Джонатан Аргайл проснулся и почувствовал, что голова просто раскалывается от боли. Минут пятнадцать он тупо разглядывал потолок, не в силах понять, где находится. Джонатан с трудом собрался с мыслями, привел их в хронологический порядок и наконец вспомнил, почему находится здесь, а не у себя в постели в римской квартире.
Он мыслил ассоциативно, сначала вспомнил своего Тициана, затем о необходимости ехать в этой связи в Лондон. Поиск причин оживил в памяти Морзби, что навело на мысли о ди Соузе, краже и убийстве.
Эти умственные упражнения вызвали такую невыносимую головную боль, что Джонатан тихонько застонал.
— Вы в порядке? — послышался голос справа.
Некоторое время он соображал, кому бы тот мог принадлежать, но так и не вспомнил. И сердито буркнул в ответ нечто нечленораздельное.
— Жуткая авария, — заявил голос, — Вы, должно быть, просто в ужасе от нее.
Тут тоже требовалось поразмыслить. Какая еще авария?.. И сказать, что он в ужасе, нет, это, пожалуй, слишком. Если бы не голова, вообще никаких проблем, Джонатан Аргайл пробормотал в ответ, что чувствует себя вполне сносно, спасибо за внимание.
Голос заметил, что сказывается посттравматический синдром. Что дальше, когда он окончательно придет в себя, будет еще хуже. Аргайл, не имеющий привычки огорчаться по какому-либо поводу, не стал ему возражать.
— Я так полагаю, — продолжил голос, — вы хотите что-то предпринять по этому поводу.
— Нет, — пробормотал Аргайл, — Зачем?
— Это ваш гражданский долг.
— Наверное, — промолвил Аргайл.
— Такие машины на дорогах города. Этого не следует допускать. Этих людей надо остановить, иначе они всех нас поубивают Просто стыд и позор! Калифорния всегда была самым безопасным местом! Буду счастлив помочь вам.
— Вы очень добры, — тихо произнес Аргайл и начал думать, где бы раздобыть кофе, аспирин и сигареты.
— Почту за честь.
— Кто вы такой? — раздался еще один голос, откуда-то слева, показавшийся Аргайлу знакомым.
Он подумал, стоит ли открывать глаза и поворачивать голову, но решил, что это уж слишком.
Умиротворенное бормотание голосов продолжалось, и Аргайл задремал под этот аккомпанемент. Хорошая штука, сон, подумал он, когда голоса зазвучали громче и пронзительнее.
Один из них — голос номер два, как Аргайл назвал его, — защищался, а второй, или голос номер один, нападал и принадлежал хищнику. Голос номер один объявил, что он — Джошуа Энсти, практикующий адвокат, специализирующийся на автомобильных авариях, и утверждал, будто заботится об интересах пострадавшего клиента. Если бы голос номер два не сдавал напрокат старые сломанные автомобили, то и отвечать перед судом ему бы не пришлось. А так он должен за это заплатить.
Это дало Аргайлу новую пищу для размышлений. Голос два он узнал: это был человек по имени Чак, у которого он взял напрокат «кадиллак» 1971 года выпуска, который, как теперь вспомнил Аргайл, влетел в витрину магазина. Но не совсем было понятно, о каком ответе перед судом идет речь.
Беседа над его неподвижным телом продолжалась Голос Джошуа Энсти, адвоката, заявил, что тормозной шланг находился в безобразном состоянии.
Чак его перебил и возразил, что все это полная чушь и ерунда. Он лично занимался этой машиной на прошлой неделе, и тормозной шланг был закреплен им контровочной гайкой. Намертво. И он никак не мог отскочить, просто никак.
В ответ на это Энсти обвинил Чака в вопиющей некомпетентности и сказал, что машины ему следует обходить за милю.
Тогда Чак обозвал Энсти полным придурком, вслед за этим до слуха Аргайла донеслись звуки возни и ругань, а потом откуда-то издалека донесся громкий крик, призывающий прекратить это безобразие. И утверждающий, что больница не место для пьяных разборок.
«О, — подумал Аргайл, и тут раздался дикий вопль, а затем грохот падающих на пол хирургических инструментов, — о, так вот где я. В больнице».
