Царский сплетник и дочь тьмы

33

Этот день выдался ненастным. Дождя еще не было, но небо хмурилось. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь серые облака, а на горизонте чернели тучи, предвещавшие грозу. Собравшийся на центральной площади Великореченска народ недовольно гудел, поглядывая на небо и суетящихся неподалеку от помоста с плахой монахов. Подручные Варфоломея Виссарионовича сооружали костер, обильно поливая маслом хворост, над которым возвышался деревянный крест. Им активно помогала группа молодчиков, одетых в иноземную одежду. (Они были без масок, и теперь в них трудно было опознать людей Дона Гордого.) За их действиями с нескрываемым удовольствием наблюдал Гордон. Для державного и его царственной супруги плотники в срочном порядке соорудили возвышение, где он в данный момент и восседал рядом с Василисой. В отличие от царя-батюшки, который буквально раздувался от гордости, любовно поглаживая подлокотники трона, Василиса сидела с каменным лицом, крепко поджав губы. Неподалеку клубилась боярская дума в полном составе, готовая грянуть дружное «одобрямс» любым действиям царя-батюшки. Около помоста с плахой стояла закованная в цепи команда Виталика, покорно ожидая своей участи. Вдоль шеренги арестантов прогуливался счастливый Малюта, нежно поглаживая рукоять топора.

— Ишь, присмирели, соколики.

— То-то и странно.

— Ой, чё-то тут не то, люди добрые! Они ить по пьяни малым числом Великореченск с ходу брали, а тут как опоенные стоят.

Сдерживаемая цепью стрельцов толпа откровенно недоумевала. Гомон толпы достиг ушей державного, и он понял, что пора начинать шоу. Царь поднялся. Над площадью сразу воцарилась тишина.

— Дети мои, — хорошо поставленным голосом начал вещать Гордон, — большая беда пришла на Русь Святую. Посланник сатаны проник в самое сердце ее, в царский дворец, и чарами черными околдовал разум вашего любимого царя-батюшки и царицы-матушки. Я думаю, вы уже поняли, о ком идет речь. Об антихристе, нарекшем себя царским сплетником. Этот злодей не только смутил мой разум, но и склонил ко греху прелюбодеяния одну из моих дальних родственниц Янку Вдовицу. Он околдовал ее злыми чарами, заставил заниматься чернокнижием и черным колдовством. Его беспредел не знает предела! — распаляясь все больше и больше, вопил Гордон.

— Ты хоть сам-то понял, что сказал, придурок?

Презрительный возглас из толпы прозвучал, как удар хлыста.

— Кто? Кто это сказал? — подпрыгнул Гордон.

— Я это сказал, — из толпы вышел угрюмый старик в боярской шапке.

— Тишайший, — зашелестела толпа.

— Это же боярин Тишайший.

— Что, не ждал, щенок, что я вырвусь на свободу? — Старик сдернул с себя шапку и бросил ее себе под ноги.

— Взять его! — взвизгнул Гордон. — Заткнуть рот мерзавцу!

Хмурый Федот кивнул своим стрельцам, и они навалились на старика. Боярину оперативно скрутили руки за спиной и начали заталкивать в рот кляп.

— Люди добрые, царь не нас…

— В общую кучу его, — приказал Гордон, кивая на людей сплетника, — он у меня первый взойдет на плаху!

Малюта радостно закудахтал, пристраивая опального боярина во главу очереди смертников.

— Если бы не помощь святой церкви католической, — продолжил Гордон, обводя грозным взглядом народ великореченский, — снявшей с меня и моей любимой жены страшное заклятие, погрязла бы Русь Святая в безбожии, и через год-другой здесь сатана бы правил бал! Ведьмы, эльфы, оборотни, тролли, даже вампиры завелись уже на Руси. Доколе? — спрашиваю я вас. Доколе? Сколько нам еще терпеть всю эту нечисть? А бандиты? По городу свободно разгуливают банды Кощея, Дона, царского сплетника. Сегодня этому придет конец, потому что на Русь наконец-то пришла истинная вера. Католическая вера! Сегодня вы почувствуете ее силу. Святая инквизиция выжжет всю эту нечисть очистительным огнем, заклеймит ее железом каленым и выметет с земли Русской!

