Царство сынов Солнца

Глава IX Когда уже никто не мог противостоять

Как мы уже говорили, к концу правления Уайна Капака инки имели все основания полагать, что в мире нет силы, способной оказать им сопротивление. Но именно в этот период их истории экспансия Куско практически остановилась, поскольку выяснилось, что сынам Солнца некого покорять.

На западе Тихий океан стал преградой на пути экспансии инков. Правда, еще при Топе Инке Юпанки была организована экспедиция в глубь Тихого океана, но ее результаты не прослеживаются в истории Куско. В самом деле, трудно назвать важной экспедицию, если 20 тысяч воинов привозят в качестве главного трофея конские челюсть и шкуру, а также кресло из латуни, которые, кстати, никто из испанцев так и не увидел.

На севере племена диких индейцев так и не поддались миссионерской деятельности сынов Солнца, их приручение оказалось не под силу инкам.

На востоке экспансию инков сдерживала сплошная и трудноодолимая стена гигантских Анд. К тому же на востоке не было цивилизаций, достойных стать подданными Тауантинсуйю. Правда, на северо-востоке Южной Америки к тому времени уже сложились крупные государственные образования индейцев чибча-муисков (территория современной Колумбии), но сыны Солнца, судя по всему, не располагали о них информацией.

На юге инков остановили арауканы. Своей всепобеждающей любовью к свободе этот народ вызывает чувство неподдельного восхищения. Не только инки, но и испанцы не смогли сломить его сопротивление.

Что же касается самого царства, то в нем царили тишина и порядок, так поразившие испанцев. «Империя инков, когда умер Гуайна Капак, — пишет Сьеса де Леон, — оказалась такой замиренной, что на столь огромной земле не нашлось бы человека, который отважился бы поднять голову, чтобы не подчиниться властям…»

Между прочим, тот же хронист дает весьма любопытное описание конкретного «метода» миссионерской политики инков: «И много раз говорил Гуайна Капак, что для того, чтобы крепко держать в покорности людей этих королевств, следовало, когда им нечего было делать и нечему было их обучать, заставлять их перетаскивать гору с одного места на другое; и он даже приказал доставить из Куско камни и плиты для сооружений в Кито, которые и сегодня находятся там, куда их уложили».

Очевидно, что подобные «развлечения» возможны лишь при наличии достаточно крупного избыточного продукта сельскохозяйственного производства, то есть тех самых двух третей урожая, которые сыны Солнца — будем называть вещи своими именами — отбирали у многомиллионной армии простых пурехов.

До сих пор мы пытались увидеть действительность Тауантинсуйю если не глазами самих инков, то испанцев-хронистов. Теперь настало время взглянуть на созданное инками общество, вооружившись современными знаниями, с позиции общих для человечества законов, которые определяют ход развития мировой истории.

Начнем с главного вопроса, ответить на который столь же трудно, сколь необходимо: к какой социально-экономической формации принадлежало инкское общество или каков был уровень социально-экономического развития, достигнутый индейцами кечуа в период господства инков из Куско?

Сразу же укажем, что по данному вопросу нет единства мнений ни в мировой науке, ни среди советских ученых. Мы выскажем здесь лишь свою точку зрения и попытаемся ее обосновать, не претендуя, однако, на окончательное решение вопроса.

Созданное инками общество было классовым, и не просто классовым, а антагонистическим. Оно четко делилось на две социально и экономически изолированные группы населения, одна из которых, эксплуататорская, исходя из специфических условий Тауантинсуйю, определяется нами как «неналогоплательщики», а другая, эксплуатируемая, как «налогоплательщики». Вторая группа населения составляла подавляющую массу подданных инков-правителей.

Естественно, что в таком гигантском государстве, как Тауантинсуйю, разделение на классы не могло носить абсолютно изолированного характера. К тому же само инкское общество находилось в процессе формирования. Это делает картину социального расслоения страны не во всем ясной.

Мы знаем, что господствующий класс не был однородным. И хотя в нем четко обозначились две главные прослойки, его структура была сложной и неустойчивой, особенно за счет акльей и бастардов, «прорывавшихся» в ряды знати.

В Тауантинсуйю была многочисленная группа населения, определявшаяся властями как «инки по привилегии». Однако нас не должно вводить в заблуждение ее название; принадлежность этой группы населения к основной массе эксплуатируемого народа не может вызывать сомнений. За свое «право» называться «инками» они расплачивались трудом: обеспечивали рабочей силой не только все службы инкского двора, но и активно участвовали в освоении новых земель в качестве митимаев, занимались приручением новых вассалов, заполняли вместе с уже «цивилизованными» индейцами районы страны, жители которых переселялись властями в безопасные провинции Тауантинсуйю, служили в армии на наиболее ответственных участках, требовавших постоянного присутствия воинов: в главных крепостях и в столичном гарнизоне, у наиболее важных храмов и так далее.

Значительное количество пурехов находилось на постоянной военной службе, большинство же призывалось на относительно короткие сроки, связанные с конкретными кампаниями сынов Солнца. Таким образом, только незначительная часть профессионального воинства, главным образом сами инки и их родичи-бастарды, может быть отнесена к категории «неналогоплательщиков» по своему общественному положению.

