Вера
Следующим утром выйдя из ванной комнаты, раскрываю чемодан, брошенный вчера в сердцах, и пытаюсь отыскать что-нибудь скромное.
Например, костюм серой мыши, которого в моём гардеробе не было отродясь.
Хватаю черную футболку оверсайз и легинсы, быстро одеваюсь и босиком шлёпаю по лесенкам на первый этаж.
Наконец-то я могу рассмотреть дом.
Это совершенно удивительно, но он напоминает мне тот, что был у «идеальной семьи» в глупых мечтаниях из детства.
Макрис даже в моих триггерах покопался.
Везде залез со своим сорок пятым размером. Везде оставил след. Сейчас уже кажется, что неизгладимый.
Дом двухэтажный, просторный. Со светлой гостиной, в которую заглядываю по пути. С паркетом цвета ольхи, с высокими, распашными дверями, уютным камином и… боже, с огромной, белоснежной кухней.
Мастерски убираю с лица щенячий восторг, когда напарываюсь взглядом на хозяина дома, сидящего в центре кухни за большим островом. Одна часть его отведена под приготовление пищи и снабжена электрической плитой с объёмной вытяжкой, другая – под обеденную зону.
– Доброе утро, – произносит Адриан, с любопытством проезжаясь взглядом от моего лба до голых ступней.
Черт.
Вроде закуталась, а чувствую себя обнаженной. И почему поленилась откопать в чемодане носки?
Задрав подбородок, молча прохожу к холодильнику.
– Я что? Наказан? – спрашивает он, пряча улыбку за кружкой.
По-хозяйски исследую продуктовые запасы. Вчера мне фактически сообщили, что я пленница в этом доме, поэтому робеть я не собираюсь.
Подхватив ветчину в нарезке и листья салата, грациозно усаживаюсь за стол.
– Для человека, мечтающего о работе, ты слишком долго спала, – продолжает он со мной разговаривать.
Кидаю на него равнодушный взгляд.
Сооружаю из тостов, стоящих в центре стола, и своих находок бутерброд и смачно откусываю половину.
Боже. Как вкусно. Мычу от удовольствия.
Леди так не делают, но и джентльменов здесь не наблюдается.
Я могла бы тысячу раз ответить Адриану то же самое, что и сказала вчера вечером. Правда… это больше было похоже на истерику, а не на разговор.
Моя работа– это часть меня. Как рука и нога. Абсолютно равноценная. А он, поступив так со мной, обесценивает мои достижения.
Оскорбляет меня.
Но с учетом того, что вчера мои слова вызвали у Макриса лишь снисходительную улыбку, повторять я их не собираюсь.
Пережевывая, озираюсь в поисках кофемашины. Подскакиваю с места, нахожу красивую синенькую кружку в шкафу над мойкой и жду, пока кофе будет готов.
Украдкой наблюдаю за Адрианом, сидящим ко мне спиной. На нём только черные спортивные брюки и больше ничего!
Твою мать!
Кажется, что его манящие плечи, заняли весь мой эфир. Так бывает. Вроде и студия большая. Реквизита много, свет. Речь в кадре вполне понятна, диалог интересен, а взгляд то и дело ложится на что-то конкретное.
Например, на татуировку на правой лопатке. И похожую… за ухом.
– На этот уик-энд поедем на дачу к Умарову. В гости, – сообщает Адриан, дождавшись, пока я снова усядусь напротив него.
– Зачем? – нахмуриваюсь.
Он улыбается своей маленькой победе. Удалось всё-таки выбить из меня хоть слово.
– Надо налаживать связи. Умаров – старик консервативных взглядов. На жизнь, на семью. На ведение дел.
– Зачем тебе с ним общаться? Разве вопрос с покупкой артели не решён?
– Договорённость есть. Но враг не дремлет, – зелень в глазах-омутах становится чудовищно опасной.
– Прохоров? – предполагаю.
Адриан вдруг улыбается:
– Ешь давай. Бунтарка.
Фыркаю, отпивая свой кофе и снова принимаюсь за бутерброд.
Вчера вечером я и слышать ничего не хотела.
Выхватила свой чемодан и сразу поднялась в отведённую для меня комнату. Так была зла на грека, что думала, убью к чёртовой матери.
Сейчас же взгляд постоянно падает на эстетически приятную грудь и твердый пресс, покрытые мягкими волосками и явно добытые с больши́м трудом в спортзале.
Он и два года назад был таким. Подтянутый, загорелый. Его тело чисто по-женски хотелось облизать, а чуть позже обнять, чтобы уснуть.
