут на заметку вашу весёлую контору.

— Вы же не члены "профсоюза"?

Интересно, а что у них тут за профсоюз медиков? Впрочем, для правильного ответа это знать не обязательно.

— А какая разница? — да что ж он так из рук-то рвётся, сам ведь поначалу хотел меня за ладонь подержать. — Наши с ними внутренние конфликты не касаются того, что на вашей территории может исчезнуть добропорядочная хирургическая бригада.

ДжоЧже вошёл в импровизированную операционную, пошатываясь.

— Привет! — буднично бросил через плечо Щукин, порхая вокруг подобия операционного стола. — Как ты себя чувствуешь? Сейчас работать надо будет.

— Чувствую себя на тройку, но работе не помешает, — честно ответил Хван.

— Точно не помешает? Иди сюда, давление тебе померяю: не нравишься ты мне.

— Не надо ничего мерить. После инфры это я ещё нормально себя чувствую.

Азиат вышел на середину комнаты, присел возле своего робота прямо на пол и принялся его распаковывать.

— Что за инфра? — Щукин не отрывался от пациента.

Интересно, чем он там занят?

Пара охранников, остановившись у входа и не входя вовнутрь, настороженно наблюдали за происходящим.

— Инфразвук в сцепке с вихревыми токами. Очень неприятные ощущения, если на тебе есть нейро-расширения. — Кореец решил философски относиться к тому, что его новый товарищ в технике ну совсем не ориентируется.

— У меня были такие впечатления, как будто сознание просто отключили. Тумблером снаружи, — на секунду замерев, поделился Щукин.

— У тебя же нет нейро-гаджетов или действующих установок, — вздохнул ДжоЧже. — Значит, не будет и отходняка. Что делаем по операции?

— Тебе не всё ли равно? — сварливо проворчал русский со своего места. — Или ты в этом что-то понимаешь?

— Стоп. Доктор, ответьте громче и вслух пожалуйста.

Хван, не прекращая снаряжать технику, рефлекторно оглянулся на звук.

В дверях стоял здоровенный детина, смутно напоминающей одного из членов совета директоров местной организации.

— Окей. Аортокоронарное шунтирование на работающем сердце начинается с обеспечения доступа к месту проведения операции — послойно разрезается кожа, подкожные слои, мышцы. — Щукин разом повзрослел и превратился в ментора, как всегда в такие моменты.

— Это делаете вы или робот?

— Технически — робот. Но он только режет, даже места не выбирает сам.

— Потом? В чём суть вмешательства?

— Трансплантат, он же шунт — это здоровый участок вены или артерии…

— У вас есть с собой протез? — быстро среагировал громила. — Синтез? Какое поколение, какой производитель?

— Шутите? Зачем синтетика?! Забирается из грудной клетки пациента или его конечности! Бедро там, голень.

— Хм. Ладно… Как кровообращение в процессе будет обеспечиваться? Ваш аппарат что, поддерживает его искусственно?

В этом месте Хвану стало интересно и страшно: все функции своего робота он знал напамять. Ничего, подходящего в этом случае, навскидку в голову не приходило.

— А мы не будем останавливать сердце, — покачал головой Виктор. — Обычно для операции на работающем сердце применяется специальное оборудование, позволяющее стабилизировать миокард в месте формирования анастомоза. Один конец здорового сосуда подшивается к аорте, другой — к коронарной артерии ниже стенозированного или суженного участка. Затем восстанавливается полная работа сердца, рана ушивается, пациента переводят в отделение реанимации. — Он вопросительно взглянул на собеседника. — Вы же сказали, реанимация — не наша головная боль?

— У них стандартный реанимационный блок есть, — проворчал кореец, заканчивая свою часть работы по подготовке техники. — Они его не светят, но он у них в рабочем состоянии.

От здоровяка пахнуло какой-то опасной эмоцией, хотя вслух ничего сказано не было.

