Быть вместе

Глава 8

Климат был почти невыносимым, и неприятных моментов путешествия становилось все больше. На огромных картах, постоянно расстеленных на тростниковом столе, чернилами были написаны странные названия; огромная территория, обведенная замкнутой линией, была помечена тем же словом «Судд», а реки, вытекающие оттуда, носили красивые названия, совсем не соответствующие их омерзительности: Бахр-эль-Дзираф — Река Жирафа; Бахр-эль-Газаль — Река Газелей. Рауль работал с мрачным упорством; он тщательно прокладывал их курс, по ночам с помощью секстанта определяя широту. Часто туземная команда отказывалась рубить плотные заросли тростника, чтобы обеспечить судну возможность продолжать путь строго вперед, и тогда, вызывая у Себастьяна отвращение, Рауль, раздевшись до пояса, вместе с преподобным Лейном присоединялся к туземцам и мужественно помогал расчищать водный путь в плотной стене растений.

Рауль как одержимый яростно махал топором, у него вздувались мускулы, по широкой спине катился пот. А Себастьян и Уилфред Фроум наблюдали за ним, сидя на тростниковых стульях и всем своим видом демонстрируя, что их стремление к приключениям осталось в прошлом. Харриет просто смотрела, понимая, что ничем не может ему помочь. Когда же Рауль, пошатываясь, возвращался на судно, то Наринда быстро подбегала к нему с полотенцем, чтобы вытереть ему пот с лица и тела. Глядя, как Наринда влажной тканью протирает его лоб, Харриет подумала, что девушка ведет себя так, словно они были мужем и женой, и грустная улыбка тронула ее губы. Почти первое, что сообщил ей Рауль Бове, было то, что у него нет желания вступать в брак. Несомненно, нынешний образ жизни великолепно его устраивал.

— Есть ли какая-нибудь возможность убедить Бове повернуть обратно? — услышала Харриет вопрос Уилфреда Фроума, обращенный к Себастьяну.

— Никакой, — коротко усмехнулся Себастьян. — Они с Уолтером очень давно задумали эту экспедицию, и он будет продолжать ее, пока не погубит всех нас.

Харриет взглянула вперед, туда, где работал Рауль, стоя по пояс в воде. Он не погубит их, он их спасет — любой ценой.

После того недостойного случая, когда Харриет ударила девушку по лицу, Наринда не делала секрета из своей ненависти к англичанке, но стремилась заработать расположение мужчин и медленно, но уверенно отстраняла Харриет от всех на борту. Сейчас она, в тонкой, как паутина накидке, грациозно подошла к двум мужчинам, держа поднос с напитками. Фроум немного смутился, явно покоренный несомненной прелестью Наринды, и даже Себастьян окинул ее восхищенным взглядом. Никто не верил, что Наринда столкнула ее за борт, Харриет это знала, и то, что она ударила девушку, только все ухудшило. Рауль видел в этом типичное отношение представителей ее класса к туземцам и, следовательно, презирал ее; у Себастьяна и Уилфреда Фроума слезы девушки разбудили присущий им обоим инстинкт защитника; и лишь Марк Лейн оставался нейтральным: Харриет Латимер была не такой девушкой, чтобы без основания бросать тяжкие обвинения, и она не была такой неосторожной, чтобы упасть через двухфутовое ограждение в воду, кишащую крокодилами. Хотя Харриет этого и не замечала, преподобный внимательно следил за ней, полагая, что несчастный случай, произошедший однажды, мог повториться снова.

Как раз когда уже стало казаться, что выжить невозможно, Рауль, поднявшись вместе с туземцами на судно, устало сказал:

— Впереди проход. Я был прав в своих расчетах. Мы снова вышли на судоходный участок.

— Благодарение Всевышнему, — искренне произнес Марк Лейн, коснувшись своей Библии.

— Спасибо Господу, — менее набожно вторил ему Себастьян, потянувшись к бутылке бренди.

— Спасибо Раулю, — сдержанно сказала Харриет.

Рауль, в это время смывавший засохшую кровь с порезов на руках, поднял голову и бросил на нее пристальный взгляд, заставивший Харриет поспешно отвернуться, чтобы не позволить заметить своего смущения.

Когда река снова стала рекой, настроение у всех, даже у Уилфреда Фроума, поднялось. Берега реки больше не были бесплодными и пустынными, там кипела бурная жизнь, которую стоило описывать и зарисовывать: множество птиц, то и дело попадавшихся на глаза, — колпицы, ходулочники, цапли, аисты-марабу, белые аисты, черные аисты; обезьяны и восхитительно блестящие рыжие с белым антилопы; зебры и слоны; а однажды, рано на рассвете, Харриет стала свидетелем захватывающей дух картины того, как гепард выслеживает свою добычу. Со всех сторон путешественников окружала дикая природа, и Харриет с ненасытностью старалась зарисовать все, чтобы ни один вид фауны и флоры не избежал ее карандаша.

На берегах светлокожих нубийцев сменили черные как уголь африканцы, жившие поселениями, состоявшими из нескольких бамбуковых или плетеных из тростника хижин. Уилфреду Фроуму не терпелось сойти на берег, чтобы познакомиться с населением так же близко, как он знакомился с растениями и животными. Но Рауль ему не позволил: во время обратного путешествия у них будет время собрать уникальные материалы для Королевского географического общества. Главной целью экспедиции был исток Нила, а они еще не добрались до Гондокоро, самого далекого места, когда-либо описанного белым человеком. А пока они находились на территории, не нанесенной ни на одну карту. Провианта у них было достаточно, и они могли добывать свежее мясо, так что в задержках для знакомства с местным населением, которое могло представлять потенциальную опасность, не было необходимости, а каждый час каждого дня был для них дорог. Малярия унесла одного из их группы, и неизвестно, когда мог погибнуть кто-то еще. У них было в избытке хинина, в который Рауль очень верил, но доктор Уолтер утверждал, что четыре бутылки красного вина в день — надежная защита, и доказал, что это было печальное заблуждение.

Иногда Харриет задавалась вопросом: когда Рауль спит? Он прокладывал курс их судна, следил за командой несчастных и временами напуганных суданцев, так же педантично, как Уилфред Фроум, наносил на карту местность, а его взгляд все чаще останавливался на Харриет, приводя ее в замешательство.

— Гости! — неожиданно крикнул Себастьян и, схватив ружье, бросился на нос судна, а Уилфред Фроум вскочил на ноги, уронив при этом на палубу карандаш.

