Бюст Бернини

ГЛАВА 8

Утром около десяти часов Флавия выехала в Губбио. Она вовсе не была уверена, что визит к скульптору, другу ди Соузы, поможет в расследовании. Ведь у них нет ни единого доказательства того, что бюст был подделкой. Напротив, все детали, которые она собирала буквально по крохам, свидетельствовали об обратном. Однако скульптор мог знать неприглядную подноготную всех махинаций ди Соузы в прошлом. В частности, о том, что происходило в 1951 году, послужившем отправной точкой для бизнеса испанца.

Добраться от Рима до Губбио можно за три часа или за четыре с половиной, если вы любитель таких мероприятий, как завтраки на природе, которая здесь была красива чрезвычайно. Впрочем, Флавии было не до любований пейзажем. Примерно через десять часов ей предстояло сесть в самолет, вылетавший в Калифорнию. Боттандо поступил разумно, послав ее в Америку, в этом Флавия не сомневалась. Однако подозревала, что генерал вновь вмешивается в ее личную жизнь.

Дежурный местного полицейского участка, которому она представилась по всем правилам протокола, был очень мил и любезен, но не мог скрыть удивления, услышав, что Флавия приехала допросить Альсео Борунну, столпа местного общества. Нет, конечно, он был иностранцем и приехал сюда откуда-то из-под Флоренции, сообщил комендант. Но Борунна прожил здесь, в маленьком городке, уже много лет и в данный момент работал вместе с архитектором над восстановлением кафедрального собора, который, по уверениям начальника, давно нуждался в серьезной реставрации. Правительство и церковь проявляют вопиющее пренебрежение к сохранности национального наследия.

Флавия охотно согласилась с ним. Похоже, Борунна был не только истовым реставратором, но и образцовым прихожанином. Было ему под семьдесят, всю жизнь прожил с женой в любви и согласии, имел столько внуков, что и пальцев не хватит пересчитать. Архитектор просто нарадоваться на него не мог: он не только искусно работал по камню, но и держал в страхе здешних работяг, своих подчиненных. Волноваться можно было лишь по одному поводу: вдруг кто-нибудь переманит столь ценного мастера. Впрочем, весь городок знал, что Борунна уже отклонил одно весьма заманчивое предложение, заявив, что деньги для него не главное.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой, но ведь и такое тоже случается, верно? Святые все еще попадаются на этой грешной земле, порой достаточно встретиться с одним из них, чтобы укрепить свою веру в человечество. И будет очень обидно и грустно, если вдруг выяснится, что Борунна далеко не столь безупречен, как его репутация.

Впрочем, волноваться по этому поводу уже поздно, думала Флавия, шагая по узеньким извилистым улицам к кафедральному собору. Она приблизилась и спросила, где здесь находятся мастерские. Войдя во двор, Флавия подумала, что между этой мастерской и какой-нибудь плотницкой, где трудились в средние века, разница не столь уж велика: прямо под открытым небом были расставлены длинные деревянные столы, вокруг которых толпились неряшливо одетые работяги. Повсюду разбросаны куски мрамора, камни и бревна, а также инструменты, мало изменившиеся за последние пятьсот лет. Своим делом они занимались основательно и по старинке: никаких электропил и дрелей тут не наблюдалось.

Борунна стоял отдельно от остальных. Подперев ладонью подбородок, он задумчиво и внимательно разглядывал огромную, еще не законченную фигуру мадонны. И очнулся лишь тогда, когда Флавия представилась. Мастер поздоровался с ней нежно, с невинностью малого дитяти.

— Замечательная работа, поздравляю, — сказала Флавия, разглядывая мадонну.

Борунна улыбнулся:

— Спасибо. Думаю, ничего получилась. Должна заполнить одну из ниш на фасаде, до полного совершенства ей далеко, но это и не требуется. Нет, ей-богу, должен признать, она получилась даже лучше, чем я ожидал. У нас просто времени нет на более тщательную отделку.

— Ну, этого все равно никто не увидит.

— Не в том дело. Старым мастерам было не все равно, увидит кто-либо их огрехи или нет. Они во всем стремились достичь совершенства, потому что верили: их работа — дар Господу Богу, а уж он-то заслуживает самого лучшего. Теперь таких нет. И совсем не важно, заметят ли туристы из Германии или Англии разницу, им главное — сколько все это может стоить. Дух настоящего созидания утрачен навсегда.

Борунна осекся, на его лице появилось насмешливо-виноватое выражение.

