Целый осколок.

Глава 5

Глава пятая.

О том, что при допросе тварей, нелюдей и предателей рода человеческого, мораль и этика должны молчать, дети всегда отвечают за отцов, Лео пугает Совершенного, правильно и верно приведенные аргументы повергают оппонента, а некоторые святые братья совсем не братья, а высокопоставленные иерархи.

-Приветствую вас, отцы-инквизиторы! Мэйстер Фавом мое вам почтение!

Леонардо широко улыбаясь встал со стула и щедрым кивком головы дополнил свое приветствие отцам-инквизиторам и Старшему секретарю приората поочередно вошедшим в допросную.

Сухонький, сморщенный и полностью лысый старичок, безобидный на вид и по ощущению, с лицом словно сжатым в комок рукой великана брат Олонсон, дежурный секретарь приората. Кругленький, полный, если не толстый, но не жирный, весь тугой, словно безмерно надутый, с колючим взглядом и узловатыми сильными пальцами, когда-то жгучий брюнет, а ныне плешивый, с пегими волосами и загоревшей тонзурой, Мастер Слова отец-инквизитор Черри. Цапля в человеческом облике, длинный с горбинкой клюв-нос, длинные руки-крылья, длинные ноги и карие выпуклые шары глаз на красноватом от прожилок вытянутом лошадином лице - Старший секретарь приората, мэйстер Фавом. Четвертым и последним в допросную втек мерзкой слизью брат Родригес, крыса Родригес.

Бледный, с ушами-лопухами, постоянно щурившийся и щерящийся редкими зубами в блудливой улыбке. Всегда сильно горбящийся, будто несет на спине тяжелый груз с вечно пригнутыми коленями, он вызывал омерзение своим тусклым видом, гадкой манерой прятать свой взгляд и находившимися в постоянном неопрятном и беспорядочном движении тонкими паучьими руками-хелистерами, густо поросшими ярко-рыжими волосинками. Не волосом, как у зрелых мужей, а именно хаотично вьющимися волосинками. Вот только его глаза разрушали и портили наигранно дрянной облик – блеклые, с выцветшей от прошедших годов чернотой, но по-прежнему цепкие, с тщательно прячущимся на дне глазных яблок блеском недюжинного ума. Опасный, умный, коварный и беспощадный ко всем, безжалостный брат Родригес, ручной крысиный король приора.

Леонардо столкнулся с ним взором, нехорошо так зацепился, сплелся во взвитом напряжении невидимых мышц-канатов и через несколько секунд незримого меренья силами отвел взгляд в сторону. Не время и не место, рано и ни к чему.

-Здравствуйте, легат-следователь Леонардо. Позвольте от имени приората и самого отца-приора поздравить вас с деянием, деянием достойным для лучшего из лучших! Геройским деянием, да, так вернее. Отец-приор весьма рад за вас и уже отправил хвалебный отзыв вашему куратору в верховную канцелярию и представление на поднятие вашего ранга до следователя-инквизитора. Достойная raemium для decorus!

Тон голоса Старшего секретаря Фавом был сух и невыразителен, но правдив и не лицемерен. Он действительно хвалил Леонардо, он был им доволен, только Старший секретарь не умел радоваться за других, и похвала его была подобна скрежету наждака по стеклу. Такая же безжизненная, колючая и механическая.

-Благодарю вас, старший секретарь Фавом! Я бесконечно рад оказанной мне почести и не подведу отца-приора! Все во имяГоспода и Веры нашей! In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

Леонардо осенил себя Святым кругом и согнул спину в легком благодарном поклоне.

-Аминь, аминь. Перехвалите вы юношу, Фавом, зазнается он, занесётся. И из лесов вылезать не будет в поисках других Совершенных, ха-ха! Хотя да, наш юный легат-следователь в самом деле молодчина! Пример, так сказать, другим неофитам. И стреляет наш мальчик хорошо, только излишне метко. Не в голову бы да не в сердце, а? Лучше бы в член или ноги там с коленями! Такие раны испытуемым говорить не помешают, а если что и не так, то отрезать и все! Ха-ха-ха!

Дробный смешок Мастера Слова иглистыми колобками прокатился по каменным плитам допросной и канул в темном зеве стока, а его крепкая ладонь одобряюще похлопала Леонардо по плечу. Леонардо внутренне передернулся от невыразимого отвращения и сдавил, сплавил себя в черную дыру, давя притяжением воли взрывной всполох гнева – низший посмел коснуться Его! И опять, и вновь он прикрыл ладонью глаза, низко наклонив голову, почти протыкая подбородком грудину. Буйные и с трудом контролируемые всплески магмового моря тяжелого золота Каддаф начинали доставлять ему существенные неудобства.

-Благодарю вас за похвалу, мастер Черри. В следующий раз я обязательно учту ваши пожелания.

-Да, да, обязательно учти! – Мастер Слова отвлекся от перебирания, бросающего холодные отблески на темные стены допросной своего instrumentum, и возведя глаза к потолку мечтательно улыбнулся – Хотел бы я… Нет, я очень желал бы поработать с Совершенным с отстреленным хреном! Это было бы так забавно поработать не с ним, а с оно!

-И я, и я вас поздравляю, брат Леонардо. Весомый вклад в борьбу с врагами рода людского и Веры нашей! М-да-да, весомый, да-да, значимый. Эпохальный, существенный, важнейший… Или важный? А может стержневой? Тоже ведь смысл имеет? Или, к примеру, узловой… Г-мм…

Голос брата Олонсона по прозвищу Финик, занявшего место за пюпитром и начавшего задумчиво перебирать писчие принадлежности, перекладывать с места на место увесистые тома Кодекса и Устава и проверять наполненность чернильницы, постепенно затих, стал совсем неразборчивым, а сам он отдалился в другой мир, в другую реальность. Туда, где важны только девственно чистые листы бумаги, насыщенность цвета чернил, отточенность перьев и стилусов, каллиграфия, орфография и прочие скромные радости чернильных душ.

