ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. "ДЕРЖАВА ДЛЯ ВСЕХ"

Глава 1

– Не ожидал я такого результата, Григорий Иванович, скажу честно. По лицам воинов понимал, что драться будут насмерть, но чтобы вот так?! Никак не ожидал…

Юрий пожал плечами – девять месяцев он жил на взводе, с того самого дня когда пришла весть о разгроме австрийской армии, о гибели цезаря, о взятие столицы Вены и других городов. Напряжение усилилось после известия о константинопольской резне, а потом массовой гибели христианского населения Оттоманской Порты.

Девять лет он готовил свою армию к боевым действиям в изменившихся условиях. Появление у противника равноценного оружия – нарезных фузей и единорогов с гранатами и шрапнелью, а также использование новых тактических приемов, которые использовали только его стрельцы. Недооценка такого врага стала бы смертельно опасной ошибкой, допускать которую категорически нельзя.

И сейчас чувствовал чудовищное облегчение, увидев воочию насколько его армия превзошла османов не только в выучке и умении владеть оружием. Но главное – запредельно замотивированном на смертельную схватку духе. Турки, и особенно янычары, были уже не те, что три года назад – паши сделали определенные выводы и смогли начать перевооружение своего войска. И фанатично настроены перед боем – ведь они привыкли не только воевать, но и резать поверженного врага, и предвкушали победу.

– Рано радовались, мерзавцы – раздать на руки штуцера не значит еще, что вы получили регулярную армию. А сотней единорогов нужно уметь грамотно воспользоваться!

Юрий скривил губы – несколько орт янычаров, ринувшиеся в атаку с громкими воплями, открывшие стрельбу чуть ли не с тысячи шагов, попали в «огневой мешок». Две сотни единорогов, расположенные на Трояновом валу для увеличения дальности стрельбы, открыли стрельбу гранатами и шрапнелью по плотным построениям, вернее скопищам гигантской толпы, что одним своим видом могли бы навести ужас на кого угодно. Кроме русских стрельцов, что такое зрелище уже наблюдали не раз. И воины прекрасно знали – янычары такие же смертные люди, и убивать их можно, причем достаточно легко, главное, не поддаться страху.

Попав под массированный артиллерийский огонь янычары остановились и были хладнокровно перебиты в большей своей массе. В центре турецкой армии открылась широкая брешь, и турки поспешили ее закрыть. И снова попали под гранаты полупудовых единорогов – те стреляли усиленными зарядами чуть ли не на три версты, на пределе своих возможностей. Да, с десяток орудий разорвало прямо на позициях, но потери оказались мизерные, благодаря заранее принятым мерам. Перед выстрелом канониры укрывались в предусмотрительно вырытых окопчиках – так что убитых было мало, хотя контузии получили многие.

Турецкие войска были накрыты шквальным огнем – гранатами накрывались позиции вражеской артиллерии, шрапнелью осыпалась пехота. Стреляли относительно точно – в германских землях были закуплены несколько сотен подзорных труб, распределенных по батареям и частью выданных пехотным командирам. Так что, какая-никакая, корректировка имелась, и принесла огромную пользу.

Османы массированного обстрела не выдержали, стали отступать в беспорядке, который с каждым шагом назад начинал приобретать характер панического бегства перед пошедшими в атаку стрельцами. Сражения как такового уже не было – началось неутомимое преследование убегающего во всю прыть врага.

Надо отдать противнику должное – бежали далеко не все турки, многие ожесточенно сопротивлялись, сплачиваясь вокруг не потерявших хладнокровие и мужество пашей. Такие «островки» сопротивления расстреливались картечью из конных единорогов, уцелевших добивала подошедшая пехота. И наступление продолжалось дальше, не останавливаясь.

Большую роль сыграла вовремя брошенная Юрием в бой русская кавалерия, когда надлом турецкого воинства уже чувствовался. «Крылатые гусары», сверкая латами, вломились в ряды отступавших турок и усугубили сумятицу у басурман. Конечно, османы пытались дать бой, но две тысячи облаченных в панцири и латы всадников страшная сила, все сметающая на своем пути. Малороссийские казаки опрокинули правый фланг неприятеля, состоящий из татар, обратив вековых врагов в паническое бегство.

Сражение шло на левом берегу Прута, однако на правом драгуны, донцы, уланы, вместе с башкирами и калмыками, переправившись через реку, рассеяли ногайцев. И стали стремительно продвигаться вперед, с налета захватив неприятельский лагерь с мостами – переправа оказалась в руках русских, путь отступления для бегущего противника был отрезан. И вскоре сражение превратилось в бойню…

– Башкиры наши лютуют, страсть прямо-таки, государь. Ногайцев режут без всякой жалости, а вроде им единоверцы.

– Там счеты какие то старые, вроде как родовые обиды, я не разобрался толком. Потому и попросил у царя Федора именно их – когда у воинов сильный стимул имеется, то воевать будут до конца.

– Потому улан Мехмета мурзы на крымчаков кинул?! Там вообще на поле смерть бурлила – бились изо всех сил.

– Ага, я же говорю стимул у них и кровная месть. А калмыки вообще правоверных в плен не берут. Ногайцы от Кубани на Волгу ушли, договорились о свободном проходе – а на них вероломно напали. Мужчин вырезали, женщин и детей в рабов обратили, многих продали, а стада присвоили. Так что подобные стимулы великая вещь, Григорий Иванович. Теперь они с нами одной веревочкой крепко связаны, и рано или поздно к державе добровольно и с охотой присоединятся.

Юрий медленно ехал рядом со Смальцем, не без любопытства рассматривая окрестности, усыпанные телами турок. Там шел увлекательный процесс сбора трофеев – централизованный, а потому к мародерству не имевший никакого отношения. Поверженный противник освобождался от всего нужного победителям имущества. Затем тела складывали у рвов, что старательно копали пленные, посматривали с нескрываемым в глазах страхом на охранявших их караульных.

Потери русской армии были на удивление маленькие – если судить по недавней сводке, составленной по вечерним донесениям, то примерно полторы тысячи погибших и около пяти раненных воинов, то есть четыре процента от общей численности. Совершенно мизерная убыль – перед сражением он предполагал, что объединенная армия потеряет треть, в лучшем случае четверть от ее состава.

Зато османская армия растаяла подобно снегу, брошенному на раскаленную плиту. Около сорока тысяч побито, еще тысяч десять умрет от ран – неизбежное событие на войнах этого времени, ибо лечить врагов твоей веры не принято, не толерантный 21-й век на дворе.

Еще столько же народа захвачено в плен живыми или легко раненными – истреблять турок, ставших в одночасье невольниками, Юрий категорически запретил, и объяснил, почему так нужно. А потому призывы к мести схлынули сразу, их сменил расчет.

Зачем убивать рабочую силу, когда строек по Новой Руси предстоит великое множество – и главная из них рытье канала от Днепра до Крыма. Вода превратит сухое Дикое Поле Тавриды в благодатный край, а Крым преобразит совершенно. Так что года на три ударной работы пленники обеспечены – по предварительным расчетам выходило полторы тысячи кубометров грунта выкопать лопатами на каждого. А еще нужно дробить щебенку на Донбассе и воздвигать насыпи для прокладки железных дорог – строительство конки велось строго по планам, ее ветки прокладывались от рудников и шахт, и потихоньку соединяясь друг с другом.

Прокорм такой массы военнопленных не представлял сложностей – урожаи зерна, кукурузы, подсолнечника и прижившегося на черноземе картофеля собирались большие, достаточные, даже с избытком, для быстро растущего населения. Зимы теплые, переживут в бараках, снятая с убитых одежда пойдет именно на них – и в рванине ходить не будут, и согреются. Тем более антрацита для топки печей хватит.

Инструмента за глаза достаточно – железо теперь выплавляли огромное количество. Цифра перевалила за вожделенную черту в один миллион пудов в месяц. Хотя по меркам его современности данная цифирь выглядела смехотворной – всего то жалкие семнадцать тысяч тонн при полном напряжении производственных усилий уже немаленькой страны с полутора миллионным населением, где каменный уголь и железная руда под руками и легко извлекаются из земли.

Тысяч восемьдесят неприятелей буквально «испарились» – татары, ногайцы и османы, те, кто воевали в коннице, бежали настолько стремительно, что брошенные в погоню казаки, башкиры и калмыки, пусть даже на свежих лошадях, их вряд ли догонят. Страх смерти всегда окрыляет беглецов и придает им дополнительные силы.

Удалось скрыться и султану Мехмеду, хотя был захвачен его походный гарем с евнухами и наложницами. Юрий пообещал отсыпать за живого повелителя правоверных гривнами по весу, и очень надеялся, что казаки не упустят такой вожделенный для них куш.

Победа над турецким войском необычайно воодушевила русские войска – Юрий видел, что все стремятся вперед, к Дунаю, освобождать единоверцев от османского ига. К тому же потери были с лихвой восполнены, и быстро. Тридцать тысяч добровольно сдавшихся христиан, многие из которых восстали и перешли на сторону русских во время бегства турок, пленниками не считались.

Юрий изначально рассчитывал на такое пополнение – сербов, болгар, валахов, греков, армян и прочих народов в его армии хватало, хорошо обученных военному делу и немало повоевавших с турками. Так что сейчас, как говориться с утра пораньше, началось спешное формирование достаточно многочисленных отрядов, сводимых в полки и батальоны из соответствующих народностей. Трофейных ружей, пушек и пороха хватало с избытком, можно было вооружить хоть стотысячное войско.

Планы на использование «союзников» имелись, и достаточно перспективные. А после громкой победы при Кагуле, первоначальные варианты были пересмотрены и приняли совсем иной характер…

Глава 2

– Вот я и встретился с тобою, Мехмед. Не рад нашей встрече, которой добивался? Да, ты хотел посадить меня в железную клетку на потеху своим единоверцем. А потом прибить гвоздями к воротам, как несчастного старика патриарха. Возомнил себя владыкой жизни?!

На Юрия нахлынуло такое бешенство, что он едва удержался от желания выдрать осману всю бороду. Сейчас с султаном можно было сделать что угодно, казнить любым способом, который мог бы только прийти в голову – и то это стало бы небольшой местью за мученическую гибель десятков тысяч христиан в одном лишь Константинополе.

– Молчишь?!

Юрий ощерился – турок смотрел пустыми глазами, он явно находился по ту сторону жизни. Такого можно избить, мучить и даже убить – только все бесполезно, султан полностью отрешился от жизни. Нужно было найти способ его встряхнуть, вывести из апатии.

– Тогда слушай меня внимательно, Мехмед.

Юрий присел на кресло, посмотрел на лежавшего владыку Оттоманской Порты. Запорожцы бросили его прямо на ковер, и удалились получать от казначея золотые червонцы, ибо пять пудов серебром слишком серьезная ноша. Все же огромная награда сыграла свою роль – бежавшего с поля битвы султана настигли через три дня, охрану изрубили, а пленника завернули в ковер, привезли и бросили в походном шатре.

– Я не буду казнить тебя и твоих пашей, султан. Пока не стану – хотя вы все облиты христианской кровью с головы до ног. И если бы собрать все слезы матерей, что были пролиты по вашей вине, то в огромном озере можно утопить всю твою армию, которую мы уже перебили.

Ваши злодеяния переполнили чашу нашего смирения – и гнев выплеснулся. Сами виноваты в последствиях!

Так что живи, Мехмед – собственными глазами увидишь, как над Ак-Софией засияет крест! И очень скоро – я постараюсь, ибо затягивать с вами войну ни в коем случае нельзя. Я в этом мире живу восемь лет, и каждый год воюю с вами – так что вопрос нужно решить кардинально, раз и навсегда. И это будет сделано!

В шатре стало тихо, слышалось только хриплое дыхание турка. Юрий закурил папиросу, несколько раз затянулся, успокаиваясь. Он не обманывал знатного пленника – на военном совете решили, что поход на столицу Оттоманской Порты должен состояться в любом случае.

Причин имелось много, и главной из них была та, что пока Константинополь в руках у турок, то война будет длиться бесконечно и затянется на пару веков. Так что лучше напрячься хорошенько сейчас и решить проблему раз и навсегда. А установленные на берегах Дарданелл и Босфора орудия на века сделают безопасными берега Черного моря. И не будет угрозы постоянной и непрерывной войны – как он сам устал от нее, Юрий старался никому не говорить, даже любящей жене.

– Я иду с войсками на Константинополь, который вы называете Стамбулом. Все захваченное у вас трофеями оружие, а его вполне достаточно для ста тысяч воинов, я раздам.

Кому?!

Покоренному османами православному населению. Думаю, они вскоре сведут кровавые счеты. Как с пришлыми турками, так и со ставшими мусульманами своими единоплеменниками. Вы столетиями сеяли смерть и разорения, не считая гяуров за людей, устраивали им резню – все вернется вам сторицей. Разумеется, это произойдет не сразу, не в один год, а затянется на несколько лет. Но твоих османов на православных землях больше не будет. А местным мусульманам будет предложен выбор – присягнуть мне, либо перебраться в Анатолию, или быть убитыми.

В Писании ведь не зря сказано – какой мерой меряете, такой и вам отмерят. Так что проведешь остаток жизни в железной клетке, которую приготовил для меня. Мы ее поставим в центре Константинополя на всеобщее обозрение. Греки будут проходить мимо нее – и делать все что захотят. И оросят тебя своими струями и плевками, а также фекалиями. Выразят свое отношение ко всем твоим казням, что ты на них обрушил. Но тебе не будет скучно – все те нелюди, кто резал недавно христиан, лил их невинную кровь, будут казнены перед твоими глазами.

Мы найдем всех, я тебе клятвенно обещаю!

И живые из твоих башибузуков позавидуют мертвым – пощады не будет никому! Их семьи продадим в рабство – в назидание другим вашим палачам и душегубам!

Юрий посмотрел на отца Сильвестра, что невозмутимо перебирал щетки, а потом на суровых охранников. В очередной раз остудил закипевший в душе гнев. Коротко бросил:

– Содержать под строгим караулом, поить и кормить хоть насильно. И смотреть, чтобы не помер в одночасье, или руки на себя не наложил. Он до Константинополя дожить должен, и там свою судьбу встретить! Забирайте султана, мне он больше не нужен!

Пленника, так и не сказавшего даже слова, вынесли угрюмые стрельцы, а Юрий задумался – предстояла встреча с господарем, вернее, преемником убитого властителя Валахии. Этого человека он решил назначить благодаря своей памяти – православные церкви в его времени причислили Константина Брынковяну к лику святых, за то, что принял вместе со своими четырьмя сыновьями мученическую смерть в Константинополе, казненные там по прихоти очередного султана…

– Ты вместе с боярством примешь это «Уложение» – его нужно прочитать на всех сходах у каждой церкви!

По лицу Брынковяну пробежала мимолетная гримаса, еле уловимая – отмена феодальных порядков, да и сама идея вольности народной тридцатилетнему князю явно не пришлась по душе. Но деваться было некуда – русские войска вступили на территорию бывшего вассального Турции княжества, и ссориться с ними себе дороже. Чревато, знаете ли, если припомнить судьбу предшественника.

– Бояр Кантакузино казнят, где только найдут – они решили, что я с ними шутить буду! Надеюсь, в твою голову не взбредет такая мысль, и ты проявишь здравомыслие?

