Уроки буги все так же нравились Цацики. Пожалуй, это было самое приятное событие за всю неделю, и Цацики очень ждал четверга. Огорчало только то, что его тайна просочилась наружу. Цацики не понимал, как это произошло, но вдруг оказалось, что все знают о том, что он ходит на танцы.
Еще он не понимал, как быть с Сарой. Она, похоже, в него влюбилась. На танцах ему это особо не мешало, танцевать с ней было очень здорово, только он-то ее не любил. Ему не нравилось, что она ходит за ним по пятам. Возвращаясь домой, Цацики часто видел ее с подружкой у своего подъезда. Они смотрели на него и хихикали.
Они же наверняка и баловались по телефону — звонили и вешали трубку, когда отвечала Мамаша. Когда отвечал Цацики, они просто дышали в трубку и хихикали. Его это напрягаю. Мальчики в классе дразнили его, и Мария Грюнваль тоже.
По хуже всего было то, что Никлас из пятого класса назвал его геем. Буги-геем. Он сказал, что все парни, которые занимаются танцами, — геи. Подумать только — гей! А вдруг он будет геем, когда вырастет, просто потому, что любит танцевать?
Цацики не хотел быть геем, ведь ему нравились девочки. Но кто знает, может, он уже им стал — потому что больше всего ему нравился Пер Хаммар. Значит ли это, что он гей?
У Мамаши было два приятеля-гея, семейная пара. Очень милые люди, но по странному совпадению действительно танцовщики, так что кто знает, может, Никлас и прав.
Цацики не мог уснуть, так его волновал этот вопрос.
— Мамаша! — не выдержал он. — Мамаша!
— Ты что, не спишь? — спросила Мамаша, когда вошла к нему в комнату.
— Нет, — вздохнул Цацики. — Не могу.
— Полежать с тобой? — спросила она.
— Давай, — Цацики подвинулся.
Мамаша почесала ему спинку. Она была мастером по спиночесанию. Не было ничего приятнее, чем лежать в темноте рядом с Мамашей. А еще так он совсем не боялся говорить о сложных вещах.
— Мамаша, — прошептал Цацики. — А я обязательно стану геем, когда вырасту?
— Почему ты так говоришь? — Мамаша перестала чесать и уставилась на него в темноте.
— Потому что Никлас говорит, что только геи занимаются танцами.
— Он не прав, — сказала Мамаша.
— Да, но как узнать, гей ты или нет? — спросил Цацики.
— Этого не узнаешь, пока не вырастешь, — ответила Мамаша.
— Ну а геи хотят быть геями? — спросил Цацики.
— Человек такой, какой есть, — сказала Мамаша. — И нельзя этого стыдиться. Неважно, гей ты или нет. Главное — хороший ли ты человек.
— Думаешь, я буду геем? — спросил Цацики.
— Нет, — засмеялась Мамаша. — Уверена, что не будешь.
— Несмотря на то что я танцую?
— Йоран тоже танцевал буги, — возразила Мамаша. — Он же не гей.
— Совсем забыл об этом, — сказал Цацики. — Какое счастье!
— Что именно? — не поняла Мамаша.
— Что Йоран не гей. Иначе ты бы не смогла выйти за него замуж.
— Да, точно, — засмеялась Мамаша. — Ну а Расмус-Элвис? Он, по-твоему, ведет себя как гей?
— Нет, — сказал Цацики. — Никогда не встречал никого, кто бы так любил девчонок. Вчера он даже подсматривал за ними, когда они переодевались.
— Ты тоже подсматривал?
— Да, — смущенно признался Цацики. — Но я ничего особо не увидел. Расмус-Элвис мне все загородил.
— Это некрасиво, — сказала Мамаша. — Тебе бы понравилось, если бы девочки за тобой подсматривали?
— Ужас какой, нет, конечно! — сонно проговорил Цацики. — Почеши мне еще спинку. Чуть повыше, ага, вот тут… Слушай…
— Ммм… — так же сонно ответила Мамаша. Она и сама засыпала.
— Хорошо, что я не гей. Мне почти хочется, чтобы у меня была жена.
— Ты думаешь о какой-то конкретной жене?
— О Марии Грюнваль, — вздохнул Цацики. — А ты сильно любишь Йорана?
— Да, очень сильно, — сказала Мамаша. — Но тебя я люблю так же сильно, как всегда. Четыре раза вокруг Земли и обратно.
— Я знаю, — сказал Цацики. — Я знаю.