Целый осколок.

Глава 4

Глава четвертая.

Об изысках архитектуры проклятых эльдаров, о смене имиджа, о внезапных приступах гнева и ярости, и о том, что что-то внутри него обретает силу и власть и это Леонардо, наверное, нравиться.

Здание приората города Нуэлл не было построено, не было перестроено и не было передано властями города в дар Святой Церкви нашей. Здание приората было возведено.

Как возводят руки ввысь моля о милостях и прощении Отца Небесного, как возводят очи к бесконечной синеве неба, следя за нескончаемым бегом облаков, как превозмогают, гордо подняв голову, возводя свой дух на следующую ступень познания и понимания. И возведено сие здание было в незапамятные времена проклятыми высокомерными эльдарами, что нагло именуют себя Великими Древними. Оно было возведено тогда, когда люди еще бегали по лесам в доспехах из шкур и били друг друга по косматым головам мечами из отвратительно выплавленной меди. Так гласит легенда. Но легенды почти всегда лгут. Ну, на то они и легенды.

Строение неведомого предназначения – богомерзкий проклятый храм, дом могущественного владетеля или место общественных собраний, это никому не известно, было возведено на скальном основании. Возведено из переплавленного богомерзкой магией рубленного гранита и с высоты птичьего полета здание очень напоминало расползшийся под собственным весом купол церковного собора. И это казалось злой насмешкой, якобы случайным совпадением или же осознанными и намеренным выбором архитекторов. Но люди не летают как птицы, никто здание сверху не рассматривал и коварные замыслы, и недобрые усилия пропали втуне. Но все же такие же пологие дуги полусферы, вначале неимоверно массивные, а в конце еле видимые глазами, изящные и смелые в невероятно тонких пропорциях, вызывали обоснованное подозрение. Они неумолимо сходились в центр, в основание приземистой и толстостенной башенки с узкими как стрела прорезями окон. Внизу же «купола,» по кругу, растут дурными грибами извращенные подобия центральной башенки, делящие здание на сектора. Башенки разные - высокие и низкие. Круглые и широкие, башни-близнецы, башни-уродцы, все они несут одну функцию - это опорные колонны «купола» и связующие звенья между высокими стенами здания. Они разные, непохожие ни придаваемым им назначением, ни строением, ни видом, но все они неуловимо одинаковые. И идя мимо одной из них, ты ловишь себя на мысли, что ты тут уже был, здесь проходил, это ты видел. Но ты тут не был и быть не мог – не каждого и не всякого пускали за стены ограды приората и в его Северные и Южные крыла. И тревожащее чувство дежавю вдруг лишает тебя душевного покоя. Насыщенные же чернотой узкие окна-стрелы навевают на тебя какую-то тоскливую хмарь и портят твое самое лучшее настроение своим гадостным видом. И очень пугают. Так-как когда приходит время теней, то во мраке тебе блазнится что-то невероятно жуткое и страшное. Тебе кажется, что узкие окна без ветра вьются темной рваной бахромой и мерзко змеятся аки гады болотные. И масляно блещут на лунном свету своей поганой, свинцового отблеска чешуей.

А краска, любая краска – въедливая охра, несмываемый глобуал небесного цвета и цепкий ко всякой поверхности блеклый грунт ржаво-горчичного оттенка, на переплавленном граните не держались. Месяц и еще неделя, если нет дождей, и стены вновь черны как душа Проклятого. И тогда тебе начинает казаться, что забытые в веках неведомые строители насмехаются над нынешними пользователями их творения, а их прозрачные тени кривят безглазые лица в злых ухмылках. И это вновь пугает - хотя куда уж дальше? - это заставляет испуганно оглядываться и тебе вдруг чудится, что что-то неведомое с зубами-кинжалами стоит за спиной, жарко и предвкушающе дышит тебе в ухо и сладострастно касается твоей такой ранимой и беззащитной шеи холодным жалом раздвоенного языка. И тут ты выбираешь. Выбираешь между стыдом и позором, когда ты бежишь с диким воплем безумно испуганного человека от страшного здания или проявлением храбрости и смелости. И платишь за второй выбор сожжёнными мириадами нервных клеток и мелкими зарубками на верхнем клапане сердца. Зато ты одержал очередную победу силы воли. Насытился исполна преодолением и превозмоганием, оставаясь стоять на месте. Только потом у тебя иногда сам по себе дергается глаз, появляется седая прядь и по ночам, при полной луне, сняться мерзкие кошмары. Но это ведь ничто для истинных героев! Это ведь полная чепуха и незначимая ерунда для храбрецов и настоящих мужчин! Ведь правда? Правда же?