— Моя идея фикс. Вы, наверное, сочтете меня старомодным. Прошу прощения. Ведь вы приехали сюда не за тем, чтобы слушать разглагольствования старика. Чем могу помочь?

— А? — спросила Флавия, с трудом отрывая взгляд от статуи и вновь возвращаясь в настоящее. — О да. Дело не столь уж и важное, но я немного ограничена во времени. Речь идет об одной… работе, автором которой, возможно, являетесь вы.

Борунна заинтересовался:

— Вот как? И когда это было?

— Мы не совсем уверены, — смущенно продолжила Флавия. — Примерно во второй половине двадцатого века. Для Гектора ди Соузы.

Мастер впал в задумчивость.

— Ах, для Гектора!.. А он все еще здесь? Не видел его целую вечность. Так, дайте-ка сообразить…

Шеф полиции оказался прав: Борунна был немного не от мира сего. Его тихий голос и добрые глазки почему-то заставляли вас чувствовать себя не в своей тарелке. Он не походил на шустрых, наглых и хватких деляг от искусства, заполонивших нынче мир. Святоша, иначе не скажешь.

— Мы должны пойти домой, — заявил старик. — Уже время обеда, и пока вы будете есть, я постараюсь разыскать кое-какие бумаги. Жена не простит мне, если я скажу, что сегодня к нам приехала красивая женщина из Рима, а я даже не пригласил ее в дом отведать всякие вкусности, на которые она у меня мастерица.

Они двинулись к дому, и по дороге Борунна объяснил, что знал Гектора много лет, с тех самых пор, как испанца занесло в Рим после войны. Тяжелые тогда были времена. В ту пору тридцатилетний Борунна был женат и работал над реставрацией Ватикана, изрядно пострадавшего во время войны. Гектор же буквально сбивался с ног, скупая произведения искусства и пытаясь продать их немногим оставшимся в Европе людям с деньгами. Покупателями его в основном были швейцарцы и американцы. Но даже им всучить что-либо было нелегко.

Борунна был огражден от опасностей и житейских неурядиц: в Ватикане у него имелись постоянная работа и приличный по тем временам заработок — большинство тогдашних римлян похвастаться этим не могли. И еще этот страшный дефицит. Не хватало буквально всего — еды, одежды, тепла, бензина, причем не важно, были у тебя деньги или нет. И они с ди Соузой помогали друг другу чем могли. Борунна одалживал ему деньги, а ди Соуза возвращался с дарами.

— Какими дарами? — спросила Флавия. Борунна немного смутился.

— У Гектора была развита предпринимательская жилка, вокруг него вечно вертелись самые разные люди, друзья, деловые партнеры, и с каждым он умел договориться.

— Вы имеете в виду черный рынок?

Он кивнул:

— Да. Но все это так, по мелочи. Лишь для того, чтобы можно было свести концы с концами и иметь самое необходимое. Вы слишком молоды и не помните те трудные времена, вам трудно представить, какие ухищрения требовались, чтобы раздобыть пол-литра оливкового масла.

— Вы покупали все это у него?

Борунна покачал головой:

— О нет. Гектор с охотой и бесплатно раздавал все, что имел. В чисто деловых вопросах он был немного прижимист, но для друзей не жалел ничего. Делился всем, что у него было. Возвращаясь домой, я часто заставал его у нас вместе с Марией…

— Кто такая Мария?

— Моя жена. Они с Гектором были как брат и сестра. Вообще-то это она познакомила меня с ним. И мы очень, очень дружили. Он всегда приносил бутылку вина, салями, ветчину и иногда даже свежие фрукты. Выкладывал все это на стол и говорил: «Ешьте, друзья мои, угощайтесь». И поверьте мне, юная леди, мы ели, и от души! Иногда я давал Гектору немного денег, ну, в качестве оплаты, выполнял для него кое-какую работу. Наверное, отчаяние ввергло нас обоих в искушение.

— Так вы подделывали для него скульптуру или нет?

Борунна сразу смутился и поник. Очевидно, он до сих пор испытывал вину, и Флавия не понимала, чем это вызвано. Ведь и в ее семье рассказывали такие же истории о трудностях послевоенной жизни. Как только не исхитрялись люди, чтобы раздобыть батон хлеба, бутылочку оливкового масла или хотя бы небольшой кусок мяса. И ей вовсе не казалось это грехом.

