КНИГА ВТОРАЯ СЫН МАРСА?

Цезарь, сын Венеры, не мог упустить возможности объявить своим отцом Марса — мифического предка рода Марциев Рексов, из которого происходила его бабка. Военный гений Цезаря действительно кажется чем-то божественным, идет ли речь о завоевании Галлии или о кампаниях, которые он вел для того, чтобы положить конец гражданским войнам. Конечно, он умел окружить себя способными легатами, но всегда сам принимал решения как в области стратегии, так и в области тактики, где в полной мере проявились его гениальность и интуиция, заставлявшая поверить в нисходящее с небес вдохновение или, во всяком случае, в содействие богов: по крайней мере, именно эту веру Цезарь всегда поддерживал в доверчивом общественном мнении.

Однако предлагая заглавие «Сын Марса?», не поддаемся ли мы желанию сохранить некую симметрию, которая самого Цезаря весьма бы удивила, а то и разгневала? Ведь он ни разу не упоминает своего «божественного предка» ни в «Записках о Галльской войне», ни в других сочинениях, даже в тех, которые принадлежали перу его окружения, прекрасно знавшего его заветные желания и потаенные планы. Он говорит только о своей Фортуне, и это — еще один способ остаться самостоятельным и не афишировать свою независимость.

Зададим предварительный вопрос: отдавал ли Юлий Цезарь с самого начала предпочтение театру военных действий в Галлии? Его власть в Цизальпинской Галлии, области, богатой воинами и зерном, позволяла направиться либо в Иллирик, либо в Косматую Галлию.[262] В то время, в начале 61 года, область Иллирика внушала особые опасения: племена даков, объединенные под властью царя Буребисты, осмелились выйти из своих горных лагерей и стали угрожать Аквилее и даже Иадеру (Задар). Риму — а значит, и Цезарю — нужно было изгнать дакские племена из Северной Италии и Далмации и утвердить буферную провинцию между Италией и Дунаем. Однако Буребиста остановил свое продвижение, угрожавшее стратегическим и торговым интересам римских правящих классов, вернулся к своим «святилищам» в Трансильванию и в марте 59 года повернул на восток, начав свой «Drang nach Osten», в результате которого в 43 году разрушил Ольвию (Одессу) на Черном море.[263]

Таким образом, у Цезаря оставалась более серьезная забота — Нарбонская Галлия, жемчужина среди западных римских провинций, особая сфера интересов всадников, которые даже грубыми методами сумели если не установить в ней полный порядок, то хотя бы привести ее в приличное состояние. Оказавшись под угрозой в результате миграций германских племен, стремившихся перейти через Рейн, эта провинция должна была получить защиту от их алчных намерений. Таким образом, жребий был брошен быстро: именно Косматой Галлии — Галлиям[264] — было суждено в течение последующих восьми лет служить трамплином для Цезарева честолюбия.

Глава I ХАРИЗМА ПОЛКОВОДЦА

Приобрел ли Цезарь талант завоевателя или родился с ним? Несомненно, он с должным пылом занимался устроением своей карьеры и уверенно проходил все ее ступени, умея в трудное время избегать подводных камней. Итак, на пять лет он стал проконсулом Косматой Галлии, не оценив полностью все подстерегающие его там опасности, которые соответственно угрожали и его положению в государстве. Ему предстояло оказаться лицом к лицу с необходимостью завоевывать страну, которую он плохо знал. Ему предстояло помериться силами с отважным и многочисленным противником. Волей непредвиденных обстоятельств ему суждено было преподнести в дар Риму провинцию, которой тот не ожидал, а самому Цезарю эта провинция должна была обеспечить власть и славу, то есть те два рычага, без которых нельзя было подчинить себе государство.

Сенатор по определению должен иметь склонность к командованию армией и обязан откликнуться на любое предложение сената подавить восстание местных племен, а порой и вести войну на уничтожение, даже если его военный «багаж» весьма невелик. Высшее политическое сословие в государстве оставалось также высшим военным сословием. Конечно, каждый промагистрат[265] имел свой совет (consilium), в который входили военные трибуны и центурионы, по большей части старые вояки, заработавшие отличия на полях сражений, а не в кулуарах сената или в укромных уголках альковов. Так что решения могли и даже должны были приниматься с их участием. Цезарь, конечно же, созывал свой совет, излагал перед ним в подробностях сложившееся положение и сообщал о своем решении. Совет удовлетворялся тем, что одобрял решение своего руководителя, который и брал на себя полную ответственность за военные действия и поручал легатам исполнение своих приказов[266]. Однако чаще всего он действовал сам, например[267], он сам принимает решение продвигаться в направлении Скальдиса (Шельды), и это главенство военачальника выражается в том, какое значительное место занимает сам Цезарь в тексте «Записок о Галльской войне». Как главное действующее лицо он является движущей силой каждого события, решение о котором он принимает в одиночку, но это не значит, что необдуманно.

Он не жалеет времени на предварительные расспросы, например, находясь у треверов, справляется о путях доступа[268]; поручает убиям разослать многочисленных разведчиков, чтобы получить от них донесения[269]; при случае сам опрашивает пленных[270]. Так что Цезарь никогда не принимает необдуманных решений, он приходит к ним логичным и рациональным путем. Например, у Цезаря было «немало оснований» ожидать еще более серьезного восстания в Галлии[271]. «По двум причинам» он решает переправиться через Рейн[272]. Он умеет выиграть время, чтобы подумать[273]. Иногда он решает отложить сражение[274], но обычно, если идея сражения уже ясно сформулирована, он без колебаний наступает[275]. Цезарь сообщает легатам и квестору о своем решении ни на день не откладывать сражение[276]; иногда быстрые действия оказываются единственным средством спасения армии[277]. Если бой начат, его следует энергично закончить[278], ибо успех, по мнению Цезаря, зависит от стремительности[279] и неожиданности.[280] Цезарь предпочитает передвигаться быстро, и этому обязан большей частью своих успехов:[281] он никогда не дает передышки побежденному противнику.[282]

Такая стремительность, такое воодушевление в бою требовали от Цезаря исключительного физического напряжения. Будучи отличным наездником, он, чтобы нагнать свое войско, преодолевал верхом невероятные расстояния. Умея без устали ходить, он продвигался вперед днем и ночью,[283] и во время сражения он постоянно был на виду как у противника, так и у своих войск: его красный плащ командующего[284] привлекал к себе удары первых и надежды последних. Будучи смелым до безрассудства, он личным примером поддерживал храбрость в своих людях; он рисковал собственной жизнью для того, чтобы показать войску, что жизнь солдат ценнее его собственной жизни.[285] Он без колебаний вырвал щит из рук одного из солдат и выступил на передовую линию.[286] Во время битвы при Мунде[287] в Дальней Испании все видели, как он один ринулся вперед с обнаженной головой, отражая щитом брошенные противником дротики, и приблизился к вражескому строю на расстояние шести метров! Увидев столь безумную храбрость, римские легионеры перестроились и вновь пошли в атаку. Требовательно относясь к самому себе и никогда не отдыхая,[288] он мог требовать жертв и от других, но старался при этом беречь своих людей и избегать бессмысленных потерь.[289]

Мог ли такой военачальник, столь близкий своим солдатам, не стать популярным? Он обращается к центурионам, называя каждого по имени.[290] Он лично поздравляет их и трибунов.[291] Возможность получить отличие из рук главнокомандующего воодушевляла солдат, и во время сражений каждый соперничал с другими в храбрости и отваге. Каждый был убежден, что сражается на глазах у Цезаря, как если бы император видел все, что происходит.[292] Похоже, что даже в отсутствие Цезаря солдаты, которых он столько раз вел к победе, были убеждены в том, что он присутствует при сражении.[293] Можно ли себе представить нечто более действенное, нежели подобная харизма военачальника?