– Я в полной твоей власти, базилевс! Исполню любое повеление, твои войска являются надежной защитой от османов, которых и я, и мой народ, ненавидим всей душой!

«Проникновенно говорит, вот только таким словам грош цена. Думает небось, что был польский король Ян, но убрался. Так и русские пришли, и тоже уйдут, и ты с боярами будешь делать то, что взбредет в голову. А вот и хренушки, это всерьез и надолго!»

– На вольности и права народа никто не имеет права покуситься! Ты сам, и бояре твои присягнут в том!

– На святом кресте и библии клятву дадим, базилевс!

– Фанариотов переловить, добро их в господарскую и мою казну вложить. Иуд перевешать!

– С радостью, базилевс. Нынче же начнем в Бухарешти! Поймаем всех и казням предадим

Лицо валаха осветилось – греков, что преданно служили османам, выжимая поборы с христиан, повсеместно ненавидели. Так что можно было не сомневаться, что переловят всех, и даже больше того – но таковы нравы в этом времени, тут таким образом сводили застарелые счеты.

– Я назначаю тебя господарем Валахии, Константин! Служи мне верно – и тогда трон под тобою может стать наследственным! А я посмотрю, как ты «Уложение» по всему княжеству в жизнь проводить будешь! Рабов на православной земле быть не может во веки веков!

Назначенный господарем Валахии Константин склонился перед ним и облобызал руку – Юрий уже не морщился от ритуала, таковы правила в этом мире. Также повел себя раньше и молдаванский господарь Стефан, фамилию которого он так и не удосужился правильно выговаривать.

– Все исполню по твоей воле, базилевс!

«А куда ты денешься с подводной лодки, дорогой. И вольности насаждать сам будешь, и бояре твои, думая, что это все моя блажь, и временно. Вот только через десять лет народ силу свою почувствует, с которой власть имущие считаться будут. И никто не рискнет ни один пункт «Уложения» нарушить, ибо смерть ждет такого отступника.

Как не крути, но это своего рода Конституция, у отца Сильвестра светлая голова – уловил все мои идеи, и четко изложил их. Господарь станет наследственным монархом – игры в демократию и выборы президента не для этого времени. Но править будет в согласии с Собором – иначе никак, тирания боярской олигархии на фиг не нужна!»

– Войско твое частью общей армии станет – и присягу не только тебе, вначале всей державе православной приносить будет. Деньги общие будут – отправляй в Галич злато-серебро и получишь монет, с вычетом на чеканку. А вот посольские дела вершить не можешь – у нас держава, а твоя Валахия ее часть. Война для всех общая, в миру живите, как хотите, что на душе благостно – примучивать никто не будет.

Школы открывайте, людей грамоте учите и к общему с нами языку приохочивайте, дабы народы друг друга немного понимали. Пастырей в наших заведениях учить будем, вакансии выделим. И всех служивых людей, кто в войско пойдет – военному делу у нас обучать станем. А то вы воевать не умеете, ни с одним врагом войны самостоятельно не выдержите. А так хоть под нашей защитой будете.

Юрий говорил медленно, а господарь внимал ему, тщательно пряча неудовольствие. Но деваться было некуда и приходилось соглашаться. Понятно, что любому правителю сильно не понравится, когда церковь и армия не станут целиком в его власти находиться, тем более последняя не будет призывной – такую дурость вводить в автономиях нельзя.

«Руки я вам отрубил – мятежей и сепаратизма мне не нужно. А потому хрен вам, а не вооруженные силы, которые державе служат, а не правителю. Так же и церковь – лишенная монастырского землевладения, но получающая от государства щедрые выплаты, она будет проводить общую политику, а не местечковую. И так потихоньку, десятилетие за десятилетием, в державе все как в плавильном котле переплавится. На народ опираться нужно, а не на политиков, что преследуют своекорыстные интересы».

– И помни, господарь – обратной дороги нет!

Интерлюдия 1

Мукачевский замок

28 июня 1683 года

– Князь, и ты, брат мой! Сейчас мы должны определиться и выбрать ту дорогу, по которой пойдем сообща. Любая ошибка будет стоить нам чрезвычайно дорого, за нее мы заплатим не только нашими головами, но жизнью моих детей. А потому нужно хорошо подумать…

Миловидная и миниатюрная женщина, но с властным лицом и горделивой осанкой, повернулась к молодому человеку, которого можно было принять за ее сына. Вот только трансильванский князь Имре Текели, в прошлом году перешагнувший через важный жизненный рубеж в четверть века, на самом деле был вторым мужем сорокалетней вдовы князя Ференца Ракоши Илоны Зрини.

Их брак являлся чистой воды политическим марьяжем, с обоюдной выгодой для обеих сторон. Имре занимался чисто политическими и военными делами, не вмешиваясь в жизнь супруги, что сосредоточилась на воспитании дочери и сына.

Пять лет назад отпрыск одной из знатнейших фамилий Венгрии, восстал против императора Леопольда. И он был не первый из венгров, кто поднял против засилья Габсбургов свой народ на борьбу. Его отец Иштван, вместе с палатином Ференцом Вешшеленьи, наместника императора в той части Венгрии, что отчаянно сопротивлялась Оттоманской Порте, организовали заговор, который был раскрыт благодаря предательству. Австрийцы жестоко расправились с мятежниками.

После гибели отца юный Имре сумел сбежать в Верхнюю Венгрию, карпатскую землю, населенную в большинстве своем словаками, в город Кошше, или Кошицу, на славянском языке. И там поднял восстание против тирании Габсбургов. Под его знамена, после пламенного воззвания, сбежалось до двадцати тысяч повстанцев, или куруцев, как их называли. Овладев в самое короткое время краем, Имре начал переговоры с императором Леопольдом, но прервал их. Он не мог доверять австрийцам, видя их неискренность. Цезарцы жаждали подавить восстание, но не имели на это возможности. Они были связаны по рукам и ногам войной с могущественной Турцией, чтобы репрессировать мятежников немедленно.

Требовался могущественный союзник – польский король Ян Собеский, как и французский «король-солнце» Луи реальной помощи оказать не могли. Тогда Имре Текели напрямую обратился к султану Мехмеду, видя дружественный нейтралитет со стороны турок.

Но для получения покровительства могущественной Оттоманской Порты пришлось признать вассальную зависимость и согласится на ежегодную выплату баснословной суммы в сорок тысяч золотых дукатов. Зато в январе прошлого года султан Мехмед признал его полновластным князем Верхней Венгрии, и гарантировал защиту от австрийцев.

Однако денег для выплаты османом взноса не имелось, но зато богатая вдова трансильванского князя Ференца Ракоци согласилась выйти за него замуж – женщина нуждалась в сильном союзнике в борьбе, направленной не только против Габсбургов, но и турок. К османам в Семиградье, или Эрдее, как еще называли гористую Трансильванию, расположенную на отрогах Карпат, относились с не меньшей ненавистью.

Илона Зрини происходила из знатной хорватской семьи, в которой слились два могущественных рода этой славянской земли – Зринских и Франкопанов. Ее отец, бан Хорватии, и брат матери устроили заговор против Габсбургов, были арестованы после неудачной попытки поднять восстание и казнены. Все имущество и земли семьи были конфискованы в пользу императора. Мать, которую Иорна горячо любила, потеряв мужа и брата, от горя лишилась рассудка и умерла в монастыре.

Муж Илоны трансильванский князь Ференц Ракоци тоже участвовал в одном из заговоров против Габсбургов, но был заточен в одном из замков, где вскоре и умер – все считали, что австрийцы его отравили. Вдова осталась одна – с дочерью Юлианой и сыном Ференцем, которому в этом году исполнилось всего семь лет.

Защиты не было, хотя трансильванская княгиня не зря считалась богатой. Никто не хотел связываться с Габсбургами, тем более вступившими в «Священную Лигу» – союз нескольких европейских государств, направленный против Турции, к нему примкнула православная держава на северном берегу Черного моря, с потомком сразу двух линий базилевсов – как Палеологов, так и Комниных – на троне.

Так что союз с Имре Текели как нельзя оказался кстати – и хотя супруга была старше мужа на 14 лет, такая мелочь никого не смущала. Ведь брак являлся чисто политическим – северная и восточная части венгерских земель объединились в борьбе против врага. Пока против австрийцев, что держали западную часть земель, причем в союзе против них с Турцией, что обладала южной Венгрией.

Брата Илоны Иван, последний мужской представитель Зринских, так и был бы умерщвлен в заключении, если бы в прошлом году его чудом не вызволили из тюрьмы.

Грянула жестокая война – османы осадили Вену, к стенам которой подошла двухсот тысячная армия. Имре Текели командовал левым флангом войска султана Мехмеда. И разгромил противостоящих ему цезарцев в решающей битве. Имре, в отличие от турок, взял несколько знатных пленников – их и обменяли на брата.

Цезарцы потерпели жуткое поражение, их столица была взята штурмом и разгромлена. Жителей Вены, кто уцелел во время резни – продали в рабство. Турки вторглись в Хорватию, жители им не сопротивлялись – австрийцы достали всех до печенок, да и жуткий страх перед османами сыграл свою роль. Брата Ивана султан своим фирманом поставил баном, то есть «господарем», во главе получившей независимость Хорватии.

Австрия вышла из «Священной лиги», регент Карл Лотарингский при малолетнем императоре Иосифе подписал унизительный «Грацкий мир» на развалинах прежде красивого города. И османы двинулись на Венецию, и нервы дожа не выдержали чудовищного давления угрозы гибели города Святого Марка. Он поспешил также заключить перемирие два месяца тому назад, зная, что польский король Ян Собеский покинул с войсками завоеванную им Молдавию и Валахию, откуда поляков вышиб небольшой авангард османов, подошедший из-под стен Вены.

Регент Карл Лотарингский, с полного согласия имперского совета, отказался от Королевской Венгрии в пользу султана. Перетрусившие цезарцы до жути боялись уничтожения остатков их войск и полного захвата австрийских земель, а также вторжение османского воинства в Богемию и Моравию, остававшихся под властью австрийской короны.

Имре и Илона с нескрываемым интересом ожидали, что огромная османская армия перейдет через Дунай и разгромит войска базивлевса Готии, Понта и Новой Руси – государства, возникшего совсем недавно, на восточной окраине Крымского ханства, на казацких землях. И которое всего за семь лет смогло изгнать ногайцев и татар, несколько раз нанести поражение османам – пусть и небольшим корпусам султанской армии.

Да и личность самого правителя Новой Руси немало озадачивала супругов – поначалу ходили слухи, что он банальный самозванец. Потом поляки подтвердили, что вполне законный потомок Галицких королей, с которыми венгры имели давние дружеские и брачные связи. Это на корню меняло дело, тем более трансильванский посланник видел старинную реликвию – драгоценную корону королей Галиции и Людомирии, и этот титул, как не странно, принадлежал венгерской королевской династии, вот только права узурпировали Габсбурги.

Известие о том, что базилевс Юрий Лев разгромил победоносную турецкую армию и захватил в плен султана Мехмеда, потрясло все европейские страны. И в корне меняло ситуацию, причем настолько запутывало ее, что в Мукачевский замок, меняя загнанных лошадей, примчался брат Илоны, хорватский бан Иван IV Антуан Бальтазар Зринский.

И вот сейчас втроем они сидели в зале, напряженно размышляя над тем, что необходимо как можно быстрее сделать, чтобы выпутаться из сложившегося положения…

Глава 3

– Дорога на Константинополь открыта, осталось только добраться до него. А путь еще долог – четыреста верст с лишним, если обычными мерками считать. Но мы пойдем другим путем.

Юрий окинул взглядом захваченную, пару недель тому назад, лихим налетом запорожцев Варну. Надо отдать должное сечевикам – действовали они как всегда предельно нагло и нахраписто.

Два турецких корабля в бухте были атакованы миноносцами и потоплены – с дырой под днищем от взрыва бочонка с порохом не поплаваешь, даже если очень сильно захочешь.

В это же время отряд бригов высадил десант морской пехоты севернее Варны, отвлекший внимание османов. А запорожцы пробрались в крепость с юга, опередив на час подход подкреплений гарнизону. Их османы и приняли за своих единоверцев, благо одеяния соответствующие.

Так что прибрежная крепость, расположенная примерно на полпути от Буджака до Константинополя, пришлась как нельзя кстати в сложившейся обстановке после победной Кагульской битвы. И все дело в том, что удалось захватить полное господство на море – адмирал Брайя оказался на диво дерзок и предприимчив, а турки потеряли время. Видимо, не приняв в расчет действий русского флота и не успев перебросить из Средиземноморья значительную часть находящихся там кораблей.

После стремительного захвата Варны, Брайя вместе с запорожцами двинулся на Босфор, стремясь не только устроить туркам диверсию у Константинополя – планы венецианца оказались переполнены амбициями. С кораблей высадили взятый в Варне десант пехоты, выгрузили артиллерию и стали спешно укрепляться на обоих берегах северного входа в пролив. И успели – буквально на следующий день отразили попытку выхода в Черное море большой османской эскадры.

Получив сообщение об этом, Юрий решил играть по крупным ставкам – конница пошла на Адрианополь с двумя дивизиями пехоты. А большую часть инфантерии решили перебросить морем – четырехсотверстный марш, даже без боев, но жарким летом, дался инфантерии с трудом – больных и изможденных стрельцов считали сотнями.

Погода стояла чудесная – в его время Варна недаром считалась лучшим курортом на Черном море. Каждый день из бухты выходили многочисленные гребные суда – калиуты, «чайки» и пришедшие от Днепра струги, на которые были нагружены припасы для всей армии.

Все предвоенные расчеты строились на использовании именно морских перевозок – ведь любой бриг мог принять в трюм до ста тонн грузов, а это двести тяжелогруженых пароконных повозок, на каждую из которых можно было загрузить больше тридцати пудов.

Риск был невероятный, и поначалу показалось, что все наброски пошли прахом, ведь Венеция неожиданно вышла из войны, когда главные силы русской армии начали переправу через Днестр. «Священная лига» рассыпалась прямо на глазах – следом за разбитыми войсками цезарцев из войны вышел венецианский флот, который уравновешивал могущество турецких эскадр на Средиземном море. Если бы дож предал союзника на месяц раньше – тогда Юрий бы не рискнул пойти на «Константинопольскую авантюру». Господство турецкого флота на Черном море стало бы подавляющим.

– Ничего, венецианцы – человек не злопамятный, но память на зло, мне учиненное, на диво хорошая!

Он бы уже отплыл бы на Босфор на одном из бригов, что стоял в бухте в составе собранного отряда. К перевозкам войск и грузов привлекли все что можно, от военных парусников и захваченных турецких фелюк, до рыболовецких суденышек греков.

– Ладно, поиграем в высокую дипломатию!

Сейчас путь в море пока был заказан – в Варну прибыли венгерские и хорватские послы с супругой «короля куруцев». И требовалось как можно быстрее, как говориться, «выяснить точки соприкосновений и выявить перспективы дальнейшего плодотворного сотрудничества», выражаясь не свойственным данному времени дипломатическим языком…

– Если я тебя правильно понял, княгиня, то угры и хорваты начали изгонять османов?!

– Да, базилевс, – миловидная женщина лет сорока поклонилась ему. Тут это принято – слишком несопоставимо их положение. Одно дело правительница затерянного в горах княжества, и другое – император. К тому же Юрий держал на лице ледяную маску невозмутимости и никаких скидок на «слабый пол» не делал – в политике не до галантности, в ней каждый преследует собственные интересы.