Так что никто не назначал любовных свиданий при луне в уютном парке у здания приората и не касался там нежным поцелуем надушенной перчатки дамы, мадмуазели или сеньориты. В парке не прогуливались безмерно одаренные толстомясостью и ожирением почтенные матроны с очень тоже одаренными подкожными запасами почтенными отцами семейств. И не звучали в парке гнусавые, капризные, сопливые, а иногда и звонкие и задорные голоса их круглощеких и окорокосистых отпрысков.

Там не собирались у еле горящего костерка кутающиеся в жалкие лохмотья попрошайки, бродяги и нищие. Ну и ворам и «ночным работникам», сами понимаете, там тоже делать было нечего.

Да что там, романтические свидания, толстозадые матроны, жалкие нищие и гнусные бродяги! В парке у приората даже дуэли не назначались и не прятались в тени кустов безумные прокаженные, нагло сорвавшие со своих одежд Чумные бубенцы! И имени у парка не было, все так и говорили – это тот, парк что у проклято… Ох, у здания приората!

Но святые отцы города Нуэлл и глава их приор, не боялись кошмарных чудовищ и зубастых призраков прошлого. Напротив, святые отцы, святые братья и сестры, юные послушники и мудрые седовласые архонты, так и не принявшие постриг и пребывающие в Мире, противоборствовали этим чудовищами и повергали ничтожных тварей к стопам своим силой Веры своей. Их не пугали ни поганая чернота стен здания, ни оживающие по вечерам и ночам миражи тьмы. Ни еле слышимые в темных коридорах шаги неведомо кого, шорох и глухое кашлянье неведомых существ. Святые отцы лишь смиренно смотрели во мрак бесконечных коридоров, осеняли себя Святым Бесконечным Кругом и сотворив охранную молитву, шли далее по своим делам. И еще, Патриархи и Архиепископы Святой Матери Нашей Церкви, считали здание Нуэлльского приората одним из символов побед над скверной Совершенных и наставников их в богопротивной ереси, проклятых эльдар. А церковные стяги с вышитыми на них святыми гимнами и огромный серебряный Святой Бесконечный Круг на шпиле здания они полагали действенной и достаточной защитой от всего, что смущает некрепкие в вере разумы. А кто устрашен и трепещет, тот в вере своей в Господа слаб и должен быть в ней укреплен. Средства, методы и пути укрепления слабых оставлялись на усмотрение высших иерархов приората, самого приора и епископа Фоттонского. Но такие «слабые» быстро перевелись и остались одни несгибаемые и сильные. А то что седы не по годам, заикаются и страдают энурезом, то есть след длани Господа, ибо отмечены Им!

И Леонардо был с ними полностью согласен. Это здание действительно символ всепобеждающей Веры в Господа и Силы духа людского. Да и кроме того, что здание символ, оно еще и чрезвычайно рационально построено, словно строители прошлого предвидели его последующее использование.

На верхнем, первом, ярусе, анфиладой по диаметру полусферы расположены довольно большие помещения, ныне используемые в качестве кабинетов и жилых комнат высших иерархов приората. На втором ярусе бесчисленными сотами располагаются скромные кельи братьев и их же служебные комнаты. На третьем, самым нижнем, приемные залы, караульное помещение с арсеналом, несколько молельных, столовые залы и огромная кухня с пятью очагами и угловым ледником. А на минус первом – архивы, библиотека с мирскими книгами. Второй, скромный, арсенал стражи и огромный conservatum священных писаний, книг и свитков. На минус втором ярусе располагались допросные комнаты, на минус третьем - камеры для исследуемых, отступников и еретиков, на минус четвертом – прекрасно вентилируемые и сухие хранилища всевозможных припасов и запасов. Что размещалось на пятом и шестых ярусах не ведал никто кроме примата, коадъютора Святого престола, самого приора и викарного казначея. Спуск на эти уровни был запрещен, закрыт, опечатан и охраняли его суровые гвардейцы Святого престола, сменяемые каждые два месяца. Эти закованные в сталь молчаливые гиганты располагались в Северном крыле приората, отделенные от братии и клира отдельной стеной, отдельной решеткой, двумя караулами и зловещей славой безжалостных Выжигающих Скверну. Они были абсолютно неразговорчивы, да и с ними общаться никто собственно и не жаждал. Да и какой интерес разговаривать с огромным железным болваном, что на любое твое слово в ответ хочет тебя разрубить или проткнуть мечом, так как нет у тебя ни разрешающей инсигнии, ни свитка с сияющей печатью Наместника Господа?

