Царские судьбы

Петр I

год смерти четвертого царя Романова, вошедшего в историю под именем Иоанна V, его сводный брат Петр, «младший царь», достиг двадцатитрехлетнего возраста. Желания переселиться в царские покои Кремля у молодого государя не было. Кремль постоянно напоминал ему об ужасной трагедии, свершившейся там тринадцать лет назад на его глазах. Такое не забывается… Петр предпочел милое его сердцу село Преображенское, где он чувствовал себя более свободным и мог предаваться своему любимому занятию: совершенствоваться в военном деле.

Уже в раннем детстве у этого царя особый интерес проявлялся к военным игрушкам. Его детскую заполняли луки, барабаны, сабли, миниатюрные пушки, солдатики. Большая часть игрушек была привезена из немецких земель. Рассказывали, что в день рождения, когда Петру исполнилось три года, один купец подарил ему детскую саблю, которую привез из Гамбурга. Ребенок так обрадовался, что, оставив все остальные игрушки, не расставался с ней ни днем, ни ночью. К купцу же захотел на руки и даже поцеловал его, чего обычно никогда не делал, в пять лет к царевичу, по заведенному при дворе обычаю, назначили в услужение нескольких сверстников из семей придворных. Из этих «комнатных детей»-Петр и составил свой первый отряд, охотно развлекаясь военными играми. Но, как и всем московским царевичам, ему довольно рано пришлось перейти от забавы к учению. К последнему он отнесся со значительно меньшим рвением.

Первым его учителем был дворцовый служащий Никита Зотов, грамотный и добрый, но недостаточно требовательный человек. Поговаривали, что он больше увлекается спиртным, чем науками. Он научил мальчика лишь читать и писать, но зато заронил в нем любовь к истории. От него Петр узнал о происхождении Русского государства, о великих князьях и царях, о правлении, своего отца, Тишайшего царя Алексея Михайловича.

Вскоре учебные занятия, однако, прекратились. Умер старший брат Петра царь Федор, началась борьба за власть, и младшему сыну царя Алексея Романова пришлось испытать все тяготы семейных раздоров…

Объявленный в десять лет царем, но оставшийся в период регентства сестры Софьи как бы не у дел, Петр всецело увлекся военными забавами. Из товарищей по детским играм он создал свое войско — вроде бы для потехи. Мальчик-царь продолжал играть в солдат, но уже отнюдь не в оловянных. В роте «потешных» он был барабанщиком. Его товарищи по играм получали настоящее жалованье, как бы находясь на службе. Одеты они были в темно-зеленые мундиры и имели полное солдатское обмундирование. Ежедневная строгая муштра, различные упражнения — так был заполнен день батальонов молодого царя. Состав «потешного» войска был весьма разнообразным: в строю рядом с княжеским сыном стоял, например, сын придворного конюха Александр Меншиков, продававший по воскресным дням на базаре блины и пироги. Он понравился государю за ум и ловкость. Петр вообще не считался с «породой» людей, с их происхождением, в каждом человеке он ценил прежде всего его личные качества.

Из «потешных» образовались затем два полка — Преображенский и Семеновский, — составившие царскую гвардию и сыгравшие в истории России немаловажную роль, о чем речь будет идти впереди.

Игры проходили в рощах села Преображенского. Там вместе с детьми проживала царица Наталья Нарышкина. Неподалеку находилась Немецкая слобода, где жили иностранные офицеры, приглашенные в Россию еще царем Алексеем для командования русскими полками. Вот к ним-то Петр и обращался за всякими военными советами, частенько наведываясь в слободу. Кирпичные обустроенные дома, цветники, прямые аллеи, фонтаны на площадях и удивительная чистота — все это резко контрастировало с Москвой и не могло не поразить молодого российского царя. А жили в слободе люди со всей Европы. Больше всего было немцев, они составляли две трети всех обитателей этого городка, примерно восемнадцать тысяч человек, среди них генералы и офицеры, лекари и аптекари, художники и ювелиры, часовщики и, конечно, торговцы. Большей частью это были люди, немало повидавшие на своем веку, поэтому общаться с ними было чрезвычайно интересно любознательному молодому человеку. Беседа с ними за кружкой пива или за шахматной доской была для него истинным удовольствием. Он не только слушал там рассказы о далеких странах, иноземных обычаях, но и обучался различным ремеслам, проявляя ко всему большой интерес.

В Немецкой слободе Петр познакомился с Францем Тиммерманом, выходцем из Голландии, находившимся в Москве по торговым делам. Этого иностранца Петр взял себе в учителя, велел отвести ему комнату рядом со своей и каждый день по нескольку часов занимался с ним. Под его руководством царь стал изучать арифметику, геометрию и военные науки, проявив при этом исключительные способности. Он понимал уже, что значит наука, и еще больше стал уважать иностранцев как людей образованных, у которых было чему Поучиться. Там же судьба свела царя с доктором Лауренцием Блюментростом, приехавшим из Тюрингии и открывшим в слободе врачебную практику. Его сыновья изучали в Германии медицину и приехали в Москву, чтобы участвовать в борьбе с эпидемиями, нередко вспыхивающими на Руси. Одного из сыновей Блюментроста Петр сделал впоследствии своим личным врачом. Именно от общения с этой семьей у Петра Первого развился большой интерес к медицине, сохранившийся на всю жизнь. Внимание русского государя привлек и генерал Патрик Гордон, маститый вояка, приехавший из Шотландии уже тридцать лет назад и прочно обосновавшийся в Москве. Поначалу он занимал небольшие должности, выполнял некоторые дипломатические поручения, а затем начал военную карьеру: от инструктора русской армии он дослужился до генерала. Это был умный и деятельный человек с горячим темпераментом и импозантной внешностью. Гордон хорошо говорил по-русски, мог охотно пропустить стаканчик-другой и пользовался известной популярностью среди москвичей. В решающий для российской истории момент именно Гордон встал на защиту Петра, что сыграло важную роль в его победе над мятежниками.

В Немецкой слободе Петр стал бывать запросто, обедал, ужинал, участвовал в танцевальных вечерах, маскарадах. Молодой царь так увлекся танцами, что не мог усидеть на месте, когда раздавались звуки полюбившегося ему гросфатер-танца. Ёму нравилась веселость и непринужденность этого чудо-городка. Часто общаясь с немцами, Петр мог уже употреблять некоторые немецкие фразы, а к своим лучшим друзьям обращался не иначе, как «Майн херц», «Майн бестер фройнд». В письмах своих, даже к матери, он подписывался «Петрус».

Подружился русский царь и с Францем Лефортом, приехавшим в Россию из Швейцарии девятнадцатилетним юношей, чтобы нести военную службу в Москве. Разница в возрасте не мешала этой дружбе. Швейцарец принимал участие в «потешных» маневрах Петра, который из капитана Лефорта сделал генерала Лефорта. Новый друг был владельцем большого дома на берегу Яузы, меблированного во французском стиле. Вот уже несколько лет этот дом служил любимым местом собраний жителей слободы. Даже в отсутствие хозяина было принято заходить туда. Как организатор всяческих развлечений Лефорт не имел себе равных. Веселый и жизнерадостный, он обладал особым талантом сближать людей, устраивал всяческие увеселения — пирушки, танцевальные вечера, банкеты, на которых вино лилось рекой. Заглядывали в его дом и дамы: шотландки с тонким профилем, сентиментальные немки, голландки. Они вели себя раскованно: разговаривали, смеялись, пели, танцевали с кавалерами. Они никак не походили на московских затворниц с их строгими нравами, что, естественно, влекло к себе молодого государя.

Мать Петра была очень обеспокоена столь вольным поведением своего сына. Не покидала ее и забота о сохранении за ним царского трона. Она устроила его брак с дочерью боярина Лопухина — миловидной, но ограниченной и консервативно настроенной, с взглядами, чуждыми темпераментному и целеустремленному Петру. Получив традиционное воспитание в русском вельможном доме, Евдокия была набожна и суеверна, привержена старине и праздности. Она была на три года старше своего супруга, который и после брака не пожелал расстаться с вольными привычками и не переставал удивлять окружающих своими выходками. Молодой царь продолжал вести жизнь, похожую на жизнь беспутного школяра, а не молодожена — часто отлучался из дома, обедал и ночевал нередко в Немецкой слободе, участвовал в увеселительных пирушках своих друзей, иногда напиваясь допьяна.

В Немецкой слободе Петр познакомился с красивой бойкой девушкой по имени Анна Монс, которая сумела так его пленить, что он вообще стал редко бывать дома.

Со своими родителями Анна приехала в Москву из Миндена, маленького немецкого городка на реке Везер. Отец ее занимался там торговлей вином, и здесь, в Немецкой слободе, он открыл небольшой винный кабачок. Его жена и дети помогали обслуживать гостей. А их всегда было много. Сюда приходили, чтобы встретиться с друзьями, весело провести время и выпить стаканчик хорошего вина.

Сначала, как поговаривали, общительная и темпераментная дочь владельца кабачка была любовницей Лефорта, но затем променяла фаворита на его властелина и, не страдая от недостатка тщеславия, стала выставлять свою связь напоказ: сопровождала царя всюду, широко пользовалась его великодушием. Она постоянно что-то выпрашивала у него при Встрече, а во время его отсутствия иногда направляла через секретаря записочки с очередной просьбой. Петр был внимателен к своей подруге: приказал выстроить дворец в слободе, подарил небольшое поместье под Москвой, делал презенты. Благодаря Анне Монс, молодой царь узнал, что такое любовь.