– Они нам были враждебны всегда, и потому наши народы в едином порыве поднялись на войну…

– А иного варианта действий у вас не оставалось, – хмыкнул Юрий, и сузил глаза, понимая, что принял зловещий вид. Сейчас требовалось хорошо «наехать», поставить оппонента в такое состояние, чтобы тот проникся безысходностью положения.

«Опустить ниже плинтуса», короче!

– Твой супруг Имре Текели в прошлом сентябре приложил все силы к победе над «моим братом» Леопольдом, служа именно туркам, ведь он признал султана своим повелителем. И стал соучастником победы над цезарцами, закончившийся смертью императора, голову которого насадили на копье и таскали по Вене. В точности также, как поступили с моим предком императором Константином Палеологом, после штурма Константинополя. Милая привычка у ваших турецких хозяев.

– Прости меня, базилевс – но ни мой первый супруг Ференц Ракоци, ни я сама, ни в каких союзнических отношениях с османами не состояли, мы боролись с ними.

– Зато с ними состоял ваш второй супруг Текели. Понимаю его положение – между ним и Габсбургами давняя вражда. Как и у тебя с братом – за казнь отца положено мстить. Но я состою в «Священной лиге», а твой супруг участвовал в убийстве моего союзника! Он предатель, как не крути – вначале отринул присягу кайзеру, а затем султану.

– Присяга, данная под угрозой смерти, может быть не исполнена, особенно когда принявший ее сюзерен первым проявляет вероломство и нарушает принятые на себя обязательства!

Глаза женщины загорелись неистовым пламенем костра – ненависть к венценосному убийце у нее не прошла даже после его смерти. Юрий даже залюбовался этим мгновением – и мысленно одобрил ее поведение. Такие целостные натуры он уважал.

– Я понимаю тебя, княгиня. В этом мире царят жестокие нравы – верность и предательство, добро и зло, правда и ложь – вечный круговорот бытия. Но что мне с вами делать прикажите – враги моего союзника, ставшие противником моего врага?! Я никак не могу решить – заковать в железо мятежников и выдать их Вене, или принять иное решение…

Юрий усмехнулся – Илона Зринская заметно побледнела. Он заранее принял меры – взял под строгий караул сопровождавших ее венгерских и хорватских послов, дары даже не соизволил посмотреть, отверг. Дабы делегация «дошла до нужной кондиции».

– Ты наш единоверец, базилевс – присягнуть тебе на распятии и библии поступить по совести! Мы в твоей власти! Однако позволь заметить – цезарь тебе не союзник, как и дож – они вышли из «Священной лиги» по собственному желанию, отказавшись воевать с турками дальше. Хотя в союзе прописано, что союзники должны воевать до победного конца. Карл Лотарингский с дожем предали тебя, ваше императорское величество!

– Ты собираешься мне присягнуть на распятии и библии? И добровольно стать моим вассалом? Почему?

– Потому что мой народ и моя земля нуждается в защите, базилевс! А ты никогда не нарушаешь данного слова, которое даешь тем, кого сам берешь под свое высокое покровительство!

– Не совсем так, но в целом верно, – усмехнулся Юрий. – Твои слова следует понимать так – взять под защиту хорватов и угров. Хм… Турок вы изгнали, но старый противник и захватчик у вас под боком – Габсбурги сделают все, чтобы ваши народы возвратить в свое стойло… Я хотел сказать под их руку. Такое желание у них есть – и расправа над вами будет жестокой, как только цезарцы соберутся с силами! Они вам все припомнят, и устроят такое, что турки иной раз не вытворяли! Проще говоря – если не вырежут, то голов лишат, и ограбят до нитки!

– Это так, государь, – бледная как мел Илона говорила тихо. – Но это был единственный момент, когда руками турок мы избавились от ненавистного господства цезарей…

– А руками базилевса Юрия Льва вы можете устранить османов? Ведь так? Заодно потом и цезарцев, если я двину полки в вашу защиту?! Хитро, только я не намерен таскать каштаны из огня в чью то пользу! Даже ради союзников, к тому же временных!

– Нет, базилевс – мы все в твоей воле и власти! Хорватский бан мой брат – ты можешь поставить на его место любого другого господарем! Мой супруг Имре Текели не только примет любого твоего ставленника, но и будет помогать ему всячески. Со мной мой сын Ференц Ракоци – по своей крови он может стать как королем Венгрии, так и баном хорватов! И он в твоей власти душой и телом, как и я!

«Заложники, прямо и не скажешь. Мать поставила на кон самое драгоценное, что она имеет – собственного сына и все свои политические планы. И все земли – хорватские и венгерские.

Ставки сделаны! Стоит ли играть?!

Несомненно стоит, но с умом. Самому подгребать не нужно – пусть будут вассалами! А там решим к всеобщей выгоде. Но эту женщину нужно делать союзником, причем немедленно!»

– Вы должны принять мое «Уложение», это категорическое требование – на моей земле не может быть рабов!

– Да, базилевс, – щеки Илоны чуть покраснели, она с надеждой смотрела на Юрия. – Твое «Уложение» примут незамедлительно, даже шекелисы. И всех наделят землей и будут взымать подати по твоим законам!

– Твой муж не станет королем Венгрии! Но будет регентом королевства до совершеннолетия твоего сына Ференца, второго этого имени! Но и сын не будет править сразу, доминанта крови у него пока нет – его должен избрать Собор, или Скупщина, или как там не назовете всенародное собрание. Всенародное, а не только одной знати!

– Орсагдюлеш, базилевс, он проводится на Ракосском поле у Пешта, – негромко произнесла Илона.

– Ваши земли входят в мою державу на правах вассалитета и полной автономности. На тех же условиях, что валашский и молдаванский господари, если вам они известны.

– Мы знаем о них, базилевс, – лицо женщины прямо-таки просияло. – В Бухарешти я беседовала с господарем Константину Брынковяну.

– Вот и хорошо. Но что вы сможете предложить полезного и ценного для моей державы, которая станет и вашей, княгиня?

– Свинцовые и серебряные рудники, ваше императорское величество, – Илона поклонилась, глаза ее блестели – умная женщина, что и говорить, заранее подготовилась к разговору. Несколько рудников «отжали» у валахов на «общее дело», теперь вот венгры свою долю предложили.

– Если русины и словаки захотят сами перейти под вашу державную руку, базилевс, то мы согласимся с их решением. Ведь от Мукачевского и Ужгородского замков прямой путь до вашего наследия «отич и дедич» – Червонной Руси, ведь королевский венец у вас!

«Умная женщина, да и ее брат с мужем рассудили все правильно. Получив «свою долю», я поневоле буду их защищать всеми силами и средствами. Но и сами остаются в немалом выигрыше – единая Венгрия, да еще с Хорватией и Славонией того стоят!»

– Хорошо, я беру вас под свое покровительство! Но твой сын один год из двух будет проводить у меня, с наследниками. И королем я его признаю после того как утвердит его ваше всенародное собрание, и после брака с одной из моих дочерей, как только дети подрастут.

– Я сама принимаю твою волю, базилевс, и моими устами брат и муж, – Илона встала перед Юрием на колени и поцеловала его ладонь, причем не прикоснулась слегка губами, а вполне серьезно.

– Тогда приму послов немедленно, сестра моя. Идет война с вековым врагом и мы должны объединить наши усилия!

Глава 4

– В храбрости и отваге им не откажешь! Бросаться на штуцера и картечь с голыми руками не всякому дано. Даже на пулеметы бы пошли, будь они у нас. Фанатики!

Юрий совершенно спокойно смотрел на завалы из человеческих тел, уже тронутые разложением. Запах стоял такой, что будь он в своем времени, то бежал бы сразу куда подальше. А тут как-то привык, ему даже фразу одного из французских королей патриарх привел, типа, что нет ничего приятней трупного запаха врагов или предателей.

Тысячи местных жителей, в основном греков и армян, согнанные для «уборки территории» совершенно спокойно мародерствовали – доброжелательства и сочувствия к своим недавним гонителям они не испытывали от слова «совсем». А вот нескрываемой ненавистью к погибшим прямо шибало, когда подцепив трупы баграми, они их стаскивали и сбрасывали в огромные ямы или небольшие овраги.

Православных можно было понять – двух вековой опыт такого соседства как нельзя делает народы столь далекими от толерантности. Константинополь значительно опустел – все мусульмане в панике стали покидать огромный город, чтобы избежать справедливого отмщения за то плохое, что они сотворили своим соседям «гяурам».

Галицкий сам видел сотни фелук, что перевозили жителей на восточный берег Босфора. А вот военные корабли стояли близь города еще несколько дней, неоднократно пытались обстреливать русские войска, но получали достойный отпор – от «греческого огня» полдесятка турецких парусников напрочь сгорели.

Однако вскоре капудан-паша увел свой флот в Дарданеллы, прекрасно понимая, что любое промедление приведет к его неизбежной гибели. Русские войска вошли на Галлиполийский полуостров и на его западном берегу принялись устанавливать пудовые единороги, которые проламывали борта тяжелыми чугунными бомбами.

Юрий не сомневался, что освобождение Константинополя от турецких захватчиков имеет колоссальное значение для будущего его державы. Теперь не будет нужно укреплять прибрежные города – все Черное море со временем превратится во «внутреннее озеро».

Европейская часть Османской империи станет его достоянием. Мусульман тут немного, и главным образом они расселены в Румелии – по северному побережью Эгейского озера, причем составляют едва треть от общей массы местных жителей – греков и болгар. Примерно такая же пропорция, и даже меньше в примыкающей Метохии, потом Косово, а южнее, на закат Албании. Большие анклавы есть в Боснии – два века тому назад зараженные богомильской ересью местные жители, хорваты и сербы, стали добровольно принимать ислам. Сейчас им такое выйдет боком – Балканы и в его времени были ареной жесточайшей войны.

Да, есть крепости с сильными турецкими гарнизонами по Дунаю и в Греции, но их осада вряд ли затянется надолго – цитадели окружает абсолютно враждебное к ним православное население. И по слухам, везде и всюду пошла кровавая взаимная резня, остановить которую будет трудно, так как сохраняются сильные османские корпуса, медленно отходящие из Венгрии и Хорватии, и попавшие в ловушку.

– Нужно договариваться – пусть убираются в Анатолию вместе с единоверцами. Последним просто не будет тихой жизни, даже если я у каждого дома стрельца посажу. Мои воины не тронут, и не по доброте души – сами бы прирезали с великой охотой, все «людоловов» хорошо помнят. Просто, что такое приказ хорошо знают, но вот местным христианам мешать не станут, когда те начнут сводить счеты!

Пока размышлял, отъехали далеко от места ожесточенного сражения, где стрельцы расстреляли ринувшихся на них с отчаянием местных мусульман, вооруженных, чем попало. И ничего тут не поделаешь – точно также, но гораздо безжалостней башибузуки подавляли восстания христиан, которые полыхали постоянно от полной безнадежности.

Спрыгнул с седла под пальмами, рядом была гранатовая рощица – красные плоды отчетливо выделялись среди зеленой листвы. Ему расстелили коврик в тени, и он уселся на него, вдыхая солоноватый, с легким привкусом знакомого запаха водорослей.

– Хм, восемь лет здесь, а о йоде только сейчас вспомнил. А ведь в Крыму не раз ловил себя на мысли, что о чем-то очень важном забыл, купаясь с Софьей в море. Как там сейчас женушка и детки?!

Странно, но московскую царевну, некрасивую ликом, что тут говорить, он полюбил. Та вела себя не столько супругой, сколько ближайшим помощником во всех государственных делах. И при это проявила удивительную способность принимать все новое, меняя свои прежние взгляды. Но не как хамелеон, проявляя мимикрию, а выстрадано, ломая в чем-то себя. Впервые это проявилось по отношению к раскольникам – Софья, столкнувшись с удивительной веротерпимостью, царящей в Новой Руси, поначалу пришла в шок. Тут сказывалось прежнее московское воспитание с соответственно привитыми взглядами. Но смогла себя пересилить, хотя не раз ночью в супружеской опочивальне они вели о том горячие разговоры…

– Какое счастье иметь умную жену, – пробормотал Юрий, и задумался. Видимо, это свойственно только тем правительницам, которые ставят на первое место государственные интересы, а не свои личностные. Но такую правительницу он знал только одну – трансильванскую княгиню Илону Зринскую, обе женщины были похожи даже в повадках, хотя имели значительную разницу в возрасте.

– Карту!

Отдав приказ, Юрий закурил от поднесенной ему горящей веточки. Доверенный слуга уже сноровисто разжег костер и поставил на огонь закипать турку. Кофе Юрий любил, бодрящий напиток действовал благотворно, под него лучше думалось. Затягиваясь папиросой, мимолетно глянул на охранников – готы оцепили место привала ближним кольцом, а вот намного дальше виднелись «вольные гусары». Те перекрыли все подступы на дальности прицельного выстрела из штуцера, буде найдется такой «охотник». Латы они не носили ввиду, как царящей летней жары, так и отсутствия противника – никаких турок в ближайших окрестностях просто не осталось.

– Что мы имеем на сегодняшний день, базилевс…

От Буджака через всю Добруджу и раскинувшиеся на южном берегу Дуная болгарские земли, находилось его новое царство. Тамошние жители, сплошь христиане, радостно приветствовали своего монарха, прямо-таки светились от радости, что базилевс имеет в себе частицу крови их легендарного царского рода Асеней. Других кандидатов в правители, понятное дело, не находилось – так что самый что ни на есть легитимный правитель. Да и русских стрельцов встречали восторженно, для освободителей местные жители, поражавшие всех нищетой, не жалели ничего.

Недолго думая, Юрий освободил на три года жителей от всех налогов, какие тут ввели османы, оставив только две десятины – одну на дела державные, другую на церковь – а где еще брать образованных учителей в школы, которые еще нужно построить. И ввел свое «Уложение», полностью распространив на болгар новорусские порядки. Проблем никаких пока не видел – новые подданные не просто к нему лояльные, вообще пребывают в ликовании. Язык абсолютно понятный для всех русских, где бы они не проживали – в Орше или в Тмутаракани.

Интеграция со временем произойдет полная, благо еще и вера православная одна. А там как обстоятельства сложатся, жизнь сама покажет, что ей будет потребно.

В Добрудже, правда, к несказанному удивлению, большинство населения составляли не румыны, которые здесь именуются валахами, или болгары – как в его времени, а тюркоговорящие православные жители, в которых он опознал гагаузов. Как ему объяснил все знающий владыко Фотий – они являлись потомками печенегов, тех самых, что убили на днепровских порогах киевского князя Святослава, а их князь Куря из черепа славного русского воителя сделал чашу.

Красивая легенда, если бы не одно но…

Эту чашу ему и подарили старейшины, причем совершенно искренне клялись, что так оно и есть. Юрий внимательно осмотрел ее – череп был старый, окован серебром и золотом с драгоценными каменьями. Все, что осталось от легендарного полководца, и Юрий решил сохранить ее для потомков. Ведь князь был язычником, хотя некоторые священники утверждали, причем не без оснований, что он принял христианство – так что даже церковь еще не определилась в этом вопросе.