«Что ж, это хорошо. — Такова была следующая мысль, и Аргайл снова провалился в сон под крики людей, призывающих полицию. — Теперь я знаю…»
— Вы в порядке? — осведомился голос, когда Аргайл снова вынырнул из темного колодца сна.
«О Господи, опять! Только не это», — подумал он.
— Слышал, из-за вас тут заварушка случилась.
На сей раз он сразу узнал голос. Детектив Морелли. Впервые за все время Аргайл открыл глаза, постарался сфокусировать взгляд и слегка повернул голову на подушке.
— Из-за меня?
— Все утро над вашим телом шла битва. Адвокат и этот тип из проката машин едва не разнесли палату. Неужели не помните?
— Смутно припоминаю. А что делал здесь этот адвокат?
— О, все они такие. Шакалы. Во все суют нос. Как вы себя чувствуете?
— Мне кажется, нормально. Так, сейчас посмотрим. — Приподняв голову, Аргайл оглядел себя, словно проверял, все ли на месте. — Черт, а что это с ногой?
— Вы ее сломали. Но перелом чистый, так говорят врачи. Беспокоиться не о чем. Правда, на некоторое время придется отказаться от бега трусцой.
— Жаль.
— Но ничего серьезного. Вот, пришел проведать, посмотреть, как вы тут. Потом передам все вашей девушке.
— Кому?
— Ну, этой дамочке из Италии, как ее?.. Названивает каждые несколько часов, уже весь отдел с ума свела своими звонками. Весь отдел убийств уже называет ее просто по имени. Она на вас запала, верно?
— Разве? — мрачно удивился Аргайл.
Морелли оставил эту ремарку без внимания. Ему и без того было ясно.
— В общем, я вижу, вы в полном порядке. Ладно, отдыхайте, не буду мешать.
— Контровочная гайка, — произнес Аргайл. Морелли удивился.
— Тормозной шланг просто не мог отойти сам по себе. Так мне сказали.
— Гм, да, хорошо. Просто я как раз собирался…
— Это означает… — сосредоточенно хмурясь, продолжил Аргайл. — А что, черт побери, это означает?
Морелли почесал подбородок. Поразительно. Этот человек, похоже, вообще никогда не бреется.
— Вообще-то, — промолвил он, — все мы в отделе ломаем головы над тем, кто мог дать нам наводку…
— Все это страшно глупо. Ведь я мог и серьезно пострадать. Просто не представляю, кому понадобилось делать это.
— Как вы думаете, кто убил Гектора ди Соузу? А Морзби? И украл бюст?
— О чем вы?!
— Сегодня утром было обнаружено тело ди Соузы. Его застрелили.
Аргайл изумленно уставился на него:
— Шутите?
Морелли отрицательно покачал головой. Последовала долгая пауза.
— Вы в порядке? — спросил детектив,
— Что?.. А, да, да… — пробормотал Аргайл и умолк. — Вообще-то нет, не в порядке, — добавил он. — Просто в голову не приходило, что что-то может случиться с бедолагой. Он, знаете ли, не из тех, кого обычно убивают. Кому, скажите на милость, понадобилось убивать Гектора? Нет, не могу утверждать, что этот человек мне очень нравился. Но он был частью пейзажа и абсолютно безобиден в том случае, если вы у него ничего не покупали. Бедный старина Гектор!..
Морелли, разумеется, ничуть не огорчился фактом гибели ди Соузы. За время службы он успел насмотреться на останки безвременно ушедших из этой жизни людей. Были среди них хорошие, плохие, старые, молодые, богатые и бедные, святые и грешники. Ди Соуза — просто еще один, из них, к тому же они даже не были знакомы.
Аргайл беспокойно завертел головой на подушке и потребовал подробностей. Морелли любезно поделился с ним информацией. Его разбудили спозаранку — пришлось ехать в пригородный лес, где обнаружили тело, наспех закиданное землей. Впрочем; он слишком живо помнил все детали, чтобы делиться ими с человеком в состоянии Аргайла.
— Не хотелось бы вдаваться в подробности, но эксперты считают, что застрелили ди Соузу примерно через двадцать четыре часа после исчезновения. Одним выстрелом, в затылок. Он не успел ничего почувствовать.