Здесь настало время вернуться к вопросу об общине в Тауантинсуйю. По существу, клан правителей из Куско также был общиной, только царствующей. Внутри его действовали свои особые порядки, но и в них нетрудно усмотреть характерные для общины принципы и правила, включая «общинную демократию». Если исключить сапа инку, положение всех остальных членов клана выглядит достаточно одинаковым и в этом смысле равноправным. Естественно, что наиболее ответственные посты сапа инка доверял самым близким родственникам, но это характерно не только для сынов Солнца. Однако внутри клана формальных ограничений не было, и каждый из сынов Солнца мог рассчитывать на любую должность в административно-бюрократическом аппарате царства, исключая «пост» сапа инки.

Но удивляет и другое: начиная со времени правления Пачакутека, первого исторического правителя Тауантинсуйю, до нас дошло немыслимо малое количество «скандальных историй», связанных с кланом инков, на которые так падки историки всех времен и народов. Их действительно так мало — только две! — что невольно возникает мысль о суровой и жесткой самодисциплине, привитой Пачакутеком своим родственникам по клану.

Все это, как и «общинная демократия» внутри клана инков, может быть если не объяснено, то хотя бы понятно на фоне неизжитых, пусть слабых, но реальных отголосков родо-племенных отношений, верным и стойким хранителем которых выступала община — айлью. В клане правителей империи с ними пока еще уживалась ничем не ограниченная деспотия Единственного и самого клана за пределами его границ, но новые социальные отношения, складывавшиеся в инкском обществе, успешно помогали сынам Солнца преодолевать эту свою отсталость. В последние годы правления Уайна Капака инки практически изжили ее.

Итак, можно утверждать, что в центре всей экономической, политической и культурной жизни инкского государства стояла индейская община. Можно спорить, была ли она территориальной или все еще оставалась под доминирующим влиянием родо-племенных отношений (мы придерживаемся второй точки зрения), но нельзя отрицать, что именно община была главным, базовым звеном созданного инками общества и одновременно — здесь мы высказываем свою точку зрения — главным и основным орудием эксплуатации трудящегося населения царства сынов Солнца.

Инки делали все, чтобы подчинить своей власти непосредственно общины, а не объединения, то есть индейские царства и провинции, включенные в Тауантинсуйю. Более того, последние систематически разрушались инками (например, с помощью того же митмака), в то время как община постоянно укреплялась, и укреплялась самой властью. Мы знаем, что инки даже сами создавали «местную» общину.

Инки стремились унифицировать всю систему управления государством, но для этого было необходимо прежде всего унифицировать базовую единицу царства. Введение арифметической системы деления населения страны было важным шагом на этом сложном, но, как казалось сынам Солнца, достаточно надежном пути становления их государства как конфедерации всех айлью, руководящихся непосредственно из центра, то есть кланом инков. Такая система управления была невероятно сложной, однако действовала практически безотказно. За бесперебойность работы административно-бюрократического аппарата страны отвечал каждый его винтик, и отвечал своей головой.

Хронист Инка Гарсиласо рассказал, что однажды камайок селения распорядился обработать земли кураки, которому он доводился родичем, вне установленной законом очередности. Пурехи выполнили его приказ. Однако инки узнали об этом и учинили суд. Камайок был признан виновным и повешен на участке земли, принадлежавшей кураке, чтобы и тот почувствовал тяжесть совершенной несправедливости и свою причастность к ней.

Камайоки и кураки опутывали подданных сынов Солнца вполне зримой и реально ощутимой цепью, с помощью которой каждый житель Тауантинсуйю оказывался навечно прикован к точно отведенному ему месту в царстве. В условиях такого поголовного контроля и полной взаимной ответственности, когда начальник отвечал за подчиненного, а подчиненный, в свою очередь, был обязан следить и доносить на начальника, откуда было взяться бродяжничеству, воровству, нерадивому отношению к труду и другому злу?

Но сыны Солнца боролись со злом не только с помощью строжайшего контроля и еще более строгих наказаний. Власть регулировала обеспечение подданных всем жизненно необходимым в питании, одежде и жилье. Вот почему у пуреха не было сколько-нибудь уважительных поводов для прогулок вне своего постоянного места жительства.

Каждое селение имело помимо избранных и природных начальников нескольких кипукамайоков, которые вели скрупулезный обсчет буквально всего, что поддается цифровому контролю. Кроме них, постоянно действовала целая система инспекторов, без предупреждения появлявшихся в любой час и в любом месте. Трудно представить себе более очевидное доказательство бесправия подданных сынов Солнца.

Какие же выводы можно сделать из того, что мы знаем об общине-айлью и о царстве сынов Солнца?

Очень важные, если мы обратимся к выдающейся работе Фридриха Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Оказывается, очень многие признаки-характеристики, называемые Энгельсом в качестве типичных черт раннеклассового антагонистического общества, мы без труда находим в обществе, созданном инками из Куско. Так, наличие окончательной победы моногамной семьи — а именно такая семья образовывала двор пуреха — означает наступление эпохи цивилизации, которой соответствует моногамия. Однако это пока только признак появления классового рабовладельческого общества, а разрушают родовой строй два крупных разделения общественного труда: выделение пастушеских племен (эквивалентом этого явления в условиях Америки Энгельс называет орошение возделываемых земель и постройки из адобов) и отделение ремесла от земледелия.