Но сегодня Леонардо поймал себя на странном желании взглянуть на Выжигающих Скверну. Даже не просто взглянуть, а пристально вглядеться в перфорированные матовые забрала, стараясь проникнуть взором за литую сталь и померяться тяжестью взглядов. Бросить вызов. Зачем это нужно и что бы это ему дало кроме неприятностей, не понятно, но диковинная охота не проходила все утро, зудела мухой где-то далеко-близко, сбивая с мыслей и раздражая. Дурацкое, дикое и совершенно не свойственное ему желание, постепенно портившее такое прекрасное начало дня!

Ведь именно сегодня, на третий день после схватки на тракте, с него сняли бинты, стерли желтые потеки пахнущей цитрусами лечебной мази, и мэтр Нинно был вынужден признать, недоуменно и подслеповато щурясь и постоянно вздыхая, что Леонардо совершенно здоров и действительно может исполнять свои обязанности как легат-следователь Святой Конгрегации.

«Благословение Господа на вашем роду, ваше сиятельство, и это истинно так! Да-да, я наслышан о даре герцогов Раннийских заставлять milites regrediuntur тяжелые болезни и глубокие раны, возвращая тело к его естественному состоянию, но вот так… Своими глазами… Да простит меня Господь и вы, господин легат-следователь, за речи еретические, но это чудо какое-то! Столь cupide регенерация, это… Это… М-да...».

Леонардо на слова мэтра Нинно, разносимые по всей мыльне его невыразимым дребезжащим фальцетом, понимающе улыбался, кивал и непроизвольно бросал короткие взгляды в сторону своей комнаты и примерного расположения сундука. И поражался своей ознакомленности с историей появления Темных камней в их роду. Не слышал об этом, не читал, но вот, пожалуйста, он знал. Создавалось впечатление, что кто-то, уловив его неявное желание знать, спустился в пучину времен, все выяснил и предоставил ему свои записи. Со странной, одновременно и пафосной и лаконичной манерой изложения. И использовал незнакомые, но понятные термины. К примеру – проклятый дар – как может быть дар проклят? Или регенерация.

Да, это чудесный и одновременно проклятый дар второго сына основателя рода своим потомкам, эта мнимая регенерация. Как смог укрыть колдуна от чужих глаз второй в роду герцог Гронт Раннийский, как удержал за устами слуг и ближнего круга знание о том, кто обитает в подвалах замка, чем он там занимается и каких усилий ему это стоило, неведомо. Но видно недаром Гронт Раннийский носил говорящее прозвище Хитрый Немой. Ну а исчезновение многочисленных пленников и две обезлюдевшие деревни вряд ли кто заметил – времена тогда были суровые и беспокойные, и редко в какой день где-то что-то не полыхало багровым заревом и не лилась кровь. Кровь благородных владетелей, баннерных и без баннерных рыцарей, простых кнехтов и грязных, тупых, недочеловечных пейзан. Кто их тогда считал, этих презренных землеедов? Рождались в грязи, жили в грязи, умирали в грязи. Черви. Зато ныне в тайной сокровищнице Раннийских герцогов хранятся ровно две унции Аrum saxum mederi, Темных камней исцеления. И этого хватит и потомкам Леонардо, и потомкам их потомков. Хватит на века.