Остальные присутствующие в допросной кратко переглянулись и невольно улыбнулись. По-разному – отец Черри широко и по сыто-кошачьему, мэйстер Фавом скупо, чуть шевельнув уголками губ, Леонардо скромно и почтительно, как следует улыбаться юному следователю-легату, а брат Родригес хищно, по крысиному, как крысе и должно улыбаться.

С тоже хищной улыбкой он повернул свое бледное лицо к Леонардо и прошелестел – прошептал скупые фразы:

-Я также присоединяюсь к присутствующим и поздравляю вас легат-следователь Леонардо. И полагаю, нам пара занять свои места и приступить к своей работе во имя Господа и Веры нашей. Приступить к допросу. Кстати, а почему исследуемый еще не доставлен?

И словно в ответ на его слова массивная дверь допросной широко распахнулась, и четверка дюжих выводных буквально на руках занесла скованного святым железом арбалетчика.

-Ага, явились дети демонов! Что пыхтите дармоеды, будто с пятого яруса этого дрища волокли? Так, быстро на крест это мясо! Сперва на ремни и туго, на третью дырку, потом железо снимите и тогда расслабите на вторую!

Мастер Черри тугим комом пышущей энергии и шумных действий обкатился вокруг потеющих выводных, быстро тыча руками и громко раздавая указания.

-Так! Ага, ага! Здесь затяни болван! Туже! – звучный шлепок сильной оплеухи сочно дополнил недовольство мастера – И ты, кусок сала, верхний ремень тяни! У, выкормыши бездны, у безрукие!

Мастер Черри вытянулся всем телом, привстал на носочки. Резво наклонился, затем сложился пополам, сместился в бок проворно мельтеша руками, проверяя положение и натяжение ремней, притянувших тело арбалетчика к крестообразному станку.

-Все! Остальное я сам. А теперь - кыш за дверь, болваны козлорукие! И поторопите там моего ученика. Если он сюда ползет как черепаха беременная, то можете пинками – я разрешаю!

-Со всем нашим удовольствием, мастер Черри!

Голос одного из выводных был подобен реву тура покрывающего телку во время гона, такой же густой, хриплый и невероятно довольный.

-Ага, ага, я-то вас точно знаю. Особенно тебя Жико! – мастер Черри нехорошо сузил глаза и оглядел четверку выводных пригибая их взглядом - Покалечите пальцы ученику или глаза ему попортите, за место этого мяса тут повисните. Вы меня знаете.

-Знаем, мастер Черри, как не знать.

В это раз рев тура был обессилен, тосклив и полон испуга близкой смерти из-за неожиданной встречи со степным львом.

Леонардо неожиданно, удивляя сам себя, встал из-за своего стола и в пять шагов достиг повисшего на Х-образном кресте арбалетчика. Обошел, чуть оттеснив, мастера Черри, цепко ухватил пальцами подбородок испытуемого. Преодолевая незначительное сопротивление шейных мышц, задрал голову арбалетчика вверх, оттянул вниз пальцами свободной руки веки глаз. Поймал налитый беспомощной ненавистью яростный взгляд, недолго вглядывался в склеры глазных яблок и суженные зрачки. Перехватился пальцами по краям щек вплотную к скуловым костям, сильно и безжалостно надавил, заставляя арбалетчика невольно разинуть рот.

-Он в неплохом состоянии. Язык без болезненного налета. Глазные яблоки чисты, капилляры не лопнули. Зрачки соответствующе реагируют на свет. Дыхание без гнилостного запаха и без хрипов.

Леонардо убрал руки от лица арбалетчика, положил правую ладонь ему на грудь в область сердца, левой ухватился за запястье испытуемого, замер на несколько десятков секунд.

-Тон сердца без сбоев, пульс ровный, наполненный. Испытуемый допрос второй, и я уверен, третьей ступени, выдержит. Мэтр-лекарь неплохо подлечил эту тварь.

-А ты разбираешься в предмете, брат легат-следователь.

Мастер Черри с нескрываемом удивлением и легким оттенком уважения посмотрел на отошедшего от испытуемого Леонардо.

-Благодарю вас мастер Черри. Но мои знания лишь ничтожная величина перед вашей мудростью и мастерством.

Леонардо вернулся за свой стол, ощущая, как удивленные взгляды присутствующих пересеклись на нем. Зачем он высунулся, для чего? Что это ему дало кроме нового всплеска интереса к его особе и еще одного камешка в здание подозрительности? Нет ответа. Леонардо мысленно выдохнул и выпрямил спину, безмятежно и уверенно встретив изучающий взор мэйстра Фавом и подозрительный взгляд брата Родригеса.

-Г-хмм, кха, да… Может, г-мм-кха, начнем допрос, братья?

Негромкий голос брата Олонсона и глухой стук тупого конца стилуса по столешнице разрушил тягучую тишину. А брат Финик, то есть брат Олонсон, не так и прост, и предсказуем.

-Да, давайте приступим, братья – старший секретарь приората разрешающе шевельнул пальцами, сверкнув в свете настенных светильников камнями в перстнях, которые до этого Леонардо не замечал.

-Помолимся, братья!