Оба эти разрушителя родового строя в полную силу действовали и в Тауантинсуйю: и строительство оросительных систем (вспомним каналы длиной в десятки километров), и использование адобов — необожженного кирпича (особенно в районах Тихоокеанского побережья), и выделение целых селений — общин ремесленников — было реальностью царства сынов Солнца.

Энгельс пишет, что родовой строй «был взорван разделением труда и его последствием — расколом общества на классы. Он был заменен государством». Здесь же даны главные признаки-характеристики, которые отличают государство от родового строя: территориальное деление, наличие публичной власти, взимание налогов, которые «были совершенно не известны родовому обществу», и, наконец, появление органов, стоящих над обществом.

Следуя тому же порядку изложения, напомним, что царство инков было разделено на четыре территории — суйю, а также на более мелкие административные единицы. Публичную власть в Тауантинсуйю представляли не только инки, но и кураки и камайоки. Налогами или податью инки обложили все население страны. Не только сам клан правителей, но и целая система контролеров, судей и судебных исполнителей стояла над обществом в царстве сынов Солнца.

Родовые связи, указывает Энгельс, разрываются путем разделения членов общества на привилегированных и непривилегированных. В Тауантинсуйю это выразилось в выделении из общей массы подданных («налогоплательщиков») господствующего класса в виде «неналогоплательщиков».

Появление классов как результат раскола общества делает государство необходимостью. Инки решили эту проблему еще до создания своего гигантского царства, а типичное для Тауантинсуйю господство над покоренными царствами и народами несовместимо с родовым строем. Таков неизбежный вывод, если следовать за одним из главных положений выдающегося труда Энгельса.

Казалось бы, всего этого достаточно, чтобы отнести созданное инками общественное устройство к раннеклассовому рабовладельческому обществу. Все было бы именно так, если бы не два обстоятельства, которые не укладываются в классическую схему рабовладельческой социально-экономической формации.

Во-первых, в Тауантинсуйю не было «товара товаров», то есть денег. И, во-вторых, там не было рабов, без существования которых вряд ли можно говорить о рабовладельческом характере этого общества.

Первое обстоятельство имеет вполне убедительное объяснение. Как известно, первым товаром и первыми деньгами практически повсеместно становится домашний скот, но во владениях сынов Солнца не оказалось таких животных, которые стали бы домашним скотом (видимо, на эту особенность обратил внимание Энгельс, предложив своеобразный эквивалент пастушеских племен, как об этом было сказано выше). Там не было ни лошадей, ни крупного, ни мелкого рогатого скота, ни свиней. Отсутствие домашнего скота затруднило или замедлило процесс первоначального накопления, а следовательно, и возникновение «естественной» частной собственности.

Правда, некоторые исследователи пытаются увидеть в листьях коки, в перце и иных наиболее высоко ценившихся в Тауантинсуйю сельскохозяйственных продуктах специфические для инков «деньги». Однако с такой постановкой вопроса трудно согласиться. Можно допустить, что дальнейшее развитие экономических и общественных отношений вынудило бы инков найти некий «товар товаров», но к моменту прихода испанцев этого не произошло.

Почти полное отсутствие интереса к драгоценным металлам основной массы населения, так поразившее испанцев, убедительно засвидетельствовало, что и золото и серебро также не стали всеобщим эквивалентом обмена в Тауантинсуйю.

Таким образом, можно утверждать, что объективные условия, в том числе природного характера (отсутствие животных, которые могли бы стать домашним скотом), затормозили этот исторически неизбежный процесс.

Что же касается второго из указанных нами обстоятельств, то в Тауантинсуйю были рабы; их называли, как уже говорилось, янаконами. Но число янаконов было настолько мало, что нет никаких оснований говорить об их влиянии на характер производственных отношений в царстве сынов Солнца. Судите сами: что могут изменить три или пять тысяч янаконов в государстве с населением в несколько миллионов человек?

Вместе с тем именно наличие янаконов служит неопровержимым доказательством того, что институт рабства как таковой был известен инкам и, следовательно, само рабовладение не может быть исключено из общественных и экономических отношений инкского общества как некий чуждый ему по духу или природе элемент.

Но рабовладельческого общества без рабов не бывает — таков, казалось бы, логически безупречный вывод. Однако не будем спешить, ибо в случае с Тауантинсуйю этот бесспорный вывод оспаривает сама социально-экономическая действительность.

Да, в Тауантинсуйю не было рабства в классическом понимании этого общественного явления. Уточним, не было индивидуального рабства, которое лежало бы в основе производственных отношений Тауантинсуйю. Вместо него в роли «коллективного раба» оказалась община, та самая община, которая составляла основу всей экономической и политической жизни гигантского государства инков.

Как нам представляется, при инках община отнюдь не выступала «вместо» индивидуального раба. Скорее наоборот, в Тауантинсуйю можно было наблюдать процесс высвобождения пуреха-общинника из общины — «коллективного раба» и его превращение в раба индивидуального, классического, первыми «ласточками» этого и были янаконы.

