Цельняпушистая оболочка

Глава 17

В городе было как обычно. Мутанты сновали туда–сюда, поглощенные своими делами. Кто–то гулял, кто–то куда–то спешил, а кто–то, как обычно, таращился на меня забавно поджимая уши. Блин, я тут уже с месяц глаза мозолю, могли бы и привыкнуть! В целом, в поселении не случилось ничего примечательного, кроме разве что, смутно знакомой розоволосой котейки, с большой музыкальной установкой на спине. Правда завидев меня, «живой оркестр» тут же сбежал в переулок.

Не успел я зайти в библиотеку, как на меня накинулась Лисси, еще не успевшая переодеться с дороги:

— Почему вы уехали, ничего не сказав!? Ты вообще знаешь, что весь Эверлот про вас шепчется? Что вы в банке натворили!? — ковыляя за мной на одной туфле, не унималась ушастая.

Блин… Опять я в чем–то виноват, задолбали.

— Я перед тобой что, отчитываться должен!?

Очкастая осеклась и как–то обиженно фыркнула. Мне показалось что она вот–вот заплачет. Блин, даже как–то стыдно стало.

— Ладно–ладно, не дуйся… — неохотно протянул я. — Ничего там в банке не было. Мы не виноваты, что там все такие пугливые да чуть что, тут же вой поднимают!

Ушастая, успокоившись, наконец избавилась от лишней туфли и подозрительно взглянула мне в глаза:

— А с чего бы это персоналу банка поднимать «вой»?

Эм…

— Ну, мы притащили с собой Сивиру. — неловко сказал я, краснея под взглядом лиловых глаз.

— И? — малявка была непреклонна.

Блять, ладно!

— И она была без сознания. Блин, мы тут ни причем! Она сама в обморок грохнулась!

Пришлось еще объяснять, почему младлей в обморок грохнулась… Ну, я соврал, конечно. А то вдруг у них тут такие шутки про принцесс не в чести? Казнят еще нахрен! Сказал просто, что она потеряла сознание от количества цифр на чеке, выданном мне принцессой.

В общем, кое–как закончив с оправданиями, я все же смог подойти ближе к делу:

— Мне тут одна ненормальная сказала, что в каких–то книжках есть упоминания о мифических «человеках». У тебя такие имеются?

Лисси на секунду задумалась, затем неуверенно кивнула:

— Если речь идет о фольклорных существах, то, полагаю, что у меня найдется пара сборников… — напялив привычные туфли на низком каблуке, она принялась копаться в книжных полках.

Блин, никак не могу привыкнуть к этой сраной магии! Как посмотрю на то, как эта хвостатая книги телекинезом таскает, даже страшно становится.

— Странно… Я была уверена, что они здесь! — бормотала она, задумчиво оглядывая книжные полки. — Ури! Ты не мог бы мне помочь!?

Ох, походу это надолго. Ладно, пойду пока покурю что–ли…

Минут двадцать спустя Лисси с Потапычем перерыли всю библиотеку, но ничего не нашли.

— Ничего не понимаю! У меня было несколько книг на тему сказочных созданий… Арфи же их возвращала. Вот, даже в учетной книге есть! — проговорила очкастая, разглядывая толстый журнал, на письменном столике в возле лестницы.

Понятно, зря ждал значит. Сказки на ночь отменяются. Ну и ладно!

— Ох мята! Да куда они пропасть–то могли!? Слушай, Лукин, если тебя так интересуют эти книги, я могу заказать их в главной библиотеке, но это против правил… — тихо закончила она и пожевав губу, продолжила:

— Так что, сначала мне придется получить разрешение у принцессы. Я сразу же сообщу о её решении! — извиняющимся тоном проговорила Лисси.

Ладно, пофиг. Поблагодарив её за помощь, я двинулся в сторону дома. Толку от неё! Зря приперся. Бредя через рынок и на ходу, от нечего делать, осматривая прилавки, я вдруг сообразил.

Ё-мое, у меня есть дом! Впервые с двенадцати лет у меня есть чертов дом! Как странно–то… Почти всю жизнь по казармам да общагам мыкаюсь, а дома своего никогда не было. Никогда бы не подумал, что заимею собственное жилье в стране говорящих кошек… Хотя «дом» больше на казарму похож, но это так, издержки профессии.