Цезарь постоянно проявлял заботу о снабжении войск, а значит, об их благополучии, и старался беречь их силы для сражений. Разумеется, союзники римского народа, например эдуи, непременно должны поставлять официально обещанное ими зерно. Если новый урожай еще не созрел, они должны были привозить зерно из своих зернохранилищ.[294] От регулярности поставок зерна для людей и фуража для коней — представьте себе число повозок, необходимое для каждого легиона! — зависел моральный дух войска. Добывание провианта проходит лейтмотивом через каждую главу «Записок»: Красс запасает зерно в Анжу;[295] VII легион посылается на жатву хлебов;[296] в 54 году Лабиен остается на континенте, чтобы поставлять зерно;[297] в 53 году Цезарь сам следит за поставками зерна.[298] Эти поиски пропитания настолько важны, что в 52 году Верцингеториг в окрестностях Аварика занимался тем, что подстерегал посланные на поиски фуража и зерна отряды и уничтожал их.[299] В 52 году приходится добывать зерно в окрестностях Алезии.[300] Цезарь продолжал заботиться об этом и после сдачи Верцингеторига во время последних всплесков восстания в Галлии в 51 году.[301]

Независимо от того, доставляли ли провиант — добровольно или по принуждению — союзники римского народа или это делали отдельные подразделения легионов, в любом случае армия Цезаря жила за счет страны. Цезарь вел поиск провианта как нескончаемое сражение, все время возобновляющееся и неизбежно увенчивающееся победой: речь шла о здоровье людей, о мощи животных, а следовательно — об эффективности военной силы. Это снабжение войск могло бы открыть огромные возможности для обогащения наименее щепетильных поставщиков. Однако они здесь почти не заметны, потому что зерно и фураж давали очень низкую прибыль. Куда выгоднее были операции по ввозу вина из Италии; растительное масло, рыбный соус и соль также приносили больше прибыли. Почтенный римский всадник Г. Фуфий Цита[302] получил от Цезаря поручение надзирать за поставками продовольствия; мулов и повозки поставлял Вентидий Басс.[303] Может быть, допустимо даже говорить о некоем лобби обосновавшихся в Галлии римских торговцев, влиявшем на военные замыслы Цезаря? Такое представление было бы ошибочным, ибо, даже если император был падок на деньги, он слишком любил самолично пользоваться прерогативами главнокомандующего, чтобы позволить каким-то купцам, которых зачастую ненавидело местное население, диктовать, как ему себя вести. Он ограничивался тем, что на полях сражений мстил за них.

Можно ли точно обозначить качества Цезаря как стратега и тактика?

Возражая против недавно высказанного Кристианом Гудино положения, отводящего в судьбе Цезаря слишком большое место случаю и недоразумению, приведем следующее высказывание полководца:[304] «Цезарь предвидел, что Верцингеториг именно так и поступит, то есть выступит из области битуригов по направлению к стране арвернов». Это предвидение ни в коей мере не было результатом божественного откровения или «неземной» интуиции, а основывалось на наблюдениях и размышлениях над полученной информацией. Таким образом, стратегический план разрабатывался рационально, а для того, чтобы быть отличным стратегом, нужно обладать воображением, и К. Гудино, хотя и отрицает наличие у Цезаря макиавеллиевского плана, приписываемого ему Ж. Каркопино, признает, что он обладал блестящей интуицией: никакой хитрости и коварства, но все же…

У Цезаря прекрасное чувство местности. Он понимает преимущества топографии и выбирает хороший наблюдательный пункт, чтобы следить за тем, как разворачиваются действия во всей их полноте. У командующего должно быть глобальное видение происходящего, даже если речь идет всего лишь о небольшой стычке с противником[305]. Цезарь действует в соответствии с данными, полученными в результате наблюдения[306], и часто принимает решение действовать осторожно[307].

У Цезаря имелась осадная техника, и, судя по его описанию, осада им галльских столиц, таких, как Кенаб,[308] Аварик,[309] не говоря уж об Алезии,[310] — может считаться и подвигом, и проявлением мужества. Что до мостов через Рейн, то они давно вызывают восхищение специалистов военно-инженерного искусства и изображены на прекрасных гравюрах в труде Наполеона III. Цезарь оказался замечательным флотоводцем, он приказал построить целый флот для того, чтобы перевезти его легионы в Британнию, и в этом деле еще более, чем прежде, не оставлял никакой инициативы легатам: здесь он тоже сам решал и сам приказывал[311], например, сосредоточить корабли флота в гавани Ития (Portus Itius)[312]. Его присутствие подогревало и, даже можно сказать, разжигало храбрость войск.

Ясность мысли, храбрость, личное участие, умение строить человеческие взаимоотношения — Цезарь был наделен всеми этими добродетелями, которые ведут военачальника к победе. Оказавшись в трудном положении, он отступал, нередко нарочно уступал поле боя[313], а затем снова начинал тревожить противника. Благодаря харизме присутствие полководца служит самой надежной гарантией упований солдат. Солдаты были уверены, что звезда удачи не покинет их, как не покинет она Цезаря. Однако в отсутствие главнокомандующего гарантии успеха больше не было, и в 54 году римская армия оказалась разбита эбуронами[314].

Ни разу Цезарь не взывает к миру богов — даже самых официальных богов Римского государства — с просьбой о том, чтобы его армии даровали еще больше шансов на победу. Цезарь поминает только Фортуну, не столько как случайность, сколько как богиню, которая управляет судьбой человека[315] и порой подтверждает предвидения человеческого ума[316]. Цезарь отдавал предпочтение уму, который, можно сказать, укрепляет руку Фортуны. «Помоги себе сам, и тебе поможет небо». Так заклинают силу судьбы, роль которой в военных событиях велика[317], и Цезарь не мог исключить неожиданные вмешательства случая в ход войны[318], в особенности когда речь шла о том, что его легаты оказались разбиты в пух и прах, как это случилось в 53 году с Кв. Цицероном. Чтобы не подчеркивать вину этого несчастного и не упрекать его в неправильной оценке ситуации, Цезарь облегчает сердце, говоря о вмешательстве всемогущей Фортуны[319]. Его призывы и благодарности небу не достаются. Заклиная судьбу и пытаясь подчинить ее себе, Цезарь рассчитывает только на самого себя: фортуна ведет к счастью (felicitas)[320].

Небо не могло оказать никакой помощи в завоевании Галлии. Однако будучи искусным и осторожным завоевателем, Цезарь старался по возможности меньше проливать кровь своих легионеров и сопровождал военные действия дипломатическими кампаниями, которые, несомненно, не всегда были удачными, но он всегда умел обеспечить себе надежных и верных союзников.