Все встали, осенили себя Святым Бесконечным Кругом и под сводами допросной вначале тихо, а затем набирая мощь и силу зазвучало:

Pater noster, qui ts in caelis,

Sanctrticetur nomen Tuum.

Adveniat regnum Tuum.

Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra.

Panem nostrum quotidianum da nobis hodie.

Et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris.

Et ne nos inducas in tentationem,

Sed libera nos malo.

Amen.

-Хм-м... Да. Во имя Господа Нашего, Амен! Итак… В день пятнадцатый, в месяц Весны Господней, в день Святых Ид, в год… В присутствии старшего секретаря… Мы, малый трибунал Святой Инквизиции Матери Нашей Церкви… Согласно Кодексу и в соответствии с Уставом… И мы заранее ставим в известность исследуемого, что к нему могут и должно применяться ступени вторые и третьи допроса, буде он упорен в ереси своей и молчании. А также первая, если упорство его превысит границы милосердия членов малого трибунала.

Голос брата Олонсона звучал однообразно и монотонно бесконечной вязью неустанно нанизывая на нить смысла тусклые бусины слов.

-Вы можете задавать вопросы, легат-следователь Леонардо. Испытуемый ознакомлен со своими и нашими правами и возможными действиями в отношении его.

Леонардо откинулся на спинку стула с двумя искусно вырезанными в дереве телами грифонами за место подлокотников, осмотрел испытуемого.

-Ваше имя испытуемый? Ваш род? Ваше место рождения?

Долгая пауза.

-Внимание малого трибунала – испытуемый молчит!

-Ваше занятие? Где вы проживаете? Кто ваш владетель, если вы связаны долгом, присягой или вассалитетом?

Молчание и тишина, только скрип стилуса брата и звук его высушенного голоса:

-Внимание малого трибунала – испытуемый вновь молчит!

-Что вы делали на тракте Нуэлл – Грожак в одиннадцатый день месяца Весны во время, что после полудня? Кто был в тот день рядом с вами? Почему вы напали на меня, представителя инквизиции?

Только тишина в ответ.

Старший секретарь мэйстер Фавон громко хмыкнул, брат Родригес довольно ощерился, а мастер Черри безоговорочно победил его в необъявленной войне, широко и искренне улыбнувшись до видимости корневых зубов.

-Внимание малого трибунала! Испытуемому трижды задавались по три вопроса, на кои он ответить не пожелал. Согласно пунктам третьему, поправке в нем от года Святой Воды, и пункту десятому Кодексу, а также параграфу третьему и …

-Довольно, брат Олонсон! Просто внесите в протокол допроса все эти параграфы и поправки, а иначе мы до первых звезд так и не приступим к нашему делу. Приступайте к допросу второй ступени, мастер Черри! Инструмент пользуйте по своему разумению.

Брат Родригес резко и грубо оборвал речь секретаря с неприкрытым вызовом смотря на Леонардо. Провоцирует. Непозволительное нарушение процедуры допроса, попрание прав легата-следователя, откровенное неуважение. Можно добавить еще многое и многого, но и этого достаточно. И вновь Леонардо под откровенно давящим вниманием присутствующих.

Леонардо ответил брату Родригесу безразличным взглядом, равнодушно перевел взор на мастера Черри, коротко кивнул:

-Я полностью и абсолютно согласен с братом Родригесом мастер Черри.

-Ну тогда… Тогда я… – мастер Черри, предвкушающее обвел взглядом висящего на ремнях исследуемого, хрустнул пальцами и подхватил что-то с лотка – Начну я тогда…

Но его прервала с шумом распахнувшаяся дверь в допросную. Какой-то неопрятный ком, ворох мятых одежд и стоптанных подошв огромных башмаков одновременно с грохотом падения на пол огромного, кривого в гранях и тяжелого даже на вид непонятного предмета, внезапно ввалился в помещение допросной.

-Ох, простите, простите, мастер Черри! Ох, простите святые отцы! Эта штука… Этот проклятый crucis столь тяжел! Мастер Черри! Да вот как мне одному его с дальнего коридора тащить? Жилы же рвутся, мастер!

Мастер Черри оглянулся на вопли и крики, беспомощно вздохнул, медленно отложил обратно на серебряный прямоугольник лотка непривычно изогнутые клещи с широкими «губками».

-Простите, братья. Мои вам извинения. Это… Это мой великий позор и стыд, это мой бездарный ученик Себастьян.

-Но мастер! Вы как так? Вот вы же сами вчерась по вечеру хвалили меня, по щеке трепали, за шею обнимали и говорили мне в ухо, что я вам подаю надежды! Большие! А ныне – я у вас стыд и позор! Великий стыд! Как хрен на обозрении!

Лицо ученика мастера скривилось в непритворной обиде, на удивление красивые и сочно-яркие губы его, трепетно задрожали, расплылись в губища.

-Заткнись, Себастьян! – мастер Черри оглушительно и трубно возвопил, аки чудище южное с хвостом-носом, вздулся гневной краснотой и рванул за шиворот балахона уже почти вставшего на ноги ученика, роняя его вновь на пол – Молчи, сукин выкидыш!

-Вечером, вчерашним, значит. По щеке, значит. За шею и в ухо, значит. Большие надежды. И кувшин вам с вином в келью тем вечером относили, мастер Черри. Я это видел.