Святослав отправлял своим врагам грозное послание, приводящее всех противников в трепет. Галицкий усмехнулся, и негромко произнес ее, в той самой старинной форме:

– Хочу на вы идти!

Затем внимательно посмотрел на карту, оценивая обстановку и негромко произнес тот самый вариант фразы, что запомнил в той жизни:

– Иду на вы!

Глава 5

– Ввязался в войну с непредсказуемым противником. И никто не в состоянии предвидеть, когда вся эта затянувшаяся бодяга закончится. Однако в конечном результате я уверен!

Слова были произнесены в полной тишине – Юрий сам попросил его не беспокоить, закрывшись в кабинете. Теперь, после проведенной коронации он стал самым настоящим и полностью легитимным императором ромеев, славян и готов – в полном соответствии с нынешним титулом. А перечень его царских, королевских и разных владетельных титулов превосходил таковой у московских «великих государей», хотя те старательно увеличивали его в размерах каждый раз.

Впрочем, правящей династии из «выборных» на Земском Соборе монархов, не имеющих крови Рюриковичей, иного не оставалось, как стараться всячески удлинить титулование, если нельзя улучшить «родословец» – происхождение бояр Романовых слишком хорошо знали. И «природные» князья, ведущие свой род от легендарного Рюрика, считали царя Федора, чей прадед был патриархом еще у «тушинского вора», откровенно «худородным», посмеиваясь при этом. Что не мешало «бить челом» и называть себя его «холопами», выпрашивая подачки.

Зато сам Юрий прекрасно знал, что является самым натуральным самозванцем, хотя немного сомневался – все же как-то провалился в прошлое, видимо капля генов уцелела в роду Галицких.

Но все остальное ему просто приписали, умело корректируя летописи и церковные записи, где-то подчищая пергаменты, там добавляя в них текст, а тут напрямую фальсифицируя. Причем сам патриарх Мефодий совершенно искренне ему однажды сказал, что в правах базилевса Юрия Льва нисколько не сомневается, и сразу же предаст анафеме того, у кого появится хоть крохотное зернышко сомнений.

– Если только отец Сильвестр такого «фому неверующего» не прикажет еще раньше удавить, – хмыкнул Юрий, оторвавшись от тягостных размышлений, что терзали его несколько дней.

Думать было над чем – в Оттоманской Порте появился новый султан, двадцатый по счету в списке. Сулейман, под вторым номером, которого выдвинул могущественный клан Кепрелю, что на протяжении долгих лет имел на посту великих визирей своих ставленников. По всей Анатолии прокатилось ликование – имя султана Сулеймана Великолепного, что походя давил «гяуров» пользовалось огромным уважением у всех турок. Так что имя нового падишаха правоверных считали символичным. И надеялись, что с его приходом, вся Порта воспрянет.

Война стала принимать ожесточенный характер – османы оправились от грандиозного разгрома и захвата ненавистными гяурами Константинополя. И теперь жаждали скорого реванша.

Имея полное господство своего флота в Эгейском море и восточном Средиземноморье, они стали перебрасывать в главный город Румелии Фессалоники, или Солунь, как называли этот порт славяне, или Салоники в будущих временах, значительные подкрепления. Теперь уже турки попытались перейти в наступление на Константинополь, но уже с запада. И добрались до восточной Фракии, где шли ожесточенные бои за Адрианополь, или Эдирне как его называли османы.

Такого хода Юрий от них не ожидал, считая, что контроль над Босфором и Дарданеллами вполне достаточен для пресечения всякой активности капудан-паши. Вот только выяснилось, что это не совсем так, вернее, совсем не так, как он планировал. Хорошо, что успели построить укрепления на перешейке у Балтаджи, полуострове, что прикрывал Босфор с Константинополем с востока. Тем самым русские корабли могли спокойно входить в пролив, и двигаться по нему до Мраморного моря, не опасаясь обстрелов с восточного берега, как происходило в Дарданеллах.

Вот только оборона возведенных на скорую руку укреплений привязала сразу четыре дивизии стрельцов, добрую треть армии. А если учесть, что одна дивизия была в столице, а другая держала оборону на Галлиполийском полуострове, то половина стрелецких дивизий оказалась прикована к защите Константинополя, потеря которого недопустима.

– И престиж рухнет, и проблем станет моментально выше крыши! А самое плохое, что начинать все придется снова!

Юрий забарабанил пальцами по столу, пытаясь найти верное решение. Он не ожидал, что Блистательная Порта окажется настолько сильной и крепкой. Собственных сил катастрофически недоставало – во всех полках число батальонов из русских стрельцов было сокращено с трех до двух, правда, численность дивизий была даже увеличена за счет вливания в них и быстрого обучения такого же числа батальонов из местных жителей единоверцев – тех же греков, болгар, армян.

Хорошо, что оружия хватало с избытком – каждую неделю из Керчи доставлялись бригами новенькие единороги, штуцера, боеприпасы, обмундирование и снаряжение. А также продовольствие из нового урожая, который оказался очень богатым. Причем поставки были большими – приходилось кормить не только сильно возросшую за счет православных новобранцев армию, но и двухсоттысячный Константинополь. А если считать всю восточную Фракию с Адрианополем и другими городами, то это число требовалось, как минимум удвоить.

Но с морскими перевозками справлялись, благо всевозможных парусников хватало. Николаевские и донские верфи работали с полным напряжением сил – в следующем году должны были войти в строй четыре линейных корабля и один фрегат, не считая десятка бригов. Имея дюжину больших кораблей можно попытаться выйти в Эгейское море и постараться блокировать Фессалоники, но это удастся сделать только ближе к осени следующего года, ведь командам нужно время для нормальной подготовки, бросать в бой плохо обученные экипажи нельзя.

– Как же выпутаться из паршивой ситуации?!

Юрий взглянул на карту, стараясь найти выход из создавшегося положения. Из Болгарии взять нечего – обе московитские дивизии генералов Косогова и Гордона вместе с валахами, при поддержке двух стрелецких дивизий воевали с османскими корпусами, что отошли из Венгрии. Гетман о помощи не просил, говорил, что справится собственными силами. Вот только молдаванский господарь Стефан Петричейку повел себя как то странно, отправил самую малость войск, а его боярин заявил, что якобы заболел его правитель, в немощи пребывает.

– Странно все это, неужто каверзу удумал какую-то, подлец? Блин горелый, им нельзя верить – не зря кто-то сказал, что румыны это не нация, а профессия. Нутром чую, что меня если не предали, то продали. Знать бы только точно кому именно?!

Юрий выругался, облегчив душу ядреным словом. Помощи от союзников по «Священной лиге» не было никакой. Австрийцы зализывали раны, регент Карл Лотарингский отписал, что войско у него только восстанавливается, помощи от венгров и хорват никакой нет, они мятежники. В ответ Юрий только посочувствовал – соглашение, к которому они пришли с трансильванской княгиней, являлось тайным, и могло быть объявлено лишь после победы над турками и заключением с ними мира.

Венецианский дож нагло отписал, что денно и нощно думает, как помочь победоносному войску базилевса, рассыпаясь в похвалах на добрых два листа. И весь ответ – с кем он союз заключил?!

Король Ян Собеский как в рот воды набрал, отведя свою армию в Подолию и Галичину. Удара в спину можно было не ожидать – царь Федор клятвенно заверял, что двинет на помощь чуть ли не сорокатысячное войско, отлично вооруженное единорогами и фузеями. Да и Софья уверила, что так и будет, а если поляки рискнут ударить в спину, то поднимется вся Новая и Малая Русь, пойдут и донские казаки с калмыками в помощь – ляхов люто ненавидели, прекрасно помня их власть.

Однако нашлись и другие союзники – Печский патриарх «всех сербов и болгар» Арсений Черноевич призвал православный народ свой к освободительной войне против османов.

Полыхнуло знатно!

Получив оружие и подкрепление в виде тысячи приплывших на «чайках» запорожцев, сербы поднялись поголовно. Косово и Метохия были очищены местными православными от турок за несколько дней, из Черногории тоже двинулись отряды повстанцев. Восстали и в Албании христиане – там началась ожесточенная междоусобица между одноплеменниками, ведь многие за два века приняли ислам.

Турки лютовали в Морее, перебрасывая флотом войска. Правда, недавно через Дарданеллы туда ушла эскадра Брайи. На русских кораблях была партия оружия и пять сотен стрельцов – оттягивать силы турок нужно было на всех фронтах, а, значит, оказывать действенную помощь повстанцам. Хотя риск был большим. Полдюжины кораблей и фрегатов могли быть уничтожены превосходящими по числу вымпелов турками.

– А кому сейчас легко?! Но все же нужно найти спасительное решение – затяжная война гибельна!

Интерлюдия 2

Львов

4 октября 1683 года

– Я не сразу осознал, в чем скрыт коварный замысел базилевса, дорогая. А теперь уже поздно – нам остается только воевать, если не хотим потерять все наши «крессы всходни»!

– Да, мой милый, – усмехнулась Марысенька, – я о таком даже и подумать не могла. Приняла за «чистую монету» его настойчивое желание, чтобы мы не использовали название «Червонной Руси» и «Русского воеводства». И что – теперь русские обвиняют нас в притеснениях на диссидентов, что им запрещают не только исполнять в церквях схизматическое богослужение, но даже называть свой край русским и лишают самого этого имени. Обман – вот из чего соткана его политика. Теперь я верю, что он настоящий потомок базилевсов ромеев!

Ян Собеский посмотрел на свою жену – никогда в жизни он не видел ее столь раздраженной. И было отчего так волноваться, ибо события пошли совсем не так как они оба ожидали.

Осенью прошлого года королю показалось, что все пропало – его войска заняли все молдаванское княжество и большую часть Валахии, когда пришло ужасающее известие о разгроме цезарцев под веной и гибели императора Леопольда. Пришлось уводить войска из занятых земель – османы весной начали войну огромными силами, противостоять которым поляки не могли, слишком чудовищным оказалось неравенство.

«Священная лига» фактически прекратила свое существование, когда венецианский дож заключил перемирие с турками, и как раз в тот момент, когда огромная русская армия стала переправляться через Днестр. Как Юрию Льву удалось не только собрать такое войско, но и подготовить поход, Ян Собеский не понимал – король считал, что максимум базилевсу удастся вывести в поле вдвое меньше людей, и то будет максимумом.

Битва при Кагуле закончилась катастрофическим поражением турок, истреблением их армии, даже султан Мехмед попал к ним в плен. И это после блистательной победы под Веной!

И опять русские повели себя не так, как король от них ожидал – они начали стремительное наступление на Балканы широким фронтом, переправившись через Дунай в нескольких местах. Ошеломленные продвижение врага и цепью его нескончаемых побед, османы запирались в крепостях. Однако базилевс блокировал гарнизоны, оставляя небольшую часть своих войск и вооружал местное население. Выбраться за крепкие крепостные стены османы не рисковали, ибо их ожидало беспощадное избиение восставшим жителями, жаждущими их крови.

Известие о падении Константинополя и объявлении о возрождении легендарной Восточной Римской империи произвело эффект разорвавшейся бомбы – в такое поверить было невозможно, ведь война длилась меньше трех месяцев. Ситуация перевернулась с ног на голову – все европейские владения Оттоманской Порты стали землями находящимися под властью базилевса Юрия Льва, которого семь лет тому назад никто из христианских монархов всерьез не воспринимал.

И даже больше того – турецкий вассал Имре Текели объединил все венгерские земли, отняв их значительную часть у цезарцев, к нему примкнул хорватский бан Иван Зринский, подняв мятеж против императора. Та ведь еще семейка, отцу даже голову за подобные шутки мечом на эшафоте от плеч одним ударом отделили.

Польский король ожидал, что русские начнут войну с воссозданным Венгерским королевством, регентом которого стал юнец Текели. Однако ничего подобного не случилось – венгры и хорваты, вместе с русскими, которые их принялись вооружать, начали изгнание османов. Потом шпионы донесли, что в Варне базилевс встретился с трансильванской княгиней Илоной Зринской, и провели тайные переговоры.

О чем шла речь – узнать не удалось, но последствия стали зримыми только сейчас. Наследником венгерского престола был объявлен семилетний Ференц Ракоци, который оказался в Готии, в Крыму, в семье базилевса, где сейчас находились и обе воспитанницы Марысеньки, которых отправили посетить сводных братьев и сестер. Вот только базилисса Софья наотрез отказалась отсылать девочек обратно.

– Ян, юного Ференца, видимо, желают женить на одной из моих воспитанниц, иного быть не может. Но тогда наш Якуб не станет королем Галиции и Людомирии.

– А он и так не станет – Сейм такого просто не разрешит. Все эти земли находятся под короной!

– Они недолго будут находиться под польским орлом, мой дорогой супруг. Как только базилевс покончит с войной на юге и заключит мир с султаном Сулейманом, то вся его армия, значительно увеличенная в численности, войдет на земли, которые Юрий давно считает своими.

– Ты так считаешь?

Ян внимательно посмотрел на супругу – та очаровательно ему улыбнулась в ответ.

– К этому все идет, ваше величество. Наши гарнизоны в Умани и Белой церкви фактически в осаде, гетман – а старик Сирко наш лютый ненавистник – их может истребить в любое мгновение. Из правобережной части Куницкий выгнал все панство – фактически конфисковав земли. Из одиннадцати казацких правобережных полков лишь один на нашей стороне, остальные полковники четкого ответа не дали, уклонились под любым предлогом. И заметь – тридцать тысяч гетманского войска стоит на Днепре. Зачем они там, ведь базилевс воюет на Балканах. Да и московиты держат сорок тысяч войска, которые готовы пойти на литовские земли.

– И на Волыни сумятица пошла, митрополит воду мутит…

– Его нельзя трогать, Ян – для Юрия Льва это будет поводом к войне. Семьдесят тысяч войска могут ударить и прийти на помощь повстанцам, если мы задействуем коронное войско. Но этого мало – придется объявить «Посполитое рушение» и что тогда?!

– Но ведь мы будем воевать не против базилевса, а повстанцев…

– Только не забывай, что у него корона Червонной Руси! А их теперь не одна, а две, мой милый. Базилевс хорошо сыграл словами – червонец и червонный, золотой и красный. А когда придет время – то он сам объяснит нам значение этих цветов под гром своих единорогов.

Зловещая улыбка Марысеньки королю сильно не понравилась, как и сама мысль. Действительно, что помешает Юрию вторгнуться со всей армией в «крессы всходни», как только он заключит мир с Оттоманской Портой. А там его встретят с радостью – слухи о «вольностях» на землях Новой Руси давно будоражили не только православных, но и добрых католиков, возбуждая их против панства.

– Учти, Ян – ведь он не зря объявил себя императором не только ромеев и готов, но и славян. Понимаешь, всех славян, а ведь они не только схизматики, но есть и наши единоверцы, как хорваты на Андриатике, так и словаки в Карпатах. А там эмиссары базилевса о чем-то разговоры ведут. И не забывай, что венгры протестанты в большей массе – и с прошлой тридцатилетней войны ненавидят Габсбургов.

– Нам нужны союзники, – негромко произнес Ян Собеский, посмотрел на супругу – та кивнула в ответ.

– Напиши Карлу Лотарингскому – пусть это будет ответом на послание регента. Цезарцы жаждут вернуть себе господство в хорватских и венгерских землях, и готовы растерзать мятежников и предателей. Учти – Юрий их поддержит, и тогда его войска не появятся в Галиции.