— Так всегда говорят. И я нахожу это неубедительным. Мне кажется, что когда убивают выстрелом в затылок, это больно. А откуда взялось ружье, вы знаете?
— Нет. Это был маленький пистолет. Его нашли в нескольких метрах, в кустарнике. Говорить что-либо определенное пока рано, но ясно одно: из этого же пистолета был убит и Морзби. Ничего, со временем все выяснится.
— Насколько я понимаю, именно мне придется везти тело в Рим, — заметил Аргайл. — Как это типично.
— Считаете, так будет правильно? — рассеянно спросил Морелли и снова потер пальцем десну.
— Все еще болит?
Морелли кивнул:
— Да. Все хуже и хуже становится, черт бы ее побрал!
— Вам надо сходить к зубному врачу.
Морелли насмешливо фыркнул:
— Интересно, когда? Работы теперь вообще невпроворот из-за этого убийства. Кроме того, известно ли вам, за сколько времени записываются у нас к дантисту? Да проще добиться аудиенции у папы Римского! Вы чувствуете себя ответственным за похороны ди Соузы?
Аргайл пожал плечами:
— Не знаю. Но если честно, то да. Гектор бы никогда не простил, если бы я оставил его здесь. Он был настоящим римлянином и эстетом. Не думаю, что ему понравилось бы на кладбище в Лос-Анджелесе.
— У нас есть очень хорошие кладбища.
— Не сомневаюсь. Но Гектор был очень разборчив. Кроме того, не знаю, есть ли у него родственники.
«Какая теперь разница», — подумал Морелли. Он был не столь сентиментален. Аргайл же полагал, что просто обязан устроить покойному достойные проводы в приемлемом для него стиле. Отпевание по полной программе в церкви или величественном соборе — чем величественнее, тем лучше, — рыдания друзей у могилы…
— Наверное, вам стоило немалого труда разыскать его, — заметил Аргайл, не найдя лучшего продолжения для беседы
— Ничуть. Мы получили наводку.
— От кого?
— От какого-то охотника, полагаю, он вышел на промысел по окончании сезона. Такое часто случается. Все стремятся сообщить, что нашли тело, однако никто не хочет подвергнуться преследованию, — произнес Морелли таким тоном, словно охотники каждый день наталкиваются на трупы.
— Но в таком случае это исключает Гектора из списка подозреваемых, верно?
— Возможно. Но одним потенциальным убийцей определенно стало меньше. Кстати, вы были последним, кто говорил с ним на той вечеринке?
Аргайл кивнул.
— Припомните, о чем он говорил.
— Но я ведь уже рассказал вам, в общих чертах.
— Нет, точно. Каждое слово.
— Зачем это вам?
— Да затем, что если на каком-то этапе некто испортил тормоза вашей машины, значит, вас тоже хотели убить. Но кому и зачем понадобилось убивать вас? Разве только в том случае, если вы знаете нечто такое, о чем не сообщили нам.
Аргайл пытался сосредоточиться, затем выдал фразу, которая вряд ли могла прояснить ситуацию:
— Гектор сказал, что должен утрясти кое-что с Морзби.
— А как именно собирался это сделать, он говорил?
— Да.
— Выкладывайте.
— Видите ли, проблема в том, что я его в тот момент просто не слушал. Думал о чем-то другом. А Гектор говорил. Потом я попросил повторить его, но он не стал.
Морелли мрачно уставился на него.
— Вы уж извините.
— А кто-нибудь другой мог слышать ваш разговор?
Аргайл поскреб в затылке.
— Ну, наверное, много людей слышали. Так, дайте-ка вспомнить. Стритер, Тейнет, миссис Морзби, потом еще этот адвокат, все они были там. Молодой Джек Морзби уже ушел, а старый Морзби еще не приехал…
— Но кто стоял достаточно близко, чтобы слышать?
Аргайл пожал плечами. Он затруднялся с ответом.
— Да, свидетель из вас никудышный.
— Извините.
— Ну ладно. Обещайте, что если вспомните…
— Я вам тут же позвоню. Хотя сомневаюсь, чтобы от этого был прок.
— Почему?
— Потому, что мы говорили по-итальянски. Лангтон говорит по-итальянски, но его поблизости не было. Гектор его искал. Полагаю, что остальные по-итальянски не понимают.
