Цена бессмертия

Глава 3 КТО Ж ТАКИ В ЛЕСУ ХОЗЯИН?

— Взвесь всё как следует, — сказал Илье на прощание Лесник. — Чем более осознанным будет твое решение, тем легче тебе будет пройти тестирование. Я заинтересован в том, чтобы усилия нескольких лет, потраченные на твою подготовку, не пропали даром.

— А в чём состоит тестирование?

— Это ты узнаешь только перед самым началом.

— Хотя бы намекните, — по-детски поклянчил Илья.

— Не имею права ничего говорить на эту тему. Вообще, пока ты ещё не дал своего согласия, большая часть информации для тебя закрыта. Но на некоторые вопросы отвечать не возбраняется, раз уж я сам заинтересован... Надо будет нам ещё побеседовать. Возможно, что и не один раз. Давай махнем как-нибудь в выходной в лес на лыжах. До тех пор соберешься с мыслями. Кстати, Борисов на днях предложит тебе недельный отпуск. Отдохнуть, съездить в родное Сясь-озеро. Не отказывайся. Там мы сможем пообщаться в более спокойной обстановке, а то все на бегу.

Почти не кружась, опускался мелкий снежок. Рядом припарковалась белая «ГАЗель», из неё выскочил молодой мужик в дубленке с кожаной папкой в руке и исчез в ближайшем магазине. Лесник посмотрел на часы.

— Кстати, у тебя любимый писатель, если не ошибаюсь, Булгаков?

— Да. А что?

— Это имеет значение. Тебе легче будет понять то, что произошло. Точнее, то, что произойдет. Вечно путаюсь во временах...

Из-за угла вывернул давешний бомж с синей сумочкой. Он был такой маленький, серенький и неприметный, что Илья не сразу разглядел и узнал его.

— Речь опять-таки о способах мышления, — говорил Лесник. — Отойди вот сюда, здесь тебе будет лучше видно. Если бы на твоем месте был Борисов, он бы истолковал все совершенно однозначно, и переубедить его...

Илья, недослушав, ахнул. Маленький алкоголик решил сократить путь и пересечь улицу чуть в стороне от перехода. Он пошёл совершенно правильно на зелёный свет, когда поток машин от перекрёстка уже прошелестел мимо. Неправ был водитель джипа «Чероки», помчавшийся уже не на мигающий зеленый и даже не на желтый, а на красный свет. Бомжа он до последнего момента не видел — его совершенно заслонила белая «ГАЗель». А когда увидел, сворачивать или тормозить было поздно, да и бессмысленно. Большаков так и не разглядел, пытался ли водитель хоть что-то сделать. Кажется, всё-таки отвернул немного в сторону. Бомж только обернулся к джипу лицом и застыл как вкопанный. Страшный удар бампера отшвырнул его на несколько метров в сторону, их бывший собутыльник упал на мостовую плашмя — спиной и затылком. Илья метнулся к нему, но сделать уже ничего было нельзя. Мужичок ещё попытался несколько раз пошевелиться, а потом откинулся, изогнул спину и засучил ногами в предсмертной судороге. Через несколько секунд он застыл, изо рта его вытекла струйка темной жидкости. Отшвырнув алкоголика, джип притормозил было — очевидно, сквозь тонированные стекла пытались рассмотреть, кого сбили, — а потом прибавил скорость и скрылся. Илья повернулся к Леснику:

— Это вы организовали?

Тот посмотрел холодно, а улыбнулся даже как-то жалостливо. Но жалел он не убиенного бомжа, а дурачка Илюшку.

— Неужели ты считаешь, что мы способны заниматься такой ерундой? Прекрасно проведенная ликвидация привокзального нищего. Даже твой начальник — возвращаемся к разговору о способах мышления — даже он быстро понял бы всю вздорность этой версии. Но долго не находил бы в себе сил от неё отказаться. Надеюсь, в твоем случае всё будет проще. Пошли отсюда, нечего тут больше стоять.

Они направились к станции метро.

— Как же, как же, секретность! — ворчливо передразнил воображаемого оппонента Лесник. — Хотя ты-то прекрасно знаешь, что это существо ни черта не поняло и не запомнило. Я здесь ни при чём. Можешь считать это случайностью. А точнее, так уж у него на роду было написано. Единственное, в чём я позволил себе изменить его судьбу, — дал ему выпить пару кружек пива перед смертью.

— Чтобы уж наверняка, — подлым голосом вставил Большаков.

— Глупости, — не теряя напускного добродушия, ответил Лесник. — Мокрый снег, скорость за семьдесят, «ГАЗель»... Без пива обошлось бы. Просто он напоследок сослужил нам службу, дал поговорить спокойно. Как не отблагодарить. Да и ты теперь будешь размышлять более основательно, ведь правда?

— Это уж точно... Я так никогда не смогу: спокойно беседовать с человеком, даже с таким убогим, угощать его пивом, зная, что через полчаса его не будет... ещё и использовать его при этом... Не-ет... это дьявольщина какая-то!

— Только не надо меня демонизировать... А что касается тебя, то не зарекайся, — грустно добавил Лесник. — Лет через пятьсот привыкнешь.

— К чему?

— К тому, что они все уходят. А ты остаешься.

Они договорились встретиться в ближайший выходной и расстались в метро. Уже сворачивая в Хлебников переулок, Илья хлопнул себя ладонью по лбу, вернулся на Арбат и купил бананов. Он отсутствовал на службе ровно сто минут и возвратился, когда обед в ГРАСе был в самом разгаре.

На широких охотничьих лыжах, которые дал ему Лесник, легко было идти и по свежим сугробам пушистого снега, и по старому насту и скользить как по льду. Пестренький, ручной вязки свитер Лесника виднелся впереди: он шел по снежной целине, пробивая лыжню. Они отмахали на приличной скорости уже километров пятнадцать от полустанка, но Лесник не замедлял шага. С дыханием Большаков справлялся, но руки и ноги устали. Впрочем, вскоре они достигли цели: уютная полянка на краю густого перелеска. В дальнем конце её виднелся высокий пенек размером с табуретку и несколько полузанесенных снегом коротких бревнышек. Путешественники воткнули лыжи в сугроб и для уюта утоптали снег возле пенька, обмахнули «скамейки». Лесник сбил заледеневшую корочку с пенька и достал из маленького спортивного рюкзачка два термоса. Илья тоже разгрузил рюкзачок, который Лесник вручил ему на Савеловском вокзале. Закуска была вегетарианской: пакетик сладковатых незнакомых Илье орешков, салат в пластмассовых коробочках, коричневые хрустящие хлебцы.

— Вот, примерно так. Можешь уже привыкать, — сказал Лесник, разложив еду и термосы на пеньке.

— И что, все так питаются? — спросил Большаков.

— Нет, конечно. Это основная часть одной из диет. Можешь жрать, что угодно, хоть краковскую колбасу. Но тогда тебе придется регулярно проводить дополнительные процедуры очищения организма. Не самые приятные. Из широко известных способов могу назвать уринотерапию — нравится?

— Не-а, — Илья уселся на бревнышко, открыл тот термос, который стоял поближе, и на всякий случай понюхал заклубившийся пар.

— Тогда лопай, что дают.

— Ничего. На этом прожить можно, — сказал Илья, попробовав хлебцы.

— Я же говорю. Но это только одна из диет, а в ней ещё полтора десятка блюд. И вообще, главное — не то, что человек ест, а то, что он пьёт. Некоторые из бессмертных вообще ничего не едят. Только пьют. Не то, что ты подумал, а набор специальных настоев. Ну и, само собой разумеется, эликсир. Но это пуритане.

— Значит, в Союзе Бессмертных есть разногласия по вопросам питания?

— Просто, сколько людей — столько вкусов. Но путь один: поддержание необходимого баланса и нейтрализация программы старения. Вот, например, состав трав в наших с тобой термосах разный. Немножко, но разница есть. Важно время от времени получать химический стимул именно того биоценоза, в котором ты родился и где жили твои предки. Не только биоценоза, но и фациса.

— Что такое биоценоз, я представляю себе. А что такое фацис?

— Местность. У тебя в термосе ильменские травы, а у меня — наши, радимичские.

— А это где?

— Немного южнее Смоленска. Верховье и среднее течение Днепра. Через вас и через нас проходил путь из варяг в греки. Только вас, ильменских, варяги захватили раньше.

— Ведь это неправда — насчет «придите и володейте нами»?

— Процитировал ты неточно, но это неважно, потому что все равно ложь. История, сочиненная варяжскими князьями для самооправдания. Потом почитаешь подробнее, у меня есть тексты на эту тему на лазерном диске.

Солнышко светило ярко, и если бы не налетавший с востока морозный ветерок, было бы совсем уютно. Чай из трав («отравленный», как мысленно назвал его Илья) остыл до нужной температуры, он был горьковатым, имел запах сена, но приятно согревал и бодрил. После очередного глотка можно было выдохнуть в морозный воздух густое облачко пара.

— Вы сказали, что готовили меня к вербовке, — неуверенно сказал Илья. — Если не секрет, как?

— Теперь уж не секрет. Ты и сам можешь ответить на свой вопрос. Когда ты вскрывал дверь моей квартиры, что тебе больше всего хотелось узнать?