Более того, если взять инкскую модель развития раннеклассового общества, то становится очевидным, что коллективное рабство общины не заменяло, а предшествовало индивидуальному рабству того же общинника. В самом деле, откуда, кроме как из общины, было появиться в раннеклассовом обществе рабу? Именно общинник, вырванный тем или иным образом из общины, становится рабом.

Однако этот исторически неизбежный процесс в условиях Тауантинсуйю все еще не принял всеобъемлющего характера. В его развитие, насколько мы можем судить, вмешался субъективный фактор, а именно общинная политика клана правителей. Ведь инки, как правило, не разрушали даже завоеванную ими вражескую общину, которая в иных условиях становится главным поставщиком пленников-рабов.

Как и чем это было вызвано, можно лишь догадываться (естественно, опираясь на общие законы развития человеческого общества), но сам факт сохранения чужой общины и в известной степени ее укрепления не вызывает сомнений. Можно утверждать, что в дальнейшем такая общинная политика потерпела бы крах, но в тот конкретный период истории именно она составляла суть всей экономической и политической деятельности инков.

Вот почему община-айлью не просто могла, но и должна была стать главным орудием эксплуатации основных масс населения Тауантинсуйю. Так оно и было. Поражает абсолютное бесправие именно общины, а не общинника. Оно столь же велико, сколь неограниченна была власть клана инков из Куско.

Разрушение традиционных связей айлью и ее прямое подчинение клану правителей делало ее беспомощной, беззащитной перед верховной властью. Одним из наиболее эффективных и могучих средств осуществления такой политики стало насильственное переселение отдельных общин, а иногда и целых народов.

Инки проводили активную общинную политику. Их стремление обособить, изолировать и подчинить непосредственно себе каждое айлью вполне естественно уживалось с защитой общины от возможного распада. Создается впечатление, что сыны Солнца испытывали к общине особое доверие. Они сами относительно недавно отошли от младенческой поры своего общественного развития и только с приходом в долину Куско получили возможность приступить к созданию раннеклассового общества.

Однако их соседи, вскоре ставшие подданными сынов Солнца, например царство Чиму, уже давно прошли этот этап и накопили значительный опыт классовых антагонистических отношений. Инки не могли этого не заметить и не заинтересоваться им. А мы знаем, что сыны Солнца не были разрушителями, они скорее заимствовали все то, что могло укрепить их власть. Вот почему (предупреждаем, что это всего лишь грубо начерченная схема, требующая множества уточнений и детальной разработки) в Тауантинсуйю как бы столкнулись, слились вместе старые общинные порядки, сохранившиеся от более раннего исторического периода, и новые (во всяком случае, для самих инков) раннеклассовые антагонистические отношения, проверенные и отработанные другими царствами этого региона.

Называть индейскую общину при инках коллективным рабом нам дает право ее полнейшее, абсолютное бесправие, не увидеть которое просто невозможно. Мы знаем также, как у инков решался вопрос владения пахотной землей, — сами сыны Солнца устанавливали и определяли наделы-марки, которыми «владела» община или селение. Границы между царствами и провинциями после их захвата инками также устанавливались правителями из Куско.

Тот факт, что нарушение установленных инками границ каралось самым суровым образом, вроде бы свидетельствует в пользу того, что земля, выделенная общине или царству, становилась их собственностью. Но мы уже говорили, что это было не так. Добавим, что институт митмака в еще большей степени, чем при азиатских формах собственности, укреплял за «объединяющим началом» (по Марксу) право собственности на землю. Более того, митмак фактически абсолютизировал это право Куско, в результате чего айлью было лишено возможности выступать даже в качестве «наследного владельца» землей, хотя «в условиях восточного деспотизма и кажущегося там юридического отсутствия собственности, — писал Карл Маркс, — фактически в качестве его основы существует эта племенная или общинная собственность…».

Вот почему в созданном инками обществе мы наблюдаем противоположное явление: клан инков как «объединяющее начало» Тауантинсуйю с помощью митмака лишал общину даже иллюзии собственности на землю, поскольку Куско в любой момент по своему усмотрению мог переселить айлью в угодный для инков район царства. Пользование общины выделенной ей землей имело еще одну особенность, на которую нельзя не обратить внимания. Мы имеем в виду ежегодный передел наделов общинников. Формально он был связан с необходимостью изменять размеры семейных топу, поскольку менялся численный состав пурехского двора. Однако нам представляется, что передел топу имел и иное и не менее важное значение. Попытаемся объяснить его смысл.

Оседлость населения и земледелие — явления, взаимно обусловливающие друг друга. Возможность обрабатывать из поколения в поколение один и тот же участок пахотной земли неизбежно порождает ощущение права собственности на него. Ежегодное перераспределение топу как раз и было направлено против подобных «частнособственнических» настроений. Оно создавало у общинника ощущение своей полнейшей зависимости от общины и от верховной власти, которая и являлась настоящим владельцем единственного источника существования пуреха — земли. Таким образом, в условиях Тауантинсуйю не было даже той юридически не оформленной, хотя и традиционно сложившейся общинной собственности на землю, которая имелась, как указывает Карл Маркс, в условиях восточного деспотизма.