– У него большая армия – даже трети от оной будет достаточно, чтобы сломить цезарцев, что не оправились от прошлогоднего разгрома. И оставив треть против турок, оставшейся части хватит на захват Подолии и Волыни. Поверь, его стрельцы дьявольски опасны…

– Не спорю, муж мой, ты лучше меня знаешь военные дела. Но можно найти для султана доводы и он сможет усилить свой натиск. Поверь – турки жаждут вернуть себе Константинополь.

Король задумался – вступать в открытый союз с османами было нельзя, но что помешает заключить тайное соглашение. К которому австрийцы тоже безусловно присоединятся.

– И учти, Ян – молдаванский господарь не оказал помощи базилевсу – его бояре ненавидят Юрия за объявленные «вольности». Грех упускать такого союзника, что отвлечет на себя русских стрельцов.

– Хм. А ведь нужно отправить к нему пана Поплавского!

Польский король еще раз оценил предложенный умной супругой план. Действительно, за осень и зиму можно сколотить коалицию против воссозданной империи ромеев. И если нанести одновременно совместный удар, то базивлевсу придется сильно поумерить свои амбиции…

Глава 6

– Тебя предал твой младший брат Сулейман – он сейчас султан! Его клан Кепрелю выдвинул – сильно они недовольны, что ты их двух визирей казнил, вот и отомстили.

Юрий усмехнулся, глядя на безучастно сидевшего перед ним султана. Свои приказы касательно высокопоставленного узника, содержащегося в Семибашенном замке, он отменил. Мехмеду выделили приличные помещения, обставили их с относительной роскошью. Вернули евнуха с тремя женами, которые уцелели после резни и согласились вернуться к мужу и повелителю, несколько слуг и обеспечили, как говорится, «трехразовым питанием» и «духовным окормлением» в лице уцелевшего муллы.

– Пригрел ты змей на своей груди, султан. Признаюсь честно – без глупых ошибок, которые можно принять за предательство, хотя это не так, я бы никогда не смог стать полновластным базилевсом и воссесть на отчий трон, который турки захватили.

А теперь все вернулось на круги своя – я владыка Восточной Римской империи, и в моей власти огромная территория и сила. И я уже увенчан короной базилевсов, причем венчали меня ей сразу три патриарха, преклонивших потом передо мной колени. Заметь, всего за несколько лет Блистательная Порта, самая могущественная держава, превратилась в посмешище, потеряв практически все европейские владения.

Юрий усмехнулся, видя как глаза Мехмеда сверкнули – турецкий правитель был молодым мужчиной, едва «разменявшим» пятый десяток, всего на четыре года старше его самого. Подданные называли его «гази», «святым воином» – за одержанные над цезарцами и венецианцами победы. Весьма крепкий мужчина, любитель верховой езды, как ему говорили. Да и сейчас, говоря с ним на турецком языке, Юрий держал за пологом двух телохранителей, и еще три могли моментально вбежать в комнату – от излишней доверчивости он уже давно избавился.

– Поначалу я тебя хотел казнить, Мехмед, но потом передумал.

– Почему, Юрий Лев?

– Слишком много шакалов, которые поднимут радостный скулеж, видя мучения умирающего льва. Вдоволь найдется желающих поглумиться над мертвым телом султана. Особенно от поверженных тобой врагов, что моими врагами стали.

– Ты прав, базилевс – они также будут тявкать, когда узнают о твоей кончине.

– Не дождутся – я им раньше шеи сверну! Кто предупрежден – тот вооружен, и очень опасен!

– Хорошо сказал, Юрий Лев – ты настоящий воин. Но почему ты не приказал меня казнить?

– Ты так торопишься на встречу с Всевышним?! А разве не желаешь сразиться со мной за отобранные от тебя земли?! Ведь вы их захватили у моих предков триста лет тому назад, и считали своими. Странно – но и я их считал их своими, благо народа моей веры на них проживает в десять раз больше, чем твоих единоверцев. Вернее, проживало – сам понимаешь, ненависть к вам копилась долго, и она выплеснулась.

– Кисмет!

– Да, легче всего сказать, что «судьба» – фаталистам такое свойственно. Тем кто в предначертанное Аллахом верит. Однако судьба каждого неизвестна. Ведь ты не в состоянии предсказать, что я тебе предложу сейчас – и угадать не сможешь.

– Если бы захотел казнить, давно бы это сделал! А все остальное в руке Милосердного и Справедливого!

– Ты философ, батенька, – усмехнулся Юрий и закурил папиросу от горящей свечи. Вентиляция была хорошей – сизый табачный дым устремился к сводчатому потолку.

– Мне присягнул ногайский мурза Мехмет – он кочует со своими стадами по Тавриде. А вот крымскому хану с его подданными крепко не повезло – я обид не прощаю и всегда мщу за них. Так что говорить о них не будем – кто успел, тот убрался в Анатолию. Но буджакский мурза мне тоже присягнул – и живет спокойно со своими татарами, кочует и верно служит. Как видишь, я вполне веротерпим, ибо во множестве мелких усилий может быть рождена великая сила!

Юрий затянулся папиросой, пристально глядя на немного недоуменное лицо Мехмеда и негромко произнес:

– Сейчас остатки твоего войска и многие тысячи людей сгрудились на клочке Румелии, у города Фессалоники. Моя армия и повстанцы его окружили, шторма мешают подвозу продовольствия – так что люди пожирают уже трупы, так как падаль съедена.

Я решил тебя сделать султаном Румелии – ибо нигде правоверных более не осталось. Ни в Боснии, ни в Косово с Метохией, а также Албании. Гарнизоны крепостей сдались – и с ушли, я им разрешил… Куда?! Так в Фессалоники – я же говорю там столпотворение, нужда страшенная и от голода с ума сходят, обезумевшие матери детей поедать стали. Вот туда ты и отправишься, Мехмед – посмотри своим подданным в глаза, ты ведь станешь первым и последним султаном Румелии.

Юрий замолчал, глядя на окаменевшее лицо султана. И усмехнувшись, заговорил так, будто гвозди вбивал:

– Ты теперь будешь с ними до конца, Мехмед. Выбор за тобой, а там как тебе Аллах подскажет. Или тебя раздерут в клочья, твои паши и воины, или растерзают голодающие женщины и дети. Или ты повторишь библейский подвиг пророка Мусы, что вывел свой народ.

– Что ты имеешь в виду, Юрий Лев?

– Уйдешь через Румелию на восток, до Галлиполи. Там на лодках всех переправят на анатолийский берег. Идите даже с оружием – вас никто не тронет, даю слово! На дороге оставим хлеб и скот, дрова для костров – люди смогут поесть горячей пищи.

Это будет исход твоего народа, Мехмед – и ты сам будешь решать – то ли вывести тебе твоих подданных, или умереть там со всеми. Только тебе и никому другому. А если умертвят тебя там, то убийцы переживут ненадолго – смету городишко бомбами, залью «греческим огнем», а потом запущу повстанцев, чтобы в пожарище живых поискали и душу отвели – местные жители вас ненавидят люто!

– Зачем ты это делаешь, базилевс?

– Ты хочешь сказать – зачем я выпущу твоих воинов? Их не так и много – тысяч тридцать обессиленных людей, да вдвое больше поселенцев, что укрылись за стенами в поисках спасения. Мне ничего не стоит уничтожить всех безнаказанно «греческим огнем». Но не все стоит делать, что можно совершить! Тебе понять такое будет трудно, Мехмед – но поверь, тамошних воинов я совершенно не опасаюсь – сила, а главное, правда, целиком сейчас на моей стороне!

– Но ведь я буду воевать против тебя?!

– Да с полным удовольствием, попробуй, Мехмед, и ты снова получишь незабываемые ощущения. Я тебе могу заранее их обещать, полной палитрой – поверь на слово. Просто хочу проверить одну старую мудрость. Которая как раз подходит под твой случай.

– Какую, Юрий Лев?

– Судьба играет с человеком, а человек играет на трубе!

– Удивительно…

Мехмед прикрыл глаза веками, и негромко сказал, впившись в Юрия горящим взглядом:

– Ты не будешь мне диктовать никаких условий, если я уведу единоверцев?! Не требуешь мира?! Ни богатого выкупа?!

– Зачем мне заниматься такими глупостями, – пожал плечами Юрий. – Тем более с возможным покойником – над тобой занесут ножи множество убийц, или удавят шелковым шнурком, или утопят в мешке – есть же в Анатолии реки и озера. Или сдерут кожу, могут посадить на кол. Выбор способов удивительно богатый!

– Тут я согласен с тобой, базилевс.

Мехмед криво усмехнулся, на лице пролегла складка, у глаз собрались морщинки. Султан негромко спросил:

– А если Аллах предначертал мне иную судьбу, и у тебя будет желание со мной встретиться вновь?

– Все в Божьей воле, – пожал плечами Юрий. – У нас говорят так – не знаешь, где найдешь, и где потеряешь. Только ты не воюй со мной один год – просто подумай это время хорошо, прояви мудрость, и соберись заодно со всеми силами. А там либо начинай воевать, либо заключай перемирие. Что выберешь – мне без разницы!

Юрий усмехнулся, закурил папиросу и встал с кресла, которое ему специально принесли. Мехмед сидел на ковре, скрестив по обычаю ноги, и поглаживая ладонью бороду.

– Все зависит от судьбы, султан. Нужно быть терпеливым и дождаться правильного решения!

Глава 7

– Почему ты султана отпустил?! Да еще с войсками – это очень неразумно, муж мой, проявлять к иноверцам милосердие!

– Видишь ли, Софушка, мне незачем было убивать Мехмеда, раз османы выбрали Сулеймана. Теперь у них два султана, причем один самый что ни на есть настоящий, а вот его младший братец натуральный самозванец. И пусть тогда сами разбираются, кто из них достоин власти. А это займет толику времени, пусть даже несколько месяцев.

Юрий вздохнул, обнял Софью – она могла быть и грозной базилиссой, так и любящей и преданной женой, как то в ней гармонично уживались эти две ипостаси. И со смешком добавил:

– Грех было такой случай упускать – отпустил я его вместе с войском на восточный берег Дарданелл, причем им оружие оставили и по два десятка выстрелов на ствол. Вот такой у меня султан румелийский получился, а проще «конь троянский», если ты «Илиаду» прочитала.

– «Одиссею», любимый, ты опять перепутал, – Софья засмеялась и поцеловала его в щеку. Юрий эти две книги освоил, хотя и с трудом – на греческом языке читал скверно, хотя говорил прилично, как и положено базилевсу. Знаменитые произведения, приписанные Гомеру, повелел изучать в гимназиях, перевести на русский язык и издать огромным тиражом в две тысячи экземпляров. Причем несколько лет тому назад упростил русскую грамоту, отличавшуюся от принятого церковно-славянского языка, а для типографий сделали свинцовые буквицы упрощенного шрифта.

Развитию образования он уделял не меньше времени, чем прочим государственным заботам, даже больше, чем любимому военному делу, совершенствованию оружия и технологии производства. Времени хронически не хватало, и так жил, разрываясь между Константинополем и Севастополем. Хорошо, что наступила зима, в это время войны просто замирали, даже на Босфоре пальба утихла.

Вот только эта тишина была зловещей!

В войну с турками вступила Венеция, вернее, набросилась на дележку османского наследства, нацелившись на Морею, или Пелопоннес, как он его привык называть. Причем, дож Франческо Морозини вел себя подобно шакалу, что с урчанием отрывает от трупа жертвы куски мяса. Венецианцы стремились вернуть утраченное в прошлой войне, что велась между ними и турками почти сорок лет тому назад.

Вначале захватили порты Превеза и Корон, а затем овладели Лепанто и Коринфом, заняли Патры. И это, судя по беспардонной наглости и резко возросшему аппетиту, было только начало экспансии, для которой дож собрал семь десятков боевых кораблей, включая шесть огромных галеасов. В качестве десанта набрали девять тысяч наемников – немцев, тосканцев и папских солдат. Собственно венецианцев было едва три тысячи, да чуть больше сотни мальтийских рыцарей.

Заглотнули бы намного больше, но пресловутой костью в горле встали полтысячи русских стрельцов и пять тысячи греков. Венецианец Брайя оказался на диво предприимчив – со своими шестью кораблями он не только высадил десант в Морее, но и напал на небольшую турецкую эскадру, что перевозила подкрепление в Фессалоники.

Победа принесла Брайи известность, и к его отряду присоединился самый натуральный пират Ливериос Геракарис, известный под прозвищем Лимберакис. Уроженец области Мани, древней Спарты, которая беспрерывно воевала с турками, захватившими Грецию.

Кем только не побывал в своей сорокалетней жизни этот флибустьер. Был гребцом на венецианской галере, попал в плен туркам и снова уселся на весло – только на османской калиуте. Бежал, начал пиратствовать – снова попал в плен. И там выразил желание, так сказать, «сотрудничать с оккупационным режимом».

Назначили его самым натуральным беем области Мани, думая, что бывший пират приструнит местных мятежников, что промышляли разбоями. Какое-то время корсар демонстрировал лояльность султану, правда потом османские чиновники выяснили, что тот занимался саботажем и тайно поддерживал повстанцев. Дожидаться ареста Лимберакис не стал – рванул в бега, вернее подался на привычный для него промысел.

В здешних водах Эгейского моря, с россыпями островов и скал, под историческим названием Архипелаг, пираты обосновались чуть ли не три тысячи лет тому назад. Тут слишком удобный для «джентльменов удачи» регион, с благоприятным климатом и оживленным движением всевозможных торговых судов, много чего интересного и ценного из добра перевозящих в своих объемистых трюмах.

Даже знаменитый Гай Юлий Цезарь, как Юрию поведали здешние знатоки истории, попал в плен местным пиратам, которые содрали с него огромный выкуп. Правда, Цезарь их честно предупредил, что деньги впрок не пойдут. Ему не поверили, ведь жертвы всегда угрожают, типа, они отомстят и страшно всем станет. Такие угрозы никогда не исполняются, но в любом правиле, как известно, есть исключения.

Так что знаменитый полководец (книгу Плутарха о нем Юрий повелел издать) свою клятву исполнил полностью, причем с изрядной прибавкой. Он выпросил у Сената огромный флот и здорово почистил здешние воды от пиратов так, что лет десять их никто не видел. Навел страху, но на время – разбой он всегда привлекателен и найдутся новые желающие попытать судьбу в сем неприглядном ремесле…

Корсары с восторгом приняли известие о воцарении базилевса Юрия Льва, прихода которого в Константинополь тут все ждали с нетерпение, взбудораженные слухами, что начали распространяться еще пять лет, а сейчас полностью охватившие всю Грецию со скоростью верхового пожара при сильном ветре.

Полыхнуло везде и сразу!

Повстанцы нападали на турецкие гарнизоны и безжалостно истребляли захватчиков, где только могли. Прибытие полутысячи русских стрельцов, половина из которых была греками, придали восстанию широкий размах, благо оружия привезли достаточно – хватило на пять тысяч мятежников. Да еще увидели русские корабли, к которым присоединилось больше десятка пиратских судов – внушительная в здешних местах сила.

Венецианец Брайя жестко отстаивал интересы базилевса перед своими соотечественниками, причем на встрече дож проявил нескрываемое высокомерие, осведомившись, сколько у базилевса имеется кораблей в сравнении с флотом святого Марка.