— Зачем вы внедрили в ГРАС Ирину Рубцову...

Большаков давно догадывался, а теперь понял всё окончательно. Лесник, кивнув, словно в ответ на его мысли, подтвердил:

— Осталось только отбросить из этих двух вопросов слова «как?» и «зачем?» и соединить то, что останется.

— Вы внедрили в ГРАС Ирину, чтобы подготовить меня к вербовке, — проговорил Большаков.

— И она прекрасно справилась со своей задачей.

— Сама об этом не подозревая.

— Это уж как водится.

— Она появилась у нас только за этим?

— Нет, конечно. Она выполняет много разных функций. Скажешь, она плохой переводчик? Или плохо вывела ГРАС на колонию наших давних противников под Саратовом? Вообще, мы — упорядочивающее начало, и один из наших принципов — экономия энергии. Боремся с мировой энтропией. Каждое действие должно иметь как можно больше смыслов, решать сразу несколько задач.

— Какие же задачи в отношении меня решает Рубцова?

— Могу сказать тебе, какие она уже решила. Она познакомила тебя с астомом и помогла выйти на новый уровень в умении внушать и считывать мысли. Даже на несколько уровней. Она помогла тебе избавиться от одной лишней, мешавшей тебе способности. Ты сам был слишком внушаем, впечатлителен, тебя было легко подчинить, сделать управляемым. Ты должен сам ощущать, что контур дистанционного управления в твоей психике она пережгла начисто. Тобой больше никто не сможет управлять. Даже я. — Лесник сжевал орешек, отхлебнул из термоса и продолжил: — Наконец, третье. Она помогла тебе перешагнуть через нравственный барьер, который ты сам себе установил. Я понимаю, ты ориентировался на духовные ценности касты жрецов. Но в качестве брахмана ты меня не устраиваешь. Мне нужен товарищ-лесник, а лесник должен уметь стать кшатрием, воином, если на его участок вторглись браконьеры. Или если завелся опасный хищник, нарушающий баланс в биоценозе. Этот барьер тебя сковывал, и я рад, что ты его преодолел.

— Значит, для вас человеческая жизнь ничего не стоит?

— Как тебе объяснить... Ты ведь в деревне вырос? Морковку когда-нибудь полол? Или редиску? Когда растения ещё маленькие, растут густо и друг другу мешают. Глушат друг друга. Это то, чем постоянно занимаются человеческие существа, — они глушат друг друга.

— Это я по себе чувствую. Но всё-таки морковку было жаль.

— И ты проливал слезы над каждой?

— Нет, конечно. Но было жалко каждую. Я их старался съесть. Чтобы ни одна не пропала.

— Молодец, — с иронией произнес Лесник. — Это по-нашему. А теперь вспомни нашего друга-бомжа.

— Всё время о нем вспоминаю.

— Мне его, конечно, по-человечески жаль. Но не более чем. Я утешаю себя — и тебя — тем, что эта морковка зря не пропала. Принесла напоследок хоть какую-то пользу.

Большаков ничего не ответил. Попив чай, закрыл термос, встал и, разминаясь, начал в задумчивости утаптывать снег возле своего бревнышка.

— А что будет, если я не пройду тестирование? — спросил он через минуту. — Что означало ваше: «тогда уж извини»? Меня ждет насильственная смерть?

— Только в том случае, если ты потеряешь контроль над собой и будешь приставать ко мне с просьбой проэкзаменовать ещё раз. Были такие кандидаты. Не у всех хватает душевных сил выдержать провал. Человек уже настроился, выпил эликсир первой формулы, изучил всё, что полагается, — и вдруг такой облом! Всякое случалось. А если сам дергаться не начнешь, всё останется по-прежнему. Зачем корнеплоду пропадать? Меня вполне устроит — за неимением лучшего, конечно, — если сотрудник ГРАСа Илья Большаков будет время от времени помогать мне сознательно. Понимая, что наши интересы совпадают. В том случае, когда они будут совпадать. Но вообще-то, конечно, будет очень обидно.

— У меня был один знакомый, — усмехнулся Илья. — Еврей по национальности. Так вот, когда после долгих и напряженных деловых переговоров ему не удавалось прийти к соглашению, он говорил собеседнику так культурненько, вежливо: «Очень жаль». Но звучало это как «а пошел ты на х...!»

— Представляю себе интонацию, — Лесник тоже улыбнулся. — Ну да, в общем, примерно то же самое.

«А Бессмертные владеют телепатией?» — вдруг спросил у него Большаков. Но спросил не вслух, а мысленно.

Лесник внимательно посмотрел на него, и в сознании Ильи — не в виде букв или вслух произнесенных слов, а в виде своих уже расшифрованных значений — возникли слова: «Ты что-то спросил у меня? Повтори ещё раз. Я снял экран, теперь я могу тебя слышать».

— Вы уже ответили на мой вопрос, — вслух пробормотал Большаков.

— Всё правильно. Мы можем читать мысли при желании, но большую часть времени отгораживаемся экраном. Он поглощает волны, мы не слышим окружающих, они не слышат нас. Кому-кому, а тебе не нужно объяснять, зачем это делается.

— Ещё бы! Я вам завидую. Ради одного этого стоило бы согласиться.

— Тебе нужно научиться экранировать сознание в любом случае, без всякого бессмертия. Долго ты не сможешь скрывать мысли от Ирины, ваших фокусов с револьверной структурой сознания хватит ещё от силы на неделю. Ну, максимум две. Тебе нужно уйти в отпуск. Поедешь на свою малую родину, там и потренируешься. Ты парень сообразительный, врубишься быстро. Кстати, со временем вы с Ириной этому и сами научились бы, но до тех пор, боюсь, оба станете законченными психопатами. Да и тайну Бессмертных ты должен сохранить. Денёк продержишься, а завтра Борисов тебе предложит отдохнуть.

— Кстати, о Борисове. Вы так уверенно говорите о его планах, словно он тоже в вашей организации. Иначе как...

Лесник понимающе кивнул, останавливая его.

— Как я узнал о его планах, если его сознание непрозрачно для сканирования? Не Бессмертный ли он, судя по этому признаку? А также как я узнал, что опустившийся алкоголик Федор Мокеев 20 января 2000 года погибнет в дорожно-транспортном происшествии? Или погиб? Нет, всё-таки по-русски надо говорить: погибнет, у нас нет формы «будущее в прошедшем». Черт, все время путаюсь, да ещё языковые нормы так быстро меняются, не успеваю отслеживать... А как я смог угадать, что если я в 1994 году спасу пьяную наркоманку от верной гибели, то в 1999-м она окажется способной воспринять язык болотников и научить ему Илью Большакова — моего кандидата номер один в Бессмертные? И тем самым помочь ему освоить искусство психического контакта? — Он помолчал, отпил ещё чая и продолжал: — Могу ответить только на некоторые вопросы. Борисов — не Бессмертный. Экранированная психика досталась ему по наследству от предков. Такие случаи очень редко, но бывают. Телепатией мы пользуемся не часто и при планировании своих операций на неё не полагаемся. ещё раз повторюсь: человек — существо неожиданное. Какой прок знать, о чем думает, чего хочет и даже что намеревается делать, к примеру, Ирина Рубцова? Если в следующий момент она захочет другое, думать будет о третьем, а сделает что-нибудь совершенно четвертое? Ты улыбаешься, Юпитер, значит, я прав. А между тем Рубцова мой скальпель, мой точнейший, ювелирный инструмент. Я горжусь, что вырастил такой овощ на своей грядке. Если я не ошибаюсь, Ларькин рассказывал вам, что поведением человека управляют по очереди разные центры мозга?

— Рассказывал.

— Порой при переходе контроля от одного центра к другому кажется, что человек стал совершенно другим — и даже не знаком с тем, которым он был раньше. Например, речевой центр и половой редко уживаются в согласии.

— Кроме тех случаев, когда речевой полностью подчинен и выполняет служебную функцию.

— В быту таких людей называют бессовестными. Так вот, мы не можем полагаться на знание человеческих желаний и даже намерений. Нам нужны более точные методики определения его последующих действий. И они у нас есть. Но извини, Илюша, всему свое время. Подробнее я могу об этом говорить только после того, как ты определишься с решением.

— Интересно получается, — сказал Илья. — Я соглашаюсь, узнаю довольно многое о Бессмертных. Достаточно для того, чтобы вами заинтересовались, скажем, государственные разведки. А потом проваливаюсь на экзамене — и остаюсь в живых со знанием ваших секретов. Вы не боитесь доверять мне столько?

— Во-первых, не так уж много. Я же не доверю тебе состав эликсира второй формулы, даже первой. А из чего делается эликсир третьей формулы — я и сам не знаю, в эту тайну посвящены только избранные. Во-вторых, тебе почти никто не поверит. Как ты сам любишь говорить, акулов не бывает. Это слишком страшные и фантастические твари. Слишком зубастые, слишком безмозглые, слишком кровожадные, словно специально придуманные, чтобы пугать нас, маленьких детей. Можешь написать рапорт, начальство давно привыкло к твоим приколам. Будешь настаивать — скажут, что ты переутомился, вспомнят результаты медицинских обследований, они у тебя на грани. Напиши в газету — получишь гонорар. Можешь даже написать книгу или даже целую серию книг о Бессмертных. С тем же успехом.