Рауль быстро прошел мимо испуганной Харриет, двигаясь с естественной силой и уверенностью, и ее внезапный страх пропал: какова бы ни была ситуация, Рауль с ней справится. Отложив блокнот для рисования, Харриет с любопытством последовала за мужчинами. Их судно со всех сторон окружили каноэ, полные туземцев, чьи блестевшие от масла тела были прикрыты лишь набедренными повязками коричневато-желтого цвета. Только на одном было больше одежды: накидка, закрепленная на одном широком черном плече, и драпировка из шкур антилопы, спускавшаяся от талии до лодыжек. Он стоял у руля самого быстрого каноэ, широко расставив ноги и держа в поднятой руке копье. Его лицо, лишенное всякого выражения, для Харриет выглядело более похожим на величественную, вырезанную из дерева маску, чем на лицо человека из плоти и крови.

— Опустите ружье! — властно приказал Рауль Себастьяну.

Себастьян помедлил, собираясь воспротивиться, но, увидев выражение глаз Рауля, неохотно подчинился.

Тишина была нарушена в то мгновение, когда Себастьян издал предупреждающий возглас. Застучали барабаны — барабаны, которые раньше Харриет слышала только с безопасного расстояния. Тогда они звучали заманчиво и романтично, как признак того, что она продвигается все глубже и глубже в сердце неисследованной Африки. Сейчас, когда они оказались совсем близко, их звук, полный тревоги и угрозы, был пугающим. Каждый воин был вооружен копьем или пикой, и чем быстрее становился ритм барабанного боя, тем громче становились их крики и устрашающая жестикуляция.

Расставив ноги и упершись руками в бедра, Рауль встречал вождя на носу их судна без малейшего страха, словно за его спиной стояла целая армия, а не горстка мужчин и две беззащитные женщины.

Когда каноэ вождя слегка ударилось о судно, Рауль шагнул вперед и, вытянув руки, заговорил по-арабски. Вождь не спеша рассматривал Рауля из каноэ, а неистовство вокруг все усиливалось. Харриет закрыла руками уши, чтобы заглушить бой барабанов и крики, а На-ринда давно убежала и спряталась в своей каюте.

Рауль спокойно перешел с явно непонятого арабского на другой язык, и на этот раз в бесстрастных глазах вождя появился слабый блеск.

— Украшения, Харриет, — не поворачивая головы, распорядился Рауль.

Харриет побежала к коробкам с разноцветными ожерельями и браслетами, которые они везли с собой для обмена у местных вождей на еду. До сих пор в таком обмене не было надобности, но теперь Харриет схватила несколько стеклянных украшений и быстро подошла к Раулю.

Непроизвольно улыбнувшись, Рауль бросил украшения в руки вождя, а тот, ловко поймав их, поднял свою ручищу, и барабаны смолкли. Вождь повесил несколько ожерелий себе на шею, а остальные бросил своим воинам, которые ловили их, вырывали друг у друга и ныряли за ними в воду. Рауль протянул руку вниз за борт их судна, черная и белая руки соединились, и Рауль помог вождю подняться на судно, а в это время пальцы Себастьяна нервно потянулись к ружью. Было неясно, понял ли Рауль то, что сказал вождь, и понял ли вождь то, что сказал Рауль, но было ясно, что взаимопонимание достигнуто и что дружба предложена и принята.

— На каком языке говорит Бове? — с любопытством шепотом спросил Себастьян у Уилфреда Фроума.

— Не знаю, — покачал головой Фроум, — но какой бы это ни был язык, Бове добился своей цели.

Вождь сел на плетеный стул с высокой спинкой, на котором обычно сидел Рауль, и Харриет, не отдавая себе отчета, поспешила за соком лайма и стаканами. Несколько воинов с длинными копьями в руках поднялись на борт за своим предводителем и стали вокруг него, а остальные остались стоять в покачивающихся каноэ.

— А если нет? — На лбу у Себастьяна выступил пот. — Даже с ружьями мы никогда не отразим нападения такого войска!

— Ш-ш.

Фроум с раздражением жестом остановил его.

Подошла Харриет, неся поднос с напитками, и Рауль против собственной воли с восхищением посмотрел на нее: она поступила правильно, и для этого нужно было обладать мужеством. Когда Харриет ставила напитки на стол между двумя мужчинами, вождь окинул ее взглядом и, прищурившись, задержал его на нимбе золотых волос. Рауль сел напротив предводителя племени, а Марк Лейн шагнул вперед и стал сбоку от Рауля.

Рауль подавил невеселую улыбку: священник и девушка проявили больше мужества, чем самозваный стрелок. Себастьян Крейл отличился только своим отсутствием, как и другой находившийся на судне храбрец, который еще недавно горел желанием поближе познакомиться с туземцами. Но Рауль выбросил их из головы, чувствуя, что его начинает охватывать почти безумное возбуждение.

Сидевший перед ним вождь назвал себя Нбатианом и на вопрос, знает ли он, где начинается река, равнодушно ответил:

— В Ньянза. Она вытекает из недр Великих Ньянза.

Харриет, услышав, что Рауль произнес названия Гондокоро и Ньянза, ждала в двух шагах слева от него, что ответит вождь, ногтями заправлявший карту под дно деревянного подноса.

Рауль с горящими глазами напряженно наклонился вперед, а Харриет прикусила нижнюю губу. Что говорил ему вождь, в каком направлении идти, когда их путь по реке станет невозможным и они не смогут больше следовать по ее течению?

Почувствовав нарастающее волнение Рауля, Харриет тоже разволновалась. Она всегда верила, что он добьется своей цели, но начала сомневаться в том, что у остальных участников экспедиции хватит выносливости, чтобы вместе с ним впервые увидеть исток Нила. А сейчас ей вдруг показалось не просто вероятным, а вполне реальным, что они доберутся туда.

Ударив кулаком по столу с такой силой, что стакан упал на пол и разбился, вождь, что-то произнес требовательным тоном и, встав, указал на Харриет.

Она от страха затаила дыхание, а Рауль, равнодушно пожав плечами, остался сидеть, не реагируя на возрастающее недовольство вождя.

— В чем дело? Чего он хочет? — спросила Харриет, заметив, как руки воинов крепче сжали копья, и боясь, что Раулю грозит смерть.

С совершенно неуместной беззаботностью Рауль повернулся кругом на стуле и спокойно окинул взглядом Харриет.

— Он хочет вас себе в жены.

— Что… — Харриет от ужаса вытаращила глаза и открыла рот. — Что вы сказали ему? — с трудом выдавила из себя она, в испуге отступая назад.