Конечно, на протяжении всех «Записок» Цезарь осуждает непостоянство галльских племен. Данное слово подкреплялось выдачей заложников, обычно вождей или их сыновей. Однако при первом же удобном случае союзы разрывались, и предательства, поначалу тайные, становились явными. Цезарь научился пользоваться разногласиями между галльскими племенами, амбициями одних, обидами других, и мастерски вел эту игру. Вот он создает видимость того, что слово остается за собранием племен, и созывает, согласно установленному им же самим правилу[321], всеобщее собрание представителей всей Галлии (concilium totius Galliae[322]). Он предпочитает правовые методы для обуздания честолюбивых, могущественных и богатых.

Он с упорством[323] ведет эту двойную политику и неоднократно, причем зачастую в решающие моменты войны, созывает этот concilium Galliarum[324]: он располагает представительным органом галльских племен и считает вождей (principes) законными посредниками. Этому собранию он объявляет о своих намерениях, о своих указаниях и создает видимость открытости для того, чтобы лучше укрепить свой авторитет: не правда ли, это похоже на то, как он ведет себя в своем совете? С другой стороны, такая дипломатия позволяет опираться скорее на цезарианскую, нежели на проримскую партию и внутри одного племени оказывать поддержку одному клану в противовес другому. Разделяй и властвуй. Цезарь всегда следовал этому девизу, столь же древнему, как и сама история Рима; он настойчиво и успешно применял его.

Цезарю было абсолютно необходимо собирать сведения для составления плана кампании, и дружественные племена или расположенные к нему члены кланов оказывались в его распоряжении как осведомители. Он располагал целой сетью давних сторонников, ибо Рим не скупился на титул «друга римского народа», дав его эдуям, арвернам в Кельтике, нитиоброгам и лакторатам в Аквитании. Каждый раз, когда восставшее племя просило у него прощения, Цезарь, требуя заложников, пресекал любую измену и даже подозрительную нерадивость. Систематически забирая заложников, он предупреждал любые возможные восстания в первую очередь потому, что заложниками становились в основном сыновья вождей, как в случае с племенем ремов[325]. Пощадив по просьбе эдуев союзных им белловаков, Цезарь потребовал шестьсот заложников[326]. Часто такие заложники служили гарантией мира, обретенного благодаря жесту милосердия со стороны Цезаря, который только выигрывал, заставляя верить в то, что верные Риму племена будут обладать в Галлии высшей властью. Адуатуки не напрасно взывали к его милосердию[327]: подобная дипломатия прощения часто обеспечивала ему союзников. В 55 году[328] он склонял каждого из вождей треверов к союзу с Цингеторигом: он был заинтересован в усилении доверия к человеку, проявившему исключительную преданность, а также в том, чтобы подорвать доверие к Индутиомару, в верности которого сомневался.

Наконец, чтобы удержать в зоне римского влияния народы, склонявшиеся к измене или виновные во враждебных действиях, Цезарь прибегал и к террору. Он велел убить всех венетских сенаторов,[329] потому что венеты с неуважением отнеслись к статусу римских посланников.[330] Он приказал убить эдуя Думнорига, предавшего его в 54 году во время экспедиции в Британнию,[331] а в следующем году — сенона Аккона, зачинщика заговора сенонов и карнутов;[332] позднее он приговорил к смерти карнута Гутуатра.[333]

Подобная гибкая дипломатия, менявшаяся применительно к тому или иному племени в зависимости от момента, соединялась с искусством ведения войны. Чтобы доказать свою добрую волю, привлеченные на сторону римлян племена должны были поставлять сведения. Таким образом Цезарь всегда был в курсе намерений каждого и в случае необходимости мог изменить первоначальный план кампании. Иной раз сражения бывали выиграны благодаря вмешательству посланников, и это значительно повышало престиж Цезаря. Анализ политической ситуации соединялся с военной интуицией, и это придавало еще больший блеск харизме Цезаря. Несмотря на несколько неудачных сражений, — от которых сам он зачастую оставался в стороне, — его репутация непобедимого военачальника привлекала к нему и солдат, и общественное мнение как в Галлии, так и в Риме.

Глава II ЗАВОЕВАТЕЛЬ ГАЛЛИЙ

Мы не станем говорить: «Завоевание Галлий», — эта глава истории была написана уже много раз и совсем недавно заново освещена талантом Кристиана Гудино. Мы же, исследуя это полное драматических событий время, охватывающее сто десять месяцев войны и сто десять месяцев политического маневрирования, будем следить за конкретным человеком — Юлием Цезарем, ибо именно он один решал и создавал в то время свое и политическое, и военное будущее.[334]

Первые победы Цезаря (58–57 годы)[335]

Цезарь меж двух опасностей — галльской и германской

Восстание аллоброгов (Вьенна) дало сигнал к перемещениям племен Кельтики, которые могли в результате своих миграций перекроить общественно-политическую карту Галлии. Чтобы не допустить этого, сенат распространил на Галлию сферу применения плебисцита Ватиния, проведенного в конце апреля 59 года.

За действиями галльских племен в первую очередь просматривались честолюбивые замыслы германского вождя Ариовиста, предводителя свевов (свебов). Он привел их из Бранденбурга в Швабию, получившую от них свое имя, через долины Неккара и Майна проник в самое сердце Германии, а после этого стал использовать каждый удобный случай, и в особенности разногласия среди галлов, для того, чтобы перейти через Рейн и поселиться на их землях. Арвернская федерация только что распалась.[336] Благородный провидец Кельтилл был убит, потому что его обвинили в попытке захватить царскую власть. Чтобы восстановить свою гегемонию, арверны вступили в союз с секванами Юры против эдуев Нивернэ и Морвана и опирались на свевских наемников, которых секваны попросили у Ариовиста. Секваны получили помощь, но Ариовист потребовал от них за это треть их территории. Они отказали и были разбиты им осенью 61 года. Вместе с эдуями в начале следующего года они опять потерпели поражение, в результате которого в руках Ариовиста оказался весь Верхний Эльзас. Перед лицом опасности сенат в оказавшиеся под угрозой области назначил обоих консулов[337]: Л. Афраний получил Цизальпинскую, а Кв. Метелл Целер — Трансальпийскую Галлию. Подобная решимость произвела впечатление на Ариовиста, и он не стал двигаться дальше, так что даже Цезарь в начале своего консульства признал за ним титул царя и друга римского народа. Таким образом, Цезарь выжидал и старался, прежде чем вмешаться, играть на противоречиях между двумя угрожающими силами: германцами и галлами.


Кампании Цезаря в Галлии в 58–57 гг. 1. Поход Цезаря в 58 г. 2. Поход Цезаря в 57 г. 3. Поход П. Красса в 57 г.