— Кто-нибудь да поверит, — тоном злодея-провокатора сказал Большаков.

— Да никто тебе ловушек не строит. И убивать тебя никто не будет. Но предположим, что ты случайно проболтался. И даже предположим, что неоднократно проболтался. Тебе очень быстро надоест, что некоторые из тех, кто тебе поверили — не тихие безобидные сумасшедшие, которые обожают такие истории, а серьезные люди, которые могли бы заняться расследованием истории Бессмертных, — начнут исчезать, падать с мостов в реки, резать себе вены и всякое такое. Честное слово, тебе очень быстро надоест трепаться. Потому что будет жаль прополотой морковки.

Они в молчании доели остатки салата и хлебцы, допили чай и стали собираться в обратный путь. Встав на лыжи и схватив поудобнее палки, Большаков сказал:

— Трепаться я, конечно, не собираюсь. Если неудачная попытка грозит мне только сожалением об утраченных возможностях... Мало ли у меня в жизни было обломов. Переживу как-нибудь. Я хотел бы попробовать.

— Открою тебе маленькую тайну, — произнес Лесник. — У нас две вакансии, одна в Западной, другая в Восточной Европе. Ты — кандидат на ту, что в Восточной. А другую полвека назад хотели заполнить человеком по имени... впрочем, неважно. Он не прошёл тестирование. Вёл себя после этого, с нашей точки зрения, нормально, вполне достойно для смертного. Продолжал работать в разведке, потом писал книги. Но вскоре после провала на экзамене он обронил в одной из книг такое определение ада: «Это вечное сожаление о безвозвратно утраченных возможностях». Он прожил с этим адом в душе всю жизнь. Ужасно короткую, с нашей точки зрения, но с вашей — нет, многие бы позавидовали.

— Но всё-таки... — Илья прокашлялся, потому что у него внезапно встал комок в горле. — Вы предложили мне то, о чём я мечтал всю свою жизнь. Ужасно короткую.

— Я знаю, — сказал Лесник. — Продолжим разговор на вашем Сясь-озере. Не отставай!

Он оттолкнулся палками и легко заскользил вниз по пологому склону, туда, где за редкими тополями и липами, окружавшими полянку, виднелось широкое поле.

В электричке Лесник вручил Илье упакованную в пластмассовый футлярчик дискету.

— Для начала, — произнес он. — Сам понимаешь, после прочтения текста на ней остаться не должно. А потом материалов будет побольше. Картинки, графики. Наберется на лазерный диск. Его переписывать не будешь, просто вернешь мне.

Большаков кивнул, взяв дискету.

На следующий день после утреннего доклада майор действительно предложил ему недельку-другую отдохнуть, съездить в родную Новгородскую область, развеяться.

— Неделю. Больше я без «Вампира» не выдержу, — согласился Большаков.

Спешить было некуда. На прощание Илья устроил своему любимцу и подопечному проверку системы. Заодно закончил читать дискету. Начал он читать её дома, на «ноутбуке», одолел быстро, хотя текст был сложный, со множеством новых, мудреных терминов.

«А вот идеи не сказать, что очень свежие», — думал Большаков, стирая содержимое дискеты. Заодно он убрал из памяти «Вампира» множество личных дневниковых записей. На всякий случай.

Он заварил себе кофе и стал по старой привычке «рассуждать руками» — набирать появлявшиеся мысли сразу в оперативную память машины. Нехитрый прием помогал упорядочить мысли, «переварить» полученную информацию. Часто, перечитывая этот текст, он удивлялся, как такое могло прийти в голову. Бывало, что смеялся над собой.

Содержание файла *.txt.

Файл записан не был.

«Некоторые тексты письма Л., адресованные мне. Он их начал писать ещё в 1989 г., когда я учился в МГУ.

В числе прочих признаков, по которым я их устраиваю, — отсутствие так называемого гуманизма. При всей моей мягкости я отношусь к людям с большим презрением. Л. говорит, что я должен научиться относиться к ним, как к растениям на грядке: определить, где сорняк, где культура, и пропалывать беспощадно. Анекдот про наркомана. Жалуется: «Сорняки замучили. Посадил на огороде коноплю, а лезут какие-то помидоры».

Мераб Мамардашвили: «Если мой народ за Гамсахурдиа, то я против моего народа». А Л. в этом конфликте за кого? Или тот Бессмертный, который у них отвечает за Кавказ? Он обязан соблюдать тонкий и точный баланс интересов примерно в такой иерархической последовательности:

1) обеспечить выживание доверенного ему социума, если это не противоречит главной задаче Бессмертных — обеспечению выживания человечества (интерес № 0);

2) обеспечить необходимый культурный уровень социума, если это не противоречит № 0 и № 1. «Противоречит» — это я неточно выразился, прямого противоречия быть не может, но в практической деятельности Б., действительно, бывали случаи. Не хватало сил, внимания. Приходилось выбирать между людьми типа Мамардашвили и Гамсахурдиа. «Забота о носителях культуры важна, — пишет Л. — Но если ты видишь, что в доверенное тебе стадо свиней вселились бесы и оно мчится к пропасти, ты обязан стать вожаком, главным бесом, возглавить эту гонку, потому что единственный способ их спасти — свернуть, уводя в сторону от опасного края. Ты не имеешь права их судить, нехай, мол, разобьются, раз они такие. Тебе поручено лишь сохранить стадо, и другого стада тебе дано не будет. И если при этом одна-другая неповоротливая свинья сорвется в пропасть, не вини себя ни в чем. Даже если эта свинья считалась очень культурной».

Дальше он пишет, что возможна ещё более жесткая ситуация: для того, чтобы вовремя свернуть, придется спихнуть в пропасть своего брата, у которого такая же задача, просто он ближе к краю. Если другого выхода нет, нужно делать это, не сомневаясь, потому что за потерю стада с тебя спросится в любом случае.

А дальше в иерархии, что самое странное, идёт цикл — обеспечение высокого уровня культуры объявляется необходимым для решения задачи № 0 — выживания человечества в конкурентной борьбе с другими цивилизациями. Познавать мир и осваивать окружающее пространство необходимо, иначе другие его освоят так, что смогут вытеснить нас с нашего единственного места под Солнцем — Земли. Борьба за выживание на всех уровнях: между одноклеточными организмами, между многоклеточными организмами, в том числе людьми, между небольшими группами людей (производственными коллективами, профессиональными группировками, классами и партиями), социумами и, наконец, цивилизациями. Стремление организовать всю окружающую материю по образу и подобию своему.

Ключом в этом замкнутом круге объявляется забота о сохранении социума. Достаточно сильный, жизнеспособный социум, не утративший своего места под солнцем, способен быстро восстановить и увеличить культурный слой, которым ему пришлось пожертвовать в борьбе за выживание. Наличие большого числа разнообразных социумов обеспечивает разнообразие форм сознания — одно из главных условий, необходимых для развития общечеловеческой культуры.

Поэтому Л. пишет: «Попросту говоря, Совет дал нам одну инструкцию: бегайте вокруг стада, гавкайте, не давайте ему убиться, а остальное — не ваше собачье дело». Мне-то, конечно, вспомнились прогрессоры Стругацких, но потом я понял, что это совсем другое. Б. могут выступать и в роли антипрогрессоров. Культура для них — не фетиш, а сельскохозяйственное растение. «Крестьянин может боготворить пшеницу, но по весне он швыряет её в грязь, под ноги себе, горстями. Стоит ли рыдать по этому поводу?»

Он пишет, что не надо воображать себя богом и пытаться прыгнуть выше головы. Мы не собираемся править человечеством, наша задача всего лишь обеспечить его выживание. А ради чего мы это делаем — оно как-нибудь само разберется.

Самое сложное — разрулить между интересами № 0 и № 1. Интересами своего социума и соседнего, в конечном итоге — социума и человечества. Поэтому патриоты и пастыри своего стада Бессмертные иногда превращаются в волков и антипатриотов. Поэтому они создали идеологическую неразбериху в российском Братстве, чтобы им было легче управлять.

Лесник — странное сочетание живой заинтересованности в тебе, в человеке, и абсолютного равнодушия к тебе, к человеку. Словно посмотрел со стороны на своё собственное желание служить человечеству. Вот живое олицетворение, он воплощает в себе служение человечеству. Хорошо тебе рядом с ним? Бр-р-р. Вот что я мог бы ответить.

Хотя я понимаю Ирину, которая была влюблена в него без памяти. Она обиделась смертельно, когда он сдал её Борисову. Рубцова выполнила свою главную функцию — подготовку Ильи Большакова — и больше была не нужна. А Л. ею до сих пор гордится.

Сегодня впервые за долгое время думаю об Ирине без надрыва. Ю.Н. отослал её куда-то в архив Конторы, может, по службе, но, по-моему, он просто растаскивает нас в разные стороны, подальше друг от друга. И очень правильно делает.

Какая-то легкая и радостная мысль после всего этого кошмара: «Да пусть живет как хочет!»

Мой поезд ночью.