Брат Родригес лучился все понимающей и всепрощающей улыбкой, доброжелательно глядя на багрового от прилива крови к лицу Мастера Слова и его вдруг присмиревшего ученика, что так и полувисел на руке мастера подвешенным за шиворот. Старший следователь приората мэйстер Фавом скрупулезно, досконально и очень-очень внимательно изучал потолок допросной, нервно вздрагивая уголками губ. Возможно, ему сильно не нравились вон те две длинные трещины. Брат Олонсон уткнулся в бумаги, втянув голову в плечи и почти спрятавшись за книжным хребтом из томов Кодекса и Устава, оставив видимой только блестящий пятачок свежевыбритой тонзуры, почему-то иногда редко вздрагивающий.

А Леонардо мысленно стонал. Бил себя по лбу невидимой рукой и втискивал зубы в друг друга, гася гнев и сохраняя безразличный и отсутствующий вид. Великая Сила что за нелепый фарс! За что, за что ему это? Когда и где он успел прогневить Темную Мать?

-Г-мм… Предлагаю прерваться на некоторое время, святые отцы. Посетить трапезную, размять члены прогулкой, развеяться. Что-то у нас пошло не так – кисть мэйстера Фавом совершила плавное кругообразное движение – Я, старший секретарь приората мэйстер Фавом, властью и правом данным мне, объявляю перерыв в заседании малого трибунала! На одну половину часа!

-Да-да, давайте прервемся. Да-да! – брат Родригес несколько раз согласно качнул головой вытягивая свое тело из-за стола – Развеемся и разомнемся. И брат Черри тем временем тоже разомнет свой большой… То есть свои большие члены и приведет в чувство меры своего ученика. И просто в чувство.

-По-моему он … – брат Родригес по птичьи наклонил голову и внимательно вгляделся в синеющее лицо закатившего глаза бедняги Себастьяна – Он у вас э-э… Несколько задохнулся, брат Черри.

-Внимание! Малый трибунал удаляется на перерыв! Конвой к исследуемому! – громко каркнул брат Олонсон, а Леонардо вновь мысленно застонал.

Он не последовал в трапезную за оживленно переглядывающимися друг с другом отцами-инквизиторами - братом Олонсоном и братом Родригесом. Не пошел и за старшим секретарем на верхнею галерею любоваться пасторальным пейзажем и видом на парк. Какая ранней весной пастораль и что может быть красивого в еще голых, без листьев, деревьях? Возможно, очень даже возможно, старший секретарь хотел с ним пообщаться с глазу на глаз, как говорят францы тет-а-тет, но ему это было не нужно. Вместо этого Леонардо вышел почтительно последним, коротким движением ладони поднял с табурета, терпеливо ожидающего его у двери допросной Бруно, и быстро направился в сторону правого коридора. Поворот, коридор, еще поворот, долгий спуск на минус третий уровень, сухой кивок слабо знакомому коридорному, демонстрация своей Печати Вопрошающего и перстня караульным. Еще пара десятков шагов мимо массивных дверей, обитых полосами священного железа, с часто зарешеченными хмурыми овальными окошками. Очередная разделительная решетка, очередной пост караула – отдел строгого содержания исследуемых. Несколько быстрых шагов и Леонардо замер перед камерой с грубо выкованным из плохого железа номером одиннадцать над дверью.

-Открыть. Конвою удалиться на три шага. В камеру не входить. Пункт тридцатый Кодекса - тайна следствия. Бруно, ты тоже.

Лязгнули наружные запоры, неприятно скрежетнул провернувшийся ключ в замке, зазвенела натягиваясь стопорная цепь. Леонардо отстегнул оружейный пояс, снял перевязь со шпагой, передал все это Бруно. Боком, сильно наклонив голову, протиснулся в камеру, шаркнув тканью куртки по холодному металлу косяка двери внося перед собой вытянутый ромб переносного светильника. Неуместно ярко белый в густой черноте камеры круг света извлек из мрака обнаженное тело крупного мужчины у торцевой стены. Мужчина слабо шевельнулся, нехотя поднял голову, подслеповато моргая и сильно сужая веки глаз.

-Мальчик-инквизитор? Не-неожиданно. Мальчик-инквизитор зачем-то решил навестить меня? Мальчик соскучился по мне?

Леонардо в молчании и не обращая внимания на заговорившего с ним, пару раз прошелся по камере - девять коротких шагов от двери до стены, на полпути остановился в центре помещения, повернулся вокруг себя. Сделал невероятно широкий и быстрый шаг вперед, встал лицом к прикованному цепями к стене теперь уже не такому массивному и огромному как тогда на тракте, осунувшемуся и похудевшему Совершенному. Протянул вперед руку, обхватил ладонью влажные от сырости и неприятные шероховатостью поверхности крупные звенья цепи. Хорошее, но недостаточно хорошее священное хладное железо. Для него полностью безвредно – не та сила, не на то воздействие. А вот на сотворенных алхимией тварей может оказать негативный эффект. Эффект весьма низкий по КПД, но атаку может прервать или если угадать с ударом в ранее уже нанесенную рану, то и отгонит тварь на краткое время. Особенно тех, что без хитинового панциря или без шерсти. Сообразительность сотворенных тварей прямо пропорциональна их инстинкту самосохранения. В будущем это необходимо учесть. Цепь недовольно звякнула, небрежно выпускаемая из ладони и ударяясь об стену.

Широко раздувая ноздри, Леонардо втянул стылый воздух камеры, смешанный с четко ощущаемыми запахами дерьма, мочи, пота и безысходности. Поймал на себе изучающий взгляд, поставил на пол светильник, сам пристально вгляделся в приноровившиеся к свету глаза Совершенного с ясно различимым красноватым оттенком в далекой глубине.

-Ко мне пришел очень странный мальчик-инквизитор. Или уже не мальчик? Или уже не инквизитор?