А колдуна, когда он стал не нужен, внезапно обнаружил сам Хитрый Немой, загнал собаками в полях, разорвал на части четверткой лошадей и отрубил голову, предварительно отрезав язык и выколов глаза. Все сам, все своими руками, лично, не побоявшись посмертного проклятья. Затем, в присутствии Большого Круга Владетельных и многочисленных представителей святой Матери Церкви он устроил отличное шоу с факельным шествием, с молебнами о спасении и искуплении и в конце представления торжественно сжег на гигантском костре эти, уже начинающие разлагаться, куски тухлого мяса. Но в правдивость этой героичной и пафосной истории Леонардо не верил – он внимательно и вдумчиво читал родовые хроники и, по его мнению, столь умный, рациональный, беспринципный и абсолютно аморальный человек, как второй герцог Раннийский так поступить не мог. Это ведь просто вселенская глупость, так глупо изничтожать столь ценный и невосполнимый ресурс! Ну разве мало тогда было бродяг в герцогских владениях? А уж подобрать человека похожего на колдуна дело простое и несложное. Ну, а у безгласного трупа не спросишь кто он – страшный колдун или обычный бродяга? Тем более, если перед допросом у трупа будет отрезан язык и отрублена голова.

Некромантия же, как наука, как учение и как действенное воздействие на реальность не существует. Некромантия — это миф, это страшная сказка и мнимое прибежище скорбных умом. И сжигаемые на кострах сумасшедшие чудики с ожерельями из костей и посохами с черепами в их навершии, самое лучшее этому подтверждение. И ужасающие Бессмертные Владыки, коим так жаждут подражать эти сумасшедшие некромагики, тоже страшный миф. Жуткая сказка, байка и нелепая выдумка. Скрытые в межмирье гробницы для миллиардов неживых. Какие-то надменные могущественные фараоны или фаэроны. Безумные творцы, создающие стальных чудовищ – все это ересь, чушь и нереальный бред. Вымысел и небылица.

«Когда спадёт последняя печать, займёт своё положение последняя звезда и упадёт последняя капля крови, тогда те, кто спал мёртвым сном, восстанут, и смерть своим саваном накроет пустоту...».

Да-да, а Император и Его Легионы будут в молчании за этим наблюдать и совершенно ничего не предпринимать. Про святую Мать Церковь и Ордена Ее, бездействующие при этом непотребном богохульстве лучше и не вспоминать, так пусть и до мысленного, но тем не менее, богопротивного и кощунственного падения в ересь недалеко!

Леонардо фыркнул на свои мысли, сдувая с губ и подбородка мыльную пену, и обвел ищущим взглядом помещение мыльни. Что-то было не так. Вроде бы все как всегда – масляные светильники, бедные светом в жарком тумане, жгуче нагретый пол мыльни, в меру горячая вода, мыльный раствор в малой чаше назойливо отдает запахом жасмина. Мыльник и массажист неподвижно замерли у лавки с чистой одеждой в ожидании приказаний господина. Все по-прежнему, все так и не так, не так как должно быть.

Леонардо еще раз осмотрел неожиданно потяжелевшим взглядом помещение, словно давя, вминая в камень пола и стен все, на что падал его взор. Светильники, малая чаша, столик, кувшины с водой и вином, лавка с полотенцами и одеждой, стоящие рядом с ней мыльник и массажист. Они стоят… Они стоят в его присутствии!

Пальцы Леонардо впились голодными вампирами в керамические бортики ванны, он стремительно подался вперед, выплескивая воду через края и сквозь перехваченное яростью горло, выдавилась опаляющая лава гневных слов:

-Как вы смеете стоять в присутствии моем?! На колени, низшие!

Мыльник и массажист испуганно и ошарашенно переглянулись, и тут же одновременно упали на колени одним ломаным движением, будто их дернул незримый кукловод за невидимые нити. Мертвенная бледность ужаса залила их лица молоком тумана и Леонардо ощутил, как внезапная ярость медленно его отпускает, а пламя гнева ворча и недовольно ворочаясь затихает в глубинах сердца. Все стало правильным, все стало так, как и должно быть.

-Не забывайтесь, низшие – расслабленно буркнул Леонардо, отцепляя пальцы от краев ванны и вновь отдаваясь ласковым объятьям горячей воды.

А затем он удивил себя еще раз – с внезапной, и честно признаться, немного пугающей его самого ненавистью вырвал из тульи шляпы белоснежные перья горной цапли. И сменил свою верную, привычную руке простую дагу без глупых ненужностей в виде драгоценных камней, на вычурную, с рукоятью оплетенной золотым шнуром и оголовьем, украшенным теми самыми драгоценными камнями. Не остался он доволен и шпагой – ультимативная и необъяснимо твердая уверенность, что рукоять шпаги должна быть длиннее не менее чем на четырнадцать сантиметров не отпускала его. Очень удобно для двойного хвата рукояти при использовании четвертой формы боя Джем-со или более предпочтительной для него Джуйо. А вот сталь неплоха, но все же требует дополнительной обработки алхимическими составами и насыщением неведомой Силой.