Мои размышления о коварстве вооруженных сил прервала внезапно возникшая спортсменка:

— А вот и ты! Что? Думал, сможешь просто так сбежать от меня!? Как бы не так! Здесь и сейчас, только ты и я. Скорость и отвага против… — начала свою помпезную речь голубая дура.

Блин задолбала! Что за хуйню она несет? Тут так принято что ли? И что она ко мне привязалась–то? Как её зовут–то? Как же Лисси её называла… Арфи.. Марфи.. Аффуй? Имена эти идиотские! Муркой назваться не могла?

— Слушай… Тебя Апчхуй вроде зовут? Короче, мне нахрен не нужны никакие разборки, так что… — прервал я мускулистую малявкку, но осекся, увидев её реакцию.

Услышав своё имя, Апчхуй вылупилась на меня и открыла рот, тщетно пытаясь что–то сказать. Да что я сказал–то!? Почему эти тупые Барсики на меня так реагируют!?

— Апчхуй!? Ты назвал меня Апчхуй!? — хрипела ушастая дура.

Блин, по–моему, я попал! Может быть, ей прикладом по башке съездить, да свалить? Или попытаться договориться? Сколько у меня там бабла с собой? Пока я судорожно искал выход из ситуации, «спортсменка» всё не унималась:

— Ну всё длинный! Это была последняя, капля! Подлые приемы больше не сработают, мы разберемся как…

— Как–нибудь в другой раз! Ты, конечно, извини, мне жаль что я задел тебя, но… — сделал я паузу, подняв вверх указательный палец. — Иди нахуй! — буркнул я и, не замечая протесты ушастой, быстро двинулся дальше.

Ну её в жопу. Психов лучше игнорировать, чем вникать в их бред. Да и разборки с ней лучше не устраивать. Пока что лучше обойтись без проблем с законом.

— Испугался!? Ха! Ну беги–беги! Курица! — орала мне вслед полоумная.

Я уже хотел остановиться, и пойти настучать её прикладом башке, но сдержался. Пускай орет, какое мне дело до обиженной киски? Она же даже не человек нихрена!

Оставшийся день прошел достаточно спокойно, если не считать попытки Кабанова закормить Арфу до смерти.

Все же хорошо, что я не стал прогонять малявку. Бойцам она определенно понравилась.

Когда я вернулся из города, то застал Лисина, пытавшегося научить мурзилку строевому шагу. У бедняги совсем не получалось, она никак не могла нормально поставить ступню, постоянно наступая себе на излишне длинный хвост, что постоянно дергался то ли от волнения, то ли возбуждения.

Но как ни странно, мои бойцы, наблюдавшие за процессом, сдерживали смех и искренне подбадривали малявку. Никто даже не матерился. Странная она всё–же… Надеюсь, её интерес к людям никак не похож на интересы доктора Брэйзен… Очень надеюсь! Негоже из казармы траходром устраивать, тем более с кошками.

Впервые за довольно долгое время мне не хотелось напиться. Сидя на лавке перед домом и глядя на своих бойцов, возящихся с мурлыкой, как с маленьким ребенком, у меня появилась какая–то странная уверенность в завтрашнем дне. Ведь если присмотреться, то повадки этих ушастых, несмотря на размеры и травоядность, не очень сильно отличаются от человеческих…

Блять! Да некоторые из этих Барсиков больше похожи на людей, чем я сам! В плане манер и воспитания уж точно!

После совместного ужина я предложил «новобранцу» комнату, но та отказалась. Как выяснилось, малявка живет вместе со своей подругой и не хочет заставлять её переживать за себя. Странные у них отношения, однако. Наверняка они из этих, «розовых». Вон хвост какой длинный, самое–то, чтобы куда–нибудь потыкать!

Так что ушастая отправилась домой, пообещав прийти завтра, для дальнейших занятий. Этой ненормальной, похоже, у нас понравилось!

Подразделение готовилось к отбою, как в дверь постучали… Блин, уже второй раз за один день!

— У нас тут что, табличка «Военкомат» висит!? — снова заворчал я, открывая дверь.

На пороге стояла странная косоглазая девчонка в одежде, напоминающую форму почтальона и с каким–то бумажным пакетом в зубах.

— Добрый вечер! Почтовая служба Кантервилля! Вы ведь Димитрий Пукин? — дежурным голосом, отчеканила косоглазая почтальонша.

От такой наглости я даже закашлялся.

— Лукин, блять! Дмитрий, мать его, Лукин! — борясь одновременно со смущением и гневом, ответил я.