Леонардо близко-близко наклонился к лицу Совершенного, выдохнул-прошептал, касаясь его лица зноем своего дыхания, что иссушало не хуже пекла пустыни Коррибана и обжигая расплавом золота глаз:

-Ты что-то видишь? Ты что-то чувствуешь? Тебе это дано, Совершенный? Это твой личный дар? Или это у всех вас? Ответь мне!

Совершенный оглушительно лязгнул в струну натянувшимися цепями в попытке отклониться, отодвинуться от него, напряженно вытянулся телом. Его рот почти распахнулся в крике, но ладонь Леонардо вхлопнула, вдавила обратно почти вырвавшийся в тишину камеры громкий вскрик:

-Не надо, не шуми. Еще рано, еще не пришло твое время кричать. Да и не услышат тебя отсюда те, до кого ты хочешь дозваться.

Леонардо легко, невесомыми прикосновениями подушечек пальцев, тронул лоб и щеки закаменевшего в оцепенении Совершенного. Ласково, с той лаской с которой треплют загривок пса, коснулся-обвел овал рта Совершенного. Поймал взглядом дерганное биение жилки на его шее, непроизвольно обмел языком шелуху своих вздернувшихся в оскале губ. Кончиком языка осторожно коснулся тонких игл неожиданно заострившихся клыков. Странно, страшно для других, функционально, но это ему не нравиться. В дальнейшем таких неожиданных трансформацией следует избегать. Он не Зверь.

Вновь втянул в себя воздух, стараясь захватить, впитать в себя запах Совершенного с возбуждающим и волнующим кислым оттенком откровенного страха и ужаса. Какой это оттенок по порядковому номеру? Пятый или двадцать пятый? Для него он всегда первый.

-Ты прекрасен Совершенный, ты просто восхитителен. Столько Силы! - пальцы Леонардо пробежались от шеи к ключицам и обратно вверх по губам, по щеке Совершенного. Замерли на висках – Я чувствую ее запах. Запах Силы! Чудно, чудно, чудно! Береги ее, сбереги ее для меня, не растрать ее. И жди меня. Скоро, это будет скоро!

Леонардо резко отшагнул от застывшего в онемении Совершенного. Оглядел его еще раз, наклоняя голову в одну сторону, в другую. Сильно ткнул кулаком в бицепс руки Совершенного, безжалостно ухватив пальцами-клещами потянул кожу над ключицей, заставляя его встать на цыпочки, недовольно поморщился:

-Тебя плохо кормят. Я распоряжусь увеличить твой рацион.

Совершенный, все так же напряженно вытянувшийся, сверкнул глазами, булькнул пережатым горлом, просипел затухающим в стенах звуком, истек бесцветной краской бессильных слов:

-Не боишься, что я расскажу о тебе, неведомый враг, что занял место мальчика-инквизитора?

-Боюсь? – Леонардо коснулся указательным пальцем ямочки на подбородке, ненадолго задумался, копаясь в мыслях, предположениях, предпосылках – Нет, я не боюсь. Я опасаюсь твоей глупости. И я тебе не враг Совершенный. Я буду беречь тебя, я буду оберегать тебя от всего и всех. Слово Владыки!

-Для чего оберегать, враг?

-Для чего? Узнаешь. Скоро узнаешь. Все скоро!

Леонардо широко и открыто улыбнулся, и искренне, не тая чувств, подмигнул Совершенному:

-Благодарю тебя за эти мгновенья. Дух мой ныне спокоен и ровен. А то эти низшие так утомляют! Ну ты то ведь понимаешь меня, Совершенный? Ты точно меня понимаешь! Моя прелесть!

И не дожидаясь ответа и более не обращая внимания на прикованного к стене человека, Леонардо покинул камеру. Только его немного беспокоила произнесенная им последняя фраза: «Моя прелесть!». Фраза была бессмысленной и одновременно осмысленной и даже двусмысленной. Она была полна символизмом и значением, но каким и для кого?

А кода Леонардо вернулся в камеру, его ожидал неожиданный сюрприз. Приметный ростом служитель канцелярии приората возвышался вытянутой в небеса башней у секретарского пюпитра брата Олонсона. Энергично шелестел листами бумаги и попеременно быстро и недовольно тыкал пальцем то в начертанные на них строки, то в висящего на ремнях арбалетчика, словно он о чем-то спорил с секретарём и что-то ему доказывал. Брат Олансон не соглашался, отрицающее взмахивал руками и тут же скорбно кивал головой и елозил пальцем по подсовываемым ему служителем листам. В конце концов они пришли к неведомому консенсусу. Брат Олонсон пожал плечами, внес несколько записей в протокол допроса, встал и громко откашлялся:

-Внимание малого трибунала! – голос секретаря прервал любопытствующее ожидание отцов-инквизиторов.

-Сей исследуемый – рука секретаря указующе вытянулась в сторону арбалетчика - предположительно еретик и пособник врага Веры и рода людского, твердо и точно опознан! Согласно показаниям добрых людей, чьи имена не раскрываются согласно Кодексу, что подтверждены ими клятвой на Святой Книге, augustus juratum, это есть Ксандр по прозвищу Стрелок. Он является уроженцем селения Лакемо епархии Сабарте, рода Укку. До года Ясного Неба он проживал на улице Тюльпанов в съемной комнате в Сером доме, что принадлежит почтенному горожанину Есику Тоззе и должен сему домовладельцу семь с четвертью флоринов включая проценты за задержку платы. Сей Ксандр по прозвищу Стрелок имеет жену по имени Паккета, рода Фоте, также уроженицы селения Лакемо епархии Сабате, и дочь примерно девяти-одиннадцати лет именуемую Сюззи по-прежнему живущих в том доме и той же комнате. Жена и дочь сего Ксандра уже взяты под стражу и вскоре будут доставлены в приорат. Согласно пункту три дробь девять Кодекса Инквизиции, первый круг вопросов к исследуемому может быть пропущен, как необязательный, о чем внесена соответствующая запись в протокол. Малый трибунал в лице легата-следователя Леонардо может приступать ко второму кругу вопросов и второй ступени допроса вплоть до первой, буде исследуемый позволит себе не отвечать на задаваемые ему вопросы и упорствовать в своем молчании.