Ну а Анна? Любила ли она молодого царя?

Пожалуй, нет!

Опытность в амурных делах она приобрела еще в юности, а уже будучи близкой подругой Петра, вступила в связь с саксонским посланником — Кенигсеком. Это было обнаружено совершенно случайно, в связи с весьма печальным событием. Немецкий посланник, сопровождавший Петра в одном из походов, при переправе через реку утонул, и среди его бумаг было обнаружено письмо к нему Анны Монс, написанное в самых нежных выражениях. Так Петру открылась измена девушки, к которой он был привязан всей душой. Ярость его трудно описать; связь, продолжавшаяся почти девять лет, прекратилась.

Сердце русского царя завоюет впоследствии еще одна немка. Но это случится несколько позже…

Анна Монс же вступит через два года в новую связь, на сей раз с прусским посланником Кайзерлингом, который впоследствии на ней и женится. Спустя несколько лет она станет вдовой. От прежних милостей российского государя у нее сохранится лишь его портрет, усыпанный бриллиантами. Все остальные подарки она должна была возвратить. Петр никогда не желал больше даже слышать о ней, обиды он не прощал.

Среди пиров и увеселений царь Петр не забывал, однако, и о делах. Его заветной мечтой было создать русский флот. А начал он с построения ботика — первого русского военного корабля, спущенного на воду в Переяславле, в ста километрах от российской столицы. Затем на Азовском море было спущено тридцать небольших кораблей типа галер, построенных за короткое время на юге России при участии немецких инженеров и пущенных в ход в войне против турок. Здесь же был заложен Таганрог, город, ставший в будущем; последним пристанищем одного из царей Романовых.

Адмиралом русского флота Петр назначил своего преданного друга Франца Лефорта. В Архангельске он заказал голландцу Витцену построить для России современный большой корабль. Шесть недель царь со свитой своих приближенных оставался в этом северном городе, любуясь иностранными судами, приплывающими туда с самыми разнообразными товарами. Иноземные купцы и корабельные капитаны часто приглашали Петра к себе на обеды и вечеринки, и он охотно общался с ними, расспрашивал о житье-бытье заморском.

Царь Петр все больше понимал, что для России гораздо выгоднее иметь собственных корабельных мастеров, чем заказывать суда у иноземцев. Поэтому он решил отправить в Голландию, Италию и Англию пятьдесят отобранных им молодых людей из боярских и дворянских семей для обучения там корабельному делу.

Это решение государя вызвало бурю негодования среди боярства, уже давно роптавшего на него за любовь к иностранцам. Знатные ортодоксы считали, что только русские хранят истинную веру Христову и всякое общение с иноплеменниками «поганит» чистоту православной веры. А тут сам царь якшается с еретиками «немцами», как они называли всех иностранцев. Это не богоугодно…

Петр же в ответ на этот ропот созвал бояр и объявил им, что считает себя неспособным управлять государством на благо народа, так как не получил настоящего образования, а поэтому решил и сам поехать учиться в просвещенные европейские страны. Бояре молча выслушали эти слова, не смея перечить «сумасбродству», как они считали, молодого царя.

И вот свершилось!

Впервые в российской истории царь выезжает за пределы своего государства.

Идей, навеянных свежим ветром с Запада, у пятого царя Романова было множество, но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Петр снарядил Великое посольство из более чем двухсот человек, в которое вошли врачи, священнослужители, писцы, переводчики, телохранители; включил он в него также своих друзей и молодых дворян, чтобы и они делу поучились. Но отправился государь за границу не как российский царь, а как мастеровой Петр Михайлов, желая тем самым не тратить много времени на торжественные приемы и праздники. Ехал он не веселиться, а учиться — так он объяснял свое инкогнито. Формально руководителем посольства он назначил Франца Лефорта. Но, конечно, не обошлось и без официальных приемов…

Проезжая через германские земли, Петр восхищался городами, деревнями, дорогами, о которых он уже был много наслышан от своих друзей в Немецкой слободе. Проехал он и через Берлин, но в будущей столице царь не остановился, так как город не привлек его особого внимания. Принцесса Бранденбургская София Шарлотта, впоследствии королева Пруссии, находилась в это время с визитом у своей матери, супруги ганноверского курфюрста. Мать и дочь считались образованными женщинами, а София Шарлотта слыла самой красивой и остроумной девушкой в своей стране. Ей в то время было двадцать девять лет, общалась она с видными учеными Германии и Франции, с представителями искусства, людьми передовых идей. Прибытие государя из далекой Московии не могло, конечно, оставить эту замечательную женщину равнодушной.

Было решено устроить русскому царю достойный прием. Он состоялся в Коппенбрюгге, резиденции герцога Брауншвейгского. Приглашены были все члены большого семейства. Петра поразило немецкое радушие. Сначала он чувствовал себя неловко, и не обошлось без трудностей: пришлось есть с помощью ножа и вилки, а к этому нелегко было привыкнуть, ведь дома, в России достаточно было всего лишь одной ложки. Он не знал, куда девать салфетку, и вообще для чего она служит, да еще нужно было привыкнуть пить из небольших стаканчиков или бокалов, целовать у дам ручки Обхождение с европейскими дамами было совсем не простое дело, а целая наука. Танцуя с ними впервые, Петр и его друзья приняли их корсеты за выпирающие ребра и потом повсюду рассказывали, что у немецких дам ужасно твердые спины, одни кости. Российский царь поразил всех своим богатырским сложением, веселостью и непосредственностью. Хозяйку дома он привел в восхищение своими ухаживаниями, разговорчивостью, напоил ее по русскому обычаю, а под конец приподнял голову десятилетней принцессы, будущей матери Фридриха Великого, поцеловал и при этом испортил ей прическу. Четыре часа, проведенные за ужином, не показались долгими ни матери, ни дочери. Впоследствии германские принцессы так описывали своего необыкновенного гостя:

«У него прекрасные черты лица и благородная осанка. Он обладает большой живостью ума… Но при всех достоинствах, которыми одарила его природа, желательно было бы видеть в нем меньше грубости».

Через Софию Шарлотту Петр познакомился с философом Лейбницем и архитектором Шлютером, дружбу с которыми он пронес через долгие годы.

Из Германии, оставив там свое посольство, царь отправился в Голландию. Остановился он неподалеку от Амстердама в городке Саардам, о котором ему много рассказывали плотники, приезжавшие из этих мест в Россию на заработки. Поселился российский государь в доме знакомого ему мастерового Геррита Киста и записался корабельным плотником на верфи под именем Петра Михайлова.

Каждое утро с восходом солнца царь-плотник являлся на работу в красной фризовой куртке, белых холщовых шароварах, с инструментом в руках. Обедал он в соседнем кабачке, обязательно выпивая стаканчик вина или пива, покуривая свою короткую голландскую трубку. В свободное время осматривал лесопильни, бумагопрядильни, мельницы, маслобойни, прочие фабричные заведения, интересовался всеми подробностями производства. Иногда, расспрашивая мастеровых, тут же сам брался за дело. Однажды даже заработал при этом целый талер: очень удачно выкинул лист, зачерпнув формой бумажную массу из чана на бумажной мельнице. На Руси еще ни один царь не получал деньги вот таким образом. Но в Саардаме скоро узнали, кто работает на верфи под именем Михайлова. Отовсюду стали собираться любопытные, чтобы посмотреть на царя-плотника. Поэтому после четырехмесячного пребывания там Петр через Амстердам, где он был встречен с большими почестями, отправился дальше, на этот раз в Англию, где прожил более трех месяцев.

Английский король Вильгельм III принял российского государя очень дружелюбно, подарил ему яхту с пушками и даже устроил для его увеселения сражение на море — этим страна на островах славилась издавна. Поселился Петр не в Лондоне, с достопримечательностями которого он постепенно познакомился, а В небольшом городке Дептфорде неподалеку от королевской верфи, где решил продолжить свое обучение корабельному делу. Почти четыре месяца Петр провел в Англии. Это было триста лет назад, но и сейчас одна из улиц Дептфорда в его честь называется Czar Street (Царская улица). А в Гринвиче, в здании великолепного Морского музея, по случаю юбилея этого визита была организована выставка «Peter the Great» (Петр Великий), на которой были представлены экспонаты, связанные с именем российского государя.

Но не только корабельное дело интересовало молодого царя. Петр ездил в Вульвич, чтобы осмотреть литейный завод и арсенал, посетил госпитали и монетный двор, побывал в знаменитом английском парламенте. После заседания парламента, на котором русский царь присутствовал, он сказал: «Приятно слушать, когда подданные открыто говорят своему государю правду. Вот чему надо учиться у англичан!»

В Англии Петр заключил договор о свободном ввозе в Россию табака. И когда ему заметили, что ведь русские считают курение большим грехом, царь ответил: «Я их переделаю на свой лад, когда вернусь домой!»

Со своей обычной любознательностью царь посетил монетный двор, обсерваторию в Гринвиче, Королевское общество наук, надеясь почерпнуть там полезные сведения для преобразований в России. Не забывал он, конечно, и о развлечениях, отдавая дань молодости. Служанку из саардамской харчевни заменила весьма известная актриса лондонского театра. Использовал российский государь и возможность познакомиться с местными нравами, причем не обошлось и без курьезов.