Они больше делали вид, чем действительно играли. Просто сидели за шахматами, обсуждая прочитанные Ильей материалы. Большаков привёз с собой «ноутбук», на котором и читал лазерный диск Лесника. Поначалу они пробовали сразиться в древнюю индийскую игру всерьез, но Лесник всё время выигрывал, и ему первому стало неинтересно.

Даниловы — мать взяла фамилию отчима — приняли гостей радушно. Лесник им понравился, и гостеприимство не было искусственным. Илья объяснил, что приехал на пять дней отдохнуть, показать товарищу по работе землю новгородскую, порыбачить на Сясь-озере. Повышенного внимания к чужакам в деревне избежать невозможно, но если хочешь, чтобы на тебя перестали обращать внимание — не прячься. Илья нанес визиты вежливости соседям, родителям бывших одноклассников. Из его ровесников мало кто остался на селе. На рыбалку они с Лесником действительно сходили, но рыбы принесли мало. Когда они только приехали, отчим болел — сильно простудился, — но Лесник сумел своими настойками за три дня поставить старика на ноги. Тот даже порывался с ними на озеро, еле отговорили.

Сейчас отчим дремал в своем маленьком закутке, мать смотрела телевизор в горнице, а Илья с Лесником сидели на кухне.

— Ни у одного из нас нет и в принципе не может быть преемника, — негромко говорил Лесник. — Поэтому одна из задач — постараться выжить самому, как бы ни сложилась ситуация. Понятно, что Союз Бессмертных закроет брешь, но на это потребуется время, вакансии пустуют десятки лет, а цену времени мы прекрасно знаем. Нет никого, кто бы мог продолжить моё дело. Оно — моё, такое, каким я его делаю, и я за него отвечаю на все сто процентов. Такая же ответственность ляжет и на тебя.

— Именно по этой причине Бессмертные никогда не занимают видных постов? — уточнил Большаков.

— Конечно. Удачное выражение: «видный пост». Часовой на таком посту — смертник. Пост должен быть невидным. Нам нельзя пренебрегать возможностью случайного выстрела, это обойдется Союзу слишком дорого. Со времени убийства человека, известного под именем Гай Юлий Цезарь, Бессмертным запрещено занимать государственные посты.

— Он был Бессмертным?

— Да, но погиб всего лишь на сто двадцать втором году жизни. Подлинное имя, данное при рождении — Гай Луций Максим. На него несколько раз покушались, но он пользовался техниками отвода глаз, балансировал на грани. Ещё и этим дал лишний повод обожествить себя при жизни. В конце концов, когда убийцы собрались большой толпой, он не смог удержать их всех под контролем. — Лесник сделал ход и продолжал: — Поэтому пирамиды братств, которые служат нашим инструментом, обращены верхушками внутрь себя: на самые высокопоставленные должности выдвигается среднее звено, а вершина пирамиды, которой управляют Бессмертные, зеркально отражена вниз. Конечно, российским Братством управляет не дворник и не разнорабочий, а какой-нибудь скромный подполковник или даже майор. Предположим, майор службы безопасности. Нет, не я. Я же не единственный Бессмертный в Восточной Европе.

— А рядовые члены Братства, конечно, не догадываются, для чего оно служит?

—Не совсем корректно поставлен вопрос. У Братства столько уровней посвящения, что о рядовых говорить сложно, поскольку нет ряда. Есть цепочки. Какой-никакой чин есть почти у каждого. Старший помощник младшего лейтенанта. А во-вторых, Братство настолько. многофункционально, что каждый из его членов не просто догадывается, а совершенно точно знает, чему служит. В пределах своей компетенции. Так, русофил Вятич — это кличка знакомого тебе подполковника Тимашова — уверен, что оно служит величию России. Он не видит никакого противоречия в том, что руками Братства Россию несколько раз макали в такое дерьмо... Он усматривает смысл и в этой, в сущности, антипатриотической деятельности: «чтобы злее были». И ведь в чём-то он прав. Но о тех смыслах, которые вкладывают в Братство Бессмертные, он, конечно, не знает. Как не подозревает и о существовании Бессмертных. Официально я его подчиненный. Неофициально — он мой подчиненный, потому что он состоит в младшей по рангу ложе — или ветви, каких называют в российском Братстве.

Кроме чтения материалов на «ноутбуке», Илья ежедневно под руководством Лесника занимался упражнениями по созданию и удержанию на себе экрана, защищающего от сканирования мыслей.

Приезд к родителям неожиданно обернулся для Большакова неприятным психологическим испытанием. Он вдруг обнаружил, что перестал любить мать. Неприязнь к отчиму, напротив, исчезла. Обыкновенный пожилой мужик. Преждевременно постаревший: ему ещё не исполнилось и шестидесяти, а выглядит за семьдесят. В то же время мать ещё бодра и выглядит неплохо, хотя и на четыре года старше.

«Это она отца в могилу свела, — появилась нехорошая мысль. — Она и этого заездит». Илью стало раздражать в матери все: её живой, беспокойный характер, чем-то напоминавший характер Ирины, её подковырки и шуточки, её властолюбие.

Был ещё один нюанс: если в детстве он лишь смутно ощущал желания окружающих и слышал их мысли, то теперь душа собеседника была перед ним как на ладони. До встречи с Рубцовой он словно смотрел на удаленные объекты через увеличительное стекло: какие-то нечеткие, но яркие, узнаваемые предметы ещё были различимы, какие-то мелочи совсем терялись, а некоторые превращались в расплывчатые цветовые пятна, которые не удавалось идентифицировать. Астом и практика сканирования внесли не достававшую четкость, и Большакову пришлось пережить горький опыт: видеть насквозь собственную мать. Вот этого он не пожелал бы никому: всё-таки душа родительницы должна оставаться тайной. Но деваться было некуда: беспощадный ум Ильи помимо его воли проанализировал поступающую информацию и сделал вывод. Коротко его можно было бы выразить такой фразой: «Моя мать — стерва». Но мало ли кто приходит к такому умозаключению, эти слова не могут передать глубины большаковского открытия. Как и невозможно передать остроты его переживаний.

Он словно вдруг лишился её — единственной женщины, которую любил до встречи с Рубцовой. Этот «контур», по выражению Лесника, тоже оказался начисто выжженным. Утрата показалась Илье горькой буквально до слез. Часто посреди разговора или какого-нибудь занятия у него вдруг начинало щипать в глазах и в носу, он едва сдерживался, чтобы не заплакать. Потом всё как-то незаметно прошло.

Сегодня был Тот самый день. Первый день приема эликсира первой формулы. Лесник велел Большакову не обедать — Илья объяснил это старикам расстройством желудка, — а сам с утра колдовал над колбой с колодезной водой, анализ которой он сделал в первый же день и нашел её вполне подходящей. Лесник пропустил воду через специальный фильтр, выставил колбу в сени на несколько минут, чтобы охладить до нужной температуры, а затем вылил в неё жидкости из трех пробирок: две прозрачные и одну красноватую — и поместил в термостат. Через два часа Большакову предстояло это выпить.

— Я внимательно прочитал то, что касается баланса сил и развития многообразия форм сознания, — сказал Илья. — Но всё-таки, по-моему, на практике с Россией вы переборщили. Развалили систему, империя рухнула, вот-вот разложится окончательно. Вы ничего не дали России взамен.

— Примерно так же мог бы рассуждать член российского Братства второй ступени посвящения. В виде оправдания — иногда ведь хочется и пооправдываться — могу сказать, что мы не боги и не дьяволы, у нас не всё получается. Социальные структуры, в том числе созданные нами, имеют свойство развиваться по своим собственным законам. А поскольку они состоят из живых людей, они иногда вытворяют такое... Мы просматриваем, условно говоря, просчитываем на компьютере все последствия. Хотя это и не совсем компьютер, но так тебе будет понятнее. Так вот, очень трудно определить то необходимое действие, которое удержит всю систему от необратимых процессов.

На второй день, когда они рыбачили на Сясь-озере, Лесник рассказал Илье историю битвы на Чудском озере — такую историю, которой Большаков не знал. О том, как Ливонский орден, созданный в своё время самими Бессмертными, вышел из повиновения и начал поход на Новгород, неся крестом и мечом католичество через Прибалтику дальше на восток. Как Бессмертные, потеряв двух членов союза в этой борьбе, загнали крестоносцев в ловушку и вернули росам, томившимся под гнетом Золотой Орды, веру в свои силы. Бессмертным нужен был ещё один противовес католицизму на востоке. Механизм католической церкви беспощадно и успешно противодействовал всем их попыткам выработать новые способы мышления, развивать естественные науки, грозил подмять под себя все более-менее развитые страны и затормозить развитие человечества.

Православие как форма сознания не оправдало их надежд, но, верные своему принципу разнообразия, они решили сохранить его, защитив силой крепнущего Московского княжества. Однако дальнейшие расчеты показали, что Российская империя в XVI веке начнет экспансию в Азию, дойдет до Тихого океана, покорит Северный Китай и Корею, перемахнет через Берингов пролив и закрепится в Северной Америке, предоставив Южную после нескольких коротких стычек и дипломатических конфликтов Испании.