Правда, когда венецианцы столкнулись с русскими стрельцами в Морее, и увидели, что «место занято», стали куда более уважительными и на материковые земли не притязали.

Зато занялись островами, и в первую очередь отобранным у них турками Критом. Высадившийся десант под флагами крылатого льва завязал с османскими гарнизонами бои, и вскоре занял мифическое обиталище легендарного Минотавра. А теперь дож нацелился на Кипр, также населенный греками, его подданными, как не крути.

– Ведут себя как разбойники, недаром все говорили, что они и генуэзцы два сапога пара – грабители и пираты!

– Ты о венецианцах, мой милый, – Софья понимающе посмотрела на мужа, она научилась улавливать его мысли. И грустно добавила, нежно поглаживая Юрия по руке:

– Потерпи лет пять, как только мы построим свой флот – разговор с ними будут вести жерла двухпудовых единорогов. А чтобы их проняло до глубины жо… Души я хотела сказать, прости, они познакомятся с «греческим огнем» поближе, но чуть позже.

Юрий с удивлением посмотрел на жену – та впервые за годы семейной жизни чуть не сказала грубое слово. Видимо, о хамском поведении веницианцев ей тоже сообщили, и она приняла все близко к сердцу – все же гордая базилисса, государственные дела на первом месте.

– Нужно этих головорезов с устья Дуная убирать немедленно – а то они вскоре начнут всех в подряд грабить, ибо прибрежные города разорили, да и все турецкие суда повывели.

– Запорожцы они такие, – Юрий задумался – это вольница, полезная в войне с турками, сейчас превращалась в источник постоянной головной боли. Их нужно было убирать с дельты Дуная немедленно, пока они там не прижились. Сейчас сечевики будут легки на подъем, благо добром и постройками не обзавелись, и если заманить перспективой богатой добычи, то пойдут как миленькие – золото завсегда их притягивает. Помыслив немного, Юрий осторожно произнес:

– Пару островов им в Эгейском море дать…

– Там своих разбойников хватает, причем православных по вере. Незачем наших подданных смущать столь поганым ремеслом. Да и воевать между собою за добычу начнут обязательно – а такая война нам не нужна. Они басурман должны терзать постоянно, любят обитать в плавнях, а из них в море на разбои уходить…

– Есть такое место, Софушка. Я вспомнил – устье Нила раз в пять побольше Дунайского. Рукавов и островов множество, лотос растет и тростник всякий. Птиц уйма, крокодилы плавают – сплошной экстрим. Жарковато в тамошних землях, правда, но сечевики к любому климату приспособятся, если их не вырежут. Вот туда их надо как-то запихнуть – они своими набегами всех басурман изведут. Хотя…

Юрий задумался – истовые запорожцы войны хоть куда, вот только там их нужно будет всяким криминальным элементом подпитывать. Потери будут большие – так как война с арабами станет затяжной. Но хоть так – зато не у него, а у египетских пашей начнет голова болеть…

Глава 8

– Брат мой, с тобой я могу говорить прямо и откровенно, как и ты со мной, иначе бы мы не встретились в Бендерах. И перед тем как загрохочут пушки, стоит попробовать решить дело мирно.

Юрий посмотрел прямо в глаза Яну Собескому – польский король своего взгляда не отвел, сидел напряженный, нахохлившись как сыч. Встреча произошла по инициативе обеих сторон – этой весной 1684 года от Рождества Христова отчетливо запахло порохом.

– Я понимаю, что Австрия сильно уязвлена итогами катастрофически закончившейся для нее войны. Она потеряла Хорватию и Словению, а значит, выход к Адриатике. Объединилась Венгрия – и я сделаю все, чтобы через десять лет регент Имре Текели передал власть своему пасынку Ференцу Ракоци, что станет королем.

– Ты пойдешь на войну с цезарем, базилевс?

– А мне ничего другого не остается – два медведя в одной берлоге не уживутся, так и две империи не должны соприкасаться границами. Мне достаточно будет, если венгерский король будет достаточно лоялен к моей державе, как и хорватский бан. Последний, кстати, станет зятем московского царя Федора, он сватается к младшей сестре моей Софьи, и получил согласие. Таким образом, я породнюсь с Иваном Зринским.

Юрий усмехнулся, глядя на короля. Закурил папиросу от горящей свечи – переговоры шли вечером, и стал негромко говорить:

– А они это сделали, приняв мое «Уложение», и заключив союзные договора. Ведь если держава является федерацией, то это совершенно не означает, что какие-то страны не могут состоять в ней конфедеративно. К тому же венгры протестанты в значительной части, и хорошо знают ту клерикальную политику, что проводили Габсбурги – а потому очень недовольны цезарцами, и это еще мягко сказано. Такая ситуация меня более чем устраивает – два полностью лояльных к моей империи государства, которые враждебны к западному соседу.

– А ты, базилевс, таким образом, отгородишься от цезаря такой «стенкой». Ничего не скажешь, умно задумано. Тогда позволь осведомиться на счет «крессов всходних», ведь ты на них явно нацелился, презрев наши прежние договоренности.

– Разве? А не сейм Речи Посполитой отказался признавать права православного населения, «диссидентов», так сказать? Причем дав согласие мне, царю Федору и гетману – а за язык магнатов и шляхту никто не тянул, Ян. Понятно, что мы силой выбили эту уступку – но так я отказался от своих притязаний от Червонной Руси.

И что же получилось?!

Меня нагло обманули, «кинули». Что в Баре с православными священниками сделали?! Их убили!

– Шляхтичи перед судом предстанут…

– Перед вашим – а должны перед моим! Я с них шкуру сдеру и на барабан натяну, Ян, чтобы другим неповадно было! А кто церкви продолжает закрывать – султан турецкий?! Кто людям мешает в Новую Русь перебираться – крымский хан воскресший?!

«А что ты хотел, голубчик – ты сам попался в ловушку. Твоя власть в Польше является номинальной, и ничего ты с вольницей магнатской не поделаешь, нет у тебя на нее власти – на том и все расчеты строились. Чтобы в любой момент «казус белли» мог быть выявлен моментально. Так что, брат Ян, сейчас нужно тебе хорошо покрутиться, чтобы войны избежать, причем на пять фронтов сразу».

– Да, забыл тебе сказать – молдаванский господарь заключен в темницу за измену, его судить соборно будут. И повесят иуду, которого церковь анафеме предала. Сам понимаешь, за какие шашни и с кем, ведь «уложение» он нарушил. А я три лояльных кандидатуры на его место легко найду – одну из них и выберут.

Неожиданный удар король выдержал внешне спокойно, хотя по сузившимся глазам Юрий понял, что в душе поляка все вскипело. Вот только сказать в ответ нечего – господарь сам условия подписал, и обязывался не заниматься Посольскими делами, тем более входить во враждебный базилевсу комплот. А наказание за предательство четко оговаривалось в «уложении» – так что все по закону будет проделано, будущим «двурушникам» в назидание для вящего устрашения.

– Ты будешь воевать с Речью Посполитой?!

– Нет, вернее, не я только. Были заключены кондиции, сиречь условия – польский сейм их подписал и нарушил, причем проделал это неоднократно. Выступят три союзника – Московское царство начнет наступление на Полоцк и Оршу и далее на Вильно.

Мы с гетманом пойдем на Галицию и Волынь, причем большими силами. Да, туркам сейчас не до войны с нами – Понт восстал, а с ним и грузины с армянами. Православных единоверцев мы поддержали войсками и оружием. Так что Трапезундская империя восстановлена и объединена под моим скипетром. Но это я так, немного увлекся, брат мой.

Понятное дело, что в войну против Речи Посполитой совместно с нами выступят молдаванский и валашский господари – союзнические отношения к этому обязывают. Как и королевство Венгрия – оно обязано это сделать, так как я взял под свое покровительство словаков и русин. И мне переданы Мукачевский и Ужгородский замки, которыми я вправе распоряжаться как своими собственными.

Польский король закаменел скулами, его лицо чуть ли не почернело. Юрий видел, что столь открытые угрозы Яна Собеского не испугали как воина, но устрашили как правителя. Опасность для его государства была вполне реальной – противостоять ей в одиночку Речь Посполитая никак не могла, и получить помощи тоже.

Вена, еще не восстановившаяся после разгрома, учиненного османами, вряд ли найдет силы для нападения на венгров, которых поддержат хорваты и другие славянские подданные базилевса. А Юрий решил выложить еще один довод, предпоследний, прежде чем прибегать к самому последнему, после которого путь к миру идет под грохот пушек через войну.

– Только гонец прискакал из Москвы. В Новгороде при нашем посредничестве между свеями и московитами заключен мир. Король Карл передаст царю Федору Ингрию и Карелию с городками, что были отторгнуты после Смуты. Мой шурин будет вести всю торговлю через Ригу, где никаких препон русским купцам чиниться не будет, а товары облагать малыми пошлинами. Которые даже отменят, если будут идти из шведских земель.

Открою одну тайну, Ян – шведы могут выступить в войну на нашей стороне. Они жаждут получить польское Поморье и все Инфлантское воеводство, а также не прочь взять под свое покровительство Курляндское герцогство. Польшу уже летом может ожидать второй «Потоп», от которого она уже не оправиться. Видишь ли, Ян, времена сильно изменились – а панство этого факта не осознало.

Нанесенный удар был страшным по своей силе – польский король, в отличие от кичливой шляхты, прекрасно осознавал, с какой силой придется столкнуться на поле брани. Иллюзий на конечный исход Ян Собеский не питал – перевес антипольской коалиции буквально подавляющий, как в людях, так и в военно-техническом оснащении.

– Я совершенно искренен с тобой, Ян, и питаю к тебе дружеские чувства. И не хочу этой войны – но если она все-таки произойдет из-за нежелания шляхты соблюсти соглашение, то сам возглавлю войска, объявлю мобилизацию стрельцов. И все кровавые счеты, что идут несколько веков, вся та боль и унижения, что причинила православным шляхта – будут оплачены сторицей и навсегда закрыты!

Можешь передать мои слова сейму – я объявлю вольность всем хлопам и селянам коронных польских земель. А шляхта… Судьба ее будет печальна – она вспомнит Хмельничнину!

Ян Собеский надолго задумался – Юрий видел, что его слова восприняты крайне серьезно, причем не как угроза, а предупреждение, иначе бы король вскинулся в гневе.

– Что ты хочешь, Юрий Лев? Тебе нужна новая «стенка»?

– Ты прав, Ян – именно мне лично нужна такая «стенка». Причем, она будет крепкая и надежная! В которой не будет господства надменной шляхты. И на этой территории должно быть введено мое «Уложение» – и я его введу, чего бы это мне не стоило. Даже если будет война – думаю, весь народ, что проживает в Речи Посполитой, кроме ясновельможного панства и ксендзов, меня в том поддержит и прислушается к моим словам…

Глава 9

– И как тебе коронация, базилисса? В соборе Святой Софии – это так символично, – Юрий с усмешкой посмотрел на сияющее лицо жены. В Трапезунде стояла жара – такая погода на Донбассе могла быть в начале июня, в Крыму в мае, а тут еще апрель не закончился.

Место для коронации супруги было выбрано с умыслом – в Константинополе сразу три патриарха венчали на царствование именно его самого, а тут он увенчал короной и бриллиантовой диадемой супругу. Знаковый момент, символизирующий слияние двух империй ромеев, что были захвачены турками более двухсот лет тому назад.

– Я переполнена радостью, муж мой. И нам нужна еще дочка – крепить династические связи, – Софья лукаво посмотрела на Юрия, ему всегда нравилась улыбка на губах молодой жены.

– Софа – ты двойню родила, потом второго сына – а мы только четыре года как женаты. Восстановись лучше, можешь здесь отдохнуть – место чудесное, да и здешние греки тебя боготворят.

– Глупости, всемогущий базилевс, – супруга его тронула за руку. – Мне двадцать семь лет исполнится – рожать и рожать нужно. Как ты сам говоришь – исполнять державный долг. А тут еще с удовольствием неслыханным – увиливать я не собираюсь, и тебя к этому призываю!

Супруги переглянулись, между ними словно искорка проскочила, и дружно рассмеялись. Затем Софья мотнула головой:

– Нет, я с тобой отплыву в Константинополь, а там с детьми в Севастополь. Не ясно как себя польский сейм поведет. Панство в своем безумии и гоноре может на войну пойти, или рокош против короля устроить! С них станется, бунтари извечные.

– На то и надеюсь, любимая. Сам король принял мое предложение, магнаты, после раздумий примут тоже, а за ними большая часть шляхты. Останутся «невменяшки» – вот тут я помогу свату. Раздавим их дружными усилиями, не прибегая к войне. Да и зачем она нам по большому счету, как и царю Федору – в мире жить намного лучше.

Юрий подвел жену к мягкому креслу, расторопный слуга уже накрывал столик. Под сенью пальм было чудесно, сад цвел – райское место на земле. Сам уселся в точно такое кресло, взял фужер с терпким красным вином, отпил немного. Затем извлек папиросу из раскрашенной коробки, закурил и принялся размышлять.

Приватные переговоры с польским королем вышли напряженными. Он искренно симпатизировал старому воину, но интересы державы всегда стоят на первом месте. Построить «стену», которая позволит избежать в будущем серьезных конфликтов, Ян Собесский согласился. И путь они избрали такой, который устроил обоих, кого больше, кого меньше. Оставив недовольными депутатов сейма, на мнение которых договорившимся монархам было наплевать с самой высокой колокольни.

Династический брак для этого является самым лучшим делом, особенно когда супруги получат корону королевства Галиции и Волыни, легендарной Червонной Руси. И тут последовал шаг, который Юрий назвал иронически – «финт ушами».

Эта корона должна была существовать отдельно от польской. И сам Ян Собеский должен был возложить ее на своего первенца Якуба, а там уже будет неважно, кого сейм Речи Посполитой после его смерти выберет монархом – венец Червонной Руси станет наследственным.

И у короля Галиции и Людомирии должна быть своя армия из местных уроженцев – то есть в большинстве своем либо православных, или униатов, набранная на основе «уложения». И не только хоругвей «крылатых гусар», но и нескольких стрелецких полков. Хороший аргумент против возможных рокошей местной шляхты. Заодно отменная поддержка и защита православного митрополита Галича и Волыни.

Ян Собеский с трудом согласился на такой вариант медленного вытеснения поляков. Однако альтернативы такому варианту не имелось, вернее, был один, но радикальный способ решения проблемы – силой оружия вышвырнуть все панство. И к нему придется пригнуть, если сейм объявит «Посполитое рушение». Тем самым покажет, что желает продолжать держать православных в качестве «быдла». Людей на положении «скота» – то есть холопов, что обязаны по гроб жизни прислуживать панству, терпеливо снося от него все унижения.

«Буду рад, если эти бездельники начнут с нами войну!

Тогда мы им новый «Потоп» устроим во вселенском масштабе, и в будущем сейме останутся только «вменяемые» депутаты. Если останутся, как и сама Речь Посполитая.

А вот «Великое княжество Литовское и Русское» будет жить – там живо сообразили, что не стоит последнее слово из полного названия исключать. Как и преследовать православное население Черной и Белой Руси. Особенно когда покровителем последнего стал московский царь.