Как-то именитых гостей пригласил к себе писатель Джон Эвелин, который вел дневник визита Петра. В доме этого джентльмена Петр и его русские друзья разломали ценные стулья на дрова для камина, приняв эти антикварные предметы мебели за ненужное старье. Ну а выпив изрядное количество джина, которым их усердно потчевал гостеприимный хозяин, портреты в его галерее они стали использовать как мишень для стрельбы из пистолета. Одним словом, повеселились по-русски…

Как только Петр научился произносить несколько слов по-английски, Оксфордский университет поспешил ему присвоить звание доктора. Молодой русский царь пытался усвоить все новое и научиться всему, что считал полезным для родного отечества. Он заявлял: «Я ученик и ищу учителя!» И скоро умел даже чинить ботинки и рвать больные зубы.

Последнее стало просто его страстью. Уже в Москве, а потом и в Петербурге, он всегда носил при себе набор медицинских инструментов и, если видел кого-либо на улице с опухшей щекой, тут же пускал свое умение в ход. Многие придворные потом горько сожалели, что пожаловались на зубную боль в его присутствии. Царь не упускал возможности тут же продемонстрировать свое искусство. А лучшим способом угодить государю считалось обратиться к его помощи, чтобы вырвать зуб.

В Западной Европе Петр пробыл почти пятнадцать месяцев, многому сам научился, многое познали его спутники, да еще царь набрал несколько сотен мастеровых и привез их в Россию.

Через Дрезден посольство доехало до Вены, и здесь путешествие было внезапно прервано. Из Москвы поступили тревожные вести.

Воспользовавшись отсутствием царя, стрельцы вновь взялись за оружие. Они подняли бунт, призывая не пускать царя в Москву за то, что он «уверовал» в немцев и сжился с ними. Опальная Софья, воспользовавшись недовольством стрельцов, через свою старшую сестру Марфу стала посылать им «грамотки», призывая их идти в Москву, — ведь после первого бунта стрелецкие отряды были расквартированы за пределами столицы. Ее приверженцы, явно намереваясь поставить у власти Софью, запертую в Новодевичьем монастыре, стали распускать слух, что государь за границей скончался.

Узнав об этом, Петр спешно возвратился в Москву, с помощью отрядов своих верных иностранцев быстро подавил восстание и учинил суд. Это был жестокий и кровавый суд. Бунтовщиков Петр приказал повесить перед окнами своей сестрицы или отрубить им голову — кровь лилась рекой… Казни продолжались несколько недель. Софья же, лишенная титула, до сих пор за ней сохранявшегося, была насильно пострижена в монахини под именем Сусанна и заключена в келье монастыря. Доступ к ней отныне был закрыт даже для ее сестер. Так и провела она в строгом заключении пять лет и в 1704 году скончалась — было ей сорок семь лет.

Подверглась опале и царевна Марфа, которая призналась, что поддерживала связь со стрельцами и говорила Софье об их желании посадить ее на царство. Сорокашестилетняя сводная сестра царя Петра была сослана в монастырь в ста километрах от Москвы, где стала монахиней Маргаритой. Свою младшую сестру, бывшую правительницу, она пережила лишь на три года.

Постриг приняла и царица Евдокия — жена Петра. Узел законного брака Петра Романова был разрублен. Ему донесли, что и она участвовала в заговоре. Маленького сына Алексея у нее отобрали, а ее, вопреки желанию, на крытой повозке, запряженной парой лошадей увезли в Суздаль, в Покровский девичий монастырь. Провожала Евдокию вся родня. Режим царице был установлен не очень строгий: хотя и названа она была старицей Еленой, черных одежд на нее не надели и поселили в уютной келье, в церковь же водили с почтением, прикрывая ширмой, чтобы уберечь от чужого недоброго глаза.

Итак, месть была свершена. Со стрельцами навсегда было покончено. Вместо стрелецких отрядов царь Петр создал совершенно новую армию по западноевропейскому образцу: был введен воинский устав, солдат одели в немецкие мундиры. Во главе русской армии были поставлены девятьсот иностранных офицеров, в основном немцев. А несколько позже были открыты специальные военные училища — морское, инженерное и артиллерийское.

Поехал российский государь за границу, чтобы изучить кораблестроение и мореплавание, а вернулся с мыслью переделать старую варварскую Русь и влить в нее Струю новой жизни.

Многое из того, что Петр видел на Западе, ему хотелось внедрить у себя на родине. Начал он с указа о бороде. В Европе ему бросилось в глаза, что мужчины (шли гладко выбриты, на Руси же брить бороду считалось смертным грехом. Вернувшись, Петр объявил длинные бороды признаком отсталости и собственноручно отрезал их всем, кто осмеливался явиться к нему на прием, так сказать, при бороде. В Москве же были созданы специальные бригады по брадобритию, и действовали они беспощадно. Многие, кто не избежал участи лишиться своей длинной бороды, прятали ее остатки в мешочек, как реликвию, и носили этот мешочек на груди до самой смерти, не желая расставаться с ним и в потустороннем мире. Те же, кто желал сохранить бороду, покорно уплачивали за нее налог. Только духовенство и крестьяне были освобождены от этой повинности.

Не только бороды срезались, но и укорачивались кафтаны. Петр ввел новое платье — отныне кафтан должен был быть коротким и иметь современный вид. Изображения установленных образцов платья были расклеены на улицах. И еще одно новшество: изменение календаря. Ведь отсчет времени на Руси все еще начинался от «сотворения мира». И вот пятый Романов ввел новое летосчисление: от Рождества Христова, как в европейских странах. Год 7208 стал 1700 годом, а Новый год начали праздновать не 1 сентября, как это было раньше, а 1 января. И чтобы русские знали, что делается на свете, государь велел издавать газеты.

Глубоко убежденный в целесообразности своих указов, издаваемых им с целью приблизить русский быт к тому образу жизни, который он видел на Западе, Петр шел напролом, йе считаясь с душевной болью своих сограждан. А наказания за невыполнение своих указов царь оправдывал следующим образом: «С другими европейскими народами можно достигать цели человеколюбивыми способами, а с русским не так: если бы я не употреблял строгости, то бы уже давно не владел русским государством и никогда не сделал бы таковым, каково оно теперь. Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей».

Сколько распоряжений было сделано внуком первого Романова, чтобы смыть с русского народа пятно варварства! Был, например, еще в Древней Руси обычай убивать младенцев, рождавшихся уродами, часто под видом неполноценных детей убивали и нежеланных. Петр объявил отныне смертную казнь за это. А для детей-подкидышей около церквей были устроены специальные заведения. В окно, всегда открытое для этой цели, в любое время можно было подложить нежеланного ребенка. По всем губерниям и городам велено было открыть дома для приема незаконнорожденных детей. Стали строиться заведения для больных и престарелых, появились первые аптеки. Москва обязана царю-реформатору своим первым военным госпиталем, к которому затем добавились хирургическая школа и анатомический кабинет. Был заложен ботанический сад, где государь лично посадил некоторые растения.

О теремной жизни русских женщин было уже сказано. Петр приказал покончить с затворничеством девиц и замужних женщин. Для этой цели он учредил особые собрания, которые назывались ассамблеями и которые должны были проводиться поочередно в знатных домах с четырех часов пополудни до десяти часов вечера. Хозяева обязаны были заботиться об освещении комнат и угощать гостей чаем и другими напитками. Отдельная комната предназначалась для игроков в шахматы, там же можно было курить. Азартные игры — в карты или кости — запрещались. Приглашения на эти ассамблеи не бывали личными: обычно составлялся общий список приглашенных, который накануне собрания опубликовывался полицмейстером или комендантом. Приходить разрешалось в любое время, но не раньше и не позже установленного часа. Женщины должны были являться на ассамблеи в обществе мужчин. Первое место среди развлечений занимали танцы, и так как подданные Петра не умели танцевать, то он сам принимался обучать их этому искусству — проделывал па во главе шеренги кавалеров, и те должны были в точности повторять каждое его движение. Мужчины могли приглашать на танец любую женщину. Так появилась возможность завязывать знакомства. Отныне приветствовались браки, заключенные по желанию детей, а не по произволу родителей. Так русская женщина приобщалась к общественной жизни по примеру западных стран. Кроме того, российская аристократия приучалась к европейским формам обхождения и к общению с иностранцами, приглашавшимися, как правило, на эти ассамблеи.

Много других новшеств появилось в царствование Петра. Каждый дворянин отныне непременно должен был знать грамоту и арифметику. Впервые были открыты школы и академии для обучения различным профессиям. Достигнув совершеннолетия, дворяне обязаны были являться на смотр государю; он назначал, кого в армию, кого в гражданскую службу, кого отправить учиться за границу. Книги европейских писателей стали переводиться на русский язык и печататься не церковнославянским шрифтом, а светским. Попы бросали эти книги в грязь, топтали, называя напечатанное ересью. Петр упразднил звание патриарха и создал Священный Синод — собрание архиереев, руководимых представителями светской власти. Упразднена была и Боярская дума. За границей приобретались произведения искусств, послужившие началом коллекции Эрмитажа. В Москве открылся первый публичный театр. Руководить театром был приглашен немец Иоганн Кунст, который привез с собой артистов и музыкантов. Сначала спектакли игрались на немецком языке, а позднее в русском переводе.