Леонардо мысленно издал короткий смешок – какие забавные названия Джем-со, Джуйо! Они скорее подходят для кондитерского лакомства, чем для неведомых стилей боя. Которые, тем не менее, ему необъяснимо знакомы и которыми, он в этом совершенно уверен, превосходно владеет. Только оружие у него не совсем то, но воин сражается тем, что у него в руках и если он потерпел поражение, то виновато не оружие, а рука держащая его.

К револьверам претензий не возникло. Да, вначале они показались ему неуклюжими, примитивными и совершенно не эргономичными – еще одно неведомое слово, с понятным смыслом – но, когда ладони охватили рукояти, Леонардо ощутил, что это оно, его второе оружие после меча. Надежное и смертоносное, абсолютно покорное его воле, жаждущее только одного – гибели его врагов. А с вываренными в эликсире Ксанорто кусочками свинца, что есть пули, и нанесенными на них рунами Derriphan и Ror’jhan оно сможет развоплощать его противников.

С выбором одежды, в отличие от оружия, он затруднений не имел – строгая короткая куртка и штаны непроглядно черного цвета. Шелковая рубаха была так же радикального черного цвета, цвета безлунной ночи. Откуда она в его гардеробе, Леонардо не помнил, но рука сама потянулась к ней, брезгливо минуя белоснежные сорочки. И как завершающий штрих на его плечи лег плотный, из тончайшей шерсти и длинный, до каблуков сапог плащ. Правда не желаемого черного, а темно синего цвета. И еще он был расшит по низу желтой и зеленой нитью. Леонардо подумал, что ему нужен новый плащ, а лучше несколько плащей. Длинных, черных, с глубоким капюшоном и бордовым подбоем. И это будет для него хорошо.

Он осмотрел себя в зеркало и остался доволен увиденным – так и должен выглядеть Владыка. И еле заметные тусклые золотые искорки в глазах его не пугали. Видящий отблеск тяжелого золота Кадафф в его глазах, зрит пред собой истинного Повелителя. Если бы его спросили, что за Владыка, что за Повелитель, он бы просто пожал плечам – люди непонимающего этого невероятные глупцы не стоящие и капли внимания. Владыка и Повелитель – это он.

И когда сержант стражи приората нагло и без всякого почтения пред Высшим, протянул свою грязную лапу к его оружию, то хватило одного короткого взгляда в его сторону. Тяжелое золото Кадафф раскаленной иглой впилось в глаза презренного гроттху и жалкий червь замер в мертвенном оцепенении, не осознавая и не понимая, но явственно ощущая своим трусливым нутром, что лишь один вздох, одно призрачное мгновенье отделяет его от смерти. Стоящие по краям входа рядовые стражи были щедро одарены животной осторожностью и предусмотрительно заледенели недвижимыми истуканами.

-Этот низший совсем обезумел, позволяя себе столь непростительную наглость. Полагаю, достойное наказание вернет его в границы должной почтительности пред Высшим. Сдирание кожи со спины, например. Как думаешь, Бруно, этого будет достаточно или вырвать ему еще ногти с пальцев рук?

Шедший за его спиной Бруно непозволительно долго молчал, мешкался, мялся пред ответом, а когда все же ответил, тон голоса его был незнакомо глух и не уверен:

-Как будет угодно вашему сиятельству. Только вот отцу-приору это вряд ли понравиться, милорд. Боюсь он будет крайне против сдирания кожи и вырывания ногтей у сержанта стражи приората. Простите меня, милорд.