Притихший народ внимал распалившемуся Гордону.

— На этом костре, по идее, должен был бы гореть виновник всех этих безобразий — царский сплетник. Но подлый трус сбежал, почуяв, что запахло жареным, а потому гореть на нем придется опозорившей мой род Янке Вдовице!

— Кровинушку свою не пожалел, — ахнула какая-то баба из толпы.

— Я и святая инквизиция не делаем поблажек никому! — сурово сказал Гордон. — Свой не свой, родной не родной, раз спутался с темными силами, тебе одна дорога — на костер! Спутался с бандитами — на плаху!

— Но над ведьмой еще даже не было суда! — резонно возразил кто-то из толпы.

— Она ведьма, и мне этого достаточно! Вот если бы царский сплетник добровольно сдался…

— То что? — замерла толпа.

— Тогда я, пожалуй, и проявил бы снисхождение.

— Какое снисхождение? — не унимался народ.

— Отдал бы Янку Вдовицу на суд праведный святой инквизиции, — ляпнул Гордон.

Это он сделал напрасно. Думать надо, прежде чем такое говорить.

— Так суд-то царский, выходит, неправедный!

— Какой суд? Он же сам признался, что никакого суда не было!

— Да какая Янка Вдовица ведьма?

— Она дитев наших лечила.

— Стариков выхаживала!

— От горячки-лихоманки спасала!

— А как инквизиция определяет, ведьма девка или не ведьма?

Разволновавшийся епископ, видя недовольство толпы, кинулся спасать положение:

— Уважаемые великореченцы, у святой инквизиции есть очень надежный способ выявления ведьм, вы уж мне поверьте!

— Какой способ?

— Говори!

— Мы связываем подозреваемой в колдовстве деве руки за спиной, цепляем ей камень на шею, — начал растолковывать епископ, — и кидаем ее в омут.

— Зачем? — ахнул кто-то из толпы.

— Ну, это же очевидно! — пожал плечами Климент Четырнадцатый. — Если выплывет, значит, ведьма.

— А если не выплывет?

— Значит, не ведьма, — пояснил епископ. — Какой же все-таки бестолковый тебе народ попался, царь-батюшка, — посочувствовал он Гордону.

— А если твою рясу набить камнями, ты выплывешь, сволочь? — заволновалась толпа.

Гордон тоже заволновался, видя, что всеобщего «одобрямс» не получилось, и решил, что пора с этим кончать.

— Ведьму сюда!

Стрельцы расступились, и два монаха в черных капюшонах с прорезями для глаз вывели на площадь закованную в цепи Янку. Толпа ахнула, заволновалась, глядя жалостливыми глазами на одетую в длинную холщовую рубаху до пят простоволосую девицу.

— Изверги в сутанах, — простонал кто-то из толпы.

Изверги, не обращая внимания на недовольные возгласы, повели свою жертву к костру, на ходу шепотом сердито переругиваясь.

— Слышь, ты, придурок хвостатый, какого хрена мне на рясу наступаешь?

— А ты иди быстрее.

— Да ты по ходу тюремной баланды переел! Может, мне еще и на костер ее возвести? И поджечь до кучи?

— И подожжешь!

— Ах ты, морда усатая, да я тебе…

— А вот не фига эту дурочку слушать было! Сразу надо было хватать ее в охапку и тикать!

— Хозяйка знает, что делает! Мы ее слушаться должны!

— Во всем, кроме дел охранных, идиот!

— Еще раз идиотом обзовешь, я тебе хвост отгрызу.