Галлы предоставили ему такую возможность. Желая противопоставить честолюбивым замыслам Ариовиста единый галльский фронт, эдуй Думнориг стал уговаривать свой народ обратиться к секванам. А у тех сын свергнутого царя вступил в переговоры с гельветом Оргеторигом. Эти трое составили заговор в пользу установления монархии для совместного отпора свевам. Однако друид эдуев Дивитиак, старший брат Думнорига, сообщил обо всем в Рим. Увидев, что его намерения разоблачены, Оргеториг покончил с собой, и план галлов рухнул. Рим не мог допустить, чтобы Галлия спаслась сама: он желал вмешаться, чтобы принести ей спасение. Растерявшиеся после самоубийства Оргеторига гельветы решили отступить перед свевами, и весной 58 года в Риме распространились слухи о том, что гельветы, предав огню 12 400 своих городов и деревень, собираются всем народом переселиться на запад, взяв с собой соседние племена боев, раураков и даже германцев — латовиков и тулингов, в общей сложности 368 тысяч человек, из которых 18 тысяч способных носить оружие. Эти завышенные цифры приводит Цезарь, чтобы хорошенько напугать Рим. Гельветы намеревались переправиться через Рону возле Генавы. Цезарь решил отбросить их обратно, чтобы защитить Нарбонскую Галлию, а затем последовать за ними в независимую Галлию, путь в которую был бы после этого для него открыт.

Победа Цезаря над гельветами

Общий сбор гельветов был назначен на 28–24 марта 58 года. Для того чтобы пройти в земли сантонов, с которыми их связывала давняя дружба, у них было два пути. Первый, лежавший правее, позволил бы избежать нарушения римской границы, но был очень узок и проходил между горными кручами, грозя многими опасностями. Другой путь, лежавший левее, вынуждал их пройти через земли алоброгов, то есть через римскую провинцию. Намеревались ли они так и поступить? Во всяком случае, Цезарь должен был их остановить. Вместе с Т. Лабиеном[338] он покинул Рим в середине марта, принял в Генаве (Женеве) командование X легионом, приказал разрушить мост через Рону и велел набрать дополнительное войско в Нарбонской Галлии. Гельветы направили к нему послов с просьбой разрешить им пройти через Провинцию, не причиняя ущерба.

Цезарь решил выиграть время и отложил ответ до апрельских ид (13 апреля), чтобы иметь возможность воздвигнуть сплошной вал от Генавы до Па-де-Леклюз. Затем 13 апреля он отказал гельветам в праве прохода. Он обвел их вокруг пальца, прежде чем разбить в пух и прах. Тогда гельветы просят секванов разрешить им пройти севернее. Цезарь решает, что нельзя упускать столь удобный случай для начала вторжения, находит хитрый предлог для этого, заявив, что территория сантонов находится в непосредственной близости от племени толосатов (хотя на самом деле их разделяют 200 км), и распространяет слухи о вымышленном нападении гельветов на его линию укреплений. Цезарь покидает Женеву и во весь опор мчится в Аквилею, где собираются VII, VIII и IX легионы. Он пополняет свое войско двумя новыми легионами, набранными в Цизальпинской Галлии (XI и XII), и, перейдя через Альпы, пересекает сначала земли воконтиев, затем земли аллоброгов и наконец на территории сегусиавов переправляется через Рону у ее слияния с Соной.

Тем временем гельветы наконец получили разрешение пройти через страну секванов и направились через Па-де-Леклюз в направлении территории эдуев. Эдуи были разделены: одни поддерживали Думнорига, другие — вергобрета[339] Лиска или Дивитиака, который вернулся из Рима в Бибракте (ныне Мон-Бевре). Грабежи, причиненные гельветами, настроили общественное мнение против Думнорига, и он отказался от руководства кампанией. Новое «большинство» попросило защиты у Рима. Цезарю оставалось лишь радоваться: у него появился готовый предлог для преследования гельветов, и он мог рассчитывать на поставки продовольствия. Более того: особую законность этому предлогу придавало то, что предполагалось прийти на помощь тем, кто гордился званием «братьев и родственников римского народа».

Цезарь не смог помешать гельветам форсировать Сону. Ему удалось захватить врасплох только тигуринцев,[340] шедших в арьергарде. Это произошло 6 июня 58 года. Цезарь провел свое войско по мосту, попытался завязать переговоры, затем бросил в погоню конницу эдуев. Однако она оказывается недостаточно агрессивной, и по вполне понятной причине: ею командует Думнориг! Дивитиак осуждает предательство своего брата, которого Цезарь всего лишь отстраняет от командования. Тогда Цезарь начинает активные действия против гельветов и разбивает их у Монмора (?) в сражении, в котором храбрость сочеталась с рассудочностью. Наш командующий перебил 80 тысяч гельветов, из них 37 тысяч тигуринцев. Остальным он позволил спастись бегством, но передал лингонам приказ не кормить их. После тщетной попытки сопротивления гельветы приняли его условия: дать заложников и вернуться в свои земли. Десять тысяч боев были поселены на территории эдуев между реками Луарой и Алье и должны были получать зерно из запасов аллоброгов. Таким образом Цезарь завоевал репутацию милосердного, а главное, гельветы стали с этих пор щитом между свевами и Нарбонской Галлией.

Победа Цезаря над Ариовистом (август-сентябрь 58 года)

Одержанная победа не заставила Цезаря забыть о том, что свевы представляют реальную угрозу. Избавив эдуев от опасности, которую им несли гельветы, он мог надеяться освободить их также от угрозы со стороны свевов. В Бибракте было созвано собрание всех народов Кельтики. Они единодушно решили противостоять Ариовисту, потребовавшему от секванов новых уступок. Дивитиак от имени всех стал молить Цезаря о помощи. Надо было убедить сенат в необходимости отказаться от прежней политики дружбы со свевами, то есть повернуть общественное мнение в Риме. По существу, только провокация свевов могла вызвать римское вторжение.

Ариовист отказался от встречи, предложенной галлами, заявив, что будет поступать с ними так, как ему заблагорассудится. Он захватил область треверов, потеснил гарудов на земли секванов и сам выдвинулся из Свабии (Швабии) в Верхний Эльзас. Цезарь приехал из Бибракте в Везонтион (Безансон) к секванам и пообещал своим войскам предпринять еще одну попытку договориться. В августе 58 года на разыгранной, как в театре, встрече Ариовист предлагает Цезарю поделить мир, причем он, Ариовист, оставит за собой Галлию. Цезарь вынужден отказаться: принеся свободу галлам, Рим не может лишить их ее. Поскольку в это время на нескольких сопровождавших Цезаря легионеров произошло нападение, он прервал переговоры. Теперь оставалось только воевать. Свевы были опрокинуты, и в Эльзасе насчитали 80 тысяч погибших. Свевы отступили за Рейн, который с этих пор стал границей, отделяющей римлян от варваров. Рим же смог распространить свое господство на народы, попросившие у него помощи. Цезарь вернулся в Цизальпинскую Галлию в ореоле славы от двойной победы: над гельветами и над Ариовистом. Он передал Лабиену командование в землях секванов, которые должны были предоставить римским войскам кров и обеспечить пропитание. Это значило, что римляне уже вели себя как завоеватели, что не могло не вызвать озлобления у других народов, например у галлов Белгики.

Покорение белгов

Благоволение Цезаря к эдуям пробудило зависть у других племен. У арвернов и секванов было ощущение, что у них просто сменился хозяин, и многие стали искать помощи для того, чтобы от него избавиться. Лабиен известил Цезаря о том, что белги собираются объединить против эдуев и Рима адуатуков (ныне Намюр), эбуронов (ныне Тонгерен) и кондрусов, живших между Юи и Льежем. Кроме того, белловаки (Бовези) расторгли связывавший их с эдуями договор о дружбе.