Малявка скосила один глаз на меня, а затем на свою руку, в которой находился какой–то планшет.

— Мне нужен Пукин, не могли бы вы позвать его расписаться за посылку? — все таким же служебным тоном попросила она.

С пару секунд осматривая странную мяукалку, я пришел к выводу что она, по всей видимости, альтернативно одаренная. Ладно, надо успокоиться, негоже срываться на умственно отсталых, будь они хоть людьми, хоть кошкодевками.

— Тут нет никаких Пукиных, блин. У вас там неправильно записано.

Лилипутка скорчила, насколько могла, умную морду и объявила:

— Посылки вручаются только адресату под роспись!

Да твою же мать! Я её придушу! Черт, ладно, ладно, успокойся лейтенант. Давай без насилия. Ты же ведь можешь перехитрить умственно отсталую инопланетянку, верно!?

Попросив почтальоншу подождать минуту, я пошел вглубь дома и вернулся с сонным Скоковым в обнимку.

— Вот ваш Пукин!

Косоглазка посмотрела на бойца сначала одним глазом, затем другим и задумчиво произнесла:

— А документы?

Я вперился в «Пукина» взглядом призывая его проявить инициативу.

— М–м–м… — сонно промычал он, а затем бросил. — Уши и хвост, вот мои документы!

Что ты несешь, блять!? Черт, с инициативой у солдат явно туговато. Впрочем — неудивительно. Походу придется действовать грубо. Но вопреки моим опасениям, малявка удовлетворенно кивнула и попросила Скокова расписаться в планшете. Разобравшись с формальностями, забрав увесистый бумажный пакет, пошел на кухню, предварительно отправив Скокова дальше спать. Тяжелый, зараза! Может, тут золото!? Тьфу, какое нахрен золото!? Совсем уже рехнулся, со своими деньгами…

Положив пакет на кухонный стол и включив свет, я плюхнулся на свой персональный стул.

— Блин, ну и почта у них тут… — протянул я доставая сигареты.

Надо будет потом зайти на их почтамт и разобраться — какой дебил так обидно исказил мое звучное имя!? Ладно, завтра займемся, а теперь за посылку.

От кого она хоть? Может там сигареты? А то скоро придется «Перекур» долбить, блин.

Повертев пакет на столе, я не отыскал никаких бирок или маркировок. Что, откуда, от кого — хуй знает. Угу, зато расписаться целая проблема! Почта России прямо, мать их! Из коридора до меня донесся храп Кабанова. «Тигр» хренов! Специально же стены и двери потолще заказывал! Надо будет его потом подушкой придушить, чтобы не наглел.

Ладно, хорош уже этот пакет рассматривать, чай не бомба. Убедившись что в казарме, помимо капрала, ничто не нарушало моего спокойствия, я принялся распечатывать посылку. Под бумагой обнаружилась деревянная коробочка со свернутой запиской на крышке.

Подпись принадлежала Солярке:

«Моя ученица передала мне, что вы интересуетесь книгами, преданиями и легендами о своём народе. Я удовлетворяю вашу просьбу, но боюсь, что в даже в королевской библиотеке вы не найдете что–либо ценное. В знак дружбы между нашими народами я передаю вам посылку. Внутри вы найдете предметы, которые, возможно, дадут ответы на ваши вопросы. Очень надеюсь: на наше дальнейшее сотрудничество!»

Ваш искренний друг — Принцесса Солерия.«

Какое сотрудничество, какой друг!? Да она совсем рехнулась! Хотя… Уж лучше друг! Мне совсем не хочется ссориться с целым государством. Даже если его населяют мелкие волшебные кошкодевки. Хмыкнув, я открыл коробку.

Внутри обнаружилась целая куча всякого барахла. Какие–то медали, звездочки, заколки и целая куча полу сгнившего тряпья.

— Ну и пылища… — презрительно фыркнул я, вытряхивая содержимое коробки.

На стол, помимо всякого барахла вывалилась какая–то железка и непонятный целлофановый сверток, заполненный пенопластом. Взяв железяку в руки, я обнаружил что это проржавевшие остатки какого–то пистолета.

Нихрена себе! Это сколько понадобилось времени, чтобы стальной затвор так сильно изъело!? Я удивленно разглядывал «пистолет» вертя его в руках, но мне так и не удалось распознать модель. Фига себе дуло! Это же какой калибр должен быть? Миллиметров пятнадцать, не меньше! Китов, что ли, отстреливать?!