— Да она ж пожертвовать собой решила, чтобы сплетник уйти успел, болван!

— Если вы сейчас не заткнетесь оба, — уголком губ прошептала Янка, — я вам потом лично что-нибудь лишнее ухватом отшибу.

Янка шла на смерть лютую с гордо поднятой головой, словно не на костер ее вели, а на трон царский возводили.

— Отшибет… — задумчиво тявкнул Жучок. — Значит, еще не все потеряно. У нее есть какой-то план.

— Если отшибет, то для тебя уже точно все будет потеряно.

— А для тебя?

— А я удеру. Ты же знаешь, как я по деревьям лазать умею…

— Горбатого могила исправит, — удрученно вздохнула Янка.

— Знаешь, я на ее план особо не рассчитываю, — честно признался Васька.

— А на что рассчитываешь? — спросил Жучок.

— На Левшу. У него удар с правой по пьяни…

— О чем это вы там шепчетесь? — насторожился Гордон, до тонкого слуха которого что-то донеслось.

— Пытаемся душу ее заблудшую спасти! — елейным голоском проблеял Жучок. — Молим Господа нашего о снисхождении.

— Молитвы у вас странные, не на латыни читанные.

— Почему не на латыни! — возмутился Васька, тормозя с Янкой и Жучком около еще не разожженного костра. — Вот, послушайте сами. Ин вино веритас…[2] — Молитв пушистый обормот не знал, а потому нес ахинею, нимало не озабочиваясь тем, что своей «молитвой» вогнал в шок епископа, и Климент Четырнадцатый начал нервно икать, а святые отцы рядом с ним зашевелили губами. Они честно пытались сообразить, что за псалом им выдает «собрат» по вере, лихорадочно копаясь в памяти.

— После вашей молитвы что-то выпить захотелось, — невольно почесал скипетром затылок Гордон, заставив съехать корону на лоб.

— За упокой души не выпить — святотатство! — тявкнул Жучок.

— Ладно, после казни помяну, — кивнул Гордон и покосился на Василису.

Царица молча сидела на троне, отрешенно глядя перед собой пустыми, ничего не выражающими глазами.

— А царица-матушка за племянницу-то свою переживает, — загомонил народ.

— Кому ж понравится кровинушку родную на костер отдавать.

— Видать, крепко с царем-батюшкой насчет племяшки поспорили.

— Ага. Всыпал он ей по первое число.

— Всю спину, видать, исполосовал. Даже спинки кресла коснуться боится.

— Точно, как пришитая сидит, словно аршин проглотила.

Гордон при этих словах самодовольно усмехнулся:

— Ну что ж, не будем затягивать процедуру. Пора нашей ведьме начинать душу спасать, ересь черную из нее очистительным огнем выжигать. На костер ее!

— Так еще же ничего не готово, ваше царское величество! — возмутился Жучок.

— Что не готово? — нахмурился царь.

— Воду еще не подвезли.

— Какую воду? — опешил Гордон.

— Обыкновенную, — мяукнул Васька, — из реки Великой взятую. Видите тучки грозовые на горизонте? Если шквал пройдет, огонь сразу на дома перекинется. Весь Великореченск сгорит. Оно вам это надо — погорельцами управлять?

— Но-о, залетные!

Толпа со стрельцами шарахнулась в разные стороны, выворачиваясь из-под колес телеги, которую не хуже лихих скакунов тянули за собой пьяные в дым гномы. Причем они тянули постромки, умудряясь не перебить друг друга молотами, которыми яростно размахивали на бегу. Правил этой дикой командой пьяный в лом Ванька Левша. Телега с бочкой воды, громыхая колесами по булыжной мостовой, влетела на площадь.

— Тпрррруууу!!! — Левша лихо затормозил неподалеку от костра.

— Только вас тут не хватало, — пробормотал Гордон. — Ты же сказала, что они забухали, — покосился державный на жену, но Василиса упорно хранила молчание. — В принципе забухали, — сам себе ответил Гордон. — Как они в таком состоянии еще держатся на ногах?