— Я сказал ему, — мрачно ответил Рауль, — что для меня очень заманчиво позволить ему взять вас в жены.

Секунду Харриет не могла произнести ни слова из-за громко стучащего сердца и сковавшего ее страха, а затем ее захлестнул гнев.

— Скажите вашему… вашему другу, — прошипела она, — что я не собираюсь быть чьей-то женой!

— Он, по-видимому, думает, что вы моя жена.

Рауль смотрел на нее с приводящим в бешенство самодовольством, и теперь у него в глазах был явно насмешливый блеск.

— Уж лучше я буду его женой, чем вашей! — огрызнулась Харриет с потемневшими от злости золотисто-зелеными глазами.

— Это легко устроить, — отозвался Рауль, небрежно откинувшись на стуле.

— Значит, вам наплевать, так?

Харриет с трудом сдержала слезы возмущения и ярости, которые обожгли ей глаза.

— Ругаться совсем ни к чему, мисс Латимер.

Его черные брови едва заметно приподнялись.

Харриет вся дрожала. Она часто злилась с тех пор, как встретилась с Раулем Бове, но ничто не могло сравниться с тем почти животным бешенством, которое охватило ее в этот момент. Она не замечала ни вождя в звериных шкурах, ни вооруженных воинов, ни Уилфреда Фроума, с побледневшим лицом безмолвно умолявшего ее держать себя в руках.

В кроваво-красном тумане она видела только Рауля, с насмешкой наблюдавшего ее унижение.

— Вы отвратительны!

Харриет всхлипнула и, быстро повернувшись, прошла вниз сквозь толпу почти голых мускулистых воинов, словно это были всего-навсего собравшиеся дети.

Некоторое время Рауль с любопытством смотрел ей вслед, а потом снова повернулся к своему недовольному гостю.

— Никогда не видела никого столь самовлюбленного! Столь наглого! Столь непростительно грубого!

Каждый эпитет Харриет сопровождала такими яростными ударами кулаков по подушке, что по всей маленькой каюте летали перья.

— Ради Бога, вы едва не погубили всех нас. — Тяжело дышавший Себастьян с совершенно белым лицом остановился на пороге ее каюты. — На что вы так отреагировали? Мне показалось, что старый черт собирается чуть ли не всех нас пронзить копьем. Он едва не поступил так с Бове после вашего ухода.

— Очень жаль, что он этого не сделал! — выкрикнула Харриет; у нее по лицу текли слезы, волосы рассыпались, грудь тяжело поднималась и опускалась.

Желание крепкой хваткой сковало Себастьяна. В спокойном состоянии Харриет, бесспорно, была красивой, но в ярости — просто изумительно прекрасной. Он шагнул в ее сторону, и в этот момент Харриет оборвала свою гневную тираду и напряженно прислушалась. Издали, с палубы, доносились раскатистые взрывы смеха. Смеялся не Рауль, не Уилфред и не Марк, это мог быть только предводитель племени — обаяние Бове снова сделало свое дело.

— Он заставил старого черта есть у него с ладони.

Себастьян испустил вздох облегчения.

— О, уйдите! — Харриет в раздражении запустила ему в голову подушкой, из которой разлеталось ее содержимое.

Удивленно моргнув, Себастьян увернулся от броска и, выскочив из каюты, захлопнул за собой дверь. С любовью придется подождать — но не слишком долго. Бове постоянно держал рядом с собой Наринду, так что у него не было морального права диктовать условия другим членам экспедиции. Себастьян был снова полон решимости. Он был дураком, что прекратил атаку на чувства Харриет, но больше им не будет. Даже его мать не сможет объявить неподходящей такую мужественную и исключительно волевую девушку, как Харриет.

Рауль, прекрасно понимая, куда ходил Себастьян, пристально смотрел на него, до боли сжав губы и чувствуя, как у него стучит в висках кровь. Крейл выглядел необыкновенно довольным собой. Несомненно, Харриет вся в слезах бросилась к нему в объятия и получила соответствующее утешение. У Рауля возникло безумное желание задушить Себастьяна Крейла, но гость требовал, чтобы ему объяснили сложную работу компаса, и Рауль, подчиняясь, оторвал взгляд от Себастьяна.

Встреча с вождем Нбатианом существенно подняла настроение Уилфреду Фроуму. Он попросил, чтобы Харриет зарисовала все детали облачения вождя, копья, каноэ, воинов. Харриет исполняла его просьбу, держась настолько далеко от Рауля, насколько могла. Когда же их взгляды случайно встречались, Харриет смотрела на Рауля с таким испепеляющим пренебрежением, что оно могло бы уничтожить менее стойкого человека — Рауль же просто спокойно продолжал свою работу.

Когда Харриет работала, Себастьян долгие часы проводил рядом с ней, чистил свое оружие и размышлял над тем, что рассказал Раулю Нбатиан о Великих Ньянза. Харриет увлеченно делала наброски и почти не слушала, что он говорил. Наринда становилась все более зловредной. Плеснув растительное масло на юбку Харриет, она нагло заявила, что это просто случайность, но глаза изобличали ее. Она пробралась к Харриет в каюту и, забрав щетку для волос, выбросила ее за борт, а когда Харриет спросила, где щетка, сказала, что ничего не знает. У себя в постели Харриет обнаружила змей, а однажды, оставив свой блокнот для зарисовок, она, вернувшись, увидела, что рисунки из него вырваны.

Когда Харриет обвинила Наринду в том, что это ее рук дело, Рауль оскорбительно заявил, что появление змей — это происшествие, с которым они все сталкиваются, а ее рисунки, несомненно, унес ветер. Харриет стиснула зубы и сверхчеловеческим усилием удержалась, чтобы не надрать Наринде уши.

С каждым днем Рауль становился все более резким и замкнутым, и вскоре только Марк Лейн был способен разговаривать с ним более или менее нормально.

Ранним утром они бок о бок стояли на палубе и увидели рощу лимонных деревьев, возвещавшую о приближении к Гондокоро.

— Когда мы оставим лодки, путь станет чрезвычайно трудным, — тихо сказал Марк Лейн. — Нам всем нужно быть заодно и путешествовать в дружбе, а не в ненависти.

Рауль продолжал молчать и только свел брови и сжал губы в жесткую линию.

— Прошло уже несколько дней с тех пор, как вы хотя бы несколькими словами обменялись с Себастьяном или Уилфредом, — озабоченно продолжал молодой Марк Лейн с Библией в руках., — Они становятся беспокойными и неуверенными. Думаю, успеха не достичь, если не преодолеть бездну.