Мотаю головой.
– Раз уж мы живем вместе, – произношу строгим тоном. – Давай установим некие правила.
– Опять?
– Там были условия, – подмечаю.
– И они выполняются.
– Надеюсь, так будет и дальше.
Адриан потирает щетину на подбородке и становится серьёзным. Склонив голову, изучает мое решительное лицо.
Слушает внимательно то, что я говорю:
– Мы с тобой на одной территории. Попрошу тебя одеваться, когда ты выходишь из своей комнаты.
– Я настаивать на том же самом не буду, – отвечает грек, снижая взгляд к закутанной в хлопок груди. – Хотя… – смотрит так, что вмиг становится жарко. – Обыскивать тебя стало моей главной сексуальной фантазией.
– Попридержи её вместе с обнажённым торсом. Взаперти. В своей комнате, пожалуйста, – заявляю скучающе. – Дальше – если я не буду ездить на работу, значит, сотрудники телецентра будут приезжать ко мне. Сегодня во второй половине дня меня навестит Шурик. Нам нужно заняться монтажом вчерашнего сюжета. Я не привыкла бросать на полдороге.
– Хорошо. Пусть твой Шурик приезжает. Но работать вы будете в кабинете, а не в спальне, – говорит он, решительно отодвигая кружку.
А потом снова долго смотрит и спрашивает:
– Ты никогда не хотела просто отдохнуть? Уйти в отпуск? Слава сказал, у тебя столько дней накопилось, что ты можешь три месяца в телецентре не появляться.
Закатываю глаза раздражённо.
– Кому я буду нужна через три месяца?
– Я думал, публика тебя любит.
– Время на телеканале бежит, как один год за пять. За девяносто дней ветер сменится и родится новая звезда. Свято место пусто не бывает. Слышал такое?
– Нет.
– Поверь, мне быстро найдут замену, – озвучиваю свой главный страх.
Наверняка в моих глазах сквозит отчаяние, потому что Адриан вдруг становится задумчивым.
– Не понимаю твоих переживаний. В Греции каждая девочка всю юность готовится к тому, что станет женой. Ты красива, Вера, – делает многозначительную паузу, и я невольно улыбаюсь его умению воспроизводить неожиданные комплименты. – Уверен, что ты могла бы найти занятия поинтереснее плясок на холоде с микрофоном.
– Уж не варить ли борщи? – усмехаюсь.
Вместо ответа Адриан поднимается со стула и относит тарелку с кружкой в мойку. Сканирую взглядом узкую поясницу. Горячий кофе, по всей видимости, проваливается сразу в низ живота, потому что там отчаянно теплеет.
– Моя мама ни дня в своей жизни не работала, – оперевшись на край стола, произносит Адриан. – И счастлива.
– Ты сам такой умный? Или она тебе лично сказала?
– Это так и есть.
Проталкиваю пальцы в только что высушенные феном волосы и взбиваю их у корней.
– Женщина должна заниматься своей самореализацией, Адриан. Хотя бы для того, чтобы быть независимой. В противном случае, придется все время выпрашивать деньги… даже на шампунь.
– Хм… – он непонимающе обводит взглядом мои волосы. – Тебе нужен шампунь?
– Да нет, – смеюсь тихо. – Ты меня не понимаешь.
Вздыхаю.
Адриан подступает ближе и приглаживает прядь волос, которую я только что так активно взбивала. Склоняется, затягиваясь воздухом. Смещает ладонь мне на спину и проезжается вдоль позвоночника.
Резко отстраняется.
– Я уехал до вечера. Приготовь борщ и будь хорошей девочкой.
Ошарашенно разворачиваюсь, успевая заметить лишь удаляющийся с кухни затылок. Пытаюсь понять, что произошло.
Он снова лапал меня, а я молчала, как будто язык отрезали.
Бесит.
Кровь вскипает, лицо горит пламенем. Бесит, что его прикосновения, даже абсолютно лишённые сексуального подтекста, вызывают в моей душе такую разрушительную бурю.
Пожар.
Не испытывать к Адриану Макрису ровным счетом ни-че-го – это то, что я старательно, каллиграфическим почерком выводила бы в письмах Деду Морозу и Санта-Клаусу, вместе взятым.
Конечно, если б была настолько глупой, чтобы верить в эту новогоднюю чехарду…
*
С наступающим Вас Новым годом, дороги читатели!
Пусть в ваших дома всегда будут царить Счастья и Любовь!
Ваша Лина.