— Не подделывал. Улучшал, так будет точнее. Реставрировал. Время от времени Гектор приобретал коллекцию скульптуры девятнадцатого века. То были деревянные или мраморные фигуры, и я их состаривал. Добавлял пару веков к их возрасту. Превращал детали камина девятнадцатого века в мадонну шестнадцатого, ну, вы понимаете. Вот мы и пришли. Добро пожаловать в мою скромную обитель.

Беседуя, они шагали по вымощенному булыжником тротуару, залитому теплым полуденным солнцем, сворачивали с одной узкой улочки на другую, еще более узкую. Флавия с удовольствием слушала воспоминания Борунны. Картинки из прошлой жизни завораживали и очаровывали своей реалистичностью и невинностью. Двое молодых людей и женщина пируют за бутылкой вина и куском салями с черного рынка. Немного поработал там, соорудил очередную подделку здесь. И кто вправе винить их за это? В наши дни изготовление подделок и фальшивок утратило ореол романтичности и богемный дух. Подобно большинству других видов преступлений, они превратились в большой бизнес, вокруг которого крутятся миллионы долларов. И вознаграждением уже не является драгоценная бутылка кьянти, как и самый откровенный голод больше не является мотивом.

Но то было давным-давно. Как-то не похоже, что Борунна сколотил себе маленькое состояние на изготовлении Бернини для ди Соузы, во всяком случае, жилище его свидетельствовало об обратном. Назвать его убогим было мало. Старенький покосившийся домишко, с жалкой примитивной мебелью, но все скрашивали аппетитные ароматы, доносившиеся с кухни. И еще — с дюжину самых изумительных образчиков резьбы по камню и дереву, какие только доводилось видеть Флавии. Точно россыпь драгоценных камней — такое сравнение пришло ей на ум.

— Мария! — крикнул Борунна. — А у нас знатная гостья. Кофе, пожалуйста.

Тяжелая зеленая дверь распахнулась, он провел Флавию в помещение, где царили полумрак и прохлада. Пока Борунна занимался поиском бумаг, вошла его жена — женщина лет на десять моложе мужа, с овальным лицом и изумительными сияющими глазами, лучившимися добротой и приветливостью. Она поставила поднос на стол и обняла мужа с таким пылом, словно они не виделись очень давно. «Как это мило, — подумала Флавия. — Прожили в браке несколько десятков лет и до сих пор преданы друг другу. Вот достойный пример для всех нас».

Она сердечно поблагодарила женщину за кофе, извинилась за беспокойство и отказалась — последнее далось с немалым трудом — от приглашения на обед.

— Так это все ваше? — спросила Флавия, рассматривая разбросанные вокруг произведения.

Борунна оторвался от груды бумаг на столе.

— О да. Набиваю руку, так сказать. Тренируюсь, перед тем как приступить к настоящей серьезной работе.

— Но они… такие необычные, просто потрясающе!..

— Спасибо, — ответил он, и в его голосе прозвучала неподдельная радость от похвалы. — Пожалуйста, можете взять любую, какая вам понравится. Их тут десятки, и Мария вечно жалуется, что они только захламляют помещение, собирают пыль. Буду счастлив и польщен, если вы хоть одной фигурке найдете достойное пристанище.

Флавия с трудом поборола искушение и с сожалением покачала головой. Ей очень хотелось забрать одну-две фигурки домой. Они просто преобразили бы квартиру. Флавия уже представляла, как замечательно смотрелась бы вот эта маленькая раскрашенная статуэтка святого Франциска на каминной доске. Впрочем, Борунне вряд ли понравится, если она поставит святого там. Но если вдруг в ходе расследования выяснится, что Борунна не замешан ни в чем предосудительном, — а Флавия от всего сердца надеялась, что именно так оно и будет, — она всегда может вернуться сюда и…

— Ну вот, слава Богу, — произнес Борунна, когда жена удалилась на пропахшую вкусными запахами кухню. — Я знал, что рано или поздно найду. В тысяча девятьсот пятьдесят втором году я сделал для него последнюю работу. Руку и ногу. В римском стиле, кажется. В целом недурно, но ничего выдающегося. Справился всего за день. Просто заделал несколько трещин и выбоин.

— Так вы ведете записи еще с тех самых пор?

Старик был удивлен:

— Да, конечно. А что в этом необычного? Все так делают.

Флавия, принадлежавшая к разряду людей, которые никогда не знают, сколько у них денег на банковском счете, была просто потрясена.

— Насколько я понимаю, вы ищете что-то определенное?

— Да. Бюст. По всей видимости, работы Бернини. Скульптурный портрет папы Пия V. И Гектор, думаю, имеет к нему самое непосредственное отношение.