Управлять напрямую Америкой русские не смогут, но чтобы не терять своего влияния, они создадут мощное вассальное государство Апачия. Регулярная армия православного государства краснокожих под руководством военных специалистов-казаков в конце XVII века сумеет дать отпор обнаглевшим переселенцам из Западной Европы, выбив их из всех фортов. За европейцами останутся лишь жалкие крохи — несколько раздробленных колоний вдоль восточного побережья.

— И вы загубили такой шикарный план? — изумился, узнав об этом, Большаков.

— Я понимаю, что ты болеешь за геополитические интересы России. Не изжил ещё... Видишь ли, малыш, православие не открыло людям путь к научно-техническому прогрессу. А оно обещало подмять под себя огромные земли, населённые людьми, значит, определять мировоззрение этих людей. А следовательно, тормозить развитие человечества. Мы увидели, что как бы Бессмертные не сдерживали экспансию российского государства на восток, она всё равно будет идти. Сейчас, после нашего ответного хода, это оказалось не так уж и плохо. Но если б мы не помогли Колумбу организовать экспедицию... Я уже не говорю о том, что прекраснодушный мечтатель и ученый Америго Веспуччи никогда бы не смог «пробить» при каком-нибудь европейском дворе эту экспедицию. Сумел лишь Колумб, сыграв на жажде золота.

— Но Америку осваивали такими зверскими методами!.. Понимаю, я опять начал жалеть краснокожую редиску.

— В конце концов, главное, что появились Соединенные Штаты Америки — государство, руководимое братьями-масонами, которых так ненавидит Вятич. Государство, достаточно веротерпимое, чтобы обеспечить развитие таких форм сознания...

— ...которые служат основой для развития науки и техники. Всё ясно. А оно в свою очередь обеспечивает конкурентоспособность человечества среди других цивилизаций. Только других цивилизаций что-то не видать.

— А кому за это нужно сказать спасибо, ты ещё не догадываешься? Уже несколько десятков тысяч лет на Земле живет раса йети-фейри. Были времена, когда они даже выступали в роли правящей верхушки. Я говорю не про йети, конечно. Это существа служебные. Как сейчас говорят, лохи. А фейри в государстве ариев играли роль богов, верховных существ, им поклонялись и приносили жертвы. Бессмертным пришлось изучить их знания и приемы, вести длительную разведку, чтобы потом начать потихоньку выкуривать их с нашей планеты. Бессмертные натравливали на них смертных, организовывали диверсии, а несколько раз дело доходило до настоящих битв. Одна из них была недалеко отсюда, на Ильмень-озере.

— Это интересно, хотелось бы знать подробности.

— Мне тоже хотелось бы. Свидетельств осталось не так уж много, кое-какие воспоминания... Сражение состоялось за две с половиной тысячи лет до Невской битвы. Живых свидетелей сейчас уже нет. А впрочем, вот что сохранилось...

Стены кухни вдруг расплылись, словно глаза Большакова застлали слезы. Он вдруг очутился на берегу Ильмень-озера. Как он понял, что это именно Ильмень-озеро в глубокой древности, он не мог бы сказать. Очертания озера сильно изменились, оно было несколько уже, хорошо просматривался противоположный берег. Окрестности заросли камышом и ивой, а дальше виднелся плотный строй невысоких сосен. Большаков лишь отчасти присутствовал в этом мире, но все же он ощутил, что несмотря на внешнее буколическое умиротворение, пейзаж скрывает уже начавшуюся битву.

Тихий ветерок шуршал в камышах, маскируя осторожное продвижение одной... двух... трёх невидимых фигур. Где-то в лесу вдруг послышался механический лязг, и в небе пронесся некий дымящийся снаряд, очевидно, выпущенный из катапульты. Там, где он упал, раздался оглушительный взрыв, затем дикий вопль, и из густого облачка черного дыма выкатилась горящая фигурка в маскировочном костюме. Это был не человек, а какое-то низкорослое и худое существо с серо-зеленым, под цвет камуфляжа, лицом. Большаков никогда не видел фейри, но по рассказам Виталия и Ирины догадался, что это «оно и есть» (как по внешнему виду, так и по издаваемому визгу определить пол существа было затруднительно).

Горящий как факел фейри вдруг перестал кричать, деловито достал нож и, воткнув его себе в живот, стал делать харакири. Затем, однако, остановился и вновь завизжал, с ужасом глядя на свои руки и не обращая внимания на обугливающуюся спину. А после этого вновь ухватился за рукоять ножа, вогнал его куда-то совсем под ребра себе, навалился на него корпусом и забился в агонии.

Илья чувствовал, что окружающее его пространство словно вибрирует от волевого напряжения многих десятков живых существ. Они искали друг друга по мыслям, как по запаху, гипнотизировали друг друга, «отводили глаза», внушали слепоту, болевой шок и желание умереть, выскочить неожиданно на открытое пространство, немедленно покончить с собой или убить своего товарища. Прятавшиеся в зарослях люди, йети и фейри, парализовывали друг друга усилиями воли, сцепляясь на расстоянии нескольких десятков метров в клинч, как пытающиеся уйти от удара боксеры. Или как катающиеся по полу в смертельной схватке близкие по силе противники: то один, то второй оказывается на верху сила схлестнулась с силой, и исход сражения ещё не ясен.

В камышах послышались отчаянные крики живых существ, наносящих смертельные раны друг другу. Кажется, пробиравшиеся там разведчики людей наткнулись на засаду болотников и стреляли из тяжелых арбалетов то ли в них, то ли, повинуясь гипнозу, друг в друга. Через минуту ответная зажигательная бомба прилетела с противоположного холма и разлилась по камышу адским пламенем. С гудением и треском поползла в разные стороны стена огня. Крики стали совсем безумными и через несколько минут замолкли. Пламя расчистило обзор: стало видно берег и поверхность озера, они были завалены дымящимся черным пеплом так, что трудно было разобрать, где начинается вода.

Вдруг из-под слоя пепла показалась лохматая голова болотника. Хрипя, он выполз на четвереньках на берег, прополз несколько десятков метров прочь, цепляясь за дымящуюся почву перепончатыми лапами, упал и затих. Из левого бока у него торчало полдюжины коротких и толстых арбалетных стрел.

Затем противники некоторое время обменивались зажигательными снарядами катапульт, причем люди, очевидно, попадали точнее, потому что вражеский берег скоро весь был объят огнем и ответные удары прекратились. На стороне людей было больше дыма, чем огня. Видимо, там успевали тушить пламя, весь их фронт был затянут сизо-черной дымовой завесой.

Психическое напряжение ослабло, сменившись излучениями боли и усталости. Битва заканчивалась: коренное население планеты сумело противостоять зомбированию, а пришельцы оказались менее подготовленными к войне с применением технических средств...

Наведенные глюки исчезли, и Илья очутился за знакомым столом, на кухне в родительском доме.

— В общем, наши победили, — услышал он голос Лесника. — Фейри потеряли свой форпост на севере Восточной Европы. Подробнее могу рассказать, и об этом стоит поговорить, почему Бессмертные не истребили этих тварей до конца. Хотя для этого сил у них уже давно достаточно. Оказалось, они в каком-то смысле наша дальняя родня. Люди, фейри и йети — потомки одних общих предков, цивилизация которых существовала миллионы лет назад... А может, и не назад, а вперёд...

— Даже так?

— Представь себе. Но этого мы пока ещё не знаем. В отношении йети-фейри Союз Бессмертных верен своему главному принципу — поддержание разнообразия форм сознания. Дело даже не в том, что значительную часть знаний Бессмертные позаимствовали у фейри. Я хочу сказать, дело не в благодарности. Дело в принципе. Но мы следим, чтобы они не очень-то наглели. Доминировать над коренным населением Земли Бессмертные им больше не позволят.

Этот разговор состоялся вчера. Сегодня, вспомнив его за шахматной доской, Большаков спросил:

— А что же всё-таки будет с Россией?

— Ты так говоришь, как будто она может куда-то исчезнуть, — усмехнулся Лесник.

— Есть такое опасение, — признался Илья.

— Никуда она не денется. Ты просто ещё не дочитал до конца. Россия останется самостоятельным государством и ещё долго будет озадачивать мировое сообщество своими выходками. Это страна поголовного волюнтаризма и критического отношения к каким бы то ни было правилам. В этом есть определенная польза. Поначалу правила были нужны, и одной из задач Бессмертных было дать им эти правила. Но теперь люди сами придумывают себе все новые условия игры, и они все усложняются, доходя до принципа «козырной чучи». Знаешь, что это такое?

— Знаю. Анекдот. Мужик предлагает играть на деньги — кто первый крикнет: «Чуча!» Все стараются, орут «чуча!», а тот, кто всё затеял, спокойненько произносит: «А у меня козырная чуча». И сгребает бабки.

— Так вот, Россия — игрок, который может противостоять игроку с «козырной чучей».

— Для этого надо быть ещё большим наглецом или шулером. Например, поставить на кон фальшивые деньги.

— А ты как думал? — засмеялся Лесник. — Кроме того, сообщество с таким видом социальной организации, как в России, просто не может проиграть полностью.

— По-моему, у нас последние остатки социальной организации разваливаются.

— Ошибаешься — система на самом деле адаптируется к новым условиям. Просто на деле это не так красиво, как на словах. Но процесс уже близок к завершению. Чтобы тебе привести в пример из открытых материалов? Ты читал «Зияющие высоты»?