— Я не просил никого из них отправляться со мной, — отрезал Рауль. — Крейл не приложил ни малейшего усилия к разработке экспедиции или к ее подготовке.

— Тогда почему он среди нас? — озадаченно нахмурился Марк Лейн.

— Потому что я не получил бы разрешения покинуть Хартум, не взяв его.

— А Фроум?

Вспомнив, что отец Себастьяна был британским консулом в Хартуме, Марк Лейн больше не расспрашивал о молодом человеке.

— Королевское географическое общество Лондона попросило разрешения, чтобы он путешествовал со мной, и я согласился. Я даже подумал, что он может оказаться полезным. Но я ожидал опытного исследователя, а не теоретика.

— А мисс Латимер? — несмело поинтересовался Марк Лейн.

— Мисс Латимер — проблема Себастьяна, а не моя. — Рауль еще сильнее нахмурился и, круто повернувшись, оставил Марка Лейна таким же одиноким, как появившаяся впереди заброшенная миссионерская церковь Гондокоро.

Харриет стало не по себе, когда они ступили на берег. В одинокой разрушающейся церкви, где только огромный крест остался крепким, было что-то зловещее. Что за люди проложили свой путь через болота Судда, чтобы осесть здесь в надежде обратить язычников в христианство? Кто бы они ни были, их не осталось в живых.

Участникам экспедиции понадобилось три дня, чтобы распределить и упаковать для транспортировки на верблюдах провизию, которую они везли с собой. Для Рауля, Себастьяна и Харриет предназначались лошади. Уилфред и преподобный Лейн сами решили ехать на мулах. Наринде, к ее неудовольствию, тоже выделили мула, и она еще сильнее возненавидела Харриет. Английская девушка будет ехать на лошади, как и Рауль, а она, Наринда, не удостоена такой чести.

Наринда видела, что, пока научные книги и инструменты укладывались отдельно от специй и растительного масла, взгляд ее хозяина снова и снова возвращался к английской девушке. Харриет делала вид, что не замечает этого, и усердно работала. Но Наринду нельзя было обмануть, она знала, что для английской девушки, как и для нее самой, горящие взгляды Рауля не оставались незамеченными.

В отличие от церкви поселение Гондокоро не было заброшенным. Там обосновалась кучка работорговцев, людей столь грубых, что при виде их Харриет чувствовала физическое отвращение. Накануне того дня, когда экспедиция должна была отправиться в путь, пригнали группу рабов для отправки в Хартум. Предводитель племени добровольно продал их и вместе с бородатыми торговцами направлялся к скоплению жалких жилищ, расположенных вокруг церкви.

— Если бы я была мужчиной, то сама расстреляла бы этих торговцев! — страстно воскликнула Харриет, обращаясь к Себастьяну.

Себастьян смущенно поежился, нисколько не сомневаясь, что она это сделала бы. Как и в Хартуме, она потребовала, чтобы он вмешался и освободил несчастных пленников, но он как можно вежливее отказался. Себастьян понимал, что любая подобная попытка с его стороны будет стоить ему жизни, но Харриет этого не понимала.

— Если вы их не освободите, тогда это сделаю я!

Рабы с деревянными хомутами на шеях и с закованными в кандалы руками и ногами стояли на берегу реки.

— Харриет, прошу вас, будьте благоразумны.

Но Харриет не собиралась быть благоразумной. К ужасу Себастьяна, она, закипая негодованием, направилась туда, где полупьяные и сквернословящие торговцы, сидя на перевернутых бочках для воды, праздновали удачное приобретение живого товара.

Себастьян не был глуп и знал свои возможности. В одиночку он не спасет Харриет, упрямо старавшуюся осуществить свою дурацкую идею. Он побежал туда, где стояло на якоре их судно, во весь голос зовя Рауля, который проверял запасы хинина и морфия. Подняв голову, Рауль совершенно равнодушно взглянул на него.

— Харриет собирается освобождать рабов! — крикнул с берега Себастьян, и равнодушие Рауля мгновенно пропало.

Он захлопнул крышку ящика с лекарствами и, прыгнув через борт судна, торопливо пошел по воде, а потом через тростник. Пересекая заросли, отделявшие его от Харриет и торговцев, он на ходу проверил пистолет. Мужчины, с которыми Харриет собиралась сражаться, считали изнасилование просто развлечением, а убийство игрой. Когда прибыла экспедиция, Рауль молча поблагодарил Господа за то, что в Гондокоро не было рабов. А в этот их последний день, когда там появились другие торговцы со своими жертвами, он приказал, чтобы никто из его группы не смел иметь со злодеями никаких дел. Это было предупреждение, к которому все отнеслись с пониманием. Даже Марк Лейн решил только помолиться о душах тех, кто совершает такие преступления, и за их несчастных жертв. «Мне следовало знать, что Харриет одними молитвами не удовлетворится», — мрачно подумал Рауль, приближаясь к тяжелому запаху пота и бренди.

Ее окружали торговцы, мужчины с бычьими шеями, с всклокоченными бородами, с кнутами из шкуры носорога на бедрах и такого роста, что золотистая голова Харриет едва доходила до груди любого из них.

— Там женщины и дети. Они закованы в кандалы и часами не могут двигаться! У них нет ни еды, ни воды, ни тени, чтобы укрыться! Я требую, чтобы вы их освободили!

Ее глаза сверкали, и негодование, наполнившее хрупкое тело девушки, бесследно прогнало страх. Когда она топнула ногой в подтверждение своих слов, а в ответ раздался оглушительный взрыв хохота, у нее в глазах заблестели слезы гнева и возмущения.

— Неужели у вас нет христианской совести? Половина тех, кого вы собираетесь продать в Хартуме, не перенесет путешествия. Они уже почти мертвы! Освободите их, вам достаточно и слоновой кости.

Она жестом указала на огромную кучу бивней, которые лежали неподалеку от них.

Мужчины были голландцами, и Харриет не понимала их непристойных замечаний, когда они, не обращая внимания на ее возмущение, блуждали взглядами по ее телу, зато Рауль прекрасно понимал.

— Возвращайтесь на судно, — отрывисто приказал он Харриет.

Дюжина пар налитых кровью глаз и одна пара горящих золотисто-зеленых обратились в его сторону.

— Нет! Я не вернусь, пока не отпустят этих рабов!

— Никто ничего не может требовать от нас, — на ломаном английском языке произнес гортанный голос. — Тем более женщина.