Морелли уставился на него с еще более разочарованным видом, и Аргайл решил сменить тему:
— Скажите, а вам удалось найти бюст?
Детектив покачал головой:
— Нет. И вряд ли мы его найдем. Может, его просто в море выбросили, и все дела.
— Но это глупость! — воскликнул Аргайл. — К чему красть вещь, а потом выбрасывать ее?
Морелли фыркнул:
— Ой, не спрашивайте.
— Но кто-то обязательно должен был что-то видеть.
— С чего это вы взяли?
— Да потому, что этот мраморный бюст страшно тяжелый. Его нельзя просто сунуть в карман и уйти. Если вы бредете по улице с бюстом Бернини под мышкой, кто-нибудь обязательно это заметит.
Морелли ехидно улыбнулся, давая понять, как мало знают и понимают люди.
— С тем же успехом кто-то мог бы заметить убийцу, толкущегося у административного здания, или услышать выстрел. Но этого не случилось. В этом городе никто ничего не видит и не слышит. Никого не оказывается на месте преступления, люди слишком заняты, вечно куда-то торопятся. Порой мне кажется, можно украсть здание городской ратуши, и ни одного свидетеля не найдется.
Он поднялся, собираясь уходить.
— Однако этот бюст не главная моя забота. Пусть им занимаются ваши друзья из Рима. Они считают, что это подлинное произведение искусства, и уже подали официальный запрос, обвиняющий Морзби в незаконном экспортировании. Они будут выматывать душу у сотрудников музея до тех пор, пока его не вернут. И их трудно винить в этом. Кстати, на поиски бюста прилетает ваша подружка.
— Флавия? — изумился Аргайл.
— Да, Боттандо мне сообщил. Это немного вас взбодрит, верно?
Аргайл поблагодарил его за новость.
— Вы в порядке?
До чего же однообразны речевые обороты в этой части света, подумал Аргайл и повернул голову, чтобы взглянуть на очередного посетителя.
— Мистер Тейнет? — удивленно воскликнул он.
Директор музея, как казалось Аргайлу, не принадлежал к типу людей, которые носятся по больницам с букетами и фруктами. Но то, несомненно, был Тейнет. Стоял возле койки и озабоченно смотрел на него.
— Как это мило, что вы меня навестили.
— Меньшее, что я мог сделать. Очень огорчился, узнав об этом происшествии, и испугался за вас. Ну и за нас, разумеется, тоже.
— Тяжелая выдалась неделя, мистер Тейнет?
Директор музея открыл рот, собираясь сказать что-то, но передумал и тяжело опустился на стул. Аргайл внимательно посмотрел на него. Очевидно, что этот человек пришел с самыми, добрыми намерениями, утешить его и развеселить. Но столь же очевидно, что ничего у него не получится. Собеседник Тейнета был благодарный — нога подвешена на распорке, бежать невозможно — есть перед кем излить душу.
— Что случилось? — спросил Аргайл. — Похоже, вы обеспокоены чем-то?
Слабо сказано. На самом деле Тейнет выглядел просто ужасно. Под глазами синеватые мешки, указывающие на то, что последние несколько дней он почти не спал. Все в Тейнете, от усталой неверной походки до выражения глаз, говорило о том, что он на пределе. Впрочем, в весе директор музея не потерял.
— Мы в безвыходной ситуации. Нет, вы просто не представляете, что происходит.
— Похоже, дела действительно плохи, — сочувственно произнес Аргайл и осторожно повернулся — поправить подушки и устроиться поудобнее. Разговор, как он понял, предстоит долгий.
Тейнет скорбно вздохнул и начал:
— Боюсь, музей могут закрыть. И это как раз в тот момент, когда мы почти решили вопрос о самом потрясающем проекте. Ужасно, просто ужасно.
Очевидно, он все же преувеличивал драматичность ситуации, и Аргайл не преминул это заметить. Кто сказал, что музей должен закрыться? Денег они не жалели, опыта тоже набирались. Да ко времени, когда он, Аргайл, помрет, все сокровища Италии перейдут под эгиду Национального музея.
— Это Америка. И музей у нас частный. Что решит владелец, то и будет. А новым владельцем должна, по всей вероятности, стать Анна Морзби. Вы сами видели, как она с нами считается.