Леонардо бросил на него короткий взгляд через плечо и не встретился с ним глазами - Бруно шел за ним, опустив голову и пряча глаза. И в ответе его Леонардо почувствовал пряную нотку страха, бесцветный привкус растерянности, кислящее недоумение и горький тон не узнавания. Как будто Бруно шел сзади и слева не за своим Господином, а за кем-то другим, чужим, незнакомым ему и пугающим. Но к этому Леонардо отнесся снисходительно и без особого интереса – Бруно не истинный массасси и даже не дальний потомок славных воинов, что одарили своей Высокой кровью низших и такое поведение ему простительно. Пока простительно. В дальнейшем Бруно либо сам переплавит свой дух в квинтэссенцию безграничной верности и храбрости, либо Леонардо в этом ему поможет. Ибо не место жалкому праху подле Владыки. Но не хотелось бы – сознание разумных вещь хрупкая, вторжение в себя с трудом переносящая и может получиться вместо достойного Слуги пусть и беззаветно преданный, но тупой и кровожадный Зверь. Подобных животных в облике разумных можно создавать сотнями и тысячами, а вот Слуг может быть не более десятка, ведь каждый из них несет в себе частицу Силы Владыки. Про Ученика пока можно даже не вспоминать, надеясь, что Сила не оставит его и Ученик сам возникнет на Пути его.

Тем времен они прошли центральный зал и свернули к лестнице на нижние ярусы. Долгий спуск, недолгий проход по широкому коридору и еще одна лестница вниз с широкими и неудобно высокими ступенями не под человеческую ногу.

-Доброе утро, мэйстер Гаспар!

-А… Доброе, добре утро, легат-следователь Леонардо! Как ваше самочувствие, молодой человек?

Невысокий, приземистый, с невероятно мощными шеей и плечами, мэйстер admitto чуть привстал, приветствуя и улыбнулся, растянув рот в широкий провал, обнажающий крепкий частокол неровных зубов. Лучики морщин стремительной волной пробежали от уголков губ до его висков, собирая перечеркнутое глубоким шрамом лицо мэйстера в облик неприкрыто сияющего радостью от встречи доброго дядюшки.

-Раны не беспокоят, все зажило, и вы тут же на службу, легат-следователь? Да, юность — это лучшее лекарство! А за раны вам награда - ныне вы не бумажки с места на место будете перекладывать, а дело вести! Настоящее дело! - мэйстер admitto поднял к каменному потолку указательный палец, затем переправил его в лицо Леонардо и сурово, растеряв мгновенно все свое веселье – а было ли оно? - уточнил – Верно я говорю, юный мэйстер?

-Да, все верно, мэйстер Гаспар. Ваши слова истины и просто взывают об увековечивании своем на каменных скрижалях.

Мэйстер вместо ответа на неприкрытое ерничанье долго молчал, смотрел, по-хамски почесывал место, где грудь переходит в живот, затем снизошел к продолжению разговора:

-Отлично, отлично, легат-следователь – шутить умеете. Посмотрим, как сумеете работать. Может, как и шутите – умно и немедля. А то нынешняя смена совсем нас стариков не радует. Глупы или ленивы. Или получат пару мелких царапин на задержании, а потом в лечебнице по полгода на мягких перинах прохлаждаются. Не те ныне инквизиторы пошли, не те. Слабоваты нынешние аколиты в коленках, да духом нестойки. А вы, легат-следователь, как сами с коленками? Не болят они у вас? Впрочем, что это я! Вы же никак за своими подопечными пришли? – хитрый взгляд из-под бровей, неумело состроенное глуповатое выражение на лице – Точно! Конечно вы за ними! За своей добычей пришел будущий примарх! А то и епископ. Или даже кардинал! Вы их сразу на допрос, ваше высокосвятейшество или вначале просто беседовать будете?

На последних словах добродушный и ворчливый голос инквизитора-допускающего сменился на злобное шипение скального ящера.

-Допрос, мэйстер. Начальная ступень – вторая. Отчет о происшедшем и запрос на испытуемых с необходимыми ссылками на пункты шестой и двадцать пятый, тридцатый и подпункт сорок дробь шесть я уже предоставил в канцелярию. И полагаю, на основе вышеперечисленного, необходимость в предварительном опросе исследуемых полностью отсутствует.

-Согласен, согласен с вами легат-следователь, полностью согласен. Какие беседы-опросы могут быть с этими тварями?

Мэйстер допускающий вновь расплылся в доброй и душевной улыбке.

-Тогда не будем тратить ваше драгоценное время, коллега – начинайте заполнять регистрационный журнал и входной лист. И отметьте их вывод на допрос в книге Подтверждений в разделе Рericulum под двойной звездой. Опасные у вас испытуемые и ценные! Матерый Совершенный и его мерзкий пособник. Кое для кого это весьма соблазнительный и лакомый кусочек! Например, для отца-аксилиария или примарха Адептус Астарес.