— Тогда я прошу вас, — сердито сказала Харриет. — Отпустите по крайней мере женщин и детей!

— Женщины приносят столько же денег, сколько и мужчины, — медленно произнес голландец, у которого на губах были бородавки, а по огромной бычьей голове ползали не замечаемые им мухи.

— Умоляю вас! — Харриет старалась, чтобы у нее не дрожал голос. — Пожалуйста, освободите женщин и детей!

— Вы должны простить мою жену, — непринужденно обратился к мужчинам Рауль и, достав из кармана рубашки сигары, протянул их им. — Она дочь миссионера, и ее идеалы ужасно усложняют жизнь.

— Как вы смеете… — чуть не задохнулась Харриет, но Рауль заставил ее замолчать на полуслове, с силой сжав ей запястье.

— Возвращайтесь на судно, — повторил он, и от угрозы, прозвучавшей в его голосе, и от свирепого взгляда Харриет сделалось не по себе.

— Я вас ненавижу! — набросилась она на Рауля. — Вы не лучше этих торговцев! А вы… — она повернулась лицом к озадаченным мужчинам, — вы подонки! Вы хуже самого отвратительного животного!

Выдернув руку из хватки Рауля, она бросила ему такой презрительный взгляд, что вздрогнули даже огрубевшие торговцы. Потом она зашагала обратно к судну, путаясь в юбках, но голову держала высоко поднятой.

— Моя жена, — беззаботно заговорил Рауль, садясь и принимая предложенную ему бутылку бренди, — так же горяча в поступках, как и в постели.

Последовавший смех помог разрядить обстановку. Рауль обсудил с мужчинами слоновые бивни и собственные надежды раздобыть большое судно, чтобы вернуться в Хартум. А торговцы пожаловались на отсутствие содействия со стороны местных вождей, за исключением одного — того, который находился среди них и пристальным взглядом смотрел вслед уходившей девушке.

— В Судде я потерял больше половины своей команды, — солгал Рауль, и глаза, смотревшие на него, оживились. Он вытер рот тыльной стороной ладони, передал бутылку бренди сидевшему рядом мужчине и продолжил: — Я возьму у вас нескольких рабов, если вы согласитесь.

— Они здоровые и сильные, — бесстыже соврал голландец. — Их можно хорошо продать в Хартуме.

— Они умирают стоя, — возразил Рауль, в сомнении глядя на полумертвых негров, и с подкупающим видом наклонился вперед. — Я дам вам тридцать соверенов за всех.

— Зачем вам женщины и дети? — с подозрением спросил кто-то.

— У меня есть жена, — пожал плечами Рауль, — а у мужчин в моей группе — нет. Как по-вашему, зачем они нужны?

Снова прокатился смех.

— А что касается детей, то вам нет никакого смысла везти их одних в Хартум. Вы можете с большей пользой потратить время, собирая новую партию.

— Сто соверенов.

— Пятьдесят.

— Семьдесят пять.

— Нет. — Рауль встал. — Они скорее всего все-таки умрут от болезней.

— Шестьдесят, — предложил мужчина с бородавками.

Кивнув, Рауль пожал протянутую руку — сделка состоялась. Она стоила ему целого состояния. Но даже когда растерянные негры были погружены на барки с провиантом, упакованным для путешествия по суше, Рауль не мог понять, зачем он это сделал. Конечно, ему следовало остановить Харриет до того, как ситуация стала опасной. И он мог это сделать и тем самым уберечь себя от расходов на покупку самых жалких человеческих существ, смотревших на него испуганными глазами.

— Это чудовищно с его стороны, — задыхаясь, пожаловалась Харриет Марку Лейну.

— Рауль купил их, только чтобы освободить. — Марк Лейн, успокаивая ее, положил руку ей на локоть, а Харриет в изумлении уставилась на него. — Вы, конечно же, и не думали по-другому? — улыбнулся он. — Какая может быть польза от трех десятков мужчин, женщин и детей? Когда торговцы покинут Гондокоро, лодки отплывут на несколько миль от него к порогам, и там несчастных высадят на берег. А что касается другой выдумки, о которой вы говорите, то Рауль назвал вас женой, чтобы иметь возможность защитить. В такой ситуации к вам, безусловно, приставали гораздо меньше, чем если бы вы были одинокой женщиной без всякого законного защитника.

Харриет продолжала недоверчиво смотреть на него, и Марк Лейн рассмеялся.

— Не понимаю вас, Харриет. Вы думаете о мистере Бове только самое плохое, но его намерения всегда благородны.

— На этот счет, преподобный Лейн, у меня другое мнение.

Стиснув зубы, она отвернулась от священника и быстро направилась к лимонной роще.

Уилфред и Себастьян, которые до этого долго разговаривали между собой, теперь подходили к Раулю, а Марк Лейн, склонив голову, молча молился за рабов на борту барок и за умерших священников, когда-то воздвигнувших разрушающуюся ныне церковь.

Отвлекшись от своей работы, Харриет увидела, что Наринда снова как тень стоит рядом с Раулем, но ее внимание привлек звеневший от гнева голос Себастьяна.

— Никто не знал, какие будут здесь условия, пока мы не отправились! Если мы будем продолжать путь, никто из нас не выживет!

— Тогда возвращайтесь, — устало сказал Рауль. — Суда не могут двигаться дальше. Меньше чем через милю начинаются пороги. Отсюда мы продолжим путь по суше.

— Мисс Латимер не перенесет такие трудности!

— Мисс Латимер никто не приглашал.

Харриет держала в каждой руке по корзине с лимонами, медленно подходя к ним.

— Приглашали или нет, но мисс Латимер продолжит путешествие.

Ее глаза на бледном лице горели решимостью.

— Если вы хотите вернуться, суда в вашем распоряжении, — обратился Рауль к Себастьяну, стараясь не показать своего восхищения девушкой, — прошу только, чтобы вы прислали другие лодки, которые ждали бы нас здесь.

— Я продолжу путешествие, — после нескольких секунд внутренней борьбы натянуто сказал Себастьян и добавил, оправдываясь: — Но только ради мисс Латимер.

Позже, когда припасы были окончательно выгружены с судов на берег и о лошадях и мулах тоже позаботились, Рауль отправился искать Харриет.

Стоя в одиночестве, она смотрела вверх на возвышавшийся над миссионерской церковью гигантский крест, и Рауль хорошо видел изящную линию ее прелестной шеи.

— Думаю, Крейл прав, — отрывисто сказал он. — Вам было бы лучше вернуться.

— Но я не имею такого желания.

Харриет повернулась к нему лицом, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.