Дышать окатоличенные литвины начнут через раз, и в самое ближайшее время. Я ведь недаром православную шляхту, что свои хоругви под мою руку поставила, так опекал. А если магнаты наше обращение не примут – тем хуже для них. Но Сапеги уже просекли этот печальный вариант, и выводы сделали. Так что приняли «Уложение» скрипя зубами, так что на воззвание сейма не отзовутся, и свое ополчение собирать не станут. Ведь власть у них и так останется, как и большинство привилегий, а зависимость от Варшавы значительно уменьшится.

И со временем нормальное государство выйдет, без польской фанаберии, что будет прислушиваться к голосам со всех трех сторон, да еще шведского короля воспринимать.

Вот такая и будет «прокладка» из Червонной Руси и литвинов – в большинстве своем православной «стены» с элементами польского влияния, а отнюдь не господства. Могут и конфедеративными с нами вместе стать, но со временем, через полвека, пока еще вольностями пропитаются. С ними торопиться не стоит – с катушек съедут и панов истребят!

Ты уж меня прости, Софушка, знаю, что за брата радеешь. Только не нужна открытая граница с поляками – то войны будут неизбежные на многие года. А так все нормально – Москва у литвинов может только увещеваниями да церковью работать, открытой силой нельзя. А это процесс долгий, на десятилетия реформ, благо князь Голицын их начал, а царь их поддерживает. Московское царство будет потихоньку европеизироваться, причем частями и очень медленно.

И без войн – воевать на западе не с кем, кроме шведов, с которыми полюбовно столковались. Хорошая репутация у базилевса, когда он выступает в качестве миротворца – все прислушиваются к моим словам, понимая, что при плохом слухе речь будет уже донесена грохотом единорогов. А так шведы избавились от владений, от которых сплошные убытки, и поставят под свой контроль московскую торговлю.

Впрочем, у «брата» Федора еще есть Архангельск, для поставок в Англию, причем торговые обороты наращиваются – на русском Севере есть что продать, и в больших размерах. И я, как главный контрагент – но тоже вроде посредника, зато перехватившего основные торговые потоки. От нас по Дунаю развозить товары можно, или по Средиземному морю, хотя там венецианцы озоруют, грабят потихоньку, стервецы.

Главное – я ведь не зря тоже надежной «стенкой» на северных рубежах огородился – из Гетманщины, Слобожанщины и земель донских казаков. Там мое влияние полнейшее. Встревать в наши дела для московских бояр нет ни смысла, ни выгоды.

Закрыта дорога на юг для Москвы почти полностью!

И остается для Московского царства только один путь – идти навстречу солнцу!

Осваивать Сибирь и русскую Америку, хотя на счет последней нужно подумать. Но все равно – без постоянных войн на западе Московское царство будет вынуждено осваивать бесконечные таежные просторы, вкладывая средства и отправляя людей для заселения. Возможно, двинуться и в Азию, тот же Туркестан, но тут вилами по воде писано».

Юрий прикрыл глаза – солнце немного слепило. Он прекрасно понимал, что предсказать ход развития истории в будущие времена невозможно. Но одно знал четко – этот мир должен стать намного лучше будущего, ибо люди обрели вольность. Теперь крепостного рабства с холопством не будет никогда, и со временем у людей появится совершенно иной менталитет – иначе они на жизнь смотреть будут.

«И не будет для народов долгого двух векового османского ига, и этих беспрерывных войн с Турцией.

Или будут?!»

Мысль огорчила Юрия, и он тяжело вздохнул. Софья, задремавшая в кресле, моментально вскинулась. Тронула ладошкой за плечо, с нескрываемым волнением в голосе спросила:

– Что с тобою?

– Достали эти венецианцы с турками, одна сплошная головная боль от них с нервотрепкой. И как решить эти проблемы пока не представляю. И на ум ничего не приходит.

– Утро вечера мудренее, дорогой. Решим вопросы с поляками и цезарцами, и оборотишь взор свой на врагов. Поищи самых докучливых врагов для венецианцев – и поддержи их, пусть бьют по их самому больному месту. Есть оно у дожа, не может не быть…

Софья не договорила, а Юрий вскинулся – дрожащими от волнения пальцами закурил папиросу. Затянулся.

«А ведь действительно – не стоит искать друга для себя в союзники, может лучше найти тех, кто является врагом для Венеции?!»

Лихорадочно начал перебирать варианты, и чуть ли не закричал «Эврика» как древний грек по имени Архимед, что бегал голый по городу. Обнял Софью и нежно поцеловал:

– Какая ты у меня умница. Настоящая базилисса!

– У меня муж такой, а я ему хоть в малости должна соответствовать. Пойдем в опочивальню, Лев мой, там прохладно, отдохнем – я хоть скину с себя это опостылевшее одеяние!

Софья ожгла его таким призывным и многообещающим взглядом, что Юрию расхотелось заниматься государственными делами и уединиться с женою в сумраке спальни, на мягкой постели. Ведь и там державные дела вершить тоже нужно…

Глава 10

– Командам нужно время для подготовки, мессир Франческо – ты старый воин и прекрасно понимаешь, что нужно длительное обучение моряков. Тем более, у меня на флоте команды из разных народов. Много выходцев из шведского королевства и голландцев – мои готы им одноплеменники, язык схож, в разговорах понимают друг друга хорошо. Есть датчане, московиты, поляки, очень много выходцев из германских и итальянских земель, есть даже мальтийские рыцари.

Юрий говорил неторопливо, спокойно взирая на 108-го по счету дожа Республики святого Марка, а именно так себя называли венецианцы. По возрасту раза в два постарше – давно перешагнувший за шестидесятилетний рубеж старик, с умными проницательными глазами. Весьма подвижный для своих преклонных для этого времени лет мужчина. И одет вычурно, соответственно эпохе, в блестящих золоченых латах и в шелковой шапке с пером, отдаленно похожей на берет.

– В последние годы пришло много разных флибустьеров, которых англичане называют пиратами. Видимо, в Карибском море для них настали нелегкие времена, вот и решили послужить под моим флагом. О, я их хорошо понимаю, так что легко нашел общий язык с их предводителями – они очень опытные моряки, служившие под красным крестом святого Георгия, прошедшие через десятки боев и абордажей.

Есть и рагузцы – они охотно перешли ко мне на службу. Ведь мои доблестные стрельцы и большие отряды сербов заняли Герцеговину, и вышли прямо к их островам. Так что обещали, если мне будет потребно выставить несколько десятков кораблей на войну с турками. Хотя, как мне говорили, среди них много этих самых пиратов.

Юрий улыбнулся, видя, как дож, напустив на себя притворную маску, которую в иное время он бы принял за истинную, разглядывает его эскадру. Явно не ожидал увидеть у Константинополя семь кораблей в два дека, пять фрегатов, дюжину бригов и два десятка галер – чуть ли не половина венецианского флота.

И это не считая полтора десятка бригов и такого же числа греческих пиратских посудин, что сновали по Эгейскому морю, и о присутствии которых дож прекрасно знал. А тем более есть свора рагузцев – а вот с ними у венецианцев были крайне напряженные отношения.

– Именно пиратов, но я не придаю этому значения – они опытные мореходы и великолепные воины. Я таких с охотой принимаю на свои корабли, где много и греков, что выросли на морских просторах.

Юрий демонстративно повел рукою – картина могучего ромейского флота произвела на дожа соответствующее впечатление – высокомерие и спесь исчезли с лица, словно по мановению волшебной палочки. А Галицкий продолжал подспудно нагнетать обстановку, улыбаясь ласково и прекрасно зная, что старик все понимает правильно. И совершенно расстроен зрелищем, на фоне которого его два корабля и три галеры выглядели убогой величиной – только вида не подавал.

– Бывшие пираты говорят наперебой, что рады побывать в сражениях на моих кораблях – отмечают их мощь, и что бомбы снаряжены не только простым порохом, но и «греческим огнем» – от пожара нет спасения, мы им выжгли несколько турецких крепостей. Ты представляешь, дож, но от этого зелья, которое дает чудовищный жар, плавится даже камень.

– О да, высокородный базилевс, это страшное оружие, известное всем по описаниям. Мне рассказывали о тех пожарах – пламя в Бендерах поднималось высоко над крепостными башнями.

«А ты все прекрасно понял, особенно тебе не понравился пассаж про пиратов. Наверное, представил, что флибустьеры, особенно рагузцы, получив в руки «греческий огонь», сотворят с вашим флотом.

Так, теперь от «кнута» нужно переходить к сладостям, и дать ему понюхать «пряник». Но не кусать – пусть аппетит нагуляет и оценит перспективы возможного дальнейшего сотрудничества».

– Мои готы давно связаны с вами, жаль, что в приснопамятные времена генуэзцы вытеснили ваших предков с этих мест. Возможное сотрудничество наших пращуров пошло бы на пользу – ведь венецианец командует моим флотом. Правда, Брайя обрусел, но такова судьба всех иноземцев, находящихся на моей службе.

У нас даже сохранились ваши прежние фактории, из которых можно подняться вверх по Дону. Там есть волок до Царицына – а дальше спустится по Волге и войти в Хвалынское море.

О, там сказочно богатый край, мессир Франческо – древняя Персия славится своими товарами. И от нее очень близкий путь на Индию, который держат португальцы и англичане. У нашего общего дела, дож, могут быть сказочные перспективы. У арабов недаром есть сказания о человеке, который попал туда и сделал себе за год состояние.

А мне есть чем торговать – у меня лучшее в этом мире оружие, особенно штуцера и единороги, что могут превратить в труху любой вражеский корабль. У нас отличные верфи – в следующем году в строй войдет дюжина кораблей и фрегатов, а бриги строим десятками. На моих домнах в прошлом году выплавили триста тысяч центуро железа превосходного качества, которое одобрили саксонцы и шведы.

Это миллион пудов по нашему счету!

Целый миллион!

И есть много других добротных товаров, что вызовут необыкновенный спрос во всех европейских странах. Поверьте, мессир, торговля с нами очень выгодна для вашей республики.

– О да, великий базилевс, о богатствах вашей земли слагают легенды. Ваши ружья и пушки славятся – ведь ими вы одержали свои удивительные победы. Я и подумать не мог, что у вас столько железа, это больше, чем Республика выплавила за десять лет.

«Все ты оценил правильно, старик, и уже прикинул во что тебе обойдется война с нами. Рагузцы устроят блокаду Адриатики, я вытесню тебя рано или поздно со здешних вод.

А теперь нужно немного «наехать», обставить дело так, что это не я тебя шантажирую войной, а ты уступаешь из-за благородства. Вы же торгаши – а у нас как раз пошел этот увлекательный процесс. Я назвал тебе цену, и чем расплачусь, теперь ты должен немного поднять стоимость и постараться не забыть об упущенной выгоде!»

– Я благодарен тебе за помощь в войне с турками, мессир Франческо – хотя мы бы справились сами – ты видел мой флот. Да и Константинополь мои стрельцы взяли быстро, и разбили полчища турок. Но и вы взяли города в Морее и высадились на Крите.

Правда, злые языки мне нашептывают, что Республика святого Марка их захватила, и будет удерживать за собою, несмотря на то, что население там греки, мои верноподданные и это территория империи ромеев. Но я думаю, что это все гнусная клевета и инсинуации, ведь для венецианских судов вход в любой мой порт будет всегда свободным и без всяких пошлин. Я вижу в вас союзника и торгового партнера, а отнюдь не врага. К тому же нам предстоит сражаться с турками и дальше, дабы их корабли больше не представляли угрозы для мореплавания.

– О нет, базилевс – это грязная клевета. Мы отбили крепости и острова у турок, и возвращаем вашему императорскому величеству, хотя понесли серьезные затраты на организацию экспедиции. И дабы не утруждать хлопотами высокородного базилевса и его доблестных моряков, что воюют с османами для славы ромейской, готовы покупать все товары в ваших портах и перевозить их на наших судах.

Юрий чуть не поперхнулся от такой наглости – «да вы же все за бесценок купите, без штанов оставите».

– О, не стоит утруждаться так сильно, дож. Мои корабли спокойно примут в свои трюмы три четверти грузов, мессир Франческо, и доставят их куда нужно – они вполне опытные моряки.

– На море часты шторма, воды изобилуют рифами и скалами – кораблекрушения частые явления, и вам нужны будут запасные суда, облегченные от грузов. Думаю, две трети товаров вы привезете в Венецию, и наши купцы их охотно купят. А треть мы выкупим у ваших купцов…

– Наши купцы многими товарами не торгуют, все сосредоточено в Торговом приказе. А потому его дьяки, подьячие и приказчики должны смотреть за продажей и покупкой казенных товаров. К тому же у вас есть солидные банки и связи с купцами чуть ли не всех стран, и нам бы хотелось вложить и свои силы в торговлю, а деньги в достойные банки!

«Губа у тебя не дура, дож, так свиней не режут! Привезти вы привезете, и мы доставим – а вы одни будете сливки снимать от торговли. Нет, ты долю в банковском бизнесе давай, так будет по справедливости. Ишь как у тебя морду повело – все захотел захапать, прибыльные доходы получить, и забыл, что делиться нужно?!»

Видимо, дож обладал умением телепатии – он натянул на свое лицо радушную маску, и Юрий понял, что через полчаса переговоров они найдут взаимоприемлемый консенсус…

Глава 11

– Никогда и ни в коем случае нельзя включать в державу народы многочисленные, воинственные и абсолютно чуждые по вере и языку, по всему укладу жизни разительно отличные. Многие империи, Софа, от этого погибель свою находили. Когда они были сильны – это не замечалось, но стоило им заметно ослабеть, так огромные страны впадали в смуту от нашествия даже небольших племен, но сплоченных.

Юрий усмехнулся, глядя на задумавшуюся жену. В этом мире он сам узнал многое из истории, о чем в свои времена даже не подозревал. А тут с охотой стал учиться, восполняя жуткие пробелы в своем образовании, к тому же сама жизнь жесткий и требовательный учитель, и за совершенные ошибки наказывает строго.

– В чем сильные стороны империи? В первую очередь в привлекательности для правящих слоев, горожан, торговцев и тех, кто стремится выбиться из обыденной жизни – огромная страна дает большие возможности каждому из них. Вот только подавляющему большинству населения, что возделывает землю в своем селе, на эти представляемые возможности глубоко наплевать – его заботит приплод у хрюшек и озимые, что взошли хорошо. Да чтобы податей с него поменьше взяли, а не три шкуры содрали. И тут ничего поделаешь – мир именно на таких людях и держится.

Юрий остановился, прикусил губу, перед глазами, словно черно-белые кадры пролетели в памяти видения из прошлого, что для этого времени недостижимое будущее, которое и представить невозможно.

– Но империи стремятся раздвинуть границы, подмять под себя народы, навязать всем некий единый образ жизни, язык, религию, устои. И при этом закладывают в фундамент своего государства бревна с гнилью, ибо лозунг со времен Рима известен – «разделяй и властвуй». И со временем такие империи рассыпаются на части, что друг друга люто ненавидят. Примером нет числа – хоть первый Рим взять, хоть второй.

Да вот Оттоманская Порта в наглядности – покорив христиан, разве власть султана стала крепче?!

И стоило ударить посильнее, да в момент, когда турки не ожидали, так все покоренные ими народы разом и восстали. Так что главное для империи вовремя остановиться, включить в себя однородный элемент – или по вере, или по языку – и встать на своих естественных рубежах.