— А что? В разделе запчастей и комплектации вы таритесь регулярно, — азиат поторопился объясниться, не дожидаясь расспросов. — Расходники обновляете чуть не раз в две недели, с одного и того же акка! Я — хороший инженер…

— И весьма внимательный! — хохотнул Щукин невпопад.

— По шунтированию понятно. А что с тромбом? — сын члена совета директоров, кажется, вернулся в нормальное русло.

— Ещё проще. В процессе операции сделаем небольшой надрез в месте закупорки сосуда. Потом через него введём специальный инструмент, катетер. Затем с помощью катетера выведем тромб.

— И всё? — похоже, здоровяк очень нервничал, хотя и старался этого не показывать.

— После выведения тромба разрез зашивается, а на оперированный участок накладывается эластичная повязка. Всё, — уверенно завершил Щукин. — В принципе, мы готовы. Начинаем?

Там же, через некоторое время.

Хван местами удивлялся невозмутимости Щукина в такие моменты.

А с другой стороны, русский имел какое-то фундаментальное образование по медицине: возможно, просто на уровне навыка знал физику процесса. Оттого и не нервничал.

— Всё нормально? — ДжоЧже видел телеметрию робота, по этой части всё было в порядке.

Но он никак не мог оценить состояние пациента.

— Да, всё штатно, — кивнул товарищ, сосредоточенно наблюдая за последними штрихами в исполнении машины. — Техника — зверь. Просто новая эра, никакого субъективного фактора… Эх-х.

— Ты этого вслух больше нигде не говори, — развеселился кореец. — Как и всякая техника, хирургические роботы тоже способны косячить, поверь!

— Расскажи? — русский переместился вокруг кушетки так, чтобы видеть напарника.

— Плохая профилактика. Плохой софт. Подсевший нейро шлюз. — Хван пожал плечами. — Я два дня могу рассказывать.

— А в чём будет выражаться погрешность? — Щукин обеспокоился с опозданием. — Вот нашему я где и что указал — он то и там и делает. А в чём он в принципе может ошибаться?

— Анестезия — раз, — ДжоЧже развеселился при виде откровенно напрягшегося русского. — Дальше — затыки с разрезами, они вообще на первом месте.

— Упс…

— Ага. Не та глубина, смещение по разметке, не та ширина, — корейцу становилось всё веселее от вытягивающегося напарника.

— Хуясе. — Коротко уронил Щукин после десяти секунд молчания.

— Но ты не парься, я за всем этим слежу. Это если оператор и врач в одном лице — вот тут возможны варианты. А у нас есть именно что хороший инженер, у которого эти вопросы в приоритете. — Хван на всякий случай решил успокоить товарища. — И потом, оно редко бывает так, чтоб ничего упредить нельзя было. Вначале же баги начинают в тревожном окошке всплывать.

— А где это окошко?

Щукин сейчас производил впечатление отца семейства, которого обокрала тщательно скрываемая любовница, но понял он это только через три дня.

— У меня в интерфейсе, не у тебя, — ДжоЧже взглядом на голографический блок под своей правой ладонью. — Да расслабься ты! Дома объясню детали! Нечего здесь волноваться. В смысле, не именно здесь в здании, а вообще по этому поводу.

Двери в помещение открылись и внутрь вошел давешний здоровяк. Неразлучные с ним охранники перегрузили прооперированного на транспортёр и, не говоря ни слова, исчезли.

— Чаю дадите? — как ни в чём ни бывало, наивно взглянул на хозяина русский. — Пока реанимация будет час анализировать, я бы чаю попил. Если дадите.

Интересно, он и есть такой непосредственный, подумал Хван. Или это тоже часть какого-то плана?

— Пойдёмте. — Сдержанно кивнул представитель хозяев. — Следуйте за мной.

Там же. Одно из помещений следующего этажа.

—… если есть претензии, я бы предложил их обсудить прямо сейчас. — Виктор, абсолютно не стесняясь, закинул ногу на ногу и пил чашку за чашкой.