Леонардо все время, пока секретарь вещал и сыпал как мукой канцеляризмами и тяжеловесными оборотами речи, не спускал глаз с арбалетчика. Он видел, как напряглись мышцы его тела при имени жены, дернулся судорожно кадык, сузились глаза и окаменело его лицо при имени дочери. А при известии о их задержании и скорой доставке близких в казематы приората на его виске забилась-запульсировала беспокойно выпуклая венка.

-Прекрасно, брат Олонсо. Личность исследуемого установлена и сомнений не вызывает, что упрощает процесс допроса. Легат-следователь Леонардо, вы желаете что-то дополнить или сразу перейдете к вопросам второго круга?

Старший секретарь вопросительно посмотрел на Леонардо. Леонардо встал и поклонившись отцам-инквизиторам ровным тоном ответил:

-С вашего позволения, мэйстер старший секретарь, я воспользуюсь правом на изменении процедуры следствия и прошу малый трибунал удалиться в совещательную комнату.

-По какой такой причине, легат-следователь? – брат Родригес даже чуть приподнялся со своего стула с несуразно высокой спинкой – Что, нам неведомое, позволяет вам прервать допрос на, на мой взгляд, весьма несвоевременное совещание?

Брат Родригес с наигранно недоуменным видом обвел рукой помещение допросной, задерживая движение своей длани на арбалетчике, Мастере Слова и пюпитре брата Олонсона:

-Исследуемый опознан, брат Черри готов приступить к своим обязанностям, дабы подтвердить выводы следствия его согласием. Впрочем, это и не обязательно. Зачем? Вина сего еретика и отступника в явном противодействию Вере нашей и пособничестве Врагу людскому несомненна и доказана вами же легат-следователь, вашим словом. Да одного его нападения на вас, легат-следователь, вполне достаточно для его казни посредством медленного удушения!

-И все же я настаиваю на своем праве прервать допрос для изменения его процедуры и прошу трибунал проследовать в совещательную комнату.

-Право легат-следователя подтверждено Кодексом и Уставом! Оспаривание его права есть неуместное своеволие и нарушение процессуальных норм, брат Родригес! Вам выноситься словесное предостережение, брат Родригес, что я вынужден вписать в протокол допроса!

Брат Родригес резанул злым взглядом секретаря, на что тот ответил не менее колючим взором. Ох как все не просто в отношениях святых отцов, а ведь следуя в трапезную они дружески переглядывались и демонстрировали взаимную приязнь. Пауки в банке, змеи в яме. Но все равно, спасибо тебе, брат Финик, то есть Олонсон, огромное спасибо, какие бы причины не заставили тебя меня поддержать.

-Прошу вас соблюдать спокойствие и следовать правилам, святые отцы! Я поддерживаю право легата-следователя Леонардо на изменение процедуры допроса – старшему секретарю приората было откровенно интересно.

-Малый трибунал удаляется на совещание! Конвой в допросную!

Да что же за неприятный все же голос у брата Олонсона! Как взвизг плохо заточенного клинка по разрубаемой кости.

-Итак, легат-следователь, что вы хотите изменить в процедуре следствия? Поведайте это нам.

Брат Родригес свободно развалился на мягком низком диванчике, закинув руки на спинку и расшарашив балахон своей рясы широко раздвинутыми коленями, таким образом заняв все свободное место. Мэйстер Фавом, брат Олонсон и Мастер Слова Черри заняли остальные три свободных кресла, оставив в распоряжении Леонардо неудобный стул в центре комнаты. Леонардо стулом не воспользовался – глупо занимать место в центре, не являясь по своей сути «центровым» в данном случае. Эпитет из низкого языка воров и бродяг, но суть происходящего отображающий верно. Да и стоя он наоборот имеет небольшое психологическое преимущество, что бы там не воображал себе брат Родригес.

-Я предлагаю применить к этому Ксандру психологический прессинг.

-Нет! Пресс Правды — это же сразу окончание первой ступени! Да этот Ксандр просто сдохнет, не доживет он до суда! Я категорически против столь быстрой порчи материала! Я против!

Мастер Слова Черри после шумного и быстрого высказывания активно завозился в кресле набычившись, громко засопев и быстро оглядываясь по сторонам в поисках поддержки или возражений на его экспрессивную речь. К его сожалению, брат Родригес сидел к нему спиной и затылком выражаться не мог. Брат Олонсон молчал и застыл лицом, а на губах так же сохраняющего молчание старшего секретаря приората мастеру мнился призрак издевательской улыбки, что заставляло сопеть его все более энергичнее и сердитее.

-Простите мастер Черри, но я не говорил про пресс. Не реальный пресс Правды имел я в виду. Я хотел бы предложить нам использовать…

-Давление он хочет использовать, мастер Черри. Давление на чувства и разум исследуемого. Рremo, pressi, pressum – давить, нажимать, угнетать mentis, то есть разум или сознание. Или же душу. А психо это тоже самое, но только по древнегеческому. Необычные у вас знания легат-следователь и сочетания слов вы тоже используете необычные. Я не сталкивался с подобными выражениями при своей учебе в университете.