Лишив общину права собственности на землю, правители Тауантинсуйю предпринимали все, в том числе и самые дорогостоящие, меры, чтобы община располагала необходимым количеством земли, пригодной для возделывания сельскохозяйственных культур. Напомним, что почти повсеместно в Тауантинсуйю строились насыпные террасы, проводились оросительные каналы, широко использовалось удобрение птичьим пометом, для чего была организована охрана знаменитых птичьих островов в Тихом океане, а само гуано распределялось под строжайшим контролем властей. Существовали специальные семенные фонды, и в случае неурожая или иных природных катастроф делалось все возможное, чтобы от голода не погиб ни один общинник-пурех и члены его семьи.

В царстве сынов Солнца никто не имел права умереть от голода. Но когда при захвате чужих царств и земель погибали тысячи бывших пурехов или когда «усталый» или «плачущий кровью камень» превращал в кровавое месиво тысячи пурехов, «персональная ответственность» за их гибель не возникала, ибо то были деяния во славу Бога-Солнца и его сынов — инков.

И гигантская трудовая и военная машина сынов Солнца ни на минуту не останавливалась, не задерживала своего движения вперед, чтобы мир и тишина царили над Тауантинсуйю, чтобы солнечная благодать приходила к простым людям земли.

Но чем было и что означало это «вперед», в направлении которого двигалось созданное инками общество?

Чтобы разобраться в этом вопросе, нам придется вернуться к рассказу о бастарде Атауальпе, который был прерван в тот момент, когда «поминальщики» из Кито двинулись по мосту через бурные воды реки Апу-римак.

Дальше события развивались примерно так.

Под штандартами Атауальпы шли на Куско не только выдающиеся полководцы Тауантинсуйю, но и закаленные в боях воины Уайна Капака. Сами инки, как мы уже говорили, были отменными воинами. Но основная масса индейцев кечуа, во всяком случае наиболее близкая к инкам в этническом отношении и потому особо обласканная и приближенная ко двору сапа инки, умела куда лучше владеть метелками, подносами и иными орудиями, без которых не обойтись при обслуживании царского двора, нежели пиками, дротиками, маканами и другим оружием. Они так гордились своею близостью к священной особе правителя, что все силы отдавали совершенствованию своего мастерства услужения сынам Солнца. К тому же из их рядов постоянно уходили в митимаи целые общины. Нетрудно предположить, что переселялись не лучшие метельщики или дровосеки, а совсем другие «специалисты», без которых двор инки мог обойтись вполне безболезненно. Но теперь именно им, метельщикам и дровосекам, предстояло взять в руки оружие.

Сказочная роскошь всегда порождает изнеженность духа и тела. Доступность всего земного не укрепляет духовные силы, а отсутствие морали, этой сдерживающей основы, способной внушать человеку принципы, стоящие выше эгоистических и сиюминутных интересов, нельзя компенсировать любой, самой изощренной натренированностью тела. Можно научиться не бояться свиста мелькающей перед лицом боевой маканы, но бой не праздник Вараку. Те, кто понимал и испытал на себе эту очевидную разницу, оказались не среди защитников Уаскара, а в рядах войск Атауальпы. Они-то и решили исход битвы в пользу инки-бастарда.

После разгрома своих войск Уаскар пытался спастись бегством, но он оказался плохим бегуном. «Он убегал почти с тысячей воинов, собравшихся вокруг него, и все они умерли у него на глазах — одних убили враги, другие убили сами себя, видя своего короля в плену», — трогательно описал Инка Гарсиласо сцену пленения Инки Уаскара воинами Атауальпы.

Так произошло великое святотатство, беспрецедентное в истории сынов Солнца кощунство.

После разгрома войск Куско и пленения Уаскара по приказу Атауальпы начинается повсеместное и поголовное уничтожение сынов и дочерей Солнца. Конечно, при желании подобные действия можно попытаться объяснить местью инкам — оккупантам и угнетателям, но хронисты, да и сами события дают иную оценку этому безумству жестокости и насилия.

Далее. Как можно понять из хроник, Атауальпа даже не пытался поднять на борьбу против инков другие царства и народы, как и Кито, насильственно включенные в Тауантинсуйю. Наоборот, он жестоко наказывал даже тех из них, кто пытался искать его расположения.

Его нежелание заполучить среди других народов союзников в борьбе против Куско красноречиво говорит в пользу того, что инка-бастард стремился сохранить целостность всего царства, которое теперь он сам представлял. Вот почему предпринятые им карательные экспедиции, причиной которых были какие-то старые обиды и счеты, не просто напоминают, а являются акциями верховной власти по подавлению непокорных подданных. И это происходит в тот момент, когда был жив еще законный правитель Тауантинсуйю и, следовательно, никто не отменял зависимость подданных царства от Куско.

Нельзя не учитывать и то, что испанцы формально казнили Атауальпу, как узурпатора власти, как лицо, незаконно захватившее престол царства и умертвившее правителя Тауантинсуйю Инку Уаскара. Во всяком случае, они именно так «объясняли» расправу над Атауальпой, и именно так она была воспринята инками и их сторонниками (правда, только на первых порах).

Все так и было (только причина казни Атауальпы была иной: инку-бастарда испанцы казнили, чтобы обезглавить царство и прибрать к рукам главный рычаг управления страной — трон правителя). Ибо если первоначально, как мы уже не раз говорили, Атауальпа хотел освободить царство Кито от господства инков, то после разгрома войск Уаскара его целью стал трон всего Тауантинсуйю, против распада которого он принял самые энергичные и жестокие меры.