ДжоЧже про себя подумал, что русский просто не понимает финансовой стоимости стоящего на столе. Лично у него, в отличие от товарища, расслабиться подобным образом не получилось.

— По работе медика не всегда можно предъявить претензии сразу, — рассудительно ответил здоровяк, представлявший хозяев.

— Вы сейчас не путайте хирургию и послеоперационную адаптацию, — поморщился Щукин. — Как и вашу реанимацию, за которую отвечаете тоже вы! Но ладно, с поправкой на уникальные обстоятельства, не буду спорить.

— Вы сейчас какие обстоятельства имеете в виду? — вежливо поинтересовался сын пациента.

— Отсутствие медицины, как класса в обществе, и отсутствие независимой экспертной базы, — русский, не комплексуя, махнул очередную порцию горячего и ароматного напитка из большого заварочного чайника в свою чашку.

— А это здесь причём? — подал голос кореец, будучи не в силах молча наблюдать простоту, граничащую с тем самым воровством.

— Если бы у вас были конкурирующие между собой клиники, можно было бы позвать эксперта со стороны, — ответил напарник. — "Вот анализы до операции. Вот параметры после. Вот сам пациент, вот диагностическое оборудование. Уважаемый независимый эксперт, прокомментируйте, пожалуйста?". Как-то так.¹

— У нас есть проблемы с расчётом? — ДжоЧже, стесняясь неуемного аппетита своего напарника, сделал над собой усилие и перешёл к самому главному вопросу.

— Нет, — односложно бросил громила. — Вам на какой счёт?

— Упс. — Русский повернулся к другу. — Сможешь принять половину себе?

— Без вопросов, — сдержанно кивнул Хван.

Окончательные финансовые условия с заказчиками Щукин обсуждал без него. У них двоих, конечно, был план. Но бог его знает, как товарищу удалось его соблюсти — при таком-то приёме.

Представитель хозяев выбил короткую дробь на виртуальной клавиатуре своего гаджета.

Концентратор корейца легонько уколол запястье, сигнализируя о поступлении информации со смартфона.

ДжоЧже не сдержался и врубил внутренний интерфейс. Посмотрел на цифру. Помолчал, прикрыл глаза, снова посмотрел.

— Вопросов больше не имею, — озвучил он вслух. — Если есть вопросы ко мне, я в вашем распоряжении.

— Хорошего врача деревня всегда прокормит, — хихикнул Щукин, от которого не укрылись метаморфозы мимики напарника. — Вы помните о курсе антибиотиков? — стирая улыбку с лица, он повернулся к здоровяку.

— Да. Это не ваша забота, мы договорились.

— Такой момент. А я могу вторую половину оплаты у вас забрать препаратами? Хотя бы пару-тройку групп?

Хван опустил голову и закрыл лицо рукой: похоже, настоящий стыд за товарища был ещё впереди.

— Прошу прощения? — громила, явно читающий со своего экрана отчёт реанимационной капсулы, озадаченно уставился на врача.

— Дисконт один к полутора, из второй половины оплаты вычитаете полуторную стоимость рыночной цены антибиотиков. — Похоже, понятий неловкости и психологического дискомфорта для русского не существовало.

К удивлению корейца, хозяин всерьёз задумался:

— А кому и каким образом вы планируете их назначать?

Видимо, местный тоже решил побыть простым, как старая стелька.

— Кому: сейчас в списке два человека. Вам точно нужны имена? — смутить Щукина оказалось непросто, по крайней мере, в части его профессиональной темы.

На противоположном краю стола отрицательно покачали головой:

— Я больше о том, кто у вас… ай, ладно.

— Каким образом: исходя из клинической картины, бакпосева крови, кое-каких других комплексных анализов. Вообще, есть стандартные протоколы. Начать их вам пересказывать напамять? — Виктор небрежно заглотил чая ещё на полтора десятка монет.

— Бля, — вырвалось у Хвана.