Мэйстер Гаспар умолк и сузил глаза в хитром прищуре. Леонардо гневно вскинул голову, жестко и обещающе глянул в глаза инквизитора-допускающего:

-Они подавятся, мэйстер Гаспар. Не для их пастей кусок.

-Ха-ха! Смело и дерзко, молодой человек! Излишне смело! – взгляд инквизитора-допускающего резко изменился, в одно мгновение став цепким и колючим - А что у вас, кстати, с глазами, легат-следователь? Последствия ран? Остаточный эффект от лекарственных зелий?

-Искры солнца, мэйстер Гаспар, это всего лишь искры солнца.

-Ну-ну, искры так искры. Как скажете, коллега, как скажете.

Инквизитор-допускающий неразборчиво что-то буркнул себе под нос, покряхтел, елозя спиной по спинке своего стула и замолчал, насупившись и хмуро наблюдая как Леонардо заносит на листы журналов необходимы записи. Чертит размашистым движением руки двойные звезды, аккуратно прописывая рядом цифры параграфов и подпунктов Устава, расписывается в графах и проставляет рядом оттиск своего перстня – малой печати Задающего Вопросы.

-Какая допросная свободна, мэйстер Гаспар? Девятая? Хорошо. Будьте добры, мэйстер, отдать все необходимые указания по доставке в нее прислужника Совершенного.

-Отдам, не беспокойся. А что не с него начнешь? Не с Совершенного? Почему с пешки?

Леонардо, не поднимая головы и не разгибая спину, дернул щекой кривя лицо в гримасе откровенной досады:

-Слишком… Слишком крепок орешек для моих молочных клыков. Начну с более мягкого, обточу.

Мэйстер Гаспар в непритворном удивлении широко раскрыл рот, глухо каркнул, а потом надолго громко забулькал-заухал помесью жабы с филином трясясь при этом всем своим массивным телом:

-Г-ха! Гха-ха-ха! У-у-уфф! Как?! – мэйстер с силой протёр ребром ладони уголки глаз, вытирая выступившие крупные горошинки слез – Как ты сказал - обточишь? Ах-ха-ха! Ну, коллега, ну брат легат-следователь! Ха-ха-гха-фу! Обточу! Га-кха!

Инквизитор-допускающий жарко выдохнул, еще раз глухо кашлянул-рассмеялся и встал со своего стула, сделал пару широких шагов, крутанул головой, с хрустом прогнул поясницу и вновь занял свое место, хлопками протирая тыльной стороной ладоней уголки глаз и затем размашисто маша ими в воздухе:

-Ох! Ох, спасибо, тебе брат легат-следователь! Да хранит тебя Отец Наш! Спасибо! Своими словами ты просто убил скучную хмарь этого дня! Да-да, давно я так не смеялся! Сейчас, брат! Сейчас тебе доставят твоего мягкого! Ха-ха-ха! Я потороплю выводных! Пинками! Ха-ха! Ты не успеешь заскучать, брат легат-следователь!

-Благодарю, вас мэйстер Гаспар. А кто сегодня секретарь? И Мастер Слова?

-Секретарь сегодня Финик. То есть брат Олонсон. А с Мастером Слова тебе повезло, брат легат-следователь – мастер Черри наконец-то вернулся с отдыха. И еще, брат инквизитор, тебе это нужно знать…

Леонардо вопросительно изогнул бровь, чуть повернув лицо в сторону мэйстера Гаспара и ставя напротив своей подписи последний оттиск малой инсигнии. Все, с бумагами закончено.

-На твоем допросе будет присутствовать брат Родригес со старшим секретарем приората мэйстером Фамом.

-Брат Родригес? Старший секретарь?

-Да, брат Родригес. И секретарь тоже.

-Та самая крыса Родригес? Та тусклая дрянь, тот вонючий кусок дерьма, что лижет пятки приора? Тот, что прибыл в приорат два месяца назад из столицы и успел за это время наделать столь многого и разного, что его ненавидит вся братия?

Мэйстер Гаспар глубоко вздохнул и подтверждающее кивнул головой:

-Да, это он. Та самая крыса Родригес. Сам понимаешь, брат легат-следователь – слишком лаком твой кусок. Слишком он жирен и сочен наградами. Будь сдержан брат-инквизитор и строго следуй Уставу и Кодексу. Брата Родригеса не просто так зовут крысой, он может укусить. И отгрызть твое, сделав своим. Столичная штучка!