— А я не имею желания, чтобы вы умерли у меня на руках.

В его голосе прозвучали странные нотки.

Она была готова сделать язвительное замечание, но гнев изменил ей и оставил без защиты. Рауль, высокий и стройный, стоял перед ней, и Харриет охватило желание протянуть руку и коснуться его.

— Неужели моя смерть так много значит? — неуверенно, едва слышным голосом произнесла она.

Его взгляд остановился на губах Харриет. Раулю безумно хотелось сжать ее в объятиях и целовать эти мягкие губы, пока не остановится дыхание, но вместо этого он сказал, сознавая, что его голос стал хриплым:

— Это причинило бы неудобства, мисс Латимер.

Харриет до боли вонзила ногти в ладони и прижала руки к бокам.

— Сделаю все, что в моих силах, чтобы не причинять вам неудобства, мистер Бове, — сухо отозвалась она и, проглотив непрошеные слезы, снова перевела взгляд на крест.

Он в нерешительности медлил. Было так просто подойти к ней, почувствовать ее нежное тело, ощутить сладкий аромат ее волос. Рауль шагнул вперед и неуверенно опустил руку ей на плечо. Харриет подавила возглас, ей показалось, что его прикосновение как огнем обожгло ее тело даже сквозь батист блузки, она почувствовала, что все ее существо бесстыдно кричит от примитивной потребности. Нежно повернув к себе ее лицо, Рауль внимательно всматривался в него, и Харриет увидела огонь, горевший в глубине его темных глаз. А потом он заключил ее в кольцо своих рук, и она оказалась беззащитной, как птичка в клетке.

— Вас разыскивает мистер Фроум. Потерялась его карта звезд, — долетел до них звонкий, как колокольчик, голос Наринды, разрушив тот тайный мир, в который они вступили.

От этого несвоевременного вмешательства Рауль пришел в неописуемую ярость. В его глазах сверкнул едва сдерживаемый гнев. Он на мгновение сжал руки крепче, а потом выпустил Харриет и, круто повернувшись, зашагал по высокой траве к Уилфреду, блуждавшему среди лабиринта всевозможных упаковок.

Харриет скрестила руки на груди, стараясь успокоить дрожь, сотрясавшую ее тело. Одно прикосновение Рауля, один жадный взгляд, и ее гнева как небывало. Она оказалась беззащитной и была готова кинуться к нему в объятия, как прежде, когда не знала о существовании Наринды. Харриет сжала руками пульсирующие виски. Куда подевались ее решимость, ее здравомыслие?

Наринда, в легком как паутинка одеянии, мягкими складками ниспадавшем до самых ступней, не шевелясь стояла на другом конце зарослей, сцепив перед собой опущенные руки. Эта поза, к которой она прибегала довольно часто, для джентльменов экспедиции являлась воплощением скромности и приличия, особенно когда сопровождалась наклоном головы, и будила в них инстинкт защитника. Но у Харриет она таких ощущений не вызывала: Наринда стояла так после попытки утопить ее, так она стояла и сейчас — для сторонних наблюдателей проявляя почтение к Харриет. Но ни один из них не видел злобной ненависти, вспыхнувшей в блестящих темных глазах, когда Харриет, снова придя в себя, поняла, что Наринда давно находится там.

Взгляды двух девушек встретились: взгляд Харриет, полный страдания и муки от ее неспособности сохранить злость и презрение к Раулю Бове, и взгляд Наринды, беспощадный в своей недоброжелательности.

— Ты его не получишь! — выкрикнула Наринда. — Ты никогда его не получишь!

Сердце Харриет болезненно и часто забилось. Это были слова, которые она уже слышала от Наринды, слова, сказанные Нариндой перед ее неудавшимся покушением на жизнь Харриет.

— Он мне не нужен, — солгала Харриет и, сжав пересохшие губы, с громко стучащим сердцем пошла к их судну, где ее ждала постель из соломы.

— Вам необходимо отдохнуть, — твердо сказал Себастьян, проверявший свое ружье. — У вас совершенно больной вид.

Харриет ничего не ответила. Внешне она выглядела спокойной, но внутри у нее бурлили эмоции. Неужели это то, чего она заслуживала? Соперничать с Нариндой из-за мужчины, который не был честен ни с одной из них? Увидев, что внушительная фигура Рауля Бове, отошедшая от Уилфреда Фроума, движется в ее сторону, Харриет резко отвернулась, так что лимоны, которые она сортировала, попадали на землю, и в смятении торопливо направилась к Марку Лейну, а услышав, как позади Рауль окликнул ее по имени, бросилась бежать. Она не могла снова встретиться с ним лицом к лицу. Ее воспитание, ее здравомыслие не могли служить ей защитой против той власти, которую Рауль имел над ней. Для нее единственный путь спасения — это избегать его общества и не позволять его взгляду встречаться с ее взглядом. Она должна каким-то образом снова разбудить в себе гнев, он был для Харриет единственной защитой против ее истинных чувств.

Перевязывая тесьмой скрученные в рулон бумаги, Марк Лейн заметил замешательство Харриет и, бросив быстрый взгляд за ее спину, понял причину этого. Рауль Бове в расстегнутой до пояса белой рубашке стоял, положив руки на бедра, и тяжело дышал, а его раздраженный взгляд упирался в решительно повернутую к нему спину Харриет.

Священник нахмурился. Ненависть между Харриет и Раулем была вызвана чем-то большим, чем просто незваным появлением девушки в их группе, и он уже не в первый раз задумался о настоящей ее причине.

— Вас что-то расстроило, Харриет? — тихо спросил Лейн, отбирая книги, которые нельзя было оставить.

— Да… Нет…

Она в смущении замолчала и слегка покраснела. Марк Лейн был служителем церкви, человеком, который привык выслушивать других и облегчать им бремя переживаний. Но она не могла признаться, что влюблена в мужчину, который так неучтиво обращается с ней, в мужчину, не скрывающего своей любовницы, и она коротко ответила:

— Это просто жара, и ничего более.

Харриет Латимер была не слишком искусной лгуньей, и Марк Лейн еще сильнее нахмурился, заметив, как у Рауля, стоявшего в десяти шагах от них, демонически сошлись брови. Затем Рауль круто развернулся и обрушился с бранью на туземцев за их неповоротливость при разгрузке имущества.

Под ворчанье и громкие крики суданцев тюки с провизией и оборудованием, которое понадобится в экспедиции, в конце концов погрузили на лошадей и мулов, и Харриет с замиранием сердца слушала Рауля, по списку проверявшего, не забыто ли что-либо.