— Какое именно отношение? — В голосе старика улавливалась настороженность, и от внимания Флавии это не укрылось.

Он тоже имеет к этому отношение, подумала она. Вопрос только в том, удастся ли из него вытянуть хоть что-то.

— Мы не уверены, — ответила она. — Это всего лишь одна из возможностей. Он или купил его, или украл, незаконно вывез за границу, или же заказал подделку. Как видите, множество вариантов. И нам хотелось бы точно знать, вот и все. Из чистого любопытства, это не имеет никакого отношения к тому факту, что новый владелец бюста был недавно убит. Мне пришло в голову, что, возможно, Гектор…

— Снова взялся за старое? И я соорудил для него этот бюст?

Флавия вдруг почувствовала себя виноватой, хотя признание Борунны автоматически сделало бы его соучастником преступления.

— Да, примерно так. Вы смогли бы сделать, если бы он вас попросил?

— Подделать Бернини? О да. Это очень просто. Вернее, нет, далеко не так просто, но вполне возможно. Важно иметь образец. А когда он перед вами, дело за малым. Папа Пий V, говорите?

Она кивнула.

— Вам, конечно, известно, что в Копенгагене имеется бронзовая копия. Сделать копию-отливку из металла ничего не стоит. А вот настоящая скульптура — другое дело. Но и это возможно при наличии подходящего мрамора из определенной каменоломни. Ну а потом состарить, чтобы не выглядела новенькой. Тоже не проблема.

Все же странно, думала Флавия позже: похоже, подделка Бернини вовсе не была для Борунны новостью. И рассуждал он об этом с большим знанием дела. Даже в отчете Альберджи не упоминалось, что у бюста имеется бронзовая копия в Копенгагене.

— Но с чего вы взяли, что это подделка? — спросил он.

— Не знаю. Это всего лишь версия. Нам неизвестно, откуда взялся бюст, вот и все.

— Так почему бы не спросить Гектора?

— Он исчез.

— У него неприятности?

— Да. И их будет еще больше, если американская полиция его схватит. Очень многим людям не терпится задать ди Соузе пару вопросов.

— Боже мой! Да, я всегда боялся, что Гектор плохо кончит.

Борунна умолк, видимо, обдумывая варианты плачевного конца ди Соузы. Если бы Флавия знала, каковы они, то, возможно, помогла бы ему решиться. Он подошел к камину, некоторое время рассматривал стоявшего на доске херувима шестнадцатого века. Не исключено, что именно это создание помогло Борунне принять наконец решение.

— Да, — произнес он, — боюсь, что ничем не могу помочь. Я ведь уже говорил, мы с Гектором не виделись много лет. Немного повздорили, знаете ли. Давно. Просто не поняли друг друга.

— И причиной ссоры стали подделки?

Он нехотя кивнул.

— Ну, в числе прочего. — Поколебавшись с минуту, Борунна продолжил: — Времена менялись. Жить стало легче. Я никогда не одобрял этих его штучек. Тогда, после войны, это было вызвано необходимостью. Но как только появилась возможность, я решил завязать. И Гектору посоветовал то же самое и сказал, что если не завяжет, то его ждут нешуточные неприятности. Но Гектор всегда был человеком легкомысленным, убежденным, что можно сыграть на одном обаянии. Я боялся, что рано или поздно случится нечто ужасное, вот мы с ним и разошлись постепенно… А что касается Бернини, то был у него один. Правда, совсем недолго, и ничего хорошего это ему не принесло. Однако сильно сомневаюсь, чтобы Гектор недавно продал его.

Ага, подумала Флавия. Вот наконец и мелькнул маленький лучик в конце длинного темного туннеля. Жаль, что Борунна, спохватись, тут же загасил этот слабый огонек:

— Он его просто потерял.

— Потерял? — недоверчиво воскликнула Флавия. — Но как, скажите на милость, можно потерять бюст Бернини?

Вообще-то это был довольно глупый вопрос. Недавние события со всей очевидностью продемонстрировали, что нет ничего проще. Ведь чертов бюст действительно так до сих пор и не нашли.

— Ну, «потерял» — не самое подходящее слово. Только пусть это останется между нами. Гектор очень сокрушался из-за этой потери, а потом сделал все, чтобы забыть о ней.

Флавия заявила, что ее имя означает благоразумие, Борунна, приободренный этой новостью, продолжил рассказ.