Леонардо с шумом вытолкнул воздух сквозь зубы, сжатые до онемения в скулах. Прикрыл глаза ладонью. Тяжелое золото Кадафф бурлило огненным водоворотом в его глазницах, гнев кипятил разум, заставляя действовать, рвать, рассекать клинком, изничтожать этих, этих…

Тело охватил холодный жар, что мог растопить ледяные шапки на пиках горных хребтов. Громко хрустнули суставы ладони левой руки, монолитя пальцы в литой слиток кулака. Спокойно, спокойно, спокойно. Да, это почти последняя капля в невеликой чаше его терпения, да, он устал держать на себе тошнотворную маску глупого юнца и поддерживать равный разговор с этим ничтожеством, но сорваться сейчас будет глупо. И фатально опасно. Он еще не набрал Силы, Слуг, Зверей и последователей. У него еще нет Ученика. Его просто раздавят, задавят числом. Он еще не готов явить свой истинный облик, облик Владыки. Так что терпение и смирение перед обстоятельствами, что сейчас сильнее него.

-Брат легат-следователь? Ты как? У тебя все хорошо, брат Леонардо?

-Все хорошо, мэйстер Гаспар, все нормально. Просто мои раны еще дают о себе знать. И это… Это низко, так низко, мэйстер Гаспар! Такое откровенное недоверие, столь явно навязанный контроль! Словно я сопливый мальчишка с первого круга обучения! Глупый и неопытный! Не способный самостоятельно провести допрос без ошибок в Кодексе и Уставе и которому так необходимы поддерживающие помочи! И помощь непрошенных наставников!

Голос Леонардо неприкрыто дрогнул в конце фразы, истончаясь на высокой ноте, плечи безвольно снизошли вниз, бессильно горбя спину.

-Ну… Ну сам все понимаешь, брат легат-следователь. Так надо.

-Я понимаю, мэйстер. Я все понимаю. Благодарю вас за предупреждение, мэйстер Гаспар. Бруно! Следуй за мной.

Леонардо дергано развернулся, демонстрируя неприкрытое раздражение и обиду, и зашагал к допросной, ощущая спиной слишком пристальный и так не отпускающий его фигуру взгляд инквизитора-допускающего. Он переиграл? Излишняя горячность? Мэйстер что-то почувствовал, когда он почти сорвался? Или нет? Или да?

Леонардо свернул за угол и тут же гневно вскинул голову, яростно стукнув кулаком несколько раз в ладонь – твари! Низшие твари! Как они смеют! Как смеют! Но спокойно! Спокойно! Ныне ему предстоит быть безмерно хладнокровным и бесконечно терпеливым. И плевать, плевать, на них и их тон, их обращение, их прикосновения. Он это перенесет, он это вынесет. Ему нужно время. Немного, две-три недели, пусть и дни, но и они ему крайне необходимы. Пока эти низшие будет его подозревать, сомневаться и теряться в догадках, безвольно трепеща пред принятием необходимых решений, но он уже исполнит задуманное!

И его нисколько не смущало, что это совсем ни его мысли, ни его обычное поведение. И такие приступы гнева, и такое частое впадение в ярость, ранее ему были совсем не свойственны. Он был словно во сне, сне невообразимо ярком и реальном, отвечающем всем чаяньям его души, его внутреннему мировоззрению и образу мыслей. Он воистину Повелитель, он истинный Владыка! И горе усомнившемуся в этом! Горе и смерть! Он все делает правильно, все делает верно. И нет никаких сомнений в этом! Ибо сомнения есть удел слабых, а он силен и Сила с ним и в нем!

Только где-то в глубине его души неприятно жег неудобством какой-то жалкий уголек анормальности происходящего и елозила, царапала ощущением неправильности раздражающая, бесящая и неимоверно досаждающая колючка. Как мелкая песчинка в сапоге, как невидимая глазу заноза. И никак не вытряхнуть, не вынуть из тела, не раскалывая целое, не ломая единое. Так как это его суть, это он сам. Пока еще он. Но «Я часто вижу страх, в смотрящих на меня глазах» ему нравиться все больше и больше. Пусть царапает.