— Но мне казалось, существует некий трастовый фонд. Тогда за будущее беспокоиться нечего.
— Так и было. Но мистер Морзби не успел подписать все бумаги. Собирался объявить о своем намерении как раз на той вечеринке, а подписать документы на специальной церемонии завтра, прямо с утра. Но так и не подписал. И никогда уже не подпишет.
Видимо, Тейнет был удручен именно этим.
— Но разве у музейной администрации нет своих денег?
Тейнет покачал головой:
— Нет.
— Никаких?
— Ни цента. За все всегда платил лично мистер Морзби. Это ужасно, никогда не известно, на какой бюджет можно рассчитывать в следующем году. Мы не знали даже, есть ли у него вообще такой бюджет. Приходилось выпрашивать деньги всякий раз, когда собирались приобрести ту или иную вещь. Думаю, он делал это специально, чтобы мы знали свое место.
Он снова тяжело вздохнул и тихо добавил:
— Три миллиарда долларов. Вот сколько мы получили бы, проживи Морзби хотя бы днем дольше.
— Но ведь он мог и передумать, вам не кажется? Сын говорил, что его отец вполне способен на такие штучки.
При упоминании о Джеке Морзби Тейнет болезненно поморщился, однако не мог не согласиться с этим утверждением.
— Но только не на этот раз. У трастовых фондов одно большое преимущество. Стоит основать такой фонд, и деньги из него уже нельзя взять без соглашения каждого из членов попечительского совета. И я должен был стать одним из них.
— Какова же ситуация сейчас?
— Полная катастрофа. Анна Морзби наследует все.
— Ну а сын?
— Я не задумывался над этим. Нет, споры, разумеется, будут, и дело дойдет до суда. Но, учитывая то, что он был вполне легально и однозначно лишен наследства, да и денег на хорошего адвоката у него нет, не думаю, что у него что-то выгорит. И положение сына нисколько не изменится.
— Ну а ваше?
Тейнет возвел взор к потолку.
— А как вы думаете? — с горечью воскликнул он. — Миссис Морзби ясно давала понять все эти годы, что музей — это лишь напрасная трата денег и времени. Просто трагедия! Пять лет работы пошли насмарку. А я-то думал, что за эти годы мы сумеем создать замечательную коллекцию. Мало того, еще и итальянская полиция дышит в спину, достает расспросами об этом бюсте. Они сделали официальное заявление о факте незаконного экспорта. Представляете?
— Хотелось бы знать, откуда взялся бюст.
Тейнет покачал головой.
— А вот об этом ничего не знаю. И вам это прекрасно известно. Так что вам придется спросить Лангтона.
Аргайл недоверчиво посмотрел на него.
— Неужели вы думаете, я поверю, будто директор музея не знал, откуда взялся ценный экспонат?
В глазах Тейнета светились печаль и отчаяние.
— Люди не понимают, но это, тем не менее, истинная правда. Вам известна история нашего музея?
Аргайл отрицательно покачал головой. Ему всегда хотелось узнать что-нибудь новенькое.
— Мистер Лангтон заведовал частной коллекцией Морзби еще до того, как старику пришла в голову идея основать музей. Когда этот проект появился, он, естественно, рассчитывал на должность директора. Лично я винить его в этом никак не могу. Но Морзби всегда и все делал по-своему. Он с самого начала решил, что проект этот престижный, и захотел, чтобы музей возглавила не менее престижная персона.
— То есть вы? — спросил Аргайл, стараясь не показывать своего изумления.
Тейнет кивнул:
— Да, именно. Йель, Метрополитен-музей, Национальная галерея. Блестящая карьера. А Лангтон вообще никогда не работал в большом музее; ну и его, грубо говоря, отшили. Конечно, я очень хотел получить эту работу, но все же считаю, что с ним поступили несправедливо. Ну и пришлось мне придумать для него должность. В Европе.
— Иными словами, отправили куда подальше, — заметил Аргайл.
Тейнет взглянул на него с укоризной.
— Я мог бы послать его еще дальше, однако решил иначе. Впрочем, несмотря на это, он, боюсь, не забыл и не простил мне то, что я занял его кресло.
— А Морзби его любил?