С одной стороны, друг смотрелся эдаким красавчиком-профи, вежливо спустившимся до уровня дилетанта собеседника.

С другой стороны, самому корейцу хотелось провалиться сквозь землю.

— Завязывай со своей тонкой душевной организацией, — заржал Щукин, выслушав на улице длинный перечень претензий товарища.

— Ты серьёзно? — сжав губы в узкую полоску, спокойно ответил кореец.

— Окей, давай объясню на примере. Что лучше? Покраснеть мысленно сейчас пять минут — но получить возможности для спасения нескольких человек? — Виктор похлопал по большой сумке с лекарствами. — Или, как ты говоришь, соблюдать правила вежливости? А вечером рыдать крокодильими слезами, когда лично тебя начнёт штырить насмерть? А мне нечем будет делать ни терапию, ни смену терапии?

— Беру слова обратно. — Хван коротко кивнул через пять секунд тишины. — Какой дальше план?

— План нам с тобой только предстои-и-ит выработать, — потянулся Щукин. — Щ-щас едем ко мне и начинаем капать тебя. Попутно всё и обсудим, а то у меня миллион вопросов появился. И идей.

— Меня твои идеи пугают.

— Пока же сбоя не было, — легкомысленно пожал плечами товарищ. — Да расслабься ты! Нормально же всё идёт!

— Молний, кажется, ты решил не считать? Как и кое-кого из полиции?

Русский ничего не ответил, погрузившись в какие-то свои размышления.

ДжоЧже после некоторой паузы тоже озадачился: антибиотики, которые ему сейчас будут капать, Виктор купил за свои. О стоимости не заикался, использовать собирался без каких-либо оговорок.

Интересно, что бы это значило?

Примечание.

¹ ГГ несколько лукавит. Вследствие профессиональной этики, вряд ли какой-либо профессиональный врач будет открыто критиковать любую работу своего предшественника.

Сэм, наплевав на условности, заперся в кабинете и поставил из ящика стола на столешницу почти полную бутылку.

Вопреки стереотипам, употребить алкоголь обязательно он не собирался — так как чудесно понимал все последствия. Но сам факт потенциального источника релакса под рукой настраивал его на конструктивный лад и снижал стресс одним своим наличием.

Долбаный Моралес не просто выбрался из участка живым, а в итоге предсказуемо оказался наверху иерархии Молний. Уркидес, приземлившись на четыре лапы несмотря ни на что, тоже вполне себе здравствовал.

Информация была свежей и достоверной, поскольку после совещания бригадиров круги по воде расходились во все стороны — эту новость вовсю обсуждали в бригадах, в том числе в чатах и пабликах.

Раздался звонок.

Вздохнув, Дьёрк активировал камеру и тяжело уставился в экран:

— Да?

— Привет. — Как ни в чём ни бывало, произнесла голограмма Моралеса. — Сэм? Я верю, что ты меня узнаешь, да?

— Да. Можно без прелюдий.

— Как думаешь, какое у меня сейчас самое первое желание?

— Я уже ошибся по поводу одного твоего желания, — детектив изобразил подобие улыбки. — Уркидес вполне себе жив-здоров.

— Отняв жизнь соратника, даже такого плохого, я не обязательно сделаю свою счастливее, — возразил бывший бригадир. — Управление людьми — прежде всего хладнокровие, Сэм Дьёрк. Если испаноговорящие начнут без оглядки резать друг друга, выиграют от этого, как обычно, только гринго. Ты же не считаешь нас идиотами?

— Я удивлён такой рассудительности, — коп отстраненно пожал плечами и всё же набулькал в стакан на два пальца.

Отсалютовав собеседнику в воздухе, пить он, тем не менее, не стал.

— Сэм, я чего звоню-то… Я оценил эпичность твоей подставы меня с этим длинным и худым русским. Кстати, я чуть не сыграл в ящик!

Оба тактично промолчали насчёт того, что Сэм был в числе проводивших допрос (на самом деле, очень жёсткий допрос, который в процессуальных документах называется совсем другим словом).

