Царство Гуверон (СИ)

20

Ночь в Рахатанской пустыне всегда наступала очень медленно. Последние солнечные лучи падали на выжженную и стонавшую от дневной жары землю, оставляя на ней едва заметные следы, и пропадали за горизонтом. Караваны останавливались на ночлег, разбивая в специальных местах лагеря, и приготавливались ко сну.

Из огромного желтого замка, построенного много веков назад, можно было увидеть, как простирается она на десятки километров вперед, до самого горизонта, куда она уходила всем своим разгоряченным телом, рассыпая песок и превращая все в округе в сплошную раскаленную сковородку. Однако ночью на безжизненном песке начинала появляться жизнь. Мелкие насекомые выкапывались из-под огромного слоя песка и выбирались наружу, чтобы в прохладном дыхании ночного ветра отправиться на охоту. За ними в след шли более крупные представители пустынной фауны. Ничто не ускользало от пристального взгляда женщины, стоявшей на огромном балконе и всматривавшейся вдаль на эти бесконечные пустынные просторы.

Севилья уже несколько месяцев находилась во власти Абу Разира. Поселенная на самом верху его величественного замка, стоявшего у единственной реки в этой огромной пустыне, что как червь прорезавшая сухие песчаные берега Рахатана, женщина с горечью вспоминала тот момент, когда под давлением обстоятельств и эмоций сказала слишком много лишних слов. Теперь она не была графиней. Здесь никто не знал ее прошлого, ее титулов и того, кем она была там, за границей пустыни, куда многие из жителей этих мест никогда в своей жизни не попадали.

Ее статус был обозначен быстро и четко. Наложница. Какая по счету она так и не смогла понять. За все время «муж» ни разу не посетил ее в своей комнате, не разделил одиночество в постели и никогда не навещал в дневное время суток.

«Король был занят»

Такой отговоркой на ломаном языке ее народа отвечали суровые охранники, не сводившие глаз с новоиспеченной наложницы. Ее возраст не был подходящим для такой роли, но у короля пустыни оказались свои причины, чтобы пойти против установленных веками правил и принять в свой огромный гарем женщину другого народа, заранее не обратив в свою веру.

Люди шептались. Севилья слышали их голоса. Обрывки предложений и хихиканье, доносившееся из-за ее спины, но сделать что-то была не в состоянии. Язык еще только-только давался ей в самой простой форме, разговор с простым человеком в этом месте был похож на тяжелый труд и понять друг друга оказалось тяжелее, чем выполнять физическую работу по замку, которую ей обозначил сам король.

За всю свою жизнь она никогда не работала. Вообще. С самого детства всем этим занимались слуги. Сначала ее матери и отца, потом, когда она подросла, и ее собственные. Ни готовка еды, ни уборка комнат, ничего этого не было ей знакомо до последнего времени, когда кнутом и пряником, Абу Разир заставил ее научиться делать то, что делали другие его наложницы.

Молодые, захваченные в плен в многочисленных сражений с соседними пустынными государствами, они были разными и одновременно похожими как близнецы. Все смуглые, с глазами постоянно опущенными в пол, они редко поднимали взгляд, когда рядом разговаривали мужчины или проходила официальная церемония. Права, которыми наделялись мужчины, были для них недоступны, и поэтому все, на что они могли рассчитывать, было рождение наследника, который никак не хотел появляться.

Прохладный ветер подул прямо ей в лицо. Скинув с головы широкий платок, закрывавший почти все лицо кроме глаз, она развернулась боком к внезапно появившейся стихии и подождала, когда все утихнет.

Наблюдать за пустыней в это время было для нее самым приятным временем. Она была свободна. От приказов старших жен, от криков на непонятном языке, смысла которых ей было сложно понять, от вездесущих охранников, не отходивших от ее комнаты даже в такое ночное время. Даже сейчас она слышала, как стучит подошва их сапог, переступавшая через каменные блоки широкого коридора.

Она обернулась — дверь была закрыта, и снова посмотрела в пустыню.

Ей не было границ. Не было краев, где бы она могла заканчиваться. Караванщики, перевозившие ее через пустыню, утверждали, что ей нет конца и края, что она уходит вплоть до самого моря, простираясь на сотни километров, постепенно разрастаясь под действием сильных ветров и бурь. Кто-то даже говорил, что существует пророчество, согласно которому придет время и весь мир будет пустынным, а песок станет таким же привычным для людей как воздух.

Севилья тяжело вздохнула. Выхода нет. Североград для нее окончательно потерян. Графиня. Как смешно теперь это звучит. Наложница. Вот ее новое имя. Никто не станет ее вызволять. Ни дочь, чьего мужа она хотела убить и насильно выдать замуж за Абу Разира, ни тем более Майнстейн, ненавидящий ее всем сердцем. Ее плен стал для них праздником, может это и хорошо, а может — плохо. Сейчас уже это не имело значение, ведь она здесь, в плену у короля, лишенная права сказать лишнее слово, а они там, свободные и способные вести себя как захотят.

В этот самый момент она услышала нарастающий звук шагов за входными дверями. Он постепенно увеличивался, становясь все сильнее и отчетливее. Наконец, когда группа людей оказалась перед самыми дверями, они распахнулись и в комнату, в сопровождении двух своих личных охранников, вошел король Абу Разир.

Блеснув своим хищным взглядом, он поднял руку и приказал охране выйти за пределы комнаты, оставив его наедине со своей наложницей.

Пройдя немного вперед, он остановился и прямо посмотрел на закрытое наспех платком лицо.

— Можешь снять. Я хочу видеть тебя.

Голос был мягким, хотя и не лишенным строгих ноток.