— Читал.

— Александр Зиновьев, конечно, умница. Но если даже Бессмертные иногда ошибаются, то что говорить о смертных? Зиновьев очень образно описал систему внутренней организации «социалистического» общества, назвав её социзмом. И совершенно правильно определил социзм как самый естественный и эффективный вид общественного устройства. По типу крысиной стаи. Помнишь, как члены союза художников рассказывают Мазиле о борьбе прогрессивного и отжившего в их сообществе и что он им отвечает?

— Он отвечает, что это просто борьба за право лизать задницу начальнику.

— Правильно. Зиновьев соотнес эту схему со всем обществом. Социалистическим. Назвал её социзмом и стал её клеймить. Его выставили на Запад, чтобы он посмотрел внимательно и поискал другой вид общественного устройства. Он посмотрел внимательно — и совершенно справедливо определил западный вид как завуалированный социзм. После того как зазомбированный американским братством Горбачев расшатал Советский Союз, который был очень опасен своей агрессивно-лицемерной идеологией, Зиновьев стал беспокоиться о судьбе России, звать её назад к социзму. Но если бы он вернулся сюда и пожил здесь не на гастролях, а обстоятельно, думаю, он понял бы, что система организации, по сути дела, не изменилась. Она сохранилась во всей её красоте.

— Даже задница ещё долгое время была старой; обкомовской.

— Зато лизали её с молодым задором, оттеснив стариков, свежие, полные сил кадры. Бывшие комсомольцы. А недавно и задницу обновили, теперь процесс пойдет гораздо веселее. Социзм жив, немного поменял окраску, его теперь с поправкой на идеологию можно назвать капсоцизмом, но сущность его от этого не изменилась. Морковке, правда, легче не станет. Станет труднее. Но российский социум выживет, так что философ зря беспокоится.

Подошло то время, которое было определено как час принятия эликсира первой формулы. Лесник взял термостат и ещё несколько минут охлаждал колбу в сенях. Илье он велел пока выполнять кумбхаку — дышать по системе йогов. Большаков закрыл глаза и сосредоточился. Один... два... дойдя до восьми, он задержал дыхание, затем с силой выдохнул. После шестого выдоха услышал поблизости шорох и открыл глаза.

Лесник протягивал ему колбу с жидкостью, которая за это время стала лимонно-желтой.

— Кажется, всё-таки уринотерапия, — с подозрением произнес Большаков, понюхав жидкость. — Should I kiss this piss forever?

— Нет. Хотя бы потому, что мочу пьют каждый день, а эликсир первой формулы — раз в десять лет. Пей, не тяни, быстрее отмучишься.

Илья, как было сказано, тремя большими глотками выпил эликсир. Его всего передернуло, лицо сморщилось.

— Фу, ну и гадость же! — сказал он изменившимся голосом.

— А то... — сочувственно произнес Лесник. — Утешься, повторная процедура тебе грозит не скоро. Я сам каждый раз корчусь.

— А запить чем-нибудь можно?

— Пока нет, терпи. Я скажу, когда можно будет. Пока дыши.

Большаков продолжил выполнять кумбхаку, и ему немного полегчало — в основном за счёт того, что внимание переключилось со вкусовых ощущений на поддержание нужного ритма дыхания. Через несколько минут Лесник разрешил ему хлебнуть водички, но есть запретил до утра.

Ночью у Ильи поднялась температура, а следующие два дня его донимали неожиданно возникавшие головокружения. Впрочем, это было не так уж неприятно, напоминало легкое опьянение. Лесник сказал, что Большаков легко перенес прием эликсира, потому что много лет перед этим вел довольно правильный образ жизни, занимался йогой и соблюдал соответствующую диету. По его словам, у других кандидатов в Бессмертные бывали гораздо более тяжелые «ломки».

Они продолжали занятия: чтение, обсуждение прочитанного и тренировки по удержанию защитного экрана. В первое утро после приема эликсира, позавтракав, наконец, Илья спросил:

— Вы сказали, что Бессмертные тоже иногда ошибаются. Союз как-то наказывает за ошибки?

— Это зависит от масштаба последствий. Небольшие ошибки анализируются, Совет даёт рекомендации на будущее. А за крупные ошибки могут назначить смерть.

— Ах, вот оно что... Поэтому никто из Бессмертных и не умер от старости?

Лесник молча кивнул.

— Значит, каждый рано или поздно ошибается по- крупному?

— Мы ведь тоже люди. Каждый умер в результате собственной ошибки — если включить в число ошибок собственную случайную гибель. А её, конечно, следует включить, — усмехнулся Лесник.

— Есть какой-то порядок... ритуал, что ли? Кто-нибудь пытался избежать казни?

— У Совета есть установленная традиция — провинившемуся показывают результаты его неправильных действий. Уж поверь мне, Совет может сделать это так ярко и убедительно, что желание сопротивляться своей участи у виновного разом пропадает. Жить и мучиться угрызениями совести о полях загубленной моркови? Раскаиваться можно всю жизнь — это, по человеческим меркам, лет пятьдесят — семьдесят. А представь себе бесконечное покаяние.

— Это ад. А вообще-то желание жить не пропадает? Утех, кто ещё не ошибся?

— Есть так называемый «кризис двухсот лет», когда полностью вырабатывается заложенная в генах программа жизни. Возникает желание умереть. У меня это совпало с походом князя Игоря на Константинополь. Царьград мы его называли. Примкнул к его дружине, бросался в самую гущу сражения, искал смерти... Но —как видишь... Не довелось. А после двухсот пятидесяти лет начинаешь привыкать, и самое главное — руководствуешься в своих действиях уже только рассудком, прочие центры мозга перестают вмешиваться в твоё поведение.

— Значит, жить всё-таки опять привыкаешь?

— Ты не представляешь себе, как это затягивает.

— Представляю.

— С точки зрения разума это тоже очень хорошо: раз жить хочется, есть стимул работать точно. Поэтому мы стараемся не ошибаться.

В последний день отпуска Илья и Лесник вышли ещё раз прогуляться на берег Сясь-озера, давшего название деревне. Полузаметённая тропинка шла через пустырь и сворачивала к основной группе домов — Даниловы жили немножко на отшибе. Сойдя с тропы, можно было шагов через пятьдесят выбраться на толстый лед. Что они и сделали. Идти стало легче.

— За что был приговорен к смерти мой предшественник? — спросил Большаков.

— За Чечню. Не рассчитал последствий государственной политики в отношении этого народа.

— Но вы сказали, что его уже тридцать лет нет в живых, а война началась недавно...

—...и не скоро кончится. Да, у нас наказание опережает преступление — точнее, его последствия. Но вот тут ошибок не бывает. Я уже говорил, наши методы определения будущих событий очень точные. Да впрочем, что я темню, дам тебе ещё дискету. Когда вернешься в Москву, прочитаешь. Знак запомнил? Ну-ка, воспроизведи.

Большаков снял варежку и нарисовал пальцем на снегу широкое, словно придавленное сверху, «М», к середине которого снизу был как бы прицеплен огромный плюс. Днем раньше Илья видел этот знак на одной из записанных на лазерном диске иллюстраций.

— Нормально. Главное — пропорции соблюдены, — одобрил Лесник. — Я спрашиваю потому, что этот символ может тебе пригодиться в работе. Мало ли что... Мы за четыре тысячи лет всякой разной нечисти немало по шеям накостыляли. Иногда оставляли им на память о себе вот этот символ. Чтобы не наглели, не забывались. Те же йети, например. Если бы у Ларькина было с собой изображение этого символа во время командировки в Саратовскую область, то сейчас бы поселения болотников возле Сеславина уже не было.

— Почему?

— Йети эвакуировали бы всю свою колонию... Если людей мы иногда жалеем, то с нелюдями вообще никогда не церемонились.

Лесник очень уместно смотрелся со своей простецкой физиономией, в старенькой солдатской ушанке и выцветшем светло-зеленом бушлате на фоне полузанесенной снегом ивы на берегу старого русского озера. Трудно было поверить, что в этом мужичке есть что-то необычное. Если бы не его взгляд. Глаза у него тоже были под стать холодному озерному льду.

— Это что же, «черная метка» какая-нибудь? — спросил Большаков.

— Ага, что-то наподобие. Запомни, пригодится.

— Уже запомнил.

— Теперь поговорим о том, чем ты будешь заниматься. Ты уже в курсе, что часть работы вместо выбывшего выполняю я, часть — другие Бессмертные, постепенно ты примешь все это в свои руки и под свою ответственность. Не сразу. Но у тебя есть возможность выбрать несколько проектов самостоятельно, заниматься тем, чем хочется. В каком-то смысле — творить мир по своему желанию. Точнее, исправлять его. Советуясь с нами, конечно. Чтобы не наломать дров. В большинстве случаев можно заранее рассчитать, «чем слово наше отзовется».

— Я бы хотел похерить атомную энергетику, — с готовностью высказался Большаков.

— Интересный проект. Для начинающего вполне посильный. Ломать ведь — не строить. Представь, что ты защищаешь свой проект перед комиссией Бессмертных. Изложи вкратце свои основания.