Итак, весной Цезарь набрал в Цизальпинской Галлии XIII и XIV легионы и в мае соединился с ними в верховьях Марны. Двое ремов, из числа первых лиц этой общины, прибыли заверить его, что не вступали в союз с остальными белгами; они предложили дать заложников и провиант. Кроме того, Цезарь мог положиться на нейтралитет леуков (Туль), медиоматриков (Мец) и треверов на Мозеле. Тогда Цезарь натравил эдуев на белловаков и перешел в наступление. Он разбил объединенные силы противника у Краона и преследовал его вплоть до Новиодуна, главного города суессионов (в 3,5 км от Суассона). Белловаки капитулировали, амбианы (Амьен) сложили оружие.

В конце лета Цезарь атакует нервиев (Геннегау и Брабант), атребатов (Артуа), веромандуев (Вермандуа), настигает их у реки Самбры и разбивает. Затем он выступает против адуатуков и эбуронов, окружает Намюр (?) 4,5-километровым рвом и таким образом вынуждает их сдаться. Передумав, осажденные предпринимают вылазку, и четыре тысячи из них погибают, а 33 тысячи жителей — проданы в рабство. В это же время П. Красс,[341] сын триумвира, по приказу Цезаря отправленный во главе легиона в земли венетов, венеллов, осисмов, кориозолитов, эзубиев, авлерков и редонов, смог доложить проконсулу, что все эти прибрежные народы, живущие возле океана, подчинились Риму.

Так в августе 57 года Галлия оказалась покоренной, не будучи покоренной по сути. Даже народы Арморика склонились перед величием римского народа и направили посольство к Крассу. Разумеется, Цезарь прекрасно понимал, что страна еще не созрела для присоединения к Риму, однако боевые походы совершались с целью накормить его легионы и пополнить мошну триумвиров. В это время он издает первые две книги своих «Записок», в которых драматическое описание событий еще выше поднимает в глазах римлян его славу и доблесть. Вернувшись на зимние квартиры в Цизальпинскую Галлию, он получает от сената решение о 15-дневном благодарственном молебствии богам в свою честь, — такого числа дней еще не удостаивался никто. Таким образом Цезарь еще более укрепляет свое влияние в Риме.

Закрепление Цезарем внутренних и внешних успехов (58–54 годы)[342]

Маневры Цезаря и ответные маневры сената

Находясь вне Рима, Цезарь оказался перед необходимостью добиваться двух противоположных целей: с одной стороны, усиливать триумвират в противовес сенаторам, а с другой — не давать оставшимся в Риме триумвирам возможности воспользоваться его отсутствием для ослабления его собственных позиций. По счастью, трибун Клодий,[343] против всех ожиданий, помог ему обеспечить себе преимущество перед остальными членами крепнущего триумвирата.

Цезарю удалось удалить Катона, послав его на Кипр,[344] а от Цицерона он избавился с помощью Клодиевого Закона об убийстве римского гражданина (lex Clodia de capite civis Romani), согласно которому всякий римлянин, казнивший римского гражданина без предварительного приговора римского народа, должен был подвергнуться гражданской смерти — «лишению воды и огня», то есть изгнанию. Цицерон не мог не почувствовать угрозу и стал искать поддержки у Цезаря, который предложил взять его с собой в качестве легата в одну из своих провинций. Это означало нейтрализовать Цицерона, и, следуя коварным советам Помпея, Цицерон отклонил предложение. Тогда Цезарь спустил с цепи Клодия. Тот созвал чрезвычайное собрание (contio), на котором Цезарь поддержал его позицию в защиту заговорщиков-катилинариев. Впоследствии Цицерон смог вернуться из изгнания только благодаря благорасположению Цезаря (4 августа 57 г.) и ответил любезностью, добившись принятия сенатского постановления о 15-дневном благодарственном молебствии богам в его честь. Однако проявив свою полную слепоту, Цицерон после того, как изолировал Помпея и нанес тому множество обид, стал поддерживать замыслы врага Цезаря Домиция Агенобарба,[345] который собирался, как только станет в 55 году консулом, отменить империй Цезаря в Галлии. Поговаривали о том, чтобы пересмотреть Юлиев закон 59 года о разделе ager Campanus, и Цицерон выступил за его отмену. Это была грубая тактическая ошибка, потому что наделы из этого земельного фонда получали ветераны Помпея. Поэтому, когда Помпей узнал, что Красс поехал в Равенну, где с 6 апреля 56 года находилась штаб-квартира проконсула Галлий, он уступил и отправился на встречу с ним.

Соглашения в Луке (15 апреля 56 года): превосходство Цезаря

Помпей отправился в Луку на назначенную проконсулом[346] встречу. Цезаря сопровождали Красс, пропретор Сардинии Аппий Клавдий[347] и проконсул Испании Кв. Метелл Непот.[348] Вот основные пункты соглашения: Красс и Помпей должны были стать консулами 55 года и устранить таким образом врага Цезаря Л. Домиция Агенобарба. В обмен на продление полномочий Цезаря Помпей получал обе Испании, а Красс — Сирию. Хотя и казалось, что Цезарь делится выгодами своего положения с триумвирами, на деле он значительно усиливал свои собственные позиции, получив преимущество при этом будто бы справедливом дележе. Крассу предстояло ввязаться в Сирии в тяжелую кампанию, а поход на Евфрат держал бы его вдали от Рима. Помпею должны были достаться две замиренные провинции, которые не могли принести ему большой славы. Таким образом интересы Италии и Рима оказывались в зоне действия Цизальпинской Галлии, а следовательно — проконсула Галлий. Помпей оказался вынужден работать на Цезаря, потому что было необходимо избежать обычного — и единственно законного — распределения провинций в 56 году на 55 год, а срок действия закона Ватиния истекал в конце 55 года. Примирение троих мужей повлекло за собой отречение Цицерона от его прежних позиций. Он стал поддерживать планы Цезаря: его своевременное отсутствие в сенате положило конец пересмотру аграрных законов 59 года. Набрав вдвое больше легионов, Цезарь требовал, чтобы их содержание оплачивалось из казны, и добивался назначения десяти легатов. Цицерон выступил по этому вопросу и составил декрет, вполне удовлетворявший запросы Цезаря. Тогда он, к всеобщему изумлению, потребовал, чтобы сенаторы приняли постановление, по которому империй триумвира был бы выведен из-под действия провинциальных законов. Следовало подтвердить командование Цезаря, поскольку он отменил «Альпы» как границу. Сенат покорился. Цицерон извлек из этого отступничества некоторую выгоду: его брат Квинт стал легатом Цезаря. В свою очередь, солдаты, отпущенные на зиму по домам,[349] провалили кандидатуру Домиция и поддержали избрание Помпея и Красса[350]. В конце марта 55 года консулы провели закон (lex Pompeia Licinia), по которому империй Цезаря продлевался на срок, равный сроку их собственного наместничества в соответствующих провинциях. Таким образом, Юлий Цезарь получил в свое распоряжение еще пять лет, ведь именно его войска обеспечили избрание консулов, которые отличились весьма посредственным законотворчеством и непомерным тщеславием, увенчанным празднованием освящения театра Помпея, в ходе которого было перебито 500 львов и 17 слонов. На деле всем руководил засевший в Галлии Цезарь. С Помпеем в конце апреля 55 года он договорился о том, что его бывший легат Габиний не станет торопиться на обратном пути из Сирии, а займется возвращением на трон Египта Птолемея Авлета. Через подставное лицо Цезарь воплощал одно из своих самых давних желаний — установление римского протектората над Египтом — и при этом сумел обойтись без своих сотоварищей. Египетская операция могла бы задеть интересы одного лишь Красса, но, по договоренности с Помпеем, Цезарь нацелил его на Сирию и завоевание Парфии: действительно, Плутарх[351] утверждает, что именно Цезарь в своих письмах к Помпею поощрял планы парфянской экспедиции.