Брат Родригес, грубо перебивший Леонардо хищно подался вперед, сверля его недобрым взглядом.

-У меня прекрасное домашнее обучение, отец Родригес. Мой благородный отец не жалел золота на учителей и менторов для меня. И библиотека Раннийских герцогов славиться по всей империи немалым собранием многотомных трактатов и трудов мудрецов древних времен.

-Да-да, я наслышан об обширной коллекции вашего отца сих еретических писаний, легат-следователь.

-Наместник Святого престола, да пребудет он в Святом Свете, своей личной буллой от года Лютой Зимы удостоверил сии труды как не несущие вред Вере Нашей! - Леонардо ответил брату Родригесу таким же пристальным сверлящим взглядом – Или вы святой отец имеете свое мнение несходное со мнением Наместника Господа нашего?

Брат Родригес промолчал и отвел взгляд в сторону. Так себе победа, скорее победка, по очкам, не более.

-Гхм-м… И что же вы предлагаете, легат-следователь, в качестве этого прессинга?

Леонардо всем телом развернулся в сторону старшего следователя приората:

-Я предлагаю задействовать в процедуре допроса жену и дочь исследуемого Ксандра в качестве инструмента давления на него и его слома.

-И каким образом вы хотите его – мэйстер Фавом мысленно покатал на языке слово, откинул его и вернул назад, не найдя замены - сломать?

-Содействием следствию заключенного Амати Рато, так называемого Душителя детей.

Наступившую в совещательной комнате тишину можно было потрогать, порезать ножом, сжать в кулаке. Взгляды отцов-инквизиторов тоже были явственно ощутимы, тяжелы пристальным изучением и гадки привкусом с трудом скрываемой брезгливости.

-Я вас понял, легат-следователь, и постиг суть вашего предложения – разомкнул сдавленные долгим размышлением и тяжелым принятием столь отвратного выбора губы, старший секретарь.

-Надеюсь у вас есть веские основания для столь… Столь аморального и… И грязного по сути действа?

-Есть, мэйстер Фавом.

Леонардо мысленно облегченно выдохнул. Да, им все заранее просчитано, учтены почти все нюансы, предположены действия и противодействия, расписаны его шаги и его ответы, но эти низшие всегда могут совершить что-то неожидаемое. Что-то дикое и неприемлемое для рационального мышления, пойдя на поводу своих чувств и руководствуясь химерами морали и совести. Это низшие, они такие.

-Святые отцы, наш Совершенный в компании своих приспешников направлялся в город. Для чего? Для встречи со своими клевретами? Что-то забрать? Что-то передать? Что-то сделать? У нас разве есть ответы на эти вопросы?

-Мы их получим от этого Ксандра! Как огнем прижжём, так и сломаем, как ты говоришь. Все ломаются, все в конце концов говорят – злой горловой бурк Мастера Слова похож на кашель старого ворона.

-Согласен с вами мастер - ломаются все. Сходят с ума, впадают в кому, или же лгут и тянут время, поя заррийским соловьем о неважном и незначительном. А мы теряем время и возможности. Я ни в чем не ошибся, мастер Черри?

-Не ошибся. Ты не ошибся, легат-следователь.

Уязвлённое самолюбие, тыканье носом и разница в возрасте, в ранге и статусе не помогает заводить друзей. Непередаваемо забавно и даже немного смешно – друзья среди низших. Леонардо непроизвольно тронул свои губы тенью улыбки.

-Тогда я продолжу. Наблюдая за исследуемым Ксандром я пришел к твердому суждению, что он будет молчать или бесконечно лгать. Да он все-таки сломается или же умрет под пытками, но время, святые отцы, время! Я более чем уверен, что Совершенный с определенной целью направлялся в город, здесь его, я совершенно убежден, ждут. Здесь Гнездо. В городе.

А вот сейчас тишина в совещательной комнате была другой – предвкушающей, взвинченной, беспокойной и тревожной. Гнездо — это Гнездо. Это немыслимые почести при его разорении и полетевшие головы при упущении пособников проклятых эльдаров. Или, об этом и подумать страшно – самих эльдар! И ладно бы головы, а то ведь могут в наказание упечь в такие дальние дали, на просторечном говоре произносимые как «ипеня», да с такой епитимьей, что о наложении рук на себя задумаешься! Нет, лучше толстый шелковый шнур в руках отца-экзекутора, похрипел недолго и к стопам Господа припал осененный Светом Его. С покаянием и с отпусканием грехов пред этим. И вину искупил и душу спас.

-Какие у вас основания для столь значимого вывода, легат-следователь? – брат Родригес уже не сидел, развалившись и расслаблено, он был полностью собран, напряжен как пружина и нетерпеливо ждал, хотел, не скрывая этого, подтверждения словам Леонардо, собственным мыслям и выводам на их основе.

