— Простите? — переспрашиваю, а у самой щеки краской наливаются.
В груди сердце ухает так, что в ушах звоном отдается. А на лбу испарина выступает под изучающим, пронзительным взглядом женщины.
Антонина Петровна — мать Павла? Вот это поворот!
Он упоминал в разговоре про родителей, но никогда не называл имен. А вот мать обо мне знает. Но откуда? Павел ей рассказал? Потому она и торт заказала, как предлог для личной встречи?
— Я предельно ясно задала вопрос, Мария. Будьте добры ответить.
Голос ее звучит хлестко, как удары кнутом. Невольно сжимаюсь. Дыхание задерживаю. А в голове мысли табуном проносятся. Того и гляди, меня затопчут.
С какого перепугу я вообще должна отчитываться перед незнакомым мне человеком? Она сделала заказ. Я выполнила. Пусть оплачивает, забирает и уходит.
Но воспитание мне не позволяет грубить. Не хочется увидеть негативные отзывы о кондитере. Да, я вправе удалить комментарии, но на душе останутся неприятные слова.
К тому же, меня распирает любопытство: а почему эта женщина решила, что я планирую выйти замуж за ее сына? Должна быть причина, которая натолкнула ее на мысль, а в дальнейшем произвести ход конем.
— С чего вы так решили?
— Вопросом на вопрос отвечать не вежливо, Мария. А вы это сделали уже дважды.
— Вы застали меня врасплох.
— Неужели? Я предполагала, что такие девицы, как вы, всегда начеку и готовы к любым неожиданностям.
— Такие, как я? Что вы хотите этим сказать?
Мне уже плевать, сколько вопросов задала и насколько это невежливо, но тяжелый торт, которым я машинально закрываю живот, оттягивает руки. А низ живота комом встает. Гинеколог в женской консультации называет это маткой в тонусе. А это совсем нехорошо, как и ощущения.
Она склоняет голову, презрительно кривится и выдает то, чего я и вовсе не ожидаю услышать:
— Только не говорите, что ребенок от Павла! Думаете, привязать его этим?
— Да как вы смеете? Кто вам дал право со мной разговаривать в таком тоне?
— Вот когда родишь, вырастешь, дашь воспитание и образование ребенку, тогда вспомнишь мои слова, когда за ним охотиться будут, как за легкой наживой. Конечно, Фадеев — известная личность, состоятельный человек.
— Знаете что, Антонина Петровна?
— Нет. Просвети! — она уже и на «Ты» перешла в своей ненависти.
— Это мой сын, и он не от Павла. У меня и в мыслях не было его захомутать, чтобы сделать отцом ребенка. Я прекрасно зарабатываю, чтобы справиться самостоятельно. И никогда не искала повода. Вы будете забирать торт?
— Да, буду! Посмотрим, насколько ты хороша, как рассказывают, — она протягивает наличные, сумму обговорили заранее.
— Кто же, если не секрет? — отдаю ей торт, замечая, как приподнимается идеально очерченная бровь, а в глазах мелькает восхищение.
Пусть и невольно, но мать Павла оценивает внешний вид торта, а за начинку я не переживаю: пальчики оближешь.
— Отчего же, отвечу: моя внучка. У Викуси рот не закрывается, только и щебечет о тебе, да о тех сладостях, которые папа приносит от Маши.
— И что? На основании детского лепета вы решили…
— Нет, — перебивает она, не задумываясь, насколько это невежливо, но я не заостряю внимание, в отличие от Антонина Петровны. — Я задала вопрос сыну, но он ушел от ответа. Не подтвердил, но и не опровергнул.
— И вы примерили на себя роль дилетанта, проведя личное расследование? — я откровенно рассмеялась, но с губ сорвался хриплый, скорее надрывный смех. — Увы и ах, Антонина Петровна! Смею вас разочаровать: меня ничего не связывает с вашим сыном. Спите спокойно!
Разворачиваюсь и ухожу. А саму трясет, как в лихорадке. Сжимаю кулаки и слышу, как хрустят купюры. Не поленилась несостоявшаяся свекровь: сняла деньги в банкомате, а тот выдал новыми банкнотами.
Иду через двор к подъезду, но на полпути останавливаюсь. Прижимаю ладонь к животу. Провожу ниже.
— Тише, тише, малыш. Все хорошо!
Медленно наполняю легкие воздухом. Выдыхаю, сложив губы трубочкой. Да, всколыхнула меня эта встреча! Даже не будучи беременной, я бы не осталась спокойной.
Это же надо: сестра о намерениях Павла твердит. А тут еще его мать мне проверки устраивает. А сам адвокат не хочет дать свидетельские показания? Не все ему одному в защите чужих участвовать. Пусть ответит на заявление матери.
Но звонить сама не хочу. По крайней мере, не сейчас. Мне бы домой дойти. А перед глазами плывет все…