— Пожарный расчет прибыл! — доложил Левша, вываливаясь из телеги, и начал шарить в сене возле бочки руками.

— Ты что там ищешь, убогий? — насмешливо спросил Гордон.

— Я приехал?

— Приехал, — кивнул царь.

— Воду привез?

— Привез. — Отрицать такой факт было бы глупо.

— Ну а теперь, кто не спрятался, я не виноват.

Ванька выдернул из телеги кувалду и с криком «ура!!!» рванул на монахов. Гномы даже в таком состоянии умудрились выстроиться в боевой порядок, прежде чем ринуться в бой. Монахи во главе с епископом храбро бросились наутек.

— Стоять! — рявкнул Гордон, и атака втертой команды Левши тут же захлебнулась.

Гномики с кузнецом замерли. Лица застыли, словно маски, а глаза бездумно уставились в пространство, тупо глядя куда-то перед собой.

— Малюта, у тебя сегодня праздник, — порадовал палача Гордон. — Они твои.

— Отец родной! — расчувствовавшийся Малюта смахнул со щеки счастливую слезу и начал пристраивать к общей очереди на плаху пополнение. Однако на этом дело не закончилось…

— Всем ест стоять!

Очередной возмутитель спокойствия вывалился из сена рядом с бочкой.

— Вилли, ты ли это? — насмешливо фыркнул Гордон. — С русскими свиньями водку пьянствуешь? Вот от кого не ожидал!

Иноземные послы, присутствие на показательной казни которых, согласно приказанию епископа, было обязательным, схватились за голову. Видок у Вилли Шварцкопфа бы еще тот. Всклокоченный, краснорожий и, судя по виду, хоть и опохмеленный, но все равно еще мучившийся с бодуна.

— Ти ест не царь! Ти ест руссише швайн!

Толпа ахнула. Такого унижения царского достоинства на глазах всего народа от немецкого посла никто не ожидал.

— Фрейлейн, — напыщенно обратился глава купеческой гильдии к Янке, — ви ест свобода.

— Вилли, — развеселился Гордон, — ты же культурный человек, немецкий посол, глава купеческой гильдии, а нажрался как сапожник.

— А не пошел бы ты, царь-батюшка… — И тут немецкий посол на чистейшем русском языке загнул такую фразу, что у всех присутствующих отпали челюсти. — Ребяты, а царь-то ненастоящий! Но это мы сейчас исправим, — закончил изумительную по красоте фразу бунтарь.

Общее замешательство позволило русскому немцу выдернуть из-под полы кафтана сразу два пистолета и, практически не целясь, из двух стволов шарахнуть… нет, не по царю, а по застывшей в ступоре Василисе!

Спинку кресла за ее спиной разнесло в щепы, царица же сидела, как и прежде, тупо глядя застывшими глазами куда-то вперед. Серебряные пули Вилли свободно прошли сквозь нее, не причинив державной никакого вреда.

— Блин! Не обманули, — расстроился посол. — Эта стерва — ведьма! Серебряная пуля не берет!

Очередной раскат приближающейся грозы заглушил тихое «чмок», тело Вилли содрогнулось от удара, и он грузно упал навзничь, крепко приложившись затылком о булыжную мостовую.

— Точно ведьма, — прошептал Вилли, отрубаясь.

— Вот он, глас божий! — радостно завопил епископ. — Все видели? Господь карает святотатца!

— Удачный день, — с довольной миной потер руки Гордон. — Измена черная сама ползет наружу. Сегодня с ней будет покончено на Руси.

— Думаю, да, сокол мой ясный, — внезапно ожила Василиса, на мгновение подернувшись туманной дымкой, и пристроила на сгибе локтя неведомо откуда взявшийся в ее руке пистолет с глушителем. — Теперь, я думаю, можно приступать.