— Все очень просто, — произнес он. — Гектор приобрел бюст на распродаже семейного имущества, если не ошибаюсь, году в тысяча девятьсот пятидесятом или пятьдесят первом. То была семья священника. Он сразу выделил вещицу среди множества остальных. Изумительная работа. Потом он продал ее какому-то дельцу из Швейцарии, и тот попросил, чтобы Гектор сам доставил покупку.

— То есть перевез контрабандой?

Борунна кивнул:

— Боюсь, что так. Деньги большие, а риск минимален. Гектор нанял машину и тронулся в путь. Но то был не его день. Полиция устроила на границе повальную проверку всех граждан: искали валюту, запрещенные к вывозу товары, уцелевших фашистов. Ну, Гектор и попался в эти сети. Они обнаружили бюст, а доказательств, что ди Соуза является его законным владельцем, у него не было. Ни бумаг, ни специального разрешения на вывоз, ничего. И обаяние не помогло. Его арестовали, бюст конфисковали и отправили на экспертизу в музей Боргезе. В те дни такое часто случалось; за время войны исчезло множество произведений искусства, и власти просто из кожи лезли вон, чтобы хоть что-нибудь вернуть законным владельцам.

— Ну а дальше?

— Не знаю. Но Гектор больше его не увидел.

— Но он, наверное, все же хотел узнать, что произошло с Бернини?

— Конечно. Всех свел с ума своими расспросами. В музее подтвердили, что бюст настоящий, а потом вдруг перестали делиться информацией. Гектор был убежден, что они решили оставить его себе.

— Но этого, как мы знаем, не случилось.

Борунна отмахнулся:

— Может, и нет. Ну а вы-то что думаете? Куда он подевался?

— Нам это неизвестно.

Он задумчиво кивнул, потом продолжил:

— Короче, одно я знаю твердо: к Гектору он так и не вернулся. И это было страшным для него ударом. Разумеется, денег на то, чтобы покрыть эту потерю, у него не было. Гектор считал, что его просто ограбили, потому что он приобрел этот бюст открытым и честным путем. Но поделать ничего не мог.

— Почему? Ведь если он принадлежал ему…

— Но так ли оно было на самом деле? Откуда он у него, я так до сих пор и не знаю. Возможно, Гектор приобрел бюст на распродаже. А может, и нет. Да и кто он такой, чтобы спорить с музеем Боргезе? Всего лишь бедный иностранец. У него не было ни малейшего шанса. Прояви Гектор настойчивость, и его могли бы обвинить в воровстве, мародерстве в послевоенное время, еще бог знает в чем. В те дни такое творилось… Вы еще слишком молоды и не знаете этого, но в Италии в те времена царил настоящий хаос. Предметы искусства тысячами переходили из рук в руки, рынки заполонили подделки.

Никто не знал, откуда что пришло и куда подевалось. Власти делали все возможное, чтобы установить хоть какой-то порядок, а потому порой проявляли чрезмерное рвение. Такова была ситуация, и Гектор стал ее жертвой. Я посоветовал ему позабыть обо всем этом, как о страшном сне. И он постепенно остыл. Впрочем, далеко не уверен, что покупатель бюста был от всего этого в восторге. Боюсь, что Гектор так и не отдал ему деньги.

— Тот швейцарец?

— Ну, во всяком случае, он жил в Швейцарии.

— А вы, случайно, не помните его имени? — спросила Флавия.

Борунна немного смутился.

— Нет, точно не скажу. Какое-то иностранное имя. Морган? Морленд?..

Флавия оживилась, в ее глазах светилась надежда.

— Может, Морзби? — осторожно спросила она.

— Давно это было, точно не помню.

В комнату вошла супруга Борунны и, одарив гостью сияющей улыбкой, принялась собирать со стола чашки. Флавия очень похожа на их дочь, сказала она, правда, когда та была моложе. Борунна согласился, что сходство есть.

— И вы не знаете, что произошло с бюстом за последние несколько десятилетий?

Борунна с нежностью взглянул на выплывающую из комнаты супругу и покачал головой.

— Знаю только, что его отправили в музей Боргезе. Гектор был уверен, что там он и остался. Боюсь, что больше ничем не смогу вам помочь.

Флавия собрала свои бумаги со стола, поднялась и попрощалась с хозяевами. «Приезжайте еще, хором твердили они. — Только уговор: чтобы обязательно остались к обеду. Может, в следующий раз Альсео удастся сбагрить вам одну из своих статуэток»

С сожалением покосившись на разбросанные по полу маленькие шедевры, Флавия обещала, что непременно приедет опять при первой же возможности. А теперь ей надо успеть на самолет.