Военные вылазки (56–54 годы): растущая слава Цезаря

А сам Цезарь продолжал оказывать давление на общественное мнение в Риме, забрасывая столицу реляциями о всевозможных победах: в 56 году его легат Титурий Сабин[352] прошел с тремя легионами по землям эбуровиков (Эвре), лексовиев (Лизье), венеллов (Котентин); П. Красс,[353] сын триумвира, во главе двенадцати когорт и с помощью верных союзников Рима пиктонов, сантонов, нитиоброгов (Ажен) и лакторатов (Лектур) разбил ополчение земли Сое, в которое входили вокаты, вернее васаты (Базас) и тарусаты (Тартас), а также союз иберийских племен; Децим Брут[354] и Цезарь одержали победы над венетами Морбиана. В конце лета Цезарь решил замирить всех еще не подчинившихся моринов и менапиев, однако непогода вынудила его отвести свои войска в земли аулерков и лексовиев.

В 55 году[355] слава Цезаря еще более возросла. В то время как его войска находились на зимних квартирах в Цизальпинской Галлии, огромное число узипетов и тенктеров, изгнанных свевами из Нассау, перешли Рейн и распространились по обоим берегам Мааса. Цезарь взялся изгнать их, представ в роли спасителя менапиев, которых годом раньше покарал за недостаток у них проримского энтузиазма. При первом же появлении Цезаря вторгшиеся племена стали умолять его дать им разрешение остаться в землях менапиев. Цезарь отказал и дал только три дня, чтобы они могли вернуться в Германию. Воспользовавшись в качестве предлога постигшим его конницу поражением,[356] которое он приписал вероломству варваров, Цезарь перебил всех, кто находился в лагере противника, то есть около четырехсот тридцати тысяч человек. Затем, развернув масштабные работы, он перебросил через Рейн деревянный мост со сплошным настилом, покоившимся на сваях. Он двинулся на свевов, но те отступили. Тогда Цезарь переходит обратно через Рейн и разрушает этот мост, чудо инженерной мысли и прочности. И, наконец, он отправляется в Британнию во главе двух легионов, которые перевозит на восьмидесяти кораблях. Эта экспедиция продолжалась с 27 августа по 29 сентября и завершилась тяжелыми, но победоносными сражениями против бриттов.


Кампании Цезаря в Галлии в 56–55 гг. 1. Действия Титурия Сабина. 2. Действия П. Красса. 3. Кампания Цезаря в 56 г. 4. Кампания Цезаря в 55 г.


Так Цезарь удивлял мир и показывал, насколько он свободен в своих действиях и решениях. Ведь ни в lex Vatinia, ни в lex Pompeia Licinia не было ни слова ни о Британнии, ни о Германии. С другой стороны, Цезарь облегчил жизнь населения Галлии, перенеся войну на территорию чужих племен и став, таким образом, защитником их свободы, вернее безопасности. Он создал миф о германских варварах, противостоящих цивилизованным галлам, и укреплял связи с различными галльскими вождями, делая их своими клиентами. В 56 году он восстановил царскую власть у карнутов; в том же году передал сыну Кельтилла Верцингеторигу отцовскую власть над арвернами. В 54 году он поставил Кальварина царем над сенонами, а Комм получил царскую власть сразу и над атребатами, и над моринами. В своей главной ставке Цезарь председательствует на общегалльском собрании и обращается теперь с Галлиями как со своей провинцией.

Общественное мнение в Риме было зачаровано этими сообщениями, которые Цезарь в конце 55 года включил в III и IV книги своих «Записок». Он стал певцом имперских амбиций, и сенат, покоренный такой славой и такими доходами, постановил провести в его честь 20-дневное благодарственное молебствие, то есть на пять дней дольше, чем предыдущее. Цицерон приветствовал его подвиги в 56 году в речи «В защиту Бальба» (Pro Balbo)[357] и в следующем году в речи «Против Пизона» (In Pisonem).[358] Оратор провел защиту нескольких не особо достойных дел, например дела клеврета Цезаря П. Ватиния, который обоснованно обвинялся в подкупе избирателей, а потом вернулся легатом к Цезарю. Цицерона толкала на это постоянная нехватка денег, и он прибегал к щедрости Цезаря. Он восхищается талантом и образованностью Цезаря, который в 55 году посвятил ему свой трактат по стилистике «Об аналогии» (De analogia). Цицерон был убежден в незыблемости триумвирата и рискнул написать: «Конечно, все во власти наших друзей [359], и нет никаких примет того, чтобы это положение изменилось, покуда живо наше поколение».[360] Определенно, Цицерон был не только форменным ослом (asinus germanus), но еще и не имел ни малейшего понятия о политической истории.

Проконсул Галлии оказывается в трудном положении (54–52 годы)

Для того чтобы триумвират сохранился, было необходимо выполнение трех условий. Прежде всего Цезарь должен был включиться в игру, поддерживая то одного, то другого, чтобы навязывать свои взгляды и оказываться всякий раз вдвоем против одного. Далее, его дочь Юлия, выданная замуж за Помпея, служила залогом гармонии в отношениях между тестем и зятем. Наконец — и это важнее всего — Цезарь должен был постоянно одерживать военные победы в Галлии. Как только любое из этих условий переставало выполняться, грозила обрушиться вся система, ибо именно на них покоилось все ее здание.

Череда несчастий

В сентябре 54 года, разрешившись от второй беременности, умерла Юлия. Это трагическое событие причинило боль Помпею, и Цезарь не стал покуда изменять своего завещания, по которому Помпей являлся наследником всего его имущества. Однако погребальные почести, оказанные покойной Цезарем, в том числе и возведение гробницы на Марсовом поле, вызвали размолвку между этими двумя людьми: Помпей предпочел бы похоронить ее в Альбе, Цезарь же, ссылаясь на требования плебса, умело направляемые в нужное русло, хотел, чтобы место погребения, где упокоилось его достойное обожествления чадо, было освящено. Перед лицом смерти любимой дочери он думал лишь о себе и снова остался один.

В 53 году наступил черед Красса,[361] устраненного парфянами в результате битвы при Каррах (9 июня — 28 мая 53 г.), где римляне не досчитались двадцати тысяч человек убитыми и тридцати тысяч пленными. Красс погиб 12 июня (1 июня) этого года.[362] Равновесие триумвирата оказалось нарушено.