Отложив пистолет в сторону, я осмотрел старые тряпки.

— Ё-мое!

Да это же шевроны! Старые что дальше некуда, но шевроны! На наименее сгнившем мне удалось прочитать на чистом русском — «Двенадцатый автоматизированный полк». Сверху подписи еле угадывалась какая–то странная бочка на гусеницах. Какой–какой полк? Это какие–то шуточные шевроны что ли? Типа «диванных войск»? Там джедайских бригад случайно нет? Внимательно осмотрев остальные, я с разочарованием отбросил их назад. Читались лишь отдельные буквы, а рисунки были настолько обрывистые, что там можно было разглядеть вообще все что угодно. Лишь бы фантазии хватило.

— Полк у них, блин, автоматизированный… — проворчал я, снова закуривая.

Блин, хотел ведь экономить! А, ладно. Так, а что там за медали? Пододвинув к себе блестяшки, я принялся их разглядывать. Увы, но и они оказались в настолько плачевном состоянии, что ничего нельзя было разобрать. Разве что знакомые очертания Серпа и молота, но это мало о чем говорит.

Закончив возиться с мелочевкой, я взялся за целлофановый пакет. Немного повозившись, у меня так и не вышло его разорвать, даже нож не взял! Что за целлофан–то такой!? Блин, придется развязывать…

Провозившись около пяти минут, я все же смог высыпать содержимое свертка на стол. Вместе с пенопластовой крошкой выпала хорошо сохранившаяся, маленькая записная книжка. Я взял в руки книжечку и затянувшись, повертел её в руках. На обложке был какой–то водопад, а позади — рекомендованная цена «0.14 копеек».

Повертев блокнотик в руках, я нехотя раскрыл его на первой странице.

«Дорогая Сашенька.» — гласила первая строчка, написанная на чистом русском.

Ну, уже неплохо, а то у меня с языками не очень. Ладно, почитаем на ночь про «автоматизированные» полки…

«Мама постоянно спрашивала про твоё здоровье и интересовалась, хорошо ли ты кушаешь. Я, конечно, заверил ее что с тобой все в порядке. Сама знаешь, она ведь очень переживает.

Сегодня даже хотела навестить тебя, но ведь понимаешь, я не мог взять её с собой. Я бы просто не смог пронести её по улице, сквозь все эти сугробы. Мне и с рюкзаком трудно было дойти. Повезло что нашел борозды от колес, похоже что до меня кто–то на броневике проезжал. Но ты не волнуйся, тут так много снега, что никому и в голову не придет искать здесь людей.

Так много снега. Иногда, бродя по улице, я чувствую как снежинки касаются моего лица. Я знаю, это невозможно, но глядя на огромные сугробы, я просто ощущаю, как в лицо задувает холодный ветер. В такие моменты я часто вспоминаю детство. Особенно новый год, елку, праздничный стол, подарки.

Прости меня пожалуйста! Мне очень стыдно, что у тебя никогда не было нового года. Я обещаю тебе — когда ты подрастешь, ты будешь праздновать новый год, день рождения, и еще много интересных праздников! Ты, главное, подрасти! И не забывай кушать!

Недавно я ходил к могилке Леночки. Там все так замело, что я с трудом нашел нужную арматуру. Мама просила положить на могилку ее письмо, но письмо запечатала. Я так и не прочел, что же там написано, но было интересно. Мама и по ней очень скучает. Даже поет ей во сне.

Знаешь, она ведь умерла совсем маленькой! Ей еще и трех годиков не было. Мама никогда не согласится, но мне кажется, что оно к лучшему. Она ведь так и не увидела всего этого. Всего что творится на улице. Иногда мне кажется что это самое большое, чего можно желать.

Знаешь, когда зима еще не была такой холодной, мы с мамой жили в подвале школы. Злых людей в то время было очень много и на улице бывало очень опасно. Но мы были там не одни, с нами жило еще пятеро. Укрываясь в подвале, мы и не думали, что выпадет так много снега. Его было столько, что выходы завалило и мы никак не могли выбраться.

Все вместе мы несколько дней тщетно пытались прочистить выход, но как только нам показалось что мы уже почти выбрались, как обнаружили что вход придавило куском рухнувшей стены. Наверное плохие люди между собой поругались и случайно взорвали одну из несущих стен. Сверху мы часто слышали выстрелы и взрывы.