И не шагу дальше!

Юрий остановился, закурил папиросу, огляделся – ветер гнал по голубому небу белые облака. Август – самое благодатное время года, особенно на Донбассе, для него родного, что в настоящем, что в будущем. И сейчас, сидя в кресле рядом с женой, он невольно любовался садом – от тяжелых плодов оттягивались ветви груш и яблонь, плодами были усыпаны сливы и вишни. А если выехать от Галича в степь, подальше от перенаселенного града, то перед глазами протягивались бескрайние поля. Там притягивающим глаза златом колосились злаковые, которые дали обильный урожай пшеницы, ржи и овса – сейчас шла уборочная страда.

Да много чего давали богатейшие черноземы – подсолнечник и кукурузу, картофель и сахарную свеклу, перцы и лен, да все людям потребное – пищу и одежду, удобрения и топливо. И так было везде – от тихого Дона до голубого Дуная протянулась Новая Русь.

– Мы остановились, Софа, и продвижений дальше фактически не будет. У нас православные народы – всякие тонкости, на чем зациклены иерархи, меня совершенно не интересуют. Более того, любые богословские споры, что могут привести к вражде между народами, нужно давить на корню, жестоко и свирепо – религиозных войн только не хватает. Посмотри на европейские страны – там целое столетие друг друга резали с увлечением, после недавней войны, что шла целых тридцать лет, многие страны вымерли. Римский папа на время даже многоженство ввел, не стоит тут отплевываться. Это я к тому, что от канонов отошли ради выживания после кровавой смуты, которую сами себе католики с протестантами устроили.

– Я понимаю тебя – ведь армяне вроде нашей веры, но отцы церкви говорят, что вроде как не совсем…

– Шею сверну таким хулителям и ревнителям. Причем сразу и без раздумий. Они с турками воюют, а, следовательно, врага нашего на себя отвлекают. Это союзники, причем добровольные, что снова станут нашими подданными. Так какие они нам чуждые?!

Такое только враг сказать может, и не важно что он в сане архиепископа. Пусть даже куколь носит! Таких владык давить надобно, что мы и делаем, ибо они завет забыли.

– «Богу богово, кесарю кесарево» – ведь так, муж мой?

– Ты умна, Софушка – потому ты базилисса. Церковь должна служить интересам государственным и народным, но не на оборот! Она державу должна крепить, а не разрушать!

– Ты Никона имеешь в виду?

– Не только его! Я всех трех наших патриархов на службу поставил – блюсти интересы державные. А пройдет время – и остальных восточных патриархов задействуем.

– А почему ты говоришь всегда, что у нас не должно быть империи, хотя она есть, и ты ее базилевс?

– Потому что у нас держава, Софушка. Империя давит силой, приводя всех к некоему общему знаменателю, сформулировать который сама толком не в состоянии. Идеями мессианства может быть охвачена – из всех народов создать нечто общее, сварганить похлебку типа «советских людей». Ты не обращай внимания на незнакомое слово, это я так, о своем, девичьем – шучу, родная, присказка такая.

«Кстати, вполне неплохая затея, если бы ее делали на однородном элементе по языку и вере.

Но атеизм, прах подери!

Православие отринули и попытались заменить набором штампов. Вот на этом и погорели – нельзя отбрасывать то, на чем целое тысячелетие строился уклад жизни и культуры многих народов. Нужно было выработать социалистическое учение, пригодное для всех, и надстроить его над верой – и через такой симбиоз и сплачивать народы.

Но нет – пошли по чисто имперскому пути – разделяй и властвуй. Создали блок соцстран, а в Союзе ввели республики с бодуна нарезанными границами – а потом все удивлялись, откуда вражда. Вот и получили то, что получили, сами развалив страну!»

Юрий закурил папиросу, отпил вина, разбавленного обычной кипяченой водой – пристрастился, пожив среди греков. И негромко заговорил, поглядывая на задумавшуюся супругу.

– В державе все народы живут по своему укладу, менять который нельзя. Да и зачем. Если общая база на всех одна – вольность и соборность. Единый механизм своего рода, с неизменными правами и обязанностями, общими для всех наших с тобой подданных. И они подкреплены единой православной верой с небольшой толикой лояльных нам католиков и протестантов. Но те связаны уже не по общей православной вере, а по единому корню славянскому и общему для всех них языку. И являются христианами, что тоже неплохо, если оставить в сторону начетничество.

– Но ведь угры не славянского корня народ? К тому же ты привечаешь мусульман, что тебе присягнули.

– В точку попала, дорогая женушка. Таким народам отведена роль «стены», что нас отделяет от враждебной цивилизации…

Я хотел сказать от тех стран, что где народы имеют иной уклад жизни, язык, веру и культуру. С ними можно торговать, но они, безусловно, всегда к нам враждебны. И вопрос войны назреет сам по себе – нас неизбежно прощупают на силу, таковы нравы в этом бренном мире, куда от них деваться. Даже ребятишки в одном доме зачастую дерутся, выясняя кто из них сильнее. А тут сосед, что топор точит и с завистью смотрит на твое богатство и землю. И думает как бы тебя половчее ограбить!

Такие лояльные к нам народы очень нужны – они своего рода буфер, то есть и вашим, и нашим. Причем в нашей защите и товарах они должны нуждаться больше всего – взаимные интересы ведь тоже притягивают. Даже купцы промеж себя роднятся!

– Но от Оттоманской Порты у нас такой «стенки» нет, мы от нее отгородиться никак не сможем.

– А зачем нам от нее отгораживаться? Враг вековой и страшный, нашествие которого все народы хорошо помнят – отличный стимул для развития державы. В первую очередь наших народов – ведь они вооружены, обучены должным образом. Настоящим подданным является только тот, кто под знамена отслужил и в резерве состоит – все другие никаких прав не имеют. А потому такие люди власти нашей не дадут коррупционной стать, проще говоря, воровством казны заниматься.

Они ее контролируют уже тем что выбирают – а плохих людишек никогда старостами или «головами» не изберут – война ведь сама по себе человеку оценку дает и все ее видят.

– А почему ты с турками мириться не хочешь?

«Зачем, Софушка?

Много лет пройдет, когда о толерантности и о неких «общечеловеческих ценностях» заговорят. И при этом продолжат воевать более цинично и не менее безжалостно!»

– Мира не будет, а лишь короткие перемирия, чтобы собраться с силами. И учти, Софа, воевать ради сокрушения врага нельзя – обретешь другого противника, более страшного. Война должна держать народы державы нашей в тонусе, причем это заставит людей понять, что сила в единение. И так год за годом, десятилетие за десятилетием.

– Но должна же быть цель какая-то в этой беспрерывной войне, если истребить противника в ней нельзя?!

Софья ошеломленно посмотрела на Юрия и ахнула, поглаживая рукой округлившийся живот.

– Я поняла – война будет идти столько времени, сколько потребуется, чтобы все три восточных патриарха с православными единоверцами вошли в державу нашу!

– Абсолютно верно, женушка, и не только это. Есть еще народы, не познавшие нашей веры и пребывающие в язычестве. Вот для того и нужна в помощь державе церковь воинствующая!

Интерлюдия 3

Мариуполь

27 июня 1685 года

– Давай, вытаскивай!

Крепкий мужик, шуровавший толстым железным прутом в адском пламени домны, с неимоверным усилием вытащил его обратно, с раскаленным клубком железа на конце.

– Бей!

На наковальню с грохотом упала тяжелая чушка молота, раскаленные брызги полетели во все стороны. Зрелищу завораживало своей необыкновенной красотой, и царевич Петр Алексеевич не мог отвести своего прикипевшего к нему взгляда…

Своего отца, царя Алексея Михайловича, Петр помнил плохо – мокрую бороду да неприятный запах. Вот и все воспоминания раннего детства, что отложились в его памяти. А затем он с маменькой Натальей Кирилловной переехал жить вместе с младшей сестренкой в сельцо Преображенское, которое ему, вместе с деревенькой Семеновское, отвел старший брат, царь и великий государь Федор Алексеевич в кормление. И вот эти восемь лет Петр запомнил очень хорошо – играл с деревенскими мальчишками. Хотя маменька постоянно ругала его, что общается даже не с «худородными», с «чернью» – со смердами знаться зазорно, они должны в ноги падать и кланяться, милости выпрашивая.

Весело и привольно было жить вдали от дворца, только огорчали занятия с дьяком Никиткой Зотовым, что учил его грамоте и арифметике, да обдавал его постоянным запахом перегара и чеснока. Петр потихоньку рос и не раз замечал торжествующий взгляд матери. Но однажды все изменилось в одночасье – Наталья Кирилловна один раз в сердцах бросила странную фразу – «родила проклятая полячка здорового выблядка – теперь на него шапку Мономаха наденут».

Но вскоре он полностью осознал смысл слов матери, когда царица родила еще одного сына, это было три года тому назад, как раз после Стрелецкого бунта, в котором было убито множество верных маменьке бояр, что постоянно ездили в Преображенское.

Наталья Кирилловна много плакала, и ему довелось подслушать ее слова, сказанные старой няньке – «полячка еще одного выблядка выпростала, теперь нашего Петеньку далеко от отцовского трона отодвинули. Никогда ему не царствовать, в монастырь отправят, и клобук наденут, ибо опасен он для Федьки и его змеи».

Петру в этот момент стало страшно, он уже многое понимал. Если кто донесет на эти слова, то маменьке несдобровать – ибо «слово и дело государево», и не посмотрят, что вдовствующая царица, на дыбу всех одним махом вздернут, и без всякой жалости.

Клобука монашеского себе на голову Петру вздевать страшно не хотелось, но куда деваться, если от государя строгое повеление пришло. Жить стало не просто скучно, а страшно.

Бояре и дворяне в гости больше не ездили, пропали все разом, боясь гнева царского. Дьяк-пропойца исчез, мальчишек разогнали. Зато три монаха денно и нощно стали над ним взирать неотступно, и читать с ним молитвы по любому случаю, от рассвета до заката. С ними мальчишка ходил бродить по окрестностям, в окружении угрюмой стражи, от которой не слышал других слов, кроме холодной отговорки – «не велено, царевич».

Наверное так и попал бы в монастырь, но два месяца назад царь Федор Алексеевич повелел выслать его с матерью, сестрой и всей дворней в город Галич, ибо того потребовал базилевс, которому Петр приходился родственником. Его старшая сводная сестра Софья, немногим младше маменьки годами, приходилось супругой грозного императора Юрия Льва, что отбил у турок Константинополь и венчался в соборе Святой Софии на царство. И в Москве его сильно побаивались все бояре, зато податные людишки благословляли и бегали в церковь ставить свечки «за здравие».

Мать собиралась со страхом и с радостью – боялась, что базилевс заточит ее «Петюнючку» в темнице каменной, и в то же время царь Федор уже не упрячет любимого сына в дальний монастырь навеки вечные. Уехали быстро, не теряя лишнего часа – мало ли что, вдруг царь Федор Алексеевич передумает, и заточит в монастыре.

Ехали долго и медленно, на постой вставали в хатах, маменька боялась что он простынет – а ему было жарко и до ужаса страшился везде ползающих тараканов. Потом плыли на стругах до Святогорской лавры – там была служба, и Петр после нее смотрел драгоценные королевские венцы Юрия Льва, которые там хранили как реликвию. А еще узнал, что базилевс много лет тому назад рубился во дворе с татарами, попал в неволю и поклялся, что всех рабовладельцев изведет и сделает людей вольными. И так поступил – крымское ханство изничтожил, и вольностями всех одарил.

Прибыли они с маменькой в Галич, тут их ждали посланцы базилевса, и строгий указ прочитали – царевичу, маменьке с сестренкой, «гостям дорогим», ехать в град Мариуполь, где сейчас император находится.

И вот тут всех ожидало чудо дивное – поставленный на необычную дорогу из железных досок, уложенных на обрубки бревен, вагончик с окнами, в который была впряжена пара крепких лошадей.

Внутри были удобные диванчики с мягкими сидениями, хватило на всех, ведь вся свита из старого слуги и трех нянек, да девки сенной. И поехали – а Петр стал буквально донимать вопросами посланника в стрелецком кафтане, в чине полковничьем, при оружии, с висящими усами, со странным прозвищем Бородай.

Тот отвечал охотно – базилевсу служит десять лет, вагончик есть конка – на таких всех людей и грузы по Донбассу перевозят круглый год, и ей никакие дожди с грязью не страшны. Ибо на насыпи из мелких камней уложены шпалы, а к ним прибиты железные рельсы. И вагончик не скатится с них, ибо с внутренней стороны колес специальные выступы, что ребордой или гребнем именуются. Едут конки круглый год туда и обратно – для того два пути проложены, на станциях через каждые тридцать верст коней перепрягают. И предложил под аханье маменьки подняться на крышу по лестнице, и там ехать наверху и любоваться природой.

На площадке, огражденной небольшим заборчиком, стояли диванчики – Петр смотрел и озирался, потрясенный увиденными картинами, а Бородай курил, и на предложения спуститься вниз с царевичем отмахивался – «воинам не к чему среди бабья ехать».

На станции, встав на подъездную к зданию линию, Петр увидел чудо – на огромной скорости, гораздо быстрее галопирующего коня, промчалась низенькая тележка, на которой двое мужчин с разных сторон вверх-вниз тянули железные пруты. От изумления мальчик застыл, а потом к нему вернулась речь, и он спросил полковника, глядя как маменька и няньки крестятся, говоря тихо, что то промелькнуло «дьявольское наваждение».

Бородай рассмеялся, сказав, что то была дрезина – и не наваждение это, а механика, сиречь по науке сделанное устройство. И заметил, что таких у базилевса много, только о том верные люди знать должны, а тайны иноземцам раскрывать нельзя.

Петр промолчал, хотя считал, что хвастаться перед ними можно – видел он немцев из слободы, спесивы они очень на вид ему показались. Однако, про себя сделал вывод, что лучше не высказывать своего мнения по поводу «чудес», мало ли как базилевс на это посмотрит.

Выехали из Галича утром, всю ночь спали в вагоне – ели только на станциях и то быстро – пока коней в упряжке меняли. Впрочем, всякая снедь в вагончике была, да самовар на крыше Бородай растопил – однако там был не привычный сбитень, а травяной чай – ночью жара спадала.

В полдень приехали в Мариуполь – Петр на минуту застыл, разглядывая бескрайнюю синеву, он впервые увидел море, на котором виднелись белые паруса кораблей.

И застыл в полном восхищении от увиденного!

Однако Бородай потребовал немедленно явиться к базилевсу, который на металлургическом заводе сейчас находится, и одеться попроще – чем привел маменьку в ужас.

Она ведь подготовила шитый жемчугом белый кафтанчик, но Бородай сказал, что никто не имеет права одеваться в дорогие наряды, ибо государь такого отношения не терпит, и сурово наказывает. И добавил странно – «ты, царица, одежду пожалей, и так один наряд всего, а там царевич всю ее прожжет и испачкает».

И через полчаса Петр был на заводе, и застыл не в силах понять, что тут в адском грохоте твориться. И лишь когда на его плечо легла ладонь Бородая, он очнулся от громкого крика в ухо:

– Иди базилевсу помоги, видишь, лопатой уголь в топку кидает и тебя к себе кличет!

Загрузка...