-У них не было при себе припасов, отец Родригес. Не было воды и заводных коней для долгого перехода. Не было теплых вещей. Не было…

-Лошадей и прочее они могли купить в городе! Этого мало, это невесомо! – отец Родригес по-прежнему плевал на все нормы вежливости и приличия. Перебил, отмахнулся рукой, как и от доводов, так и от самого Леонардо. Бесит. Леонардо оставался спокоен:

-В кармане третьего спутника Совершенного был обнаружен кошель с медными монетами. Сумма монет сантим в сантим равна плате за въезд в город троих всадников и пребывания в нем более трех суток. Это на больше на целый флорин для тех, кто проездом. А наши исследуем совершенно не похоже на состоятельных людей. Добавлю – Леонардо укзал куда-то в сторону допросной - У этого Ксандра были также найдены при себе три куска ткани коричневого цвета с обметанными нитью краями. И эти три тряпки очень уж схожи с нарукавными повязками сочувствующих гильдии кожевников. Далее, у безголового, нами не определенного исследуемого, в вещах хранились два векселя нуэльского филиала банковского дома Гигинэм. Более они нигде не обналичиваются. Сумма – три тысячи флоринов. Как вы полагаете, отец Родригес, наши исследуемые продолжили бы свое путешествие с пятнадцатью килограммами золота? – Леонардо торжествующе улыбался. О, это был весомый и немалый довод - Я очень внимательно прочитал копию рапорта вице-сержанта егерей. Святые отцы, ответьте – в каком еще городе, кроме города Нуэлл, цвет знака гильдии кожевников является коричневым? Кто платит медью, а получает по векселям золото? – задал Леонардо риторические вопросы и сам же на него ответил – Ни в каком. Только здесь, только в Нуэлле. Никто. Только курьеры.

-Тогда, тогда надо допросить не этого Ксандра, а самого Совершенного! – буйно вскинулся с места брат Олонсон и тут же умолк, сам себя заткнул и уселся обратно под соболезнующими взглядами человеку, сказавшему несусветную глупость.

-Они все молчат на допросах, эти мерзкие твари. Час, ну другой иногда, если им ядом не надоест плеваться, а потом тык и сердце встало. Ни одного же так и не смогли ни разу допросить, забыл никак о том, брат Финик? Тьфу, брат Олонсон, не прими в обиду оговорку!

-Тогда, мы голосуем отцы-инквизиторы? – старший секретарь приората обвел требовательным взглядом состав малого трибунала и первым поднял руку – Я за!

-Согласен! За я! Интересно будет посмотреть, может чего нового познаю.

-Поддерживаю полностью! И позволю себе заметить, что пункты сорок два и подпункт…

-Ну промолчи ты про свои пункты, брат Финик, хоть раз! – с горестным вздохом брат Родригес оборвал секретаря, вставая с диванчика и вплотную приближаясь к Леонардо. Из рта его дурно воняло чесноком и еще чем-то закисшим, до тошноты неприятным. Да и от самого него несло тяжелым застарелым запахом пота, а из тонкого крысиного носа торчали длинные рыжие пучки волос. Два мерзких прыща от грязи на лбу и на сальной шее, и еще, еле-еле виден в круге ворота сутаны назревший чирей. Скоро лопнет.

«Омойтесь дважды в существовании своем – при явлении в эту юдоль скорби и когда представать будете перед Господом нашим». Сколько лет назад эту невообразимую глупость изрек Коллон, тогдашний Наместник Господа – триста лет или четыреста? И какой же тогда несгибаемый духом хранитель древних заветов наш брат Родригес! Настоящий стоик! Мерзкая нечистая телом, духом и мыслями низшая тварь. Не достойная меча, только вонючей пасти сотворенного туката.

Брат Родригес что-то уловил, взгляд его и так ненавидящий, превратился в что-то вообще невообразимое, в сплавленное нечто, в крошащийся ядовитой пылью сухой кусок дерьма. И голос его тоже смертельный яд и разъедающая кислота:

-Я очень надеюсь, что вы не ошибаетесь, легат-следователь. Ни в чем – ни в Гнезде, ни в действенности ваших методов, ни в разговорчивости исследуемого. Я даже откровенно желаю этого. Если вы правы, то вы не найдете никого более открыто и всеми возможностями поддерживающего вас на пути вашем к инквизиторской инсигнии, чем я. Но, если вы ошибаетесь, легат-следователь, я предприниму все всевозможное, что бы ваш путь бесславно оборвался. В инквизиции не место авантюристам со столь грязными методами. И что у вас с глазами? Болеете? Желтухой?

Леонардо сложил губы в подобие вежливой улыбки и негромко ответил, растягивая слова и сознательно дразня брата Родригеса:

-О, нет, я полностью здоров, отец Родригес. Вы ведь о нашей родовой черте тоже наслышаны? Это статочные последствия быстрого выздоровления. И я непременно запомню, отец-инквизитор Родригес, ваши слова о моем Пути. И сообщу их моему благородному отцу. Кстати, а как вы относитесь к высказыванию пятого Наместника Святого Престола святого Игнация Лойолы: «Цель оправдывает средства»? Или и в этом случае у вас есть другое мнение? Не схожее с мнением Наместника? Его же канонизировали, верно? А это означает, что это святые слова изреченные будущим святым.

Они еще некоторое время померялись силой взглядов, а потом брат Родригес отвел взгляд, всем телом повернулся к наблюдающим за ними святым отцам и громогласно произнес:

-Внимание малого трибунала! Я, старший отец-инквизитор Родригес, как Сlam spectacul, сиречь Тайный представитель Третьего отдела Святой конгрегации, говорю вам – я за! Властью своей и Правом своим я накладываю на легат-следователя видама Леонардо всю ответственность за то, что произойдет и что свершиться! И нарекаю сего легат-следователя именованием Мinister poenarum с правом принимать решения, отдавать необходимые приказания и действовать всеми силами своими во славу Господа и Веры нашей на срок одного десятка дней! Inquam defect! In nomine Patris, et Filii et Spiritus Sancti. Amen. Dixi!

А Леонардо даже не удивился услышанному. Низшие, они всегда поражают и изумляют – то своей немыслимой вселенской мудростью, то или глупостью, то вот такими неожиданностями. Тем и сильны, потому и существуют до сих пор.