Только этим можно объяснить и систематическое истребление членов клана инков, и таких же, как Атауальпа, бастардов: лишь физическое устранение всех сынов Солнца открывало ему, бастарду, законный путь к трону Тауантинсуйю.

Приступив к выполнению этой задачи, Атауальпа сам недвусмысленно показал, что, во-первых, он не ставит больше никаких локальных задач, связанных с освобождением царства Кито, и, во-вторых, не намерен менять порядки, установленные в Тауантинсуйю сынами Солнца.

С педантичной деловитостью, воспринятой от инков, которые приучали не только вассалов, но и членов своего клана именно так выполнять порученную им работу, Атауальпа осуществлял план своего восхождения на престол.

Сколько инков и бастардов было уничтожено по его приказу, сейчас трудно подсчитать. В любом случае речь идет о десятках и даже сотнях тысяч человек, если считать не только воинов-мужчин, но и женщин, детей, стариков и даже младенцев во чреве матерей.

Атауальпа создал для своих родичей настоящие концентрационные лагеря. Вот как описывает один из таких лагерей Инка Гарсиласо, записавший этот рассказ со слов очевидцев — своей матери-пальи и ее брата-инки: «Жен, сестер, теток, племянниц, двоюродных сестер и мачех Атауальпы вешали на деревьях и на очень высоких виселицах, которые были сооружены там; одних подвешивали за волосы, других пропуская веревку под мышками, а других — отвратительными способами, которые мы умолчим ради приличия; им давали их детишек, которых они держали в руках; они держали их, пока могли, а когда они падали из их рук, их добивали дубинками; других подвешивали за одну руку, других — за обе руки, других — за пояс, чтобы пытка длилась бы долго и они как можно медленнее умирали… Мальчиков и девочек они убивали постепенно — по стольку-то каждую четверть месяца, — совершая над ними великие жестокости…»

Была перебита и значительная часть инков по привилегии, правда, как можно понять у тех же хронистов, уничтожались в основном мужчины. Последнее обстоятельство имеет немаловажное значение, ибо оно прямо указывает на то, что в случае с инками из клана правителей, когда убивали и мужчин и женщин, действия Атауальпы нельзя рассматривать только как личную месть.

Об этом же свидетельствует расправа Атауальпы над индейцами каньяри, которые были соседями царства Кито, и инка-бастард, видимо, имел с ними «личные счеты». Их послы встретили воинов Атауальпы своими традиционными «хлебом и солью» — зелеными ветвями и листьями пальм. В ответ на предложение мира Атауальпа приказал уничтожить всех мужчин каньяри, включая мальчиков и стариков. Их главное селение Тумибамба было полностью разрушено и сожжено. По сведениям королевского казначея Агустина де Сарате, было убито 60 тысяч каньяри, а хронист Сьеса де Леон, сочинения которого отличаются скрупулезной точностью и сегодня служат великолепными этнографическими источниками (просто учебниками по этнографии той поры), указал, что в провинции каньяри женское население превышало его мужскую часть в пятнадцать раз!

И здесь, как мы видим, уничтожались только мужчины, что также отличает эту расправу от политики полного искоренения всех сынов и дочерей Солнца.

Однако в примере с каньяри имеется еще одна очень важная деталь. Во время восстания индейцев, возглавленного Манко Инкой, индейцы каньяри оказались в числе наиболее преданных союзников испанцев. Читатель должен также помнить случай с вождем каньяри во время празднования в Куско «Святого таинства». Это дает основание утверждать, что каньяри не испытывали к инкам любви и могли стать союзником Атауальпы в его борьбе против тирании Куско. Они даже засвидетельствовали это подношением ветвей и листьев пальмы. Но Атауальпа не пожелал сделать каньяри своими союзниками.

Все это, повторяем, подтверждает мысль о том, что бастард из Кито принял решение занять престол Тауантинсуйю, физически устранив всех более законных, нежели он сам, наследников налобной повязки с перьями корикэнкэ.

Конечно же, факты жестокости Атауальпы ужасают современного читателя, но мы не можем не сказать именно здесь, что они кажутся каплей в море, если их сравнить с трагическими для аборигенов Америки результатами испанской конкисты Нового Света, когда погибли миллионы и миллионы индейцев.

Итак, чем было и куда шло созданное инками общество? К какой социально-экономической формации оно принадлежало и каковы были тенденции его дальнейшего развития?

На фоне известных нам главных и наиболее характерных черт экономического, политического и культурного развития царства сынов Солнца мятеж Атауальпы как типичное проявление борьбы за власть еще одно убедительное доказательство, что созданное инками из Куско общество следует отнести к классовым и антагонистическим. Даже если мы возьмем относительно короткий период реальной истории Тауантинсуйю (он начинается в 1438 году), борьба за власть, за престол сапа инки была обычным для него явлением. Уже приход к власти Инки Пачакутека-Виракочи, первого из исторических инков, связан с насильственным отстранением его предшественника. Более того, Пачакутек становится сапа инкой при жизни своего отца, и, следовательно, сам этот факт является вопиющим нарушением «нерушимых традиций» сынов Солнца.