— Мне кажется, они очевидны. Радиоактивные изотопы в природе встречаются в рассеянном виде, их распад не приводит к цепной реакции, а значит, не ионизирует окружающие вещества до уровня, угрожающего здоровью. Человек добывает изотопы урана и плутония, превращает их в другие изотопы и использует для взрывной или промышленной самоподдерживающейся ядерной реакции. Причем ещё неизвестно, что хуже. Для увеличения числа боеголовок есть какие-то барьеры, политические ограничители. А число промышленных ядерных реакторов насчитывает уже многие тысячи, и оно неуклонно растет. Самая большая опасность в том, что человек ещё не научился утилизировать ядерные отходы. Каких трудов и затрат стоило создание центров по уничтожению химического оружия — так это семечки. Это химия, а не ядерная физика. Радиоактивные изотопы заражают всё, с чем соприкасаются: воздух, воду, землю. Всё становится в той или иной степени радиоактивным. Конца у этой цепочки не видно, а реакторы всё работают. Мне кажется, человечество тут запустило механизм, который рано или поздно его убьёт. Периоды полураспада слишком велики, чтобы полагаться на естественные процессы. А промышленных технологий искусственного превращения радиоактивных веществ в нерадиоактивные у нас нет, и вряд ли они скоро появятся. Мы закапываем ядерные отходы в землю, перекладывая решение проблемы на потомков. Циолковский говорил, что Земля — колыбель человечества. Значит, мы устроили отхожее место под кроваткой своего ребенка — и никак не можем понять, что в этом такого стыдного и преступного? Не можем, хотя это просто как дважды два на уровне здравого смысла. Но тут вмешиваются групповые интересы десятков тысяч людей, уже работающих в атомной энергетике. Хорошо организованный ядерный монстр не дает общественности осознать всю опасность продолжения работы АЭС. Даже Чернобыль нас ничему не научил. Мирный, блин, атом... Простите. В данном случае групповые интересы резко противоречат общечеловеческим. Тезисы, хорошо осознаваемые и доказываемые на бытовом уровне, на государственном уровне вдруг перестают осознаваться. Мы настолько глупеем на правительственном уровне, что пренебрегаем даже безопасностью страны. Ведь и коню понятно, что достаточно удачного попадания одной, самой обычной боеголовки в какой-нибудь из энергоблоков какой-нибудь Балаковской АЭС... Всё это — результат экономической аферы, безмозглой попытки получить непосредственную прибыль от научных исследований. С тех пор наука шагнула вперед, появились новые способы добычи энергии, но выморочный научно-военно-промышленный комплекс, лоббируя свои интересы в правительстве, живет и продолжает загаживать окружающую среду. Слова «могильник», «захоронение» — они указывают на то, чем станет вся Земля в будущем, если не дать по мозгам людям, ставящим групповые интересы выше общечеловеческих. Неразумно прекращать научные исследования, пусть реакторы в лабораториях работают. Но промышленный ядерный монстр должен умереть.

— Аминь, — закончил Лесник. — По-моему, убедительно. Только тебе нужно будет сдержаться, убрать излишнюю эмоциональность, а так, в целом, неплохо. Вот этим и займешься.

— А как?

— Для начала есть Интернет. Следующее звено — газеты и журналы, книжные издательства. Подготовим общественное мнение. Если уж мы делаем на него ставку, начать лучше с Запада, там это инструмент политики. В отличие от России, где власть держится на штыках и «самой козырной чуче». Начнем с Западной Европы, перекинемся на Штаты, а уже они общими усилиями выкрутят руки российскому ВПК. Конечно, одних выступлений в прессе будет мало. Кого-то придется зомбировать, кого-то — заинтересовать материально. Кого-то, в конце концов, столкнуть с небоскрёба. А лучше всего, конечно, — пара небольших аварий на АЭС с отчаянной шумихой вокруг них. Не морщься, пожалуйста, это как встречный пожар запустить от заранее прорубленной просеки. Главное — остановить их. Ведь ты этого хочешь?

— Ещё бы.

— Прекрасно. Похоже, твоего негодования для начала хватит. Хотя вообще-то нами должна руководить не ненависть к чужой глупости, а собственное ясное понимание проблемы. Ну, ничего.

Они уже возвращались по протоптанной в снегу тропинке к дому Даниловых. Некоторое время шли, погрузившись каждый в свои мысли.

— И долго у России ещё будет такая ублюдочная политическая система? — спросил вдруг Большаков.

— Это зависит не столько от нас, сколько от самой России, каждый социум сам себе выбирает тот тип социальной организации, который ему больше подходит. Значит, российский социум достоин своей формы правления. Если уже больше тысячи лет каждый отдельный человек, приходя во власть, становится варягом и начинает ощущать себя чуждым всем оставшимся внизу племенам... Древлянам, украинцам, башкирам... Чеченцам. Которые, кстати, чем-то напоминают мне варягов. Так что всё может быть, не фыркай. Россией уже управлял грузин, а вскоре после него — человек, в общем-то, татарских кровей.

— Не пугайте, — сказал Большаков.

— Ты ещё не преодолел собственные групповые предрассудки. А чужие критикуешь. Групповые интересы — как программа или часть программы, блок или файл, паразитирующий на отдельном человеке. Когда группа людей осознает общность интересов, программа складывается воедино и начинает работать. Появляется лидер...

— Тело программы.

— Или, скажем, запускной файл. А к другим лидер обращается по мере необходимости — и они исправно откликаются. Тебе нужно будет научиться отслеживать и нейтрализовывать в себе групповые интересы, потому что полностью избавиться от них ты не сможешь. Интересы этнических русских, интересы крестьян по происхождению, интересы интеллигентов по образованию, интересы сотрудников ФСБ...

— Я понимаю. Должны остаться только интересы человечества.

—...которые ты, опять-таки, сможешь осознать и реализовать только в составе группы — в Союзе Бессмертных.

Содержание файла 1244.txt Записан 1 февраля 2000 г. Стерт 2 февраля 2000 г. Восстановлен не был.

«Я некогда встречался с неким Б...

4 (крест) — гармония.

3 — естественная убыль, незавершенность, оставляющая место для развития.

5 — избыток, насилие (насильственная смерть, а в других случаях — переход на следующий структурный уровень).

Банальное «дважды два четыре», оказывается, магическая формула! Смешно.

Как же это всё разложить по полочкам-то...

Не успел Большаков вернуться, на него накинулись со всех сторон. Ларькину срочно был нужен очередной анализ квартирной статистики, Рубцова просила немедленной консультации по дешифровке текстов, а у Ахмерова закапризничал бортовой компьютер «Победы». Илья был просто нарасхват. Работал он, как всегда, быстро. До обеда успел расправиться с проблемами Рената и дать несколько предварительных советов Ирине.

Рубцова смотрела на него с изумлением, причину которого Илья хорошо знал. Едва он закончил объяснения, Ирина произнесла с наигранным простодушием:

— Ой, Илюшка, ты знаешь, я тебя... не слышу!

Первый раз в жизни Илья с удовольствием встретил её наивный взгляд и оценил по достоинству её имидж простушки. Раньше все портила способность ощущать протянувшиеся из-под овечьей маски щупальца хищного и жадного любопытства. Теперь ничто не мешало насладиться её актерской игрой, которая только разумом осознавалась как актерская и не давила на психику своей фальшью, диссонансом между внешним и внутренним. Была ещё одна причина, по которой он примирился с рубцовскими штучками. Но её следовало осмыслить, Большаков в тот момент только смутно ощутил, что она появилась.

— Да, что-то со мной случилось. Я теперь тоже не слышу окружающих, — спокойно сказал Илья.

Он выдержал испытующий взгляд Ирины, прекрасно зная из прошлого опыта, каким она его видит: аккуратненький интеллигентный мальчик, честный, умный взгляд через очки, лицо человека, не способного врать, даже не подозревающего о том, что на свете есть ложь.

Большаков предложил Рубцовой какое-то время поработать самостоятельно, а сам занялся поручением Ларькина. Ирина ушла, в определенном смысле, ни с чем. Илья не слышал, чем заняты её мысли, но не трудно было догадаться, что это совсем не шифры. Основная профессиональная черта разведчика — любопытство, а если к тому же разведчик — женщина, её любопытство достигает космических величин.

«Надо будет как-нибудь незаметно сдать ей секрет щита, а то изведется вся, — сочувственно подумал1 Илья. — ГРАСу не нужны неполноценные кадры. ГРАСу нужны полноценные кадры. Проговорюсь об основных принципах за три-четыре разговора, а тренируется пусть сама. Научится. Она девка упорная, к тому же её будет подстегивать тот факт, что я умею что-то, чего не умеет она. Быстро освоит».

Неожиданное холодное спокойствие, с которым он размышлял об Ирине, неприятно кольнуло его, ещё раз напомнив о том новом, что появилось в его отношении к Рубцовой... да и не только к ней.

Он едва успел завершить первый этап выборки данных для капитана, как в «бункере» вновь появилась Ирина.

Защитный экран удерживался на Илье постоянным подсознательным усилием. Большаков не убирал его ни на секунду, но всё-таки, когда дверь ещё только открывалась, он уже знал, кто за ней появится.