— Рад, что ты снова в строю, — сострил полицейский, опуская нетронутый стакан на стол.

— Буду краток. Сэм, договорённости между тобой и нами в силе? Или Молнии могут вычеркивать тебя из списка друзей?

Дьёрк задумался.

С одной стороны, "дружба" с Молниями — это деньги. И если Моралес готов начать с чистого листа, зачем от них отказываться?

С другой стороны, наивно полагать инцидент закрытым. Но даже если будут попытки отомстить, о них можно поразмышлять и потом.

— Я рад, что ты понимаешь: я ничего не имею против Молний в целом. — Твёрдо сказал коп, уверенно глядя в камеру. — Если ты сейчас говоришь от имени организации, а не от себя лично, я не вижу смысла разрывать контракт. Добавлю. Лично против тебя ничего не имею; случившееся в участке — результат ваших внутренних тёрок.

— Десять штук, Сэм. Десятку лично мне, в качестве твоего реверанса.

Полицейский удивлённо раскрыл глаза и ничего не сказал.

— Поясняю, — продолжил тем временем латинос. — Твой "оклад" от нас неприкосновенен и остаётся на месте. Как и все разовые подработки. Ты же сам только что сказал, недоразумение — только между нами? Не между конторами?

— Говори дальше.

— Я потрачу твои деньги на медицину и реабилитацию. Поскольку меня подстрелили вы, в участке. Справедливо?

— У тебя закончились деньги на самого себя? — сострил Дьёрк.

— Ты не путай свою работу — и мои деньги, — серьёзно ответил Моралес. — Если мы с тобой строим какие-то отношения, то давай и за косяки отвечать? А если у тебя одни права, а у меня одни обязанности — то мне не о чем с тобой говорить дальше.

— Надо было тебя дострелить в участке, — сказал Сэм задумчиво.

— Да. В этом случае нашего с тобой разговора бы не было, — не меняя выражения лица, кивнул собеседник. — Хочешь взгляд с другой стороны?

— Валяй, — со слабым интересом кивнул полицейский.

— Ты получил от Молний заказ. Этот заказ принял. Но не смог выполнить, раз я до сих пор живой, согласен?

— Хм. С такой точки зрения я и не додумался посмотреть, гы-гы.

— Ну так сейчас подумай… Как ни крути, но заказ Уркидеса ты выполнить не смог. Ты согласен, что у Молний есть основания считать тебя не самым надёжным партнёром? Если ты проваливаешь договорённости с первым лицом организации?

Впечатлённый Дьёрк даже не нашёлся, что ответить. Только молча кивнул.

По-хорошему, десятка — деньги небольшие. Сами Молнии их и выплатят обратно, причём достаточно быстро.

— Я рад, что мы друг друга поняли, — нейтрально кивнул Моралес. — Ладно, подробности потом. Мне чуть-чуть нехорошо после вашего гостеприимства.

Чуть позже.

— Сэм, а, Сэм? — голограмма Уркидеса, в отличие от его предшественника, излучала не спокойствие, а откровенное злорадство.

— Ух ты. У вас этот телефон что, переходит из рук в руки?! Мы же вот недавно разговаривали?

— Не со мной, Сэм. Ты говорил с Диего.

— А у вас что, опять смена власти?! Хе-хе, ну и как с вами вообще договариваться?

— А ты не хочешь отчитаться по предыдущему вопросу? Деньги ты взял, задачу принял. Как вышло, что Моралес припёрся сюда через несколько часов? Целый и невредимый?

— Что с ним в итоге?

— Умер только что. Жар, судороги, сыпь. Кажется, ваш доктор рекомендовал какие-то препараты, от которых Диего отказался.

— Ничего себе… Это теперь ты, старый добряк Уркидес, обратно в своём кресле? — пробормотал коп.

— Ага. Я в нём: дураку ничто не впрок. Я сейчас о Моралесе.