Пачакутек провел многочисленные реформы и преобразования. Это естественно, ибо только при нем Куско перестает быть одним из городов-государств и становится столицей объединенного государства всех кечуа. Стремительный рост Тауантинсуйю, захват все новых и новых царств и народов, этнически уже не связанных родством с индейцами кечуа, требовали строжайшей дисциплины внутри клана правителей из Куско, фактически еще только зарождавшегося как особая элитарная (суперэлитарная) верхушка господствующего класса. Но одновременно и как прямое следствие этого нового положения инков растут всевластие и роскошь инкского двора, растет и число членов клана правителей. Все это начинает подтачивать суровые порядки, установленные для самих инков железной рукой Пачакутека. Отсутствие сдерживающих начал, ничем не ограниченная власть, сказочная роскошь, а также стремительно возраставшее число потенциальных претендентов на престол, в том числе благодаря институту «невест Солнца», приводят к естественному, нормальному обострению отношений внутри клана — плетутся заговоры, борьба за власть приобретает типично придворный характер.

В расцвете сил умирает сын Пачакутека, самый выдающийся полководец инков Топа Инка Юпанки — его отравила одна из многочисленных наложниц. Брат умершего, также знаменитый воин Уаман Ачачи, сажает на престол не старшего, как того требовали «нерушимые традиции», а младшего из сыновей Топа Инки Юпанки. Инка Уальпайя (также дядя нового сапа инки Уайна Капака), будучи регентом при правителе, пытается умертвить своего августейшего племянника, дабы освободить трон для собственного сына.

Правление Инки Уайна Капака проходит относительно спокойно. Но вот умирает всемогущий Единственный инка, и уже не чистокровные сыны Солнца, а бастард из Кито Атауальпа становится хозяином трона Тауантинсуйю.

То, что в борьбу за престол включился бастард, явление закономерное, ибо институт незаконнорожденных сынов Солнца рос не только в количественном отношении, но и укреплял свои позиции в общей социальной структуре государства инков. Есть своя закономерность и в том, что бастард-мятежник оказался из Кито — то было одно из крупных и лишь недавно включенных в Тауантинсуйю царств. Субъективным и даже случайным в этой истории можно посчитать только то, что в роли бунтовщика оказался именно Атауальпа, поскольку у Уайна Капака было более двухсот сыновей и дочерей. Но именно Атауальпа, будучи порождением самых прекрасных земных чувств — любовью к женщине и к подаренному ею сыну, — помог соединить в одном конкретном лице требования того времени, отражавшие объективные процессы, стремительно развивавшиеся в царстве сынов Солнца.

Мы не знаем и не беремся сказать, удержал ли бы Атауальпа в своих руках трон Тауантинсуйю, но в любом случае — здесь мы высказываем свое убеждение — в тот исторический период не было реальных сил, которые могли разрушить целостность царства сынов Солнца. И если бы инки из Куско не нашли в себе силы, чтобы освободить трон от узурпатора, то не потребовалось бы долгого времени, чтобы выяснилось, что именно Атауальпа как раз и является самым чистокровным из всех чистокровных сынов Солнца.

Но мятеж Атауальпы из Кито, особенно в своей начальной стадии, не менее убедительно показал, что социально-экономические устои инкского общества уже подошли к той критической черте, за которой следует неизбежное начало конца.

Созданное инками из Куско общество было раннеклассовым, все еще окончательно не освободившимся от элементов предшествующей формации в виде родовой общины — айлью, процесс разрушения которой буквально происходил у них на глазах. Желание укрепить общину привело к тому, что айлью включилось в обслуживание новой зарождавшейся социально-экономической формации — рабовладельческого строя.

Это и была та специфическая особенность царства сынов Солнца, за которой не так-то просто разглядеть общие закономерности развития человеческого общества. К тому же классовое рабовладельческое общество уже было известно в пределах границ Тауантинсуйю, например, мочикская цивилизация. Это создавало условия для ускоренного становления нового общественного строя у инков благодаря возможности заимствовать чужой опыт. Так, например, именно у мочиков (через их наследников — царство Чиму) инки заимствовали административную систему, модель строительства городов, поделенных на строгие «кварталы», высочайшую технику земледелия. С другой стороны, очевидная «привязанность» кечуа к общине тормозила разрыв с прошлым в общественном и экономическом плане; она привела к тому, что айлью стало главным орудием эксплуатации основной массы населения Тауантинсуйю — коллективным рабом, в чем-то напоминающим институт илотии в древней Спарте.

Но параллельно шел процесс высвобождения общинника-пуреха или общинника-ремесленника из все еще могущественных цепей родового прошлого и его превращение в свободного от общины раба. Появление у неинкской знати собственности на землю в виде «премиальных» наделов активно способствовало этому процессу.

Таким образом, классовый характер инкского общества не вызывает сомнений. Не вызывает сомнений и то, что к моменту прихода европейцев на земли Тауантинсуйю там господствовал рабовладельческий строй, своеобразные черты которого не меняют его классовой антагонистической сущности. Из этого следует главный и самый важный вывод: при всем своеобразии и кажущейся необычности социально-экономическое развитие царства сынов Солнца было подчинено общим законам развития человеческого общества.