Увлеклась театром и младшая сестра царя Наталья. Она перевезла в свой дом в Преображенском все оснащение из кремлевской театральной залы и создала домашний театр. Царевна Наталья даже сочинила сама две пьесы. Позже она устроила общедоступный бесплатный театр в Петербурге. Всю свою жизнь эта исключительная женщина посвятила столь редкому для того времени увлечению театром, да еще своему горячо любимому брату Петру.

Мечтой же Петра Романова было построить новую столицу России из камня и кирпича с выходом в открытое море, или, как говаривал он, «открыть окно в Европу». И город построили — в болотистой дельте реки Невы. О том, чего это стоило, немало написано. Только благодаря воле и упорству четвертого Романова возник «чудный град» — Санкт-Петербург с домами в стиле западноевропейского барокко, с дворцами, парками, великолепными фонтанами, прямыми мощеными улицами. А недалеко от Санкт-Петербурга была воздвигнута летняя резиденция царей — красавец Петергоф, его сказочные фонтаны проектировал сам Петр. Для строительства дворцов были приглашены архитекторы из Италии, Франции, Германии. Приехал из Гамбурга и знаменитый Андреас Шлютер, старый знакомый русского царя.

У Петра был просто талант находить способных иностранцев, хороших специалистов своего дела, да еще славившихся неподкупностью и добросовестностью. Он им полностью доверял, высоко оплачивал их труд и создавал для них в России хорошие условия жизни. Многие, приехав в Россию, уже не покидали ее и даже женились на русских девушках. Некоторые принимали православие.

Так, например, Петр открыл очень интересную личность для истории России — Генриха Иоганна Остермана, начавшего свою службу у русского царя в 1703 году и дошедшего до вершин власти.

Сын лютеранского пастора из Вестфалии, затем студент Иенского университета, он был очень любознательным и остроумным молодым человеком. После случайной дуэли был вынужден покинуть Германию и приехал в Россию, которая считалась в то время пристанищем способных и даровитых людей.

Здесь Остерман нашел свое второе отечество и верно служил ему: сначала как морской офицер, а затем как первый помощник самого царя при дипломатических переговорах. Он мог как никто другой составлять самые сложные договоры на русском, немецком, французском и латинском языках, умело вести беседу. Дослужился Остерман до вице-президента иностранной коллегии. Даже занимая столь высокий пост, этот немец из Вестфалии продолжал вести скромный образ жизни, не любил излишней роскоши. Царь ему безгранично доверял и высоко ценил его редкостные способности. Он сам сосватал ему жену — Марфу Стрешневу, которая за несколько лет счастливой семейной жизни превратилась в немецкую фрау и очень рачительно вела домашнее хозяйство. Умирая, государь пожелал, чтобы Остерман находился у его постели. Рассказывая о преемниках Петра I, мы будем неоднократно возвращаться к личности этого могущественного немца.

В 1721 году внимание Петра привлек еще один немец, который поднимется затем по многим ступеням Дома Романовых. Это Бурхард фон Миних, назначенный царем генерал-инженером и получивший сначала задание построить Ладожский канал, а затем порт и крепость в Кронштадте. К тому времени «за спиной» тридцативосьмилетнего офицера уже была бурная военная жизнь: участие в боях, ранение, плен. Его отец, Антон Гюнтер фон Миних был офицером датской армии, а сам он начал свою военную службу с шестнадцати лет во французской армии. Несколько позже Миних увлекся строительством и стал блестящим инженером. Он решил поступить на службу к русскому царю, о преобразовательной деятельности которого было известно в Европе. С предложением своих услуг Миних обратился к посланнику в Варшаве. Тот передал государю сочинение Миниха о фортификации, прочитав которое, Петр счел подходящей эту кандидатуру. Разносторонний, исключительно способный и неутомимый Миних, всем сердцем преданный водному делу, вполне годился для преобразований Петра I.

Уже по воле преемников Петра Миних стал фельдмаршалом и премьер-министром России, сыграв одну из главных ролей в смене представителей династии. Но обо всем по порядку…

Со своими подданными, невзирая на занимаемый пост, Петр был исключительно требователен, но справедлив. Его страшно возмущала недобросовестность многих русских служилых людей. Он даже хотел издать указ вешать всякого чиновника, укравшего хоть самую малость. Узнав об этом, один из видных членов Сената заявил ему как-то: «Разве Ваше Величество вы хотите царствовать один, без слуг и без подданных?»

Бывали случаи, когда царь бил своих приближенных. С царской дубинкой близко был знаком и его фаворит, князь Меншиков, участник детских игр Петра в «потешное войско». Так вот, никто так не огорчал царя, как этот «майн либстер фройнд» (или «майн херцбрудер»), как называл его Петр. Александр Меншиков был на год моложе своего благодетеля. Высокого роста, хорошего сложения, с приятным лицом и элегантными манерами он резко выделялся среди других русских придворных своей исключительной сообразительностью, бесстрашием, природными способностями и преданностью. А в своих сподвижниках царь уважал не только таланты и заслуги, но и нравственные качества, особенно преданность. Он умел ценить людей, однако его особым доверием пользовались все же иностранцы. Уже назывались несколько фамилий иноземцев, без которых история России просто немыслима. Можно упомянуть еще и шведа Якова Брюса, ставшего начальником артиллерии и личным астрологом царя, и, пожалуй, Ибрагима, окрещенного Абрамом Петровичем Ганнибалом. История последнего заслуживает особого внимания.

Ибрагим был уроженцем африканского побережья. Шести лет мальчика увезли в Константинополь, а через три года продали русскому посланнику, который и привез его в Россию в дар царю, ставшему крестным отцом негритенка. Мальчик начал свою службу с должности пажа государя и приобрел его любовь своим умом и характером. Петр послал своего «арапа», когда тому исполнилось двадцать лет, в Париж, чтобы пополнить образование. На его способности и трудолюбие обратили внимание. Пройдя службу во французской армии и приобретя военную славу, молодой человек поступил в инженерную школу и, успешно закончив ее, в звании капитана возвратился в Россию для службы российскому государю. Вскоре он женился. Ганнибал был очень вспыльчив, но прямолинеен и честен, Петру он служил верой и правдой. После смерти своего крестного отца он, поссорившись с Меншиковым, был сослан в Сибирь. Возвращен арап Петра Великого был лишь в царствование дочери Петра I и дослужился до чина главнокомандующего. Умер Ганнибал в престарелом возрасте, оставив после себя потомство, вошедшее в русскую историю.

А русские ортодоксы продолжали осуждать своего царя за привязанность к иностранцам и их обычаям. Еще в 1699 году в Москве, да и в самой Немецкой слободе, было много толков о почестях, с которыми Петр хоронил Франца Лефорта. Государь шел за его гробом и искренне плакал, когда лютеранский пастор произносил надгробную речь.

Интересно высказывание самого Петра по этому поводу: «Знаю я, что видимое преимущество, оказываемое мною чужестранцам, не нравится моим подданным. Но я имею двояких подданных — разумных и благонравных, которые понимают, что я принимаю и ласкаю иностранцев только для того, чтобы они охотно у нас оставались и чтобы от них научиться и подражать их наукам и искусству, следовательно для благосостояния государства и пользы моих подданных; а также безрассудных и злых, которые не понимают моих намерений и, не признавая их за полезные, охотно остаются в прежнем своем невежестве, презирают по глупости всякое добро, вновь им представляющееся, и охотно препятствовали бы оному, если б только могли. Они забывают, в каком состоянии у нас все было до того, как я осмотрел чужестранные земли и привлек иностранцев в свое государство. И как мало мне удалось бы сделать без их помощи во всех своих предприятиях, имея столь сильных неприятелей».

Петра обвиняли еще и в том, что он старые добрые русские традиции заменял новыми, западными, и не потому якобы, что они лучше старых, а именно потому, что они нерусские. Этот ропот слышался и в семье царя. Его сводные сестры, да и сын Алексей жаловались, что отец окружен злыми людьми и очень жесток к своим сородичам. Приверженцы старины, они ненавидели «еретиков-иноземцев» и порицали реформы Петра. «Едва ли кто из государей сносил столько бед и нападок от своих близких, как я, — признавался впоследствии Петр. — От сестры Софьи был гоним — она была хитра и зла. Жене Евдокии несносен — она глупа. Сын меня ненавидит — он упрям».

Пожалуй, самые теплые отношения у Петра сложились с семьей скончавшегося брата — царя Иоанна, Всю жизнь он с большим уважением относился к своей невестке, старался выполнять все просьбы царицы Прасковьи, которая, несмотря на свое воспитание в духе старины, сознавала необходимость преобразований и поддерживала начинания своего царствующего шурина.

Сразу же после смерти супруга царица Прасковья поселилась в Измайловском дворце, проводя большую часть времени в праздности и утехах, не забывая, однако, свои сады и огороды, которые были ее гордостью.

У нее во дворце часто бывали гости: сам Петр, близкие родственники, иностранцы. Царица-помещица радушно принимала всех, охотно показывала свои угодья, угощала на славу и даже одевалась по этому случаю в немецкое платье.

Три ее дочери подрастали. При них в качестве учителя немецкого языка и гувернера по рекомендации заботливого дяди-царя был определен немец Иоганн Дитрих Остерман, старший брат ставшего впоследствии знаменитым Генриха Остермана. Ему Прасковья поручила воспитание своих дочерей, поскольку немцы в те времена считались лучшими учителями и пользовались особым почетом. Земляк Остермана, Стефан Рамбург, преподавал музыку и танцы. Царице Прасковье хотелось, чтобы свежий ветер с Запада коснулся и ее дочерей, рано оставшихся без отца.

Благодаря заботам матери девочки получили хорошее образование и были воспитаны в западном духе. Судьбу царевен Прасковья благоразумно предоставила Петру, а тот решил выдать племянниц замуж, исходя из планов своей политики. Желания и нежелания царевен не принимались в расчет ни матушкой, ни дядюшкой.

Первый жених был найден для царевны Анны — молодой герцог Курляндский Фридрих Вильгельм, племянник короля Пруссии. Об этом браке царь Петр договорился с прусским королем еще в октябре 1709 года. Герцог не заставил себя долго ждать и через своих уполномоченных попросил руки царевны. Его пригласили в Россию, и Анна, по просьбе матери, написала ему любезное письмо на немецком языке. Фридрих Вильгельм быстро сошелся с членами царской семьи, да и сам государь принял его исключительно радушно. Свадьбу сыграли очень пышно, один пир сменялся другим. Новобрачную окружали мать, сестры, царевны-тетки и знатнейшие русские дамы, все в нарядных немецких платьях. Но супружеская жизнь Анны продолжалась лишь около двух месяцев. После свадебных пиршеств она отправилась с мужем в Курляндию, и по дороге молодой герцог внезапно скончался — якобы от непомерного потребления спиртных напитков, которыми так заботливо и щедро угощали его на Руси.

Смерть мужа племянницы не изменила планов Петра. Анна, оставшись вдовой, должна была поселиться в Митаве и жить среди немцев в Курляндии. Отныне она носила титул герцогини.

Любимой старшей дочери Прасковьи — веселой беззаботной черноглазой Катерине, которой уже шел двадцать пятый год, Петр также сам решил найти супруга. За женихами дело, конечно, не стало. Кому не хотелось породниться с царской семьей России!

В январе 1716 года к царю явился посол герцога Мекленбург-Шверинского, советник Габихсталь и от имени своего правителя попросил руки царевны. Предложение приняли, и был заключен свадебный контракт. Герцог Мекленбургский Карл Леопольд стал свойственником царской фамилии Романовых. Пишут, что он был малосимпатичным человеком, грубым, малообразованным, своевольным и взбалмошным и вряд ли достойным родства с могущественным домом. Более того, он, надеясь найти в России поддержку своим завоевательным планам, вступил в брак с русской царевной, будучи в бракоразводном процессе со своей первой женой, немкой Софией Ядвигой, урожденной принцессой Нассау Фризландской. Этот процесс сильно затянулся якобы из-за скупости герцога Мекленбургского, любимой поговоркой которого было: «Старые долги не надо платить, а новым нужно дать время состариться». Бывшая жена герцога требовала довольно приличной пенсии, о которой он и слышать не хотел.

Для свадебной церемонии царь Петр приехал с племянницей-невестой и со своей свитой в Данциг, где собрались многие государи Европы. Прибыл туда из Шверина и герцог Карл Леопольд, жених. Со своей невестой он вел себя несколько надменно, а с российскими вельможами разговаривал только свысока. Это, конечно, не могло понравиться русским. Но, дав слово, царь вынужден был его держать.

Свадьба состоялась, и молодые в сопровождении царя Петра и его свиты отправились в Шверин, главный город герцогства Мекленбургского. Там российского царя приняли с большими почестями, ему были Отведены самые лучшие комнаты во дворце. Но когда обер-маршал герцога Карла Леопольда на следующее утро явился к царю для поклона, он не нашел никого в комнатах, отведенных для российского государя, а пройдя в спальню, обнаружил, что постель царя осталась нетронутой. Оказалось, что Петр, оставив свои роскошные апартаменты, перешел спать в каморку под крышей, предназначенную для его камердинера. Обеденный стол русский царь велел накрывать в самой маленькой комнате дворца, заявив, что не любит больших зал. Пробыв несколько дней в гостях у зятя, царь со своей свитой уехал из Германии, оставив там свою племянницу Катерину, ставшую отныне герцогиней Мекленбургской. Итак, то, что не удалось свершить царю Михаилу Федоровичу, намеревавшемуся выдать свою дочь за графа Шлезвиг-Голштинского, сделал его внук. Он и положил начало смешанным бракам членов царской фамилии Романовых.

Ну а царевна Катерина? Была ли она счастлива, уехав из России? Пожалуй, нет…

Ее жизнь в замужестве за герцогом Мекленбургским была несладкой, хотя она никогда никому не жаловалась. Помогал ее природный веселый нрав.

Через два года после свадьбы герцогиня родила дочь Анну, ставшую впоследствии правительницей России Анной Леопольдовной, претерпевшей жестокий удар от дочери Петра, Елизаветы, разлучившей ее навсегда с первенцем, сыном Иоанном, внуком герцогини Мекленбургской. Это случится через двадцать два года. За это время в истории России произойдет еще много непредвиденного…

Жизнь младшей племянницы Петра, некрасивой, вечно больной и недалекой умом царевны Прасковьи, протекала совершенно иначе. Замуж она не была выдана, до самой смерти царицы Прасковьи, последовавшей в 1723 году, оставалась при ней; пережила свою мать лишь на восемь лет.

Так сложилась судьба семьи царя Иоанна V, сводного брата великого Петра.

Вернемся к самому Петру, потрясшему своими реформами всю Россию и приблизившему ее к Западной Европе. В российской истории правление этого Романова было, пожалуй, самым прогрессивным и полезным для государства. Ведь не зря же царь уже с юношеских лет «якшался», — как тогда поговаривали, — с иноземцами. Наука не прошла даром…

Об этом русском царе написано больше всего: одни называют его Великим, другие же постоянно подчеркивают его суровость и так называемый деспотизм, умалчивая зачастую о его чисто человеческих качествах и добродетелях. Даже город, построенный только по его личной инициативе и при его непосредственном участии, более двухсот лет спустя вдруг переименовали в Ленинград в честь человека, который практически и не жил-то там, а скитался по городам Европы и, кроме разрушений, ничего ему да, пожалуй, и всей России, не принес.

Относительно личности царя Петра, рожденного в любви и передавшего эту любовь своей стране, существуют самые разные суждения. Одни характеризуют его как честного, искреннего и доброго человека, строгого и взыскательного к себе и окружающим, другие подчеркивают лишь его грубость, жестокость и мстительность, намеренно искажая истинный образ этого выдающегося государственного деятеля.

Правильнее все же судить о человеке по его делам. А их, полезных для России, он совершил великое множество.

Как-то Петр в беседе с одним иностранным посланником сказал в сердцах: «Говорят, что я повелеваю подданными, как невольниками. Я повелеваю подданными, которые должны повиноваться моим указам… Недоброхоты и злодеи мои и отечеству не могут быть довольны. Закон для них, что узда. Тот свободен, кто не творит зла и послушен добру. Когда желаю добра, — это не значит, что действую как рабовладелец. Если упрямые мне мешают творить добро, я их исправляю, дубовые сердца хочу видеть мягкими. Когда переодеваю подданных в иное платье, завожу в войсках и в гражданстве порядок и приучаю к общению с другими людьми, не жестокосердствую; не тиранствую, когда правосудие обвиняет злодея на смерть…

Знаю я, что меня называют жестоким и мучителем, однако, по счастью, те только чужестранцы, кто ничего не знает об обстоятельствах, в которых я сначала многие годы находился, и как много моих подданных препятствовали мне ужаснейшим образом в наилучших моих намерениях для отечества и принудили меня поступить с ними со всей строгостью…»

Петр Романов был истинный патриот и настоящий слуга своего Отечества. Он приносил в жертву своему государству все, не исключая здоровья. Царь, а на руках мозоли, «а все от того, — говорил он, — чтобы показать моим подданным пример и хотя бы под старость видеть в них достойных помощников».

Петр был очень высокого роста — около двух метров, — крепкого телосложения, обладал необыкновенной физической силой: легко гнул подковы, мог сверить в трубку серебряную тарелку. Как-то раз в Амстердаме во время сильного ветра он рукой остановил ветряную мельницу, чтобы получше рассмотреть ее. Внешне он был красив и величав: большие умные глаза, короткие темно-каштановые волосы и черные брови, смуглое лицо.

Его повседневная жизнь была очень простой, без всякой роскоши. Не любил он церемоний, неохотно давал торжественные приемы и аудиенции для иностранных послов, чувствовал себя очень стесненным в пышном царском облачении, считал все эти формальности излишними. Этим он был совершенно не похож на своего отца, царя Алексея. «Государь должен отличаться от подданных не щегольством и пышностью, и тем более роскошью, а неусыпным ношением на себе бремени государственного и попечением о их пользе и облегчении», — так думал этот царь-труженик. Не хотел он и ненужной церемонности от своих подданных, запретил падать перед ним на колени и зимой снимать шапку, а велел просто кланяться. Он даже не любил, если кто, встретив его, останавливался. «У тебя свои дела, а у меня свои; ступай своей дорогой», — говорил царь Петр обычно. С людьми он обращался просто, чаще всего ласково.

Вставал государь очень рано, после завтрака отправлялся осматривать работы, обязательно посещал верфи, стройки, лично проверял исполнение своих указаний. Затем уходил в присутственные места, где занимался делами и принимал просителей. После скромного обеда к нему приходили с визитом главные сановники для решения наиболее важных вопросов, иногда переговоры он назначал на пять часов утра, если дело не терпело отлагательства. Немало времени он уделял составлению новых указов, изучению чертежей вновь строящегося объекта, чтению книг и официальных бумаг. Вот только письма он не любил писать, а если уж приходилось, то это были очень короткие записки, конкретные и без лишних слов.

В свободное время Петр любил сыграть партию в шахматы, — играл он мастерски и с увлечением, — выпить кружку пива, полюбившегося ему еще в юные годы, когда он бывал в Немецкой слободе, выкурить трубку. Вечер он чаще всего проводил в обществе: присутствовал на ассамблеях, устраивал придворные пиры, банкеты. Царь был очень радушным хозяином, угощал своих гостей на славу, вино лилось рекой: гвардейцы вносили в залы ушаты с водкой, пить которую должны были все, не исключая дам. За этим следили шуты и карлики, которые сидели за столом на равных с именитыми гостями. Царю нравилось массовое веселье, «шумство», как тогда называлось времяпрепровождение за хмельными напитками. После тяжелого трудового дня Петр любил расслабиться, но сам допьяна напивался крайне редко. Однако любимым развлечением государя была опять-таки работа, создание чего-либо своими руками. Он занимался гравированием по меди, резьбой по слоновой кости, выстругивал макеты кораблей, слесарничал. Даже устраиваемые им развлечения, банкеты, иллюминации, маскарады доставляли ему больше хлопот, чем радости. Когда же надо было устроить гулянье для народа, царь не скупился. По случаю торжеств улицы украшались великолепной иллюминацией, пускались фейерверки, организовывались шествия. Всем этим зачастую управлял сам Петр. Разве только болезнь могла ослабить его деятельность.

Однажды зимой, когда царю было уже около пятидесяти, в Москве, наутро после разгульной ночи, которую он провел в поездках на санях из дома в дом, славя Христа по православному обычаю и угощаясь едой и питьем, он вдруг узнал, что на окраине города вспыхнул пожар. Петр немедленно помчался туда и больше двух часов работал как пожарный, забыв, что всю ночь не спал. А вот охоту, в противоположность своим предкам, Петр не признавал. «Гоняйтесь за дикими зверями, сколько вам угодно, — это забава не для меня», — говорил он своим приближенным, хотя еще в начале царствования бояре пытались приобщить его к охоте, столь почитаемой его дедом и отцом. Пригласили Петра как-то на охоту, а он, как потом рассказывали, решил подшутить. Приехал со своими приближенными и заявил, что с холопами тешиться не намерен, а хочет, чтобы господа одни участвовали в царском увеселении. Псари отъехали, отдав собак в распоряжение господ. Но те не умели с ними обращаться, и пошло: собаки испугали лошадей, лошади понесли, седоки попадали… Петр был очень доволен и на другой день, когда на его приглашение ехать на соколиную охоту бояре отказались, сказал им: «Знайте, что царю подобает быть воином, а охота есть занятие холопское…»

Петра характеризуют как весьма бережливого государя. На себя лично он расходовал очень мало, в еде был неприхотлив. Меню царского стола было незатейливым: щи да каша, холодец да простое жаркое, соленые огурцы да редька, солонина и черный хлеб. К рыбе был равнодушен, сладостей не любил. К обеду царь любил выпить анисовой водочки. Аппетит у него был хороший. За столом Петр не любил присутствия многочисленных слуг. Да и слуги его не носили богатые ливреи, а во дворце вряд ли можно было увидеть дорогую посуду. Не зря Петр сравнивал себя иногда с прусским королем Фридрихом Вильгельмом I, не любившим ни мотовства, ни роскоши. С этим королем его связывала особая дружба и взаимная симпатия.

Посещая другие страны, русский царь просил, чтобы для него не делалось никаких церемоний, потому что он к ним не привык. Когда по случаю его приезда в Париж в Лувре устроили большой прием — стол был накрыт на восемьсот человек, — Петр, подойдя к столу, отщипнул кусочек бисквита, поднес к губам бокал с вином и отошел от стола со словами: «Я солдат, и когда найду хлеб да воду, то и буду доволен». Такая скромность удивила всех. Французов русский царь поразил простотой в одежде и привычками, не соответствующими французскому этикету. Он обедал в 11 часов, ужинал в 8 часов вечера и не любил стеснять себя правилами. Зато русский царь произвел впечатление на французов своим умом и находчивостью. Уроженец страны, которую они считали дикой и невежественной, по своим знаниям превосходил государей, рожденных в просвещенных странах.

Петр не допускал больших трат ни на еду, ни на одежду. Он даже требовал, чтобы никто при дворе не носил слишком дорогого платья, увидев же молодого щеголя, вернувшегося из-за границы, поддразнивал его, а иногда и наказывал. По отношению к модникам он проявлял явное недовольство. Сам же носил простой костюм, иногда один и тот же в течение года, часто ходил в заштопанных шерстяных чулках и грубых башмаках с заплатами; вот только белье предпочитал тонкое, голландское. Ездил летом в очень низкой одноколке красного цвета, а зимой в санях, запряженных одной лошадью и только в торжественных случаях — в изящной карете, которую ему предоставлял какой-либо вельможа, чаще всего князь Меншиков. Жил царь в небольших комнатах и обязательно с низким потолком — он терпеть не мог просторных помещений, требовал, чтобы все было чисто и аккуратно, пугался, как ребенок, тараканов, попавшихся ему на глаза, а этими тварями русские дома «славились» всегда. Деревянный домик в Преображенском, такой низкий и вросший в землю, что Петр рукой мог доставать до крыши, вполне соответствовал его вкусу. А дворец в Петербурге был, собственно говоря, избой в две горницы с пристройками позади. Эта скромность и простота была полной противоположностью двору его второй супруги — Екатерины, окруженной многочисленной прислугой. Ее дворцовые покои по своей роскоши вряд ли уступали европейским дворцам. По всей вероятности, Петр хотел, чтобы, видя блеск двора Екатерины, русские вельможи забывали о ее низком происхождении.

Кто же была эта женщина, сменившая первую жену Петра, царицу Евдокию, насильно отправленную в монастырь?

Откуда она явилась?

В 1702 году царь Петр познакомился с Мартой Скавронской, когда ей было всего восемнадцать лет. Дочь бедного литовского крестьянина жила в маленькой деревушке. После смерти отца Марта оставила свой дом и перебралась в немецкий город Мариенбург, находившийся неподалеку от ее деревни. Там она начала работать прислугой в большой семье пастора евангелической церкви Эрнста Глюка. Несмотря на то, что молодая девушка была католичкой, ее очень хорошо приняли в дружной семье Глюка — сам пастор относился к ней не как к служанке, а как к своей дочери. Да она и заслуживала этого, любую работу старалась делать хорошо и быстро, проявляла прилежание и аккуратность. Она обладала незаурядным умом. Уже скоро прекрасно говорила по-немецки, начала ходить в евангелическую церковь и научилась немного читать и писать. Внешне очень привлекательная Марта как магнит притягивала к себе взгляды мужчин. В семнадцать лет она была помолвлена с шведским драгуном, но пожениться им не удалось: началась война. Красавица Марта приглянулась самому командующему русского войска, и он оставил ее при себе. Однако насладиться ее прелестями пятидесятилетнему генералу не пришлось. Он вынужден был уступить девушку светлейшему князю Меншикову — другу детства самого царя. Тот взял ее якобы в услужение, стирать его рубашки, и был весьма доволен красавицей: она понравилась князю не только своим трудолюбием, но и пылким темпераментом. Но недолго пробыла бойкая девушка у Меншикова. Царь Петр, прибывший к войску и посетивший своего лучшего друга, увидел Марту, и она его словно приворожила…

Получив ее от князя в подарок и наградив после первой же совместной ночи, Петр не захотел уже с ней больше расстаться и разместил полюбившуюся ему молодую женщину в своем обозе под видом жены повара. Однако вскоре царь, покоренный любовью, неиссякаемым весельем, умением выпить и поддержать компанию, стал появляться с ней публично.

Еще одно крещение прошла Марта: приняла православную веру. От сводной сестры Петра, Екатерины Алексеевны, принявшей монашеский постриг, подруга царя получила новое имя и стала называться Екатериной. Благодаря своим способностям она довольно быстро научилась говорить по-русски, хотя и с большим акцентом. А через год после знакомства Петр привез Екатерину в Москву. Десять лет она жила вместе с русским царем, не будучи его официальной женой, родила ему трех дочерей. Первая дочка умерла вскоре после рождения, а две другие — Анна и особенно Елизавета — сыграют затем большую роль в истории династии Романовых, хотя они и были рождены вне брака, о чем многие русские вельможи никак не хотели забывать. Обвенчался царь Петр с Екатериной лишь в 1712 году.

Таково происхождение второй супруги Петра Великого, занявшей после него русский трон и ставшей императрицей России после его кончины. Судьба — уникальная в своем роде!

Рассказывали даже, что в одной из немецких гостиниц видели картину, на которой были изображены Петр, сидящий перед столом, уставленным закусками и напитками, и Александр Меншиков, подходящий к столу за руку с красивой женщиной, как бы предлагая ее царю на десерт. Картина называлась: «Верный подданный уступает любимому им царю самое драгоценное, что у него есть»…

На своей первой жене Евдокии Лопухиной Петр женился, когда ему было всего шестнадцать лет. Точнее его женили — едва ли он сам выбрал бы ту, которая пошла с ним под венец. Выбор сделала за него царица Наталья Нарышкина без всякого согласования с женихом, своим сыном. Матушку Петра прельстило, вероятно, то, что род Лопухиных хоть и не очень знатный, но зато многочисленный и будет стоять на страже интересов ее сына. Но воспитанная в духе старины, ограниченная, мелочная и суеверная молодая царица не могла привлечь к себе энергичного, полного новых идей мужа. Она не разделяла его взглядов, ей по душе был размеренный темп старозаветной московской жизни; привычный уклад, став супругой царя, она не хотела менять. Неприязнь между молодыми возрастала.

Евдокия оставалась недовольной долгими и частыми отлучками супруга, встречала его жалобами на свое одиночество, слезами да попреками. Его рассказы о своих делах она слушала безучастно, планы его ее не интересовали. «К чему эти новшества, жил бы ты по-старому, как искони живали цари великие, не трудил бы своих царских ручек, не ломал бы свою голову над пустыми заморскими науками», — говаривала она частенько.

Расхождения во взглядах молодых супругов не помешали, однако, рождению в семье трех сыновей.

Младшие умерли во младенчестве, а старший, Алексей, пережил своих братьев себе на горе. Видно, родился он под несчастной звездой.

В восемь лет царевич Алексей, наследник престола, практически лишился матери, сосланной его отцом в монастырь, а вместе с тем лишился он и родительской ласки, поскольку своего батюшку мальчик видел редко и чаще всего суровым и раздраженным. Мать заменили наставники. Первым учителем был русский ортодокс Никифор Вяземский, научивший царского сына грамоте и прививший ему любовь к церкви и к православной обрядности. Человек он был малознающий, без педагогических способностей, да и побаивался своего воспитанника. А маленький Алеша, быстро сообразив это, таскал своего наставника за волосы или даже бил палкой, если что-то ему не нравилось. На смену Вяземскому пришел Меншиков, который, несмотря на все свои способности, был неграмотным и не мог стать достойным воспитателем. Приставили к мальчику и иностранных преподавателей: сначала немца Нейгебауэра, а затем барона Генриха Гюйсе, получившего образование в лучших университетах Германии. Он-то и сумел дать царевичу хорошие знания во многих науках согласно программе, утвержденной самим царем. Особое внимание уделялось иностранным языкам, арифметике, геометрии, географии, военному искусству. К обучению наследника Петр проявлял постоянный интерес. Сын же побаивался отца. Однажды Петр хотел проэкзаменовать сына по геометрии и фортификации. Царевич, испугавшись, что отец заставит его чертить при нем планы, выстрелил себе из пистолета в ладонь. Пуля не попала в руку, но ладонь была обожжена.

Названный в честь своего деда, царя Алексея Михайловича, сын Петра совершенно не был похож ни внешним видом, ни характером на него, да и от отца он ничего не унаследовал ни в физическом, ни в духовном отношении. Худой, рослый молодой человек с бледным продолговатым лицом, выпуклым лбом и тонкими волосами, спускающимися до самых плеч, скорее походил на стройную сентиментальную девушку. Природа одарила его хорошими способностями, к наукам с возрастом он стал относиться с большим интересом, проявлял любознательность, свободно говорил на немецком, французском и голландском языках, много читал. Но воспитанный своей матерью и первым учителем в духе любви к старине, реформы отца не поддерживал, военную службу ненавидел, склонялся скорее к жизни монаха, чем полководца или государственного деятеля. Церковь и её обряды его привлекали больше всего, а любимым занятием царевича было чтение богословских книг. Не забывал Алексей и своей матери, время от времени виделся с нею или писал ей письма. Сыну она жаловалась на свою судьбу, настраивала его против отца и против всех отцовских дел, взывала к заступничеству, растравляла и смущала слабый дух юноши.

Желанием Петра было отправить царевича за границу для дальнейшего образования. Иностранные дворы охотно приняли бы сына русского царя, чтобы подготовить для себя будущего союзника. Но поехал Алексей за границу несколько позже и не учиться, а жениться.

Сначала он отправился в Дрезден, а затем в Карлсбад, где и состоялось его свидание с принцессой Шарлоттой Вольфенбюттельской, дочерью герцога Людвига фон Брауншвейг-Вольфенбюттеля. Она была родной сестрой супруги австрийского эрцгерцога (будущего императора Карла VI) и воспитывалась при дворе польского короля Августа Саксонского. Хотя встреча эта, казалось, и произошла случайно, однако все было продумано заранее. Невесту для своего сына русский царь приискал сам, но всем старались внушить, что Алексей свою будущую жену, девушку некрасивую, но очень добрую и разносторонне образованную выбрал самостоятельно. Однако даже немецкие родственники Шарлотты отлично знали, что царского сына женят насильно, для многих ведь не было тайной, что Алексей не хотел брака с иностранкой. Своему духовному наставнику он писал: «Так как отец мой не позволяет мне жениться на одной из наших соотечественниц и непременно требует, чтобы моей женой сделалась иностранка, то все равно, кто бы она ни была — пусть ею будет хоть Шарлотта, — она добрая девушка, между иностранками не найду лучшей».

Брак был заключен в саксонском городе Торгау во дворце польской королевы. Сам царь Петр присутствовал на свадьбе. Первая немецкая принцесса «вошла» в Дом Романовых. В качестве супруги наследника русского престола она пересекла российскую границу. Вначале брак обещал быть счастливым, казалось, что Алексей нашел себе жену по вкусу. Но Шарлотта, вопреки ожиданиям, отказалась менять свое вероисповедание, Русская церковь не убедила ее своим красноречием. Она осталась немкой до мозга костей, ее постоянное общество составлял маленький немецкий двор, который принцесса взяла с собой в Россию. О народе, среди которого ей предстояло жить, она составила себе самое невыгодное мнение, ей были неприятны и русские нравы, и русское богослужение, и русский быт. Семейная жизнь царевича постепенно разлаживалась, супруги становились чужими друг другу. Шарлотте — слабому и грациозному созданию — пришлось немало терпеть от дурного обращения мужа, человека неуравновешенного и вспыльчивого. После одной ссоры с царевичем Шарлотта писала своей матери: «Если бы я не была беременна, то уехала бы в Германию и с удовольствием согласилась бы там питаться только хлебом и водой. Молю Бога, чтобы он наставил меня своим духом, иначе отчаяние заставит меня совершить что-нибудь ужасное».

И сам Алексей в разговорах со своими друзьями так отзывался о дочери немецкого герцога: «Вот навязали мне на шею жену-чертовку. Как к ней ни приду, все сердится, не хочет со мной говорить». Так что брак этот не был счастливым.

Родила Шарлотта двух детей: сначала дочь Наталью, а через год сына, названного в честь царствующего деда Петром. Появление последнего стоило ей жизни. Через десять дней после родов молодая женщина скончалась. Ей шел двадцать второй год. Несчастная судьба принцессы послужила основанием для легенды, что якобы она не умерла, а сбежала с французским офицером в Северную Америку, где вышла за него замуж. Правда, мало кто в это верил…

Выразив в связи с кончиной невестки свои глубокие соболезнования, царь Петр не проявил радости по поводу рождения внука, так сказать, продолжения по мужской линии рода Романовых. Его жена Екатерина вот-вот должна была родить, и он хотел видеть своим наследником сына от любимой им женщины. И вот свершилось! Екатерина родила сына, назвали ого тоже Петром…

Царевич Алексей не проявил особого огорчения по случаю смерти своей жены. Он быстро утешился в объятиях простой девки Ефросиньи, крепостной его учителя Вяземского, и так привязался к ней, что хотел даже на ней жениться. «И если батюшка не согласится, — говорил он, — я уйду в монастырь».

Царь-отец, конечно, не согласился на этот брак. Узнав об этом, Алексей не ушел в монастырь, а решил бежать со своей возлюбленной, переодетой в мужское платье, за границу, воспользовавшись отсутствием Петра в России. Выехал он под именем подполковника Кохановского. Петр совершал в это время свою вторую поездку по Европе, затянувшуюся на несколько месяцев.

Можно представить себе гнев отца, когда он узнал о бегстве своего родного сына из России. А Алексей, пока еще наследник царя российского, добравшись до Германии, попросил у германского императора политического убежища, отказавшись от прав на наследие престола. Убежища царевич не получил, не получил он и поддержки со стороны английского короля, который был ему свойственником по родству с Бранденбургским домом через его скончавшуюся жену.

Петру различными путями удалось через некоторое время вернуть Алексея и его пособников в Россию. Встреча с сыном состоялась в Грановитой палате Московского Кремля. Разговор вели в присутствии бояр. За всю историю Дома Романовых не было такого, чтобы царствующий отец принуждал своего сына к отказу от престола. В феврале 1718 года сын пятого царя династии Романовых, прямой наследник российского престола, подписал отречение в пользу своего младшего брата Петра, сына Екатерины. Из Кремля московская знать разъезжалась, как с похорон.

Сподвижники царевича Алексея были арестованы по обвинению в измене. Арестовали и подружку царевича, Ефросинью, хотя она была беременна. Не доехав до границы, она разрешилась от бремени, в Петербург ее привезли двумя месяцами позже и заключили в крепость. Судьба ребенка осталась неизвестной. После показаний Ефросиньи Петр написал послания в Синод и Сенат с просьбой свершить суд над царевичем. Алексей был взят под стражу как государственный преступник. Следствие обнаружило, что царевич желал смерти отца, писал письма к своим родственникам по матери и архиереям, подстрекая их к мятежу.

На суде царь-отец сказал: «Я прошу произнести приговор по совести и законам и вместе с тем, чтобы приговор был умерен и милосерден, насколько это возможно». Поцеловав царевича, он вышел из зала суда. Верховный суд, состоявший из 144 человек, самых высших чинов, приговорил Алексея Романова, сына Петра I, к смертной казни. В приговоре значилось: «Царевич Алексей, за вышеобъявленные все вины свои и преступления главные, против Государя и отца своего, яко сын и подданный Его Величества, достоин смерти».

Через несколько дней было объявлено, что царевич скончался. По существующей версии он был задушен приближенными Петра в Петропавловской крепости. Это случилось в июне 1718 года, ровно за двести лет до казни последнего наследника трона из Дома Романовых, и тоже Алексея — сына Николая II. За это время в царствующей семье произойдет много неожиданного, но ситуация, когда отец казнит собственного сына, пожертвовав им ради преобразования государства Российского и превращения его в цивилизованную страну, не повторится. А ведь как старался царь Петр, чтобы его наследник был продолжателем большого и полезного для России дела!

Один из маститых русских историков прошлого века так оценивает этот шаг царя-реформатора: «Безусловные почитатели Петра видели в поступке с сыном великий подвиг принесения в жертву Отечеству своего родного сына и оправдывали царя крайней необходимостью. В самом деле, царевич Алексей был такой личностью, которая непременно, по своей бесхарактерности, сделалась бы орудием врагов Петра и всех его преобразований. Его отречение от наследства ни в коем случае не имело бы силы после смерти Петра, как бы государь ни распорядился престолом. Всегда бы нашлась могущественная партия, которая подвигнула бы Алексея возвратить себе потерянные права, и тогда погибель грозила бы всем Петровым сподвижникам и всему тому, что Петр готовил для Русского государства».

30 июня, вечером, тело Алексея в присутствии царя и царицы было предано земле в Петропавловском соборе рядом с гробом его супруги. Траура по поводу смерти царевича не было…

Царю Петру в это время было сорок шесть лет. Из всех его детей в живых оставалось четверо из девяти рожденных Екатериной, и только один мальчик, названный Петром.

Но через год единственный сын-наследник, едва достигнув трех лет внезапно умер. Горе родителей было безгранично. Отныне вся их забота была направлена на трех дочерей и двух внуков, оставшихся от трагически закончившего свою жизнь Алексея. Гнев царя на детей несчастного сына не распространялся. Более того, Петр очень благоволил им. Но здоровье царя стало понемногу ухудшаться. У него появились боли, облегчить которые мог только его придворный врач Блюментрост. Лечиться Петр не желал и отказывался дать себе отдых. Наделенный необыкновенно крепким здоровьем, он предъявлял к себе чрезмерные требования и не берегся. Немца Блюментроста и англичанина Паульсона — врачей, призывавших его к умеренному образу жизни, он буквально прогонял дубинкой и обзывал невеждами.

В 1721 году Петр по ходатайству всех сословий государства принял титул Императора Всероссийского, отца Отечества, и Великого, и с того времени была установлена следующая форма царского титула: «Божьей милостью Мы, Петр, первый Император и самодержец Всероссийский…»

В этом же году император издал указ о престолонаследии: царствующий государь может назначать себе преемника по своей воле. Право рождения, согласно этому указу, не учитывалось.

Этот указ и внес затем столь разительные перемены в историю царствующего Дома Романовых. Реформа царя Петра Великого так смешала кровь династии, что последнего ее представителя уже никак нельзя было назвать русским царем.

Одному из российских историков приписывается следующее наглядное изображение династии. Он взял стакан красного вина и стал разбавлять его водой соответственно степени родства каждого следующего Романова, восседающего на царском троне, с каким-либо иностранным домом. Капля за каплей — и в стакане, символизирующем Дом Романовых, оказалась почти одна вода!

Указ был издан, а престолонаследника Петр назвать не успел. Правда, некоторые утверждали, что в устной беседе наследницей престола он назначил свою супругу — Екатерину, но письменного подтверждения этого волеизъявления не было. Может быть, помешал роман царицы с Вильгельмом Монсом, младшим братом прежней возлюбленной царя Петра?

Это случилось в ноябре 1724 года. Петр застал императрицу в довольно интимной ситуации с придворным красавцем Монсом. Придя в ярость, он побил жену, а самого «героя» велел заковать в цепи и увести в тюрьму. По его приказанию был назначен особый суд, перед которым камергер Монс предстал как совершивший кражу и подделку бумаг, а, конечно же, не как посягнувший на супружескую верность. Собственно, доказано и не было, что Екатерина изменила Петру. Монс пытался достигнуть ее любви для осуществления своих корыстных замыслов и, служа при дворе, обхаживал царицу, как настоящий Казанова…

Процесс был ничем иным, как простой инсценировкой, где все роли заранее были четко распределены. Имя Екатерины ни в какой связи упомянуто не было. Приговор суда был суров — смертная казнь. Монсу отрубили голову на площади, а Екатерина, по приказу мужа-императора, должна была стоять рядом и смотреть, как голова ее почитателя скатывалась в опилки. Но и это еще не все. Месть Петра оказалась еще более ужасной.

Когда Екатерина вечером хотела лечь спать, она увидела возле своей кровати освещенную светом свечи голову молодого Монса, помещенную в стеклянном сосуде, в спиртовом растворе.

Никакие мольбы перед Петром не могли сломить его — «голова должна стоять около кровати неверной супруги в память о ее измене». Эта пытка Екатерины длилась несколько недель, пока сосуд с заспиртованной головой не поместили в Кунсткамере при только что открытой Академии наук.

Да и для самого Петра все случившееся явилось сильным потрясением. Ведь Екатерина была единственной его сердечной привязанностью. Правда, на первых порах их сожительства он сходился с другими женщинами, но как говорится, «без сердца», а с годами эти его развлечения почти прекратились, и никто не был так близок ему, как его Катеринушка. В 1714 году он даже учредил орден Святой Екатерины. Знак ордена в форме медальона был подвешен к ленте, которую украшал девиз ордена: «За любовь и Отечество». На одной стороне овального медальона изображена Святая Екатерина с крестом в руках, на другой — орлы, истребляющие змей у башни, на которой гнездо с птенцами, и надпись: «Трудами сравнивается с супругом».

Печальное событие, связанное с Монсом, случилось за два месяца до кончины Петра Великого. Умер он быстро, также как жил и действовал.

Смерть вызвала сильная простуда. Поздней осенью возвращаясь с Ладожского озера в Петербург, царь увидел в устье Невы судно, севшее на мель. Он приказал остановиться, и сам бросился спасать людей. Почти час государь пробыл в холодной воде. Все двадцать человек с его личной помощью были спасены, но на следующий день у него поднялась высокая температура. А вот болеть этот славный муж не умел. Только два-три дня он пролежал в постели, а затем встал, чтобы заняться неотложными делами, пересиливая свое недомогание. Более двух месяцев его мощный организм боролся, и он оставался на ногах. За несколько дней до смерти Петр вновь слег и больше уже не поднялся…

Скончался Петр Великий ранним утром 28 января 1725 года в возрасте пятидесяти двух лет. Его жена Екатерина сама закрыла ему глаза. Забальзамированное тело покойного императора еще несколько недель оставалось во дворце, куда был допущен народ для прощания. Затем его перевезли в Петропавловский собор, где и предали земле. Погребальная церемония впервые проводилась по западному образцу. Впереди похоронной процессии шли военные, пажи и придворные. За ними несли знамена, их было более тридцати, два полковника вели любимую лошадь Петра, участницу его походов. Затем шли представители духовенства, а вслед за ними восьмерка покрытых черным бархатом коней везла два гроба: младшей дочери Петра I, Натальи, скончавшейся вскоре после смерти отца, и самого императора. За гробами следовали члены семьи. Во время траурной процессии с крепости стреляли из пушек — по одному выстрелу в минуту.

В России было много недовольных преобразованиями Петра и перестройкой государства на иностранный лад. Однако кончина этого гиганта, преданного своей идее и посвятившего ей всю жизнь, вызвала неподдельную скорбь не только у его приверженцев.

Не стало царя-реформатора, самой яркой личности из Дома Романовых. Он был пятым по счету представителем этой династии, вот уже более ста лет правившей Россией. Следующие пять царей Романовых правили лишь тридцать семь лет, и впервые на российский трон села женщина, супруга скончавшегося императора, внука первого царя Романова, Екатерина, или Марта Скавронская, в жилах которой не было ни капли русской крови.