— Да разве Морзби когда-нибудь кого любил? Не знаю. Но они неплохо ладили в прошлом, и старик понимал, что Лангтон может быть ему полезен. Вот Лангтон и остался с тайной мыслью вытеснить меня в один прекрасный день. Ему доставляло огромное удовольствие организовывать приобретения напрямую через Морзби, даже не посоветовавшись со мной. Так появился этот бюст. И кстати, ваш Тициан — тоже.
— Так ему за него заплатили?
— Да.
— Почему?
— Что значит, почему? О чем это вы?
— Да просто удивляюсь. Ведь мне за моего Тициана пока не заплатили. А когда я поднял этот вопрос, все просто поморщились.
В глазах Тейнета промелькнуло сожаление.
— И вы тут же сдались.
— А что вы ожидали?
— Очевидно, владелец бюста оказался более ловким торгашом.
— Вы хотите сказать, что эти разговоры по поводу музейной политики оказались пустой болтовней?
— Нет, конечно, мы всегда хотим максимально оттянуть момент платежа. Но если не получается сбить цену.
— А как же с Гектором? Ему заплатили или нет?
— Разумеется, нет, И теперь уже не заплатят. Я попросил наших специалистов по скульптуре просмотреть все его ящики. Полная ерунда, ничего стоящего там не нашлось. Должно быть, этот Лангтон просто из ума выжил. Вот почему я всегда возражал против его участия в закупках…
— Но я хочу понять другое. Кто являлся законным владельцем бюста на момент, когда его украли?
— О… Мы. Охранник встретил ящик в аэропорту, расписался за его приемку, а Барклай распорядился перевести деньги. И с этого момента бюст стал собственностью музея.
— Значит, Гектора уговорили вывезти его контрабандой из Италии. И когда вы во всеуслышание объявили, что это такое, он понял, что будет подвергаться преследованию. Неудивительно, что Гектор разозлился.
Тейнет нервно заерзал в кресле.
Аргайл закрыл глаза и подумал: «Гектор пожаловался Морзби, вернулся в отель, там ему кто-то позвонил, и он сразу зарезервировал место на рейс до Рима. Зачем ему это понадобилось? Но кто-то добрался до него первым. Может, Гектор видел что-нибудь важное? Или же этот некто не хотел, чтобы он вернулся в Италию? Странно».
— А вы, случайно, не знаете, где находился мистер Лангтон между одиннадцатью вечера и часом ночи? — спросил он.
Тейнет заметно удивился — не столько вопросу, сколько скрытому в нем подтексту. Он также был, похоже, заранее расстроен ответом, который придется дать. Лангтон, сказал Тейнет, не выходил из музея сразу после обнаружения тела Морзби. Он совершенно определенно находился в музее до трех часов ночи, пока не настало время ехать в аэропорт, чтобы успеть к рейсу в Италию. Нет, разумеется, все это вовсе не означает, что его можно обвинить в убийствах. Но, несмотря на то, что в данный момент Самуэль Тейнет скорбно опустил голову, его чувства были вполне очевидны. Да он бы с ума сошел от радости, если бы Лангтон оказался за решеткой.
Аргайл обдумал слова Тейнета и прямо спросил:
— Что же тогда произошло с этим инфернальным Бернини? Он показался вам настоящим или подделкой? Ведь все сводится к этому бюсту, иначе просто ерунда какая-то получается, концы с концами не сходятся.
Тейнет пожал плечами.
— Ни малейшей догадки, — лаконично ответил он. Да, сегодня от него немного было проку.
— Ладно, перестаньте. Вы же опытный, образованный человек. Специалист. Если бы пришлось поставить пять долларов, что бы выбрали? Настоящий или подделка?
— Честно вам говорю, не знаю. Ведь я его даже ни разу не видел.
— Что?
— Да, представьте, не видел. Все время собирался взглянуть, но день выдался такой суетный, все готовились к визиту Морзби. Вот если удастся его вернуть, тогда я сразу скажу. Впрочем, судя по тому, как переполошилась итальянская полиция, думаю, он настоящий.
— Странно ведутся у вас в музее дела.
Тейнет даже не пытался возразить; просто одарил Аргайла многозначительным взглядом, говорившим, что тому и половины неизвестно о происходящем в музее.