Еда у нас закончилась в первые же дни и кушать было нечего. А Леночка ведь совсем маленькая была, она очень капризничала и просила кушать. Она же всегда слабенькая была, больная, а в подвале было очень холодно. На вторую неделю она не могла даже плакать и ребята говорили, что она не выживет. А мы так хотели кушать! Мама кричала, но мы все сделали очень быстро, Леночка даже не проснулась.

Примерно на четвертую неделю нам удалось расчистить проход и мы с мамой переехали жить в музей. Ты ведь помнишь? Мы ведь нашли тебя возле музея! Ой, и какой же забавной ты была! Сначала ты нас даже боялась, убегала, помнишь? Я еще под снегом тебе старую травку выкапывал! Ты с таким аппетитом кушала! Оголодала тогда, наверное.

А ведь ты не знаешь, но трава когда–то была зеленой! Нет, правда, я тогда был еще совсем маленький, но хорошо помню. Зеленая трава и деревья и много–много людей на улицах, все такие счастливые, нарядные! Я иногда нахожу старую одежду. Она, конечно, вся во вредной пыли и её нельзя носить, но так хочется! Она ведь когда–то была такой яркой!

Недавно я не удержался и подарил маме хорошую белую кофточку. Она носила точно такую же, когда мы в первый раз встретились. Она так радовалась! Я не видел такой улыбки с тех пор, как у неё отнялись ноги. Помнишь, когда она к тебе в последний раз приходила? Она еще тебе мясо приносила. Как Леночку схоронили, мама сама мясо не кушает, вот тебе всё и носит. Без мяса–то в таком холоде жить плохо. И по дороге от тебя она замерзла. Хорошо, что я вовремя её нашел, но ноги уже не спасли.

Знаешь, я все чаще думаю о моменте, когда мы умрем. Ведь рано или поздно все запасы закончатся и кушать станет совсем нечего. А без еды, да еще и в таком холоде, человек жить не сможет. Ни плохой, ни хороший. Никого не останется. До встречи с тобой, меня это сильно волновало, но теперь я спокоен. Ты ведь крепенькая. Ведь, ты и такие как ты, смогут выжить. Я знаю, вы сможете жить в этом мире. И вы сможете исправить наши ошибки, вы даже сможете построить новый мир! Я закрываю глаза и почти вижу его. Там будут солнце и тепло. Будут трава и даже деревья!

В такие моменты, я даже рад, что мы умрем, ведь мы уступим место вам!

Сашенька, я всегда любил тебя как родную, и мама тоже тебя очень любит! Но прости. Прости пожалуйста! Мы не можем больше выкапывать траву, да и крыс ловить не получается. Но ты не волнуйся, я принес тебе мяса. Знаю, ты его не любишь, но ничего другого у меня нет. Мама ведь всё равно ходить не может, она не обиделась!

Я уже научил тебя всему, что знал сам. Ты уже умеешь считать, писать и свободно говоришь на моем языке. Ты намного совершеннее меня! У тебя есть теплый мех, острый ум и ты не боишься ни радиации и холода! Тебе подвластны силы, о которых человек не мог даже мечтать!

Я так рад, что нашел тебя! Ты самая лучшая смена, о которой все могли лишь мечтать!

Ты, главное — расти, кушай, учись. Главное — выживи! Переживи зиму, переживи плохих людей, переживи злых машин! Ты моя последняя надежда! Только у тебя есть шанс возродить озеленить мир!

Дописывая это письмо, я вдруг вспомнил старую–старую песню что пела мне еще моя мама! Я знаю, ты любишь песни!

«Может еще все повторится, может счастливее чем в этот раз,

Вновь полетят по небу птицы, но этот мир уже не для нас.

Мы в суете, где–то ошиблись, в гонке слепой за детской мечтой,

Мы навсегда там растворились в белом огне за снежной чертой».

Вот такой вот, последний подарок.

Ты, главное, выживи! Переживи зиму, переживи человечество, переживи меня!

Я знаю — тебе не нравится мясо, но это всё что у меня есть. Прости что наше знакомство должно закончится именно так.

Я люблю тебя!

Папа»

Я с трудом закрыл книжку и скосив глаза на пепельницу, обнаружил что за время чтения, выкурил уже четыре сигареты.

— Да и похуй! — буркнул я, закуривая следующую.

Вот же писаки доморощенные…