Обагренные кровью миллионов аборигенов Нового Света, благородные металлы если и оседали в самой Испании, то лишь в виде золотой мишуры, способствуя еще большему обнищанию трудового народа. Основной же их поток в Испании не задерживался — он устремлялся в другие страны Старого Света, решительно ускоряя процесс первоначального накопления капитала.

И в этом смысле золото Нового Света не пропало даром: награбленное в индейских храмах и дворцах, добытое с помощью рабского труда в условиях испанских колоний, оно пришло в Старый Свет, чтобы способствовать утверждению и победе более передовой общественно-экономической формации, победе капитализма. Разоряя кастильского пахаря и андалузского рыбака, ремесленника из Кордобы и виноградаря из Малаги, индейское золото превращалось в руках английского буржуа или голландского купца в могучие рычаги нового вида эксплуатации человека человеком.

Открытие Америки, как указывал Фридрих Энгельс, было по своему характеру капиталистическим предприятием. Феодальная Испания исторически не была готова воспользоваться этим обстоятельством. Она не могла встать на новые, на капиталистические рельсы развития. Однако молодой, зарождавшийся в Европе капитализм не упустил возникшие новые возможности. Неразборчивый в средствах, он стремился любыми путями утвердить свое господство. Правда, капитализм не обладал еще силой, чтобы прибрать под свою «опеку» колониальные владения Испании, но он будет накапливать их целых три столетия, чтобы на рубеже XIX и XX веков начать борьбу за передел колоний. И именно испанские колонии станут первой жертвой этой новой, империалистической, борьбы за передел мира, за мировое господство империализма.

И снова, как четыре века назад, чужеземцы придут на земли теперь уже Латинской Америки, чтобы начать новую, современную, внешне вполне респектабельную конкисту, главным оружием которой станет капитал… В отличие от испанских конкистадоров, толком не ведавших, куда идут, «неоконкистадоры» будут предварительно с научной тщательностью изучать богатства латиноамериканских стран, в жестоких национально-освободительных войнах XIX века завоевавших свою политическую независимость.

И снова за пределы Латинской Америки потекут сокровища, отнятые у ее народов. Снова польется кровь борцов за свободу и справедливость. Только теперь с каждым годом, с каждым новым десятилетием будет крепнуть сопротивление, будут расти ряды борцов за подлинную независимость народов Латинской Америки — таков закон нашего времени, времени грандиозных общественных преобразований, начало которым положил Великий Октябрь 1917 года.

И новым огнем вспыхнут, казалось бы, забытые, стертые из людской памяти многовековым колониальным господством удивительные образы далекого прошлого, древних цивилизаций американских аборигенов. Нет, они не угасли и не умерли. Они остались жить в многообразии национальных культур стран «пылающего континента».

Да, он пылает, этот удивительный континент, удивительный своим прошлым и революционным настоящим.

Яркое своеобразие доколумбовой Америки неоднократно становилось предметом всевозможных спекуляций, политический характер которых более чем очевиден. Их изобретатели пытались доказать, что именно в своеобразии истории этих стран заложено необоримое препятствие для проникновения в современную Латинскую Америку «чуждых» ей идей марксизма-ленинизма и открытых им общих законов развития человечества. Отлучая Латинскую Америку от генерального пути развития человечества, активно пропагандируя «теории», подобные «инкскому коммунизму», буржуазные ученые искали и «находили» в том необычном и своеобразном мире, который так потряс Европу периода Великих географических открытий, целую систему «доказательств» своих «научных» построений.

Но все необычное и своеобразное в истории доколумбовой Америки не только не опровергает, а, наоборот, прямо подтверждает, что в главном, определяющем индейские цивилизации Нового Света строго следовали генеральному курсу развития человечества. Не верховное божество, не Отец-Солнце и не божественное откровение, а общие законы развития человеческого общества определяли суть и характер поведения и поступков инков из Куско.

Несостоятельность подобного «отлучения» сегодня подтверждает и сама жизнь, реальная практика революционной борьбы латиноамериканских народов, получившая наиболее убедительное воплощение в строительстве социализма на Кубе, в победе революционного никарагуанского народа, в вооруженной борьбе патриотов Сальвадора и других стран региона.

И еще. Истории свойственны парадоксы. Научный коммунизм, перед которым испытывают страх не только буржуазные теоретики и не только в Латинской Америке, в какой-то своей части обязан своим рождением в том числе и «инкскому опыту». Вспомним, что именно Великие географические открытия, в которых Новый Свет занял одно из ведущих мест, способствовали зарождению в Европе идей утопического коммунизма. Правда, Томас Мор был казнен еще до открытия европейцами царства инков, однако Томмазо Кампанелла опубликовал свой «Город Солнца» почти столетие спустя после разгрома Тауантинсуйю. Его солярии — жители Города Солнца — не просто напоминают, но во многом похожи на сынов Солнца, только не из реальной жизни, а из сочинения хрониста Инки Гарсиласо де ла Вега, также автора своеобразной, во многом стихийной и примитивной, но все же социальной утопии с чертами социалистического характера.

Вот почему, чтобы с уверенностью смотреть в будущее, нужно знать не только настоящее, но и прошлое, каким бы далеким и таинственным оно нам ни казалось!