Осенью 54 года осложнилось военное положение в Галлии. Тем не менее в тот год Цезарь построил флот из шестисот транспортных судов, которым оказывали поддержку 28 длинных боевых кораблей. Флот был сконцентрирован в Итии (Itius Portus, Булонь). Во главе четырех легионов и тысячи восьмисот всадников Цезарь выступил против затеявших заговор треверов. Он уладил политический конфликт и дал им царя, которого поставил в зависимость от себя. Затем он направляется в Итий и в начале августа отплывает в Британнию. Он закрепляется на берегу возле Кентербери (?). Буря разметала часть судов, и Цезарь строит лагерь. Он переходит в наступление и, испытав превратности военной удачи, овладевает крепостью царя Кассивеллауна, который сдается и соглашается платить дань. 20 сентября Цезарь возвращается в Галлию, переправив войско через море в два приема.

Из-за нехватки хлеба он размещает легионы на зимние квартиры во многих галльских общинах. И вот тогда вспыхивает восстание эбуронов и они нападают на лагерь Адуагука (Тонгерен), которым командовал легат Сабин. Вождь эбуронов Амбиориг предложил ему перевести свои отряды в земли ремов в лагерь Лабиена, ибо, по его словам, восстала вся Галлия. Растерявшийся Сабин поверил ему, и 15 когорт, офицеры и солдаты, были перебиты. Амбиориг осадил Кв. Цицерона в его лагере на реке Самбре, и в это время стали восставать и другие племена: ареморики, сеноны, треверы. Итак, кельты и белги снова поднимали голову против Цезаря.

Цезарь, находившийся тем временем на зимнем отдыхе в Самаробриве (Амьен), отреагировал решительно. М. Красс, старший сын триумвира, получил приказ привести в Самаробриву легион, размещенный в землях белловаков. Цезарь взял также легион Требония для того, чтобы прийти на помощь осажденным у Самбры. Кроме того, он призвал Г. Фабия, вызвав его легион из земли моринов, чтобы соединиться с ним на марше. Он разбил эбуронов и выручил Кв. Цицерона в ноябре этого года, что подняло боевой дух легионов и подорвало уверенность побежденных в своих силах: ареморики и сеноны успокоились. Не прекративший сопротивления вождь треверов Индутиомар был обезглавлен.[363] Конечно, Цезарь мог занести на свой счет ряд успешных действий, но подавление не было окончательным. Он решает остаться на всю зиму в Самаробриве — решение чрезвычайное, показывающее, насколько нестабильна была ситуация. Он просит подкреплений, чтобы отомстить за шесть тысяч римлян, перебитых в Адуатуке. Помпей посылает ему XIV и XV легионы, а также отправляет один дополнительный легион из своих войск в Испании, и этот легион становится VI в армии Цезаря. Это была очень мощная военная сила, которой предстояло пройти через адские испытания.[364] У нервиев в Самаробриве Цезарь созвал в марте 53 года общегалльское собрание, на котором не присутствовали три наказанных им народа: треверы, сеноны и карнуты (апрель 53 г.). Далее он отправляется в земли менапиев, переходит через Рейн и приходит к убиям. Он готовит наступление на свевов, которые отступают в дальние земли. Затем Цезарь переходит обратно через Рейн и возводит на левом берегу башню и укрепленный лагерь. Он размещает в Адуатуке свои резервные силы, и в течение трех месяцев три колонны римлян будут разорять страну эбуронов. В сентябре этого года на собрании Цезарь выносит смертные приговоры, но Амбиорига найти не удалось. Не обращая внимания на возмущение в Кельтике, Цезарь мог написать, что в Галлии воцарился покой. Он смог вернуться в Цизальпинскую Галлию, однако расположение его войск показывает, насколько он был обеспокоен положением в Галлии: два легиона в землях белгов, восемь — в Кельтике, из которых два — у лингонов. Таким образом, он поставил шесть легионов в стране враждебно настроенных сенонов. Могла ли подобная диспозиция защитить Цезаря от всеобщего восстания?

Всеобщее восстание в Галлии[365]

13 февраля (23 января) 52 года в торжественной обстановке друиды, праздновавшие 6-й день луны зимнего солнцестояния в лесу карнутов, дали сигнал к всеобщему восстанию в Галлии. Принеся клятву, к карнутам присоединились авлерки, ареморики, анды и туроны, паризии и сеноны, арверны, кадурки, лемовики. В Кенабе (Орлеан) перебили всех римских жителей, чтобы, как некогда Митридат, сделать отступление невозможным. У этого восстания, направленного на то, чтобы вернуть былую военную честь и свободу, был выбранный вождь — царь Верцингеториг.


Кампании Цезаря в Галлии в 54–52 гг. 1. Поход Цезаря в 54 г. 2. Поход Цезаря в 53 г. 3. Поход Цезаря в 52 г. 4. Поход Лабиена: Агединк, Лютеция, Алезия.

Верцингеториг. Мы не знаем, как он выглядел, потому что голова, чеканившаяся на его монетах, представляла не то Аполлона, не то Минерву. Мы ничего не знаем о его характере, ибо Цезарь, приводя его речи, старался преувеличить силу противника. Но благодаря Плутарху и Диону Кассию мы можем все-таки набросать его портрет. Красноречивый и смелый, он питал ненависть к рабству. Его страстное неприятие римского владычества позволило ему пробудить — пусть еще в весьма туманном виде — галльский патриотизм. Энергичный и решительный, он проявлял неумолимую властность, хотя и не всегда отличался неизменным постоянством. Воображение диктовало ему порой чересчур грандиозные планы. Несомненно умный, он порой становился слеп и склонен к мистике. Способный на безрассудную отвагу, он иногда оказывался скован невероятным безволием или падал духом, видя раздробленность галльских народов. Недостаток образованности и культуры ни на йоту не умаляет обаяния его личности. В общем, противоречивый персонаж, величие которого главным образом заключалось в том, что он сумел создать противовес Фортуне Цезаря.

С самого начала Верцингеториг проявляет незаурядные организаторские способности. Он подавляет сопротивление своих оппонентов, среди которых был его собственный дядя Гобаннитион, либо заставляет их добровольно отправиться в изгнание к римлянам. Он берет заложников, устанавливает контингент союзных галльских войск численностью 80 тысяч пехотинцев, его основную силу составляет конница. Он устанавливает железную дисциплину и более всего старается дать сражения римлянам, прежде чем те успеют отреагировать. Его план таков: в разгар зимы, что само по себе непривычно, в конце января 52 года, он вторгается в земли битуригов. Сенон Драппет должен заблокировать Лабиена с его легионами в Агединке (Сане). Кадурк Луктерий, за которым пошли рутены, нитиоброги и габалы (Жеводан), вторгнется в Нарбонскую Галлию и будет напрямую угрожать Нарбону (Narbo Martius). Таким образом проконсул окажется запертым в Нарбонской области, а Верцингеториг получит полную свободу передвижения по Кельтике. Цезарь ответил на этот план ударом, достойным громовержца. Получив сообщение от Лабиена, он покинул Равенну и в начале февраля был уже у аллоброгов во Вьенне, после чего двинулся с конницей на Нарбон. Луктерий был вынужден вернуться в свои горы. Тогда Цезарь идет через перевалы Виварэ, руками своих солдат расчищая их от шестифутовых (1,7 м) завалов снега, обрушивается на Веле (Velay) и отдает его на разграбление. Арверны призывают на помощь Верцингеторига, которому приходится оставить Берри. Цезарь возвращается во Вьенну, где его ждет свежая конница, пересекает страну эдуев и, забрав два легиона из земель лингонов (конец февраля — начало марта), соединяется с основными силами в районе Санса, где и оставляет два легиона.