— Ружья, револьверы, карабины, «кольты», боеприпасы на два года, мечи, хронометры…

Боеприпасы на два года! Харриет почувствовала головокружение и слабость. Неужели их экспедиция продлится так долго? Неужели им придется так долго жить в обществе друг друга, когда между ними постоянно будет Наринда?

— Призматические компасы, термометры, солнечные часы, секстанты…

Хашим возвращался в Хартум на одной из барок, и Харриет, если бы захотела, могла вернуться вместе с ним.

— Подзорные трубы, ящики с инструментами, палатки, походные кровати, москитные сетки… — продолжал перечислять Рауль, а Себастьян мелом ставил кресты на соответствующих ящиках.

— Кухонная утварь, походные стулья, одеяла, рыболовные снасти, фонари…

Судьба Харриет была в ее собственных руках. Она могла продолжать путь в неизвестные края или остаться на борту барки.

— Медицинские принадлежности, бренди, чай, мыло… Мечта ее отца могла осуществиться. Аесли она вернется, его смерть окажется напрасной.

— Специи, растительное масло, сахар…

Наконец длиннющий список подошел к концу. Раньше Харриет сказала, что хочет продолжать путешествие, и не намерена была отступать от своего решения. Хашим, улыбаясь до ушей, попрощался с ними, носильщики, подняв свою поклажу на головы, двинулись в путь, Наринда села на мула, а Себастьян повел Харриет к ее лошади.

— Ваше решение окончательное, Харриет? Мы можем вернуться в Хартум. Свадьбу…

Рауль развернул свою лошадь и завел оживленный разговор с Нариндой, а когда они чуть отодвинулись друг от друга, Харриет увидела, что его сильная рука сомкнута вокруг другой изящной руки.

— Мое решение окончательное, Себастьян.

Поборов подступившие слезы, твердо ответила Харриет и, надев на голову шляпу с опущенной вуалью, поскакала вслед за Уилфредом и Марком Лейном.

Впереди ехал Рауль, Наринда рядом с ним, Себастьян был замыкающим, а носильщики шли позади него. Когда все двинулись в те края, откуда ни один белый человек еще не возвращался, носильщики начали монотонно ритмично напевать — у Харриет этот звук до конца ее жизни будет ассоциироваться с Африкой.

Несколько раз Рауль, поворачиваясь в седле, искал взглядом взгляд Харриет, но она всегда отворачивалась и пристально смотрела куда угодно, только не в его сторону.

Через несколько дней местность стала совсем недоброжелательной. Для мулов почва была слишком каменистой, чтобы они могли двигаться с тяжелой поклажей, и время от времени приходилось разгружать их и вести под уздцы, силой заставляя спускаться по крутым склонам каньонов, а потом снова идти вверх.

На вершине каждого холма Харриет с надеждой искала плоский кусочек земли и не находила ни одного. Изрытая каньонами местность была покрыта только колючими деревьями и кустами с острыми шипами.

Первым увидел деревню Себастьян, когда уже начало темнеть и солнце потеряло свой жар.

— Смотрите! — возбужденно крикнул он и проскакал мимо Харриет к Раулю. — Деревня! Видите?

Рауль остановил лошадь и внимательно всмотрелся.

— Если нам хоть немного повезет, местные жители смогут больше рассказать нам о Великих Ньянза! — воскликнул Себастьян, мгновенно позабыв об усталости.

— А если не повезет, они могут оказаться ням-нямами, — холодно откликнулся Рауль.

— Кто такие ням-нямы? — услышала Харриет тревожный вопрос Уилфреда Фроума.

— Каннибалы.

Рауль улыбнулся одной из своих скупых улыбок и снова направил лошадь вперед.

Деревня оказалась небольшой группой сплетенных из тростника хижин конической формы, и, подъехав ближе к ней, Рауль снова остановился.

— Думаю, пока мы не убедимся, что нас встретят гостеприимно, будет лучше всего, если туда отправятся только двое из нас.

— Я поддерживаю такое решение, — поспешил согласиться Уилфред Фроум, и Рауль бросил на него быстрый, полный презрения взгляд.

— И я тоже, — сказал Марк Лейн, подъехав к Раулю. — Носильщики очень встревожены. Думаю, было бы ошибкой идти туда с ними. Если они дезертируют, нашей экспедиции конец.

— И завтра будет не поздно для радушного приема. — Рауль спустился с лошади. — Я должен быть начеку, когда пойду туда.

— Кто будет вас сопровождать? — спросил Марк Лейн, вытирая ручеек пота со своего церковного воротничка.

— Фроум, — усмехнулся Рауль. — Он официальный представитель Королевского географического общества. Подробное описание каннибальского племени — это именно то, чего им не хватает.

Уилфред Фроум, побледнев, что-то пробормотал, но Рауль не стал обращать на него внимания.

— Пока еще хоть что-то видно, давайте поскорее разобьем лагерь, — распорядился он. — Нам не нужны среди ночи неожиданные посетители.

Харриет спешилась и, устало прислонившись к лошади, закрыла глаза. Жара и мухи были просто невыносимы, а твердая почва представляла потенциальную опасность.

— Хорошо ли вы себя чувствуете?

Она моментально открыла глаза. Рауль не приближался к ней с того момента, как в Гондокоро она решительно повернулась к нему спиной.

— Великолепно, — бросила Харриет и, собрав последние силы, отошла от него, зашелестев юбками.

Рауль, скривившись, сжал зубы, а потом выругался и, подойдя к носильщикам, принялся коротко отдавать распоряжения.

С первыми лучами солнца Рауль и не слишком довольный Уилфред Фроум отправились верхом в деревню, а Себастьян нервно расхаживал по лагерю.

— Каков бы ни был этот человек, но он, безусловно, не трусливый, — произнес Марк Лейн.

— Но и не добрый. — Харриет старалась подавить собственное беспокойство, ее нежное личико было бледным и осунувшимся. — Он понимает, что у Уилфреда нет желания сопровождать его.

— Нам всем нужно быть готовыми к опасности, — спокойно сказал МаркЛейн.

Харриет крепко прижала руки к бокам, впившись ногтями в ладони: Рауль рисковал ни больше ни меньше чем собственной жизнью. Она обуздала отчаянное желание оседлать лошадь и поскакать за ним и стояла, напряженно провожая взглядом две фигуры на лошадях, скрывавшиеся вдали.