Дьёрк мысленно похвалил себя за выдержку: инцидент, похоже, рассасывается. Деньги теперь тоже можно не отдавать, поскольку некому.

— Карлос, а зачем ты мне звонишь? Ты веришь, что я честно пытался кончить твоего резвого бригадира? — Дьёрка прорвало. — Да, я не справился! Накладки случаются… Но какого чёрта вы по очереди звоните мне целый день? Чего вы в итоге от меня хотите?!

— Давай возьмём за вымя этого русского? — будто бы лениво предложил Уркидес.

— Ух ты. — Детектив поднял задумчивый взгляд на собеседника. — Зачем тебе для этого я?

— Прикроешь нас по своей линии от твоей коллеги? Пошлю к нему ребят С ОСОБЫМИ РАСШИРЕНИЯМИ — если вдруг какой кипиш случится, их надо будет прикрыть.

Говорившие без слов понимали: такие уникальные специалисты напрочь незаконны. Но сдувать с них пылинки необходимо именно в силу их уникальности.

— Подробности? — хмуро уточнил Сэм.

— Ну, скоро по нашим чатам покатится волна: " А как это так он нашего товарища спасал, что тот помер? Ещё и квартира у него такая интересная?!". А потом…

Лоу быстро прокрутила оба разговора Дьёрка.

В её главную функцию тут, лишь закамуфлированную службой в полиции, входил не только мониторинг происходящего.

По-хорошему, специалист её уровня должен уметь ещё и купировать ненужные центры кристаллизации общества (в подобных автономиях).

Не в меру резвый Щукин, судя по всему, успешно пролечил кого-то из вьетнамо-тайского клана (по крайней мере, солидно увеличившийся счёт его напарника на то откровенно намекал).

Точно сказать было нельзя — информация на стороне азиатов была закрытой, но косвенно всё было ясно. Особенно с учётом присутствия обеих сторон на аукционе.

Тот же Виктор, если верить нейро-концентратору Хвана, где-то добыл и антибиотики: именно они сейчас текли по венам корейца, если техника не врёт (а она не врала).

— Ладно, — вздохнула Джордан и поднялась из кресла. — Был ведь и у тебя шанс, Щукин.

Теперь русским, под негласным покровительством Дьёрка, займутся и Молнии во главе с Уркидесом, и сам Сэм…

Успешный (судя по всему) врач — это актив. Особенно в местных условиях. И финансовый, и не только.

Да и, с точки зрения политики сверху, врачей типа Щукина здесь быть не должно. А учитывая борзость русского…

Лоу переборола себя и не стала ни звонить, ни вмешиваться, ни предупреждать.

Её сейчас ждало своё "развлечение": при незримой поддержке снаружи, нужно срочно убирать с должности Нильса. Счёт идёт на часы, и этот момент только предстоит проработать. Зацепок остаться не должно.

Дальше, после снятия Нильса с поста (неважно, как), это кресло нужно занять самостоятельно.

— Похоже, придётся ублажать этого козла прямо в Департаменте, — уронила детектив собственному отражению в зеркале. — Бу-эээ, конечно, но что поделать.

Слухи о первом заместителем директора департамента были весьма однозначными. Скажем, с учётом её действительно неплохого послужного списка, при её известной толерантности и небрезгливости, начальником этого здания очень скоро станет она.

Надо лишь разобраться с нынешним "шефом".

— Жаль тебя, Щукин. Но увы. — Последние несколько месяцев здесь она время от времени говорила откровенно лишь с отражением. — Сам выбрал.

Нужно уметь вычеркивать из жизни и памяти неблагодарных мужиков, от отношений с которыми лишь теряешь.

— А ведь всё могло бы быть иначе, — напоследок вздохнула коп.

— Один готов!

Хван второй раз за сутки валится, как подрубленый.

Даже третий, если считать сонную артерию в полиции.

Контейнер с роботом глухо хлопается вместе с ним.

Четверо мужиков с протокольными лицами настроены серьёзно.