«О боги, до чего же она предсказуема, — мысленно застонал он. — Это даже скучно. Сейчас потащит трахаться. Будет меня исследовать под микроскопом. Стоп, это даже в каком-то смысле интересно: сумею я удержать экран во время полового акта?»

— Илюш, — виноватым голосом произнесла Ирина, прислонившись спиной к двери, — у меня не получается. Знаки не систематизируются ни по одному из параметров, которые ты назвал. Или я что-то не поняла. Ты не мог бы отвлечься на минутку и мне помочь? Мне кажется, в библиотеке будет удобнее.

— Я ещё не закончил работу для Ларькина, — с простодушным видом сказал Большаков. — Мне осталось трудов минут на двадцать. Позанимайся пока сама, а?

Убийственный взгляд Рубцовой был ему ответом. «Трус, — читалось в нем без всякого астома и телепатии. — При чем тут работа? При чем тут Ларькин? И что значит «сама»?!» Ирина отделилась от двери и приблизилась к пульту, засунув кулаки прямых, почти не согнутых в локтях рук в карманы джинсов.

«Поза сексуальной агрессии, — отметил про себя Илья. — ещё немного — и она меня изнасилует прямо здесь. Хватит кокетничать, пора соглашаться».

— Иду.

Он поднялся из-за пульта, и Рубцова сделала строевой шаг назад, пропуская его перед собой, как конвоир арестованного. Проходя мимо Ирины, Илья заметил, как изменилось выражение её лица: глаза с томной поволокой, ноздри чувственно подрагивают, во всем облике зловещее высокомерие-— некоторые женщины именно так пытаются изобразить пик сексуального влечения. Тело Рубцовой, как послушный и точный прибор, настраивалось на новый вид работы. Похоже, Лесник был прав, называя её своим ювелирным инструментом.

Содержание файла 1501.txt

Записан 1 февраля 2000 г., стерт 2 февраля 2000 г., восстановлен не был.

«Неужели нормальные люди каждый раз сношаются с такими ощущениями? Кошмар! Словно в тулупе и трех презервативах одновременно. Как они могут так жить? Ничего не зная об ощущениях партнерши, вынужденные догадываться по звукам и дыханию, по мышечной реакции и визуально... А то и вербально обращаться: «Да что ты его без толку теребишь? Сделай мне вот здесь, вот так и вот так... Теперь хорошо, большое спасибо». Ё-моё, как так можно? Я восхищаюсь человечеством и не понимаю, как оно умудряется в таких условиях увеличивать свое поголовье. Я бы так не смог.

В этот раз смог только потому, что у меня есть опыт, я владею собой. А если бы я был неопытный мальчик? Да у меня... Бли-ин... Вот-вот: первая палка блином. Раньше я только логически понимал, зачем люди напечатали столько литературы по этому вопросу. Теперь лучше прочувствовал её необходимость.

Щит я, по-моему, удержал. Иринка обломилась.

И всё-таки. Несмотря на успешный опыт.

Надо как-то сформулировать.

Десять минут сидел в трансе после того, как сформулировал. Почему это меня так поразило? Наверное, потому что предвидеть и понимать головой — это одно, а пережить и прочувствовать — это совсем другое. Привыкнуть надо. Надо привыкнуть.

Короче, вывод такой: я уже больше не человек. В каком-то смысле. Почему это связано с отсутствием способности любить, я не знаю, не осмыслил ещё. Но то, что связано это факт. Поначалу меня потрясло моё открытие. Нехорошо как-то стало. Сейчас уже привык.

Что-то Л. говорил о пережженном блоке.

Да, это не прежнее легкомыслие, не то, что было раньше. Тогда я в принципе мог любить, хотя мне не знакомо было это состояние. Я повесничал и ни о чем не задумывался. Теперь уже все, амба. Эта сторона человеческой жизни для меня не существует, хотя биохимически, как показала практика, у меня все в порядке, функционирует исправно. И как всякий х(ард), имеет свои потребности, которые придется не без удовольствия удовлетворять. Но софт уже несколько иной.

Биологическая победа: для того, чтобы одолеть врага, надо его просто пережить. Он уже в гробу, а ты ещё нет. Значит, ты выиграл. Чем-то напоминает буддизм.

Эликсир первой формулы, конечно, гадость, но он дает организму хорошую встряску, мобилизует его собственные защитные и очистительные системы. За счет их усиленной работы происходит некоторое омоложение организма. Я это чувствую по себе. Да и Л. сказал, что одно принятие эликсира прибавляет пять лет жизни.

Настоящее биохимическое перепрограммирование производит эликсир второй формулы, который пьют раз в три-четыре года. Негативные последствия Э2Ф устраняет эликсир ЗФ, принимаемый после него каждый раз с интервалом в пятьдесят дней. Перестав принимать ЭЗФ, Бессмертные рискуют через сто — двести лет заболеть тяжелыми, неизвестными смертельными заболеваниями. Без Э2Ф они начали бы стареть, а без Э1Ф могли бы умереть от обычных человеческих болезней.

Л. говорил, что у меня должен через неделю начаться самый пик действия Э1Ф. Может, я все ещё чересчур впечатлительный, но мне кажется, он уже начался. «И стоило жить, и работать стоило». Легко как-то все получается.

Самое главное — душевные силы не тратятся больше на собственно поддержание физического существования. Всю жизнь на меня словно давил атмосферный столб, было тяжело просто продолжать быть на этом свете. Очень часто хотелось подохнуть, и хотя во мне жажды жизни не меньше, а наверное, даже больше, чем у нормального человека, часть энергии всегда тратилась на нейтрализацию стремления к вечному покою. Теперь этого стремления нет, и мне очень легко. Может быть, это одно из проявлений щита?»

Соскучившись по «Вампиру», 1 и 2 февраля Большаков почти не отрывался от него. Играл очень мало: за двое суток от силы полчаса. Просто удивительно, но ему не хотелось. Раньше он прятался в виртуальных мирах от реального, не подвластного ему и неумолимого. Теперь он ощутил возможность воздействовать на этот огромный неповоротливый механизм, нашел рычаг и точку опоры и словно высунул голову из виртуального убежища.

Он расправился с делами быстро и выкроил время поработать с дневником: какие-то записи стер, какие- то — восстановил, перечитал и тоже стер. Отформатировал прочитанную дискету Лесника. Записал несколько новых дневниковых файлов.

Содержание файла *.txt.

Файл записан не был.

«Дочитал и стёр. Воспроизводить в любом виде запрещено. All rights reserved. Священная тайна.

Какая, к дьяволу, тайна! 90% информации есть в открытых источниках, даже в научно-популярной литературе. Всё дело в том, как изложены и освещены факты, какие делаются выводы.

Энергоинформационная картина строения Вселенной.

Забавно: я тоже стал трудоголиком.

Общая мощность электромагнитного излучения человека составляет около 150 вт. Мощность типового ПК — 200 вт. Вполне сопоставимые величины. Но дело не только в излучении. Взаимодействуют информационные системы, у них тоже есть своя тактовая частота. Они могут работать в диссонанс, а могут — в режиме взаимной настройки. Давно замечено: машине не безразлично, кто за ней сидит. В присутствии некоторых людей многие программы работают в необычном режиме, с ошибками, даже зависают.

Our PC's are incompatible.

Наводки от такой мощной и сложной информационной машины, как человеческий мозг, влияют на данные, записанные у него в генах. Влияние это двоякое, как и всякий мутагенный фактор. Иногда записывается очень полезная информация. Иногда — ошибки, ведущие к сбою всей программы развития потомка.

Такие исследования, действительно, проводились. «Князь мира сего». Некто Г. Климов. Работал на американцев. Занимался, как и мы, всякой чертовщиной. Колдунами, сатанизмом, психами. Подошел к выводу, что напряжённая интеллектуальная деятельность сопровождается генетическими сбоями дегенеративного характера. Тяга к суициду, половые извращения, психические заболевания. Но природу этого явления не понял, ударился в бесовщину. Нашел, что есть нечто, но истолковал все в духе библейских текстов («Есть Христос!» — на большее фантазии не хватило), фактически призвал к возрождению инквизиции. Обратный Ренессанс. Очевидно, потому что сам по всем признакам маньяк. Таких медом не корми, дай кого-нибудь зарезать, кастрировать или сжечь заживо. Перетрудил, как говорится, головку. Выкачал из американцев немало долларов, пока они не поняли, кто он такой. После того как его поперли из ЦРУ, стал писать книги.

Таким болванам уже давно возразили Стругацкие своим «Миллиардом лет до конца света». Суть их возражения хорошо передает одно высказывание Рената: «Ты боишься, что если выйдешь на улицу погулять, то тебе настучат по яйцам? И что же теперь делать? Заранее настучать себе самому по яйцам и сидеть дома?» Г. Климов как раз это и предлагает. Как будто мало такие ребята наломали дров в Средние века.

А надо изучать взаимодействие информационных систем: электронных, нейронных и биохимических. Выявить закономерности и научиться их использовать. Не забыть при этом, что есть ещё такая неорганическая информационная система, как Земля-матушка.

Похоже, у меня появился новый огромный компьютер. Шесть миллиардов юнитов. И даже возможность переиграть. Только если я сделаю слишком большую ошибку, переигрывать будут другие. Всё-таки это жизнь, у неё свои правила».