Марк Лейн, тревожно нахмурившись, наблюдал за Харриет и внезапно нашел ответ на вопрос, мучивший его так долго, и улыбнулся сам себе. То чувство, которое Харриет Латимер питала к Раулю Бове, было не ненавистью — это была любовь. Он видел выражение глаз Рауля, когда тот, думая, что его никто не видит, останавливал свой взгляд на Харриет. Страдание в темных глубинах было страданием мужчины, тоскующего по тому, чего он не мог получить. Марк Лейн решил, что поговорит с Раулем, когда тот вернется из своей вылазки. Какой бы барьер ни разделял Рауля и Харриет, он не был непреодолимым — тем более когда оба с такой страстью любили друг друга.

Внезапно горячую тишину нарушил барабанный бой, и Себастьян, повернувшись, вскинул ружье, но Марк Лейн остановил его:

— Это не барабаны войны, это барабаны радушного приема.

Себастьян немного успокоился, а у Харриет, словно обручем, сдавило грудь. Что, если МаркЛейн ошибается? Что, если Рауль уже сейчас смотрит в лицо смерти? Отойдя от двух мужчин, Харриет, склонив голову, молча молилась.

Барабаны все еще продолжали стучать, когда в дрожащем мареве полуденного зноя наконец появились двое мужчин, галопом скакавших обратно в лагерь. Харриет без сил опустилась на один из ящиков. Он живой. Он возвращается. Но при виде того, как Наринда со всех ног бежит навстречу Раулю, Харриет ощутила, как ее душу охватывает безысходное отчаяние: Рауль возвращался, но не к ней, а к Наринде.

Пошатываясь, Харриет поднялась на ноги и постаралась взять себя в руки. Едва лошадь успела остановиться, Рауль с ликующим видом спрыгнул на землю.

— Нам повезло, — радостно обратился он к Марку Лейну. — Вождь Латика оказался и дружелюбным, и полезным. — Он придвинул к походному столу брезентовый стул и расстелил для всех карту. — Одно из Великих Ньянза — это, по-видимому, озеро, открытое Спи-ком в прошлом году и названное в честь королевы. Другое, неизвестное озеро, Латика называет Лута Н'зайге — озеро Мертвой саранчи, и оно лежит в этом направлении.

Палец Рауля решительно двинулся вниз через пустое пространство на карте.

— Но это более двухсот миль! — воскликнул Себастьян.

— Если бы оно было ближе, то его открыли бы давным-давно, — усмехнулся Рауль.

— И вы считаете, что это то место, откуда вытекает Нил? — спросил Марк Лейн, сосредоточенно изучая карту.

— Я уверен в этом.

— Оно почти на линии экватора, — заметила Харриет, нагнув голову, чтобы лучше видеть.

Рауль поднял голову, их взгляды встретились, и на этот раз Харриет не отвернулась — просто не смогла, и на долю секунды ей показалось, что между ними снова полное взаимопонимание.

— Латика говорит, что южнее озера лежат огромные горы.

— Лунные горы, — с замиранием сердца прошептала Харриет.

Рауль кивнул, а затем Себастьян забросал его вопросами, а Наринда, заметив короткий обмен взглядами между своим хозяином и английской девушкой, решительно проскользнула между ним и Марком Лейном и снова стала на колени у ног Рауля.

Невероятно, но на короткий миг Харриет забыла о существовании Наринды, а теперь ее восторженное настроение пропало.

— Вождь Латика хочет распространить свое радушие на всех членов нашей группы, — говорил Рауль Марку Лейну. — Завтра вы и Себастьян будете сопровождать меня, а Фроум останется в лагере с мисс Латимер и Нариндой.

Он снова склонил голову над картой, и Харриет обратила внимание, что волосы у него на затылке стали длиннее. Тогда как красота Себастьяна вяла от жары и невзгод путешествия, красота Рауля расцветала; казалось, что трудности и опасности идут на пользу ее буйному цветению.

Харриет отвела взгляд от наклоненной головы с темными жесткими завитками и, отойдя, занялась починкой юбки, которую разорвала о колючки. Она не собиралась оставаться в лагере с Уилфредом Фроумом и Нариндой. Если Себастьяну и Марку Лейну была дана привилегия встретиться с вождем Латикой, то она отправится вместе с ними.

Весь остаток дня Себастьян монополизировал ее внимание, без остановки размышляя вслух о дальнейшей перспективе, о славе, которую принесет им такое открытие, об известности, которая будет следовать по пятам за ними.

Рауль, мечтая поговорить с Харриет наедине, обуздал свою раздражительность и откровенно говорил с Марком Лейном о других вещах, которые сообщил ему вождь Латика: о враждебности племен, населяющих земли между лагерем и местом назначения экспедиции; о разгоревшейся межплеменной войне; о дождях, которые пойдут и наполнят притоки Нила, сделав дальнейшее продвижение невозможным.

— Когда вы скажете это Фроуму и Себастьяну? — угрюмо поинтересовался Марк Лейн.

— Когда препятствия станут очевидными. Если я скажу им сейчас, они мне не поверят и решат, что я просто пытаюсь украсть у них славу, которой они оба так жаждут. Только время покажет, заслуживают ли они быть записанными как первые люди, стоявшие у истока Нила.

Марк Лейн грустно кивнул. Как и Рауль, он сомневался, сможет ли Себастьян Крейл выдержать длительные трудности, и, как и Рауль, с не слишком большим уважением относился к талантам Уилфреда Фроума как географа.

В эту ночь Себастьян и Уилфред крепко спали, мечтая о финансовых вознаграждениях за свои старания. Рауль спал спокойно, воодушевленный уверениями вождя Латики о существовании огромного озера, дающего рождение Нилу. Марк Лейн помолился и спал с чистой совестью. А Харриет провалилась от изнеможения в глубокий сон. И только Наринда не спала.

Она осторожно пробралась в палатку Харриет и отрезала прядь распушенных золотых волос, а потом бесшумно побежала к своему мулу и, отведя его на некоторое расстояние от лагеря, села на него. Ее хозяин подтвердил, что племя в деревне дружелюбное, так что ей ничего не грозило. Она знала английскую девушку лучше своего хозяина и понимала, что та не останется в стороне, когда другие поедут к вождю Латике, а отправится вместе с ними, тем самым упростив задачу Наринде. В темноте Наринда улыбнулась сама себе. Завтра последний день, когда английская девушка будет нарушать душевное спокойствие ее хозяина. Завтра вождь Латика сделает английскую девушку своей рабыней, и Наринда получит себе своего хозяина. Она погнала мула вперед, уверенная, что ее план не может провалиться.