Севилья повиновалась. Она с удивлением обнаружила как сильно изменилась за время пребывания в этом месте. Подчиняться. Раньше она посчитала бы это нонсенсом, но теперь, когда ее жизнь и воля были подчинены другому человеку, это не казалось чем-то из ряда вон выходящим.

— Как ты себя чувствуешь? — он стал приближаться к ней.

— Немного неуютно, — осторожно ответила Севилья, не спуская глаз с короля.

— Я слышал эту фразу бесчисленное количество раз на многих языках мира. Вы, женщины, все одинаковы, ведете себя одинаково, отвечаете на вопросы одинаково и так же одинаково молчите, когда вам нечего сказать. Однако в тебе есть что-то, что отличает от сотен моих наложниц, живущих рядом с тобой. У вас это называется «порода». Знатная кровь в тебе не дает окончательно сломаться и стать как те сотни, которые были куплены и завоеваны мною на протяжении многих лет. Это нравится мне.

Он стал подходить еще быстрее, пока не стал чувствовать ее дыхание на своем лице.

— Столько времени одна и даже не попросила аудиенции.

— Мне сказали, что у тебя много официальных жен, которым твое внимание необходимо больше.

Севилья едва выдавила эти слова из себя, почувствовав, как к лицу начинает притекать кровь, окрашивавшая щеки в алый цвет. И хоть в помещении не горели свечи, она ощущала, как буквально горит ее кожа.

Он улыбнулся.

— Да это так. Обязанности.

Абу Разуир обошел ее сбоку и стал осматривать со всех сторон.

— Это так надоедает. Постоянно думать, что где-то ты что-то должен. То к одной, то к другой и все недовольны.

— Зачем же тогда так много жен? — снова осторожно спросила она, ощущая оценивающий взгляд короля на своем теле.

— Глупости, допущенные по молодости. Раньше я был уверен, что сила мужчины и короля заключается в том, сколько королевств он может завоевать, сколько золота он может добыть и как много женщин он сможет осчастливить. Эти три нерушимых правила двигали моими поступками всю жизнь вплоть до недавнего момента, когда я получил заманчивое предложение от некой графини Севильи из далекого Северограда. Еще никогда женщина не хотела сама попасть ко мне во власть. Они все, — он сделал описывающий жест за ее спиной, указывая на открытые окна помещений, где жили его наложницы и официальные жены, — попали ко мне вопреки собственной воли. Я завоевал их, убив мужей и отцов, купив, как горсть фиников на рынке. Но ты… Почему ты решила сама уйти ко мне? Неужели тобой двигали лишь корыстные интересы?

Севилья молчала. Она понимала, чем все может закончиться скажи она ему правду. Чувствовала всем своим телом, как медленно и жадно он поглощал ее своим взглядом, ожидая нужного ответа.

— Нет, — ответила она. — Не только это.

— Хм… мне нравится твой ответ. Ты не солгала, но и не сказала правды. Мне известны все твои планы насчет собственной дочери. Знаю я так же, что ни она, ни ее муж не собираются вызволять тебя из рабства. Они сейчас очень сильно увлечены торговлей. Мои лазутчики докладывают, что все царство Гуверон буквально усеяно хмелем из которого потом будут делать эль, напиток, превращающий людей в пьяный сброд. Они торгуют смертью и нисколько об этом не задумываются. И смерть, чего греха таить, приносит им довольно хороший доход. Им не до тебя, Севилья, здесь ты останешься на всю жизнь.

Он сказал последние слова с особым цинизмом, зная, что она ничего не скажет в ответ. Действительно, даже она прекрасно понимала сложность всей ситуации и то, что уже никто и никогда не сможет вернуть ее обратно домой.

— Ты пришел лишь ради того, чтобы рассказать мне то, что я и так знаю?

Женщина постаралась держаться мужественно и гордо, но страх и отчаянье слишком быстро брало над ней верх.

— Нет. — коротко ответил Абу Разир, — не только ради этого.

Король сделал небольшую паузу и крепко сжал талию женщины.

— Мне нужен наследник, Севилья, который в будущем объединит наши королевства и станет править всем миром. Ты ведь хотела именно этого, правда? Так почему не осуществить запланированное?

— Я слишком стара.

— Глупости. В тебе столько сил и энергии, что хватит родить и воспитать еще дюжину прекрасных детей.

— Но твои жены…

Севилья пыталась сопротивляться, но руки короля все сильнее сжимали ее талию, притягивая к себе.

— Они не подарят мне детей. Это старое проклятие моего отца, погибшего от моей руки и проклявшего меня до конца дней оставаться без наследника от любой женщины, завоеванной мною насильно. Но ты сама согласилась быть со мной. Сама, Севилья. Я не могу заставить тебя сделать это, но хочу попросить: роди мне здорового сына и тогда я брошу к твоим ногам все, что ты пожелаешь. Любое царство будет завоевано мною ради нас с тобой, только разрушь проклятие моего отца и ты будешь почитаема здесь как боги в твоем королевстве. Осчастливь меня, графиня Севилья.

Этот был тот момент, когда одно слово предопределяло все будущее. Времени обдумывать не было. Сложив воедино картину происходящего и выделив основное, Севилья сделала свой выбор.

Когда из ее губ донеслось едва слышимое «да», она уже ничего не помнила. Обрывки той ночи надолго засели в ее памяти. Его крепкие руки, стремительные движения, учащенное дыхание. Все будто превратилось в один сплошной сон. Где реальность оказалась за бортом этой быстро идущей лодки, разрезавшей бушующие волны огромного синего моря.

Она забылась и полностью отдала себя в руки пустынного короля. Выбор был сделан и последствия этого выбора еще долго будут эхом отзываться в сердцах тех несчастных, на чью долю выпадут будущие события.