Победа Цезаря при Аварике. Результаты первого наступления Верцингеторига оказались полностью отрицательными, потому что его действия сдерживали битуриги.[366] Они намеревались осадить Горгобину, город у слияния Луары и Алье, который незадолго до того эдуи передали боям. Это была ключевая позиция для находившихся вблизи арвернов, в то время как Цезарю было бы сложно оказать ей помощь, так как это увело бы его слишком далеко от его баз. Разумеется, это был логичный план, однако он заставил Верцингеторига потерять много времени, в то время как, по мнению Ж. Каркопино, ему стоило бы лучше укрепить позиции самих битуригов. Дело в том, что Цезарь хотел отомстить карнутам Кенаба за произошедшую в самом начале восстания резню находившихся там римлян. Выйдя из Агединка, Цезарь запасается фуражом в Веллаудуне, городе сенонов неподалеку от Луанга (Монтаржи), и прибывает к стенам Кенаба, жители которого разбегаются. Он захватывает их в плен, грабит и сжигает город, после чего совершает бросок на Аварик (Бурж). В результате Верцингеториг вынужден отказаться от осады Горгобины и поспешить на спасение Буржа. Цезарь же, взяв Новиодун (Неви-сюр-Беранжон), наголову разбивает его авангард. Тогда Верцингеториг решает перейти к политике выжженной земли, опасной как с психологической, так и с материальной точки зрения: со временем трудности с продовольствием возникли бы у всех, однако на первое время у Цезаря продовольствия хватало, да и зернохранилища Буржа были целы. По прошествии двадцати пяти дней Аварик пал. Для того чтобы захватить его, Цезарь велел построить башню размерами 100 на 300 метров и высотой 22 метра. Измученные долгой осадой римские солдаты пощадили лишь несколько сот человеческих жизней из сорока тысяч жителей города. Они захватили огромную добычу, поскольку это был наиболее укрепленный город битуригов и почти всей Галлии (середина апреля 52 г.).

Неудача Цезаря при Герговии. Вдохновленный этим успехом, Цезарь решил перейти в наступление, недооценив силы восставших, которые почти не заявляли о себе во все время осады. Цезарь передал четыре легиона Лабиену для захвата территории паризиев и их города Лютеции для того, чтобы нарушить сообщение между сенонами, авлерками и карнутами и удерживать в повиновении белгов. Сам же Цезарь с шестью легионами направился к Герговии, столице восставшей Галлии.

Этому стратегическому плану было немало препятствий: Лабиен натолкнулся на хитрую ловушку старого аулерка-эбуровика Камулогена в болотах Эссоны и был вынужден отступить к Мелёну. Он переправился через Сену, поднялся по левому берегу вверх по течению и разбил лагерь на высотах, где теперь находится Сен-Жермен-л'Осеруа. Когда Цезарь был отброшен от Герговии, Лабиен оказался вынужден вернуться в Сане, однако он не мог пройти через северные области, потому что там восстали белловаки. Он приказал трем легионам перейти через Сену и в долине Гренель разбил Камулогена, который погиб в бою. Лабиену удалось без злоключений добраться до Агединка (Сане), в котором уже обосновался Цезарь после неудачи под Герговией.

Эта неудача, бросившая тень на популярность Цезаря среди римлян и повредившая безупречности его образа, придала новые силы галльскому восстанию. В конце апреля — начале мая Цезарь встал лагерем у подножия плато, находящегося к югу от Клермон-Феррана и представляющего собой площадку в 1500 метров с востока на запад и 700 метров с севера на юг, расположенную на высоте 700 метров. На этом плато находилась укрепленная крепость (oppidum) арвернов, которую Верцингеториг постарался сделать неприступной. Неважно, находилась ли Герговия на высотах Мердоньи, как считал Наполеон III, а вслед за ним Ж. Каркопино, или на склонах Клермона, или даже на плато Корана (Corent). В данном случае я вполне разделяю скептицизм К. Гудино.[367] Прежде чем начать бой, Цезарь дожидался конницу эдуев под командованием Литавикка, молодого аристократа, тайно примкнувшего к восстанию. Когда, находясь в сорока пяти километрах от Герговии, Литавикк обнаружил свое намерение возмутить конницу, Цезарь оказался вынужден двинуться к нему с четырьмя легионами, чтобы обеспечить верность конницы Риму, что не помешало Литавикку перейти на сторону противника: сомнительная преданность конницы эдуев, оставшейся на стороне римлян, не принесла Цезарю той помощи, на которую он рассчитывал. Тем не менее он решил ускорить начало сражения. Завладев одной из высот противника, Белой скалой (Roche Blanche (?), он соединил ее со своим основным лагерем двумя параллельными рвами глубиной в 4 фута (1,2 м) и шириной в 6 футов (1,8 м). Примерно в середине июня он отдал приказ о штурме крепости. Это нападение, по его плану, должно было застать галлов врасплох и привести их силы в беспорядок. Эффект неожиданности был достигнут вполне, однако весьма скоро защитники крепости опрокинули осаждавших. Цезарь приказал трубить отступление, но в жестокой схватке римская армия потеряла 700 солдат и 46 центурионов. Это отступление было равносильно серьезному поражению, и в июле 52 года все это привело к еще большему накалу страстей: галльское восстание стало практически всеобщим.

Гениальный ход при Алезии и окончательная победа Цезаря

Выбор Алезии

Считается хорошим тоном не верить в гениальность Цезаря-завоевателя и таким образом противостоять точке зрения, высказанной в знаменитом труде Ж. Каркопино «Алезия и военные хитрости Цезаря» («Alesia et les ruses de Cesar»). Кажется, это так честно — представлять себе, как Юлий Цезарь составляет в Бибракте свою седьмую и последнюю книгу, предаваясь замешанным на страхе воспоминаниям о том времени, когда Верцингеториг угрожал ему своей пятнадцатитысячной конницей, вел политику выжженной земли и перекрывал все пути к отступлению в Италию и на юг. В таком случае создается впечатление, что положение могло быть исправлено лишь вмешательством судьбы или решением богов. Идея Фортуны Цезаря помогает тогда спасти образ вождя, который ни в коей мере не соответствует образу, встающему перед нами при чтении «Записок». Разве не пишет К. Гудино[368] о стремительности, о спонтанности решений, несомненно, более возвышающих, нежели отчаянное бегство по направлению к Провинции, которую следовало любой ценой спасать?

Будучи единственным человеком, разрабатывавшим стратегию и принимавшим решения, Цезарь сумел скрыть свой истинный план до такой степени, что даже наши современники, подобно галлам того времени, стали приписывать ему намерения, которых у него не было[369]. Будто бы он ссылался на безопасность Нарбонской Галлии, которой он ничем не помог в 54 году, когда потерял три легиона и двух легатов. Но с какой стати неудача при Герговии должна была привести к всеобщему отступлению в Провинцию в летний