— К чему? — опешил Гордон, косясь на пистолет.

— К ликвидациям, — проворковала царица.

— Не советую, — прошелестел по площади мрачный голос Виталика.

Толпа расступилась перед царским сплетником. Юноша вышел на площадь спокойным, неторопливым шагом, неспешно извлекая из ножен абордажную саблю.

— Не советую раньше времени дергаться, Лилия. Ты, Гордей, тоже охолонись. Пока я жив, трона тебе не видать, как своих ушей, и ты это прекрасно знаешь.

— Это кто? — зашелестела толпа. — Женек?

— Похоже, он.

— А где тогда сплетник?

— В упор не знаю.

— А почему он царя-батюшку Гордеем назвал?

— Говорю, не знаю. Кто ж их тут теперь разберет?

Лицо царя исказила гримаса ненависти.

— Надеешься выстоять против нас двоих?

Монахов-инквизиторов и стрелецкий приказ взбешенный державный даже не соизволил взять в расчет.

— А ты как думаешь?

Выстрел Лилии не застал его врасплох. Работая на сверхскорости, юноша умудрился отбить саблей выпущенную из пистолета пулю. Глаза «Василисы» расширились.

— Осторожней, — спав с лица, прошептала она одними губами. — С ним сила Святозара.

— Если начнется махач, — спокойно продолжил Виталик, — много ни в чем не повинных людей здесь костьми ляжет. Предлагаю сделку.

— Какую? — прищурился Гордей.

— Меняю твою жизнь и жизнь твоего демона, — кивнул Виталик на Лилию, — на жизнь Янки и моих людей.

— Демона? — опять зашелестела толпа. — Он назвал царицу-матушку демоном?

Однако Гордею сейчас было не до них. Он искал подвох в словах Виталика.

— Не понял. Это как?

— Ты отпускаешь всех, а я сам по доброй воле взойду вместо Янки на костер.

— Виталик, не смей!!! — рванулась к любимому девица, но «монахи» успели перехватить ее.

— Согласен! — ощерился Гордей.

— Сначала поклянись, что всех отпустишь!

— Тебе моего царского слова не достаточно?

— Ты для меня не царь. Так что клянись перед всем честным народом, что слово не нарушишь.

— Клянусь. Всех освободить!

Монахи, опекающие Янку, подхватили девицу под белы ручки и, радостно мяукая и гавкая на ходу, утащили ее в толпу. С команды Виталика под горестный вой Малюты начали сбивать цепи.

— Как видишь, я свое слово держу.

Виталик кивнул, отбросил в сторону саблю и, по услужливо приставленной для него Малютой лестнице, взобрался на обложенный хворостом деревянный помост.

— Царь-батюшка, — взмолился Малюта, приковывая сплетника к деревянному кресту, — а может, сначала испанский сапожок?

— Я сегодня добрый, но не настолько, — нахмурился Гордей. — Поджигай!

«Василиса» переводила взгляд со спокойного лица Виталика на Гордея, о чем-то напряженно думая.

— Сокол мой ясный, — внезапно заволновалась она, — а может, проявим милосердие?

— Что?!!

— Не надо, — покачала головой Лилия, многозначительно глядя на державного.

— Молчи, дура! Мне надоело ждать! — Глаза Гордея начали наливаться кровью. В них заплескалось откровенное безумие. — Я сам лично ему удружу.

Царь спрыгнул с помоста, подбежал к монахам и вырвал из рук одного из них заранее разожженный факел.

— Я тебя как жена любимая прошу, — крикнула «Василиса», но Гордея окончательно покинул рассудок.

— Какая ты мне жена! Я не же… — Гордей все-таки опомнился. — Жена не смеет перечить мужу!

Небо почернело, и предгрозовой шквал взметнул в воздух тучу пыли как раз в тот момент, когда державный швырнул факел на обильно политый маслом хворост, не дожидаясь, пока Малюта покинет место казни. Палач с визгом кубарем выкатился из мгновенно вспыхнувшего костра, раздуваемого сильным ветром.

— Виталик!!! — полный муки вопль Янки перекрыл змеиное шипение «Василисы».

— Идиот… — простонала Лилия.

Внезапно ветер прекратился. Взметнувшийся высоко вверх столб пламени разом опал, и народ дружно ахнул. Не тронутый огнем Виталик все так же стоял, раскинув руки на кресте. От стройной фигуры распятого юноши исходило сияние, а над головой мерцал призрачный нимб.

— Святой…

— Он святой!

Пораженные великореченцы начали становиться на колени и осенять себя крестным знамением, благоговейно глядя на царского сплетника. А сияние от него уже устремлялось в небеса, разгоняя тучи.

— Предупреждала же тебя, идиот! — скрипнула зубами Лилия, уже без особой надежды наводя пистолет на сплетника. — Самопожертвование призывает Бога! Но, надеюсь, с креста он все же подорвать не сможет.

Однако сделать свое черное дело она не успела. Молниеносно выдернутая из-под рясы Жучка снайперская винтовка была перехвачена Янкой, удобно легла прикладом на ее плечо, и грянул выстрел. Пуля проделала аккуратную дырочку во лбу лжецарицы, и тело ее начало оседать.

— Ваня Леший хорошо учил меня стрелять, — прошипела Янка, с ненавистью глядя на помощницу Гордея.

— Так это все же ты была Хозяйка? — искренне удивился Виталик, с которого сами собой опали цепи.

Юноша одним прыжком покинул место своей казни, поднял с земли саблю.

— Ты нарушаешь слово! — запаниковал Гордей.

— Почему? — Сабля в руке Виталика очертила сверкающий полукруг. — Я на костер взошел, но Господу не угодна моя смерть.

— Так может, дьяволу угодна? — вскинул руки Гордей, готовясь нанести магический удар.

— Я думаю, ему нужна твоя, а не моя душа, — задумчиво сказал Виталик, глядя куда-то за спину царя.

Гордей невольно оглянулся. Тело мертвой лжецарицы охватило пламя, и оно начало приподниматься. Гордей внезапно захохотал.

— А вот теперь, сплетник, тебе точно пришел конец. Убей его, Лилия!!!

Тело лжецарицы осыпалось черным пеплом, уступив место деве невероятной красоты. По ее обнаженному телу пробегали огненные всполохи, и всем стало ясно, что оно целиком было соткано из огня.

— Наконец-то я свободна, чары спали. — Низкий грудной голос демонессы прокатился по притихшей площади, заставив всех затрепетать. (Мужики и бабы начали усиленно креститься.) — Жалкий червяк, — обожгла взором лжецаря Лилия, — ты посмел приказывать дочери самой Лилит[3] и Самаэля! Ты проиграл, гаденыш. Как ты думаешь, чью душу первой я возьму?

Огненный смерч сорвался с тлеющего трона, и Гордей забился в пламенных объятиях хохочущей демонессы.

— Чья теперь очередь? — обвела она огненным взором окаменевшую толпу, как только тело Гордея осыпалось на булыжную мостовую тлеющими угольками. — Вы? — Взгляд ее остановился на епископе с жмущимися к нему монахами.

— Именем святой инквизиции приказываю тебе вернуться в ад! Во имя Господа нашего изыди, Сатана! — Варфоломей Виссарионович схватился за висящий на груди крест и тут же отдернул руку от раскалившегося добела металла.

— Господь давно отвернулся от тебя, — расхохоталась демонесса. — Вы хорошо послужили Проклятому, сжигая на кострах невинных. Их души к нам не отошли, а вот ваши души давно ждут в аду.

Инквизиторов охватило пламя, сжигая их изнутри.

— Кто следующий?

С каждой новой жертвой демонесса набирала силу. Люди Дона заметались, чуя, что пришел и их черед.

— Может, хватит пиротехникой баловаться? — двинулся на дочь Лилит Виталик, перехватив саблю так, чтоб рукоять ее образовала крест.

— В сторону, сплетник! — Раздвинув толпу, в круг вышла женщина лет шестидесяти. Несмотря на многочисленные морщины, лицо ее еще хранило следы былой красоты. — Эта девочка моя.

— Бабушка! — обрадовалась Янка и попыталась кинуться к старушке, но та небрежным жестом остановила ее на полпути.

— Хватит, побаловалась, и будет. — Женщина сурово посмотрела на разбушевавшуюся демонессу. — Ушла отсюда быстро.

— Что?!! — Демонесса раскалилась добела.

— Не здешняя ты. И не нужна мне здесь.

Небрежный взмах руки старушки скрутил огненный смерч в тройную спираль. Из огненного он внезапно стал угольно-черным и начал всасываться в землю.

— Не может быть! Ты кто?!! — раздался полный муки вопль из исчезающего смерча.

— Берегиня, — ответила старушка. — Землю русскую от вас, поганцев, берегу.

Смерч исчез, оставив черный отпечаток на булыжной мостовой, и тут же зашевелились пришедшие в себя гномы, Ванька Левша, боярин Тишайший и бравая команда царского сплетника.

— Сплетник, может, объяснишь нам, что все это значит? — впервые за все это время подал голос хмурый Федот.

— А ты у них спроси, — кивнул на людей Дона юноша.

Подручные Гордея, понимая, что пощады им не ждать, выхватили свои катаны и рванули на прорыв. На их пути стеной стали стрельцы, но они до них не добежали. Из палисадников, примыкающих к площади подворий, в воздух взметнулась туча эльфийских стрел, и они рухнули на землю, сразу став похожими на огромных ежиков.

— А эльфы здесь откуда? — удивился сплетник.

— Я привела, — на площадь вышла сестра Ваньки Левши Мария с Патриархом Всея Руси Алексием Третьим и архиепископом Берендеевским владыкой Сергием.

— Все-таки опоздали, — расстроился патриарх.

— А по-моему, мы вовремя, — возразил владыко. — Самое время о душах заблудших помолиться.

— Ой, Виталик, — кинулась Янка на шею сплетника и разрыдалась на его груди, — как же ты меня испугал!

— Подожди, родная. — Юноша нежно погладил заплаканную девчонку по голове, деликатно отстранил ее от себя и склонился над телом тезки. — Лучше помоги. Вдруг еще что-то можно сделать? Такой человечище не должен помереть.

— Сейчас, сейчас помогу, — шмыгая носом, откликнулась Янка, вставая около тела Вилли Шварцкопфа на колени. — Ой, что это?

— Что такое? — заволновался Виталик.

— Крови нет.

Шустрые ручки лекарки распахнули полы кафтана немецкого посла, разорвали на нем рубаху, и все сразу стало ясно. Пуля демонессы угодила в самый центр массивного нательного креста, но пробить его не сумела. Вилли Шварцкопф зашевелился, приподнялся на локте, болезненно сморщился, схватившись рукой за затылок, которым перед этим чувствительно приложился о булыжную мостовую.

— Это хто меня так? — ошалело спросил он Виталика.

От этого движения крест выпал из его груди и закачался на серебряной цепочке.

— Неважно, кто тебя так приложил, тезка, важно, кто тебя от верной смерти спас. — Виталик с умилением смотрел на отпечаток крестообразной формы, багровеющий на груди немецкого посла.

— Вот что крест животворящий делает! — возликовал патриарх. С помощью владыки Сергия он помог подняться Вилли и начал демонстрировать народу отпечаток на его груди. — Господь не оставляет в беде истинно верующих!

Люд великореченский опять грохнулся на колени и начал осенять себя крестным знамением, с восторгом глядя на иноземного посла с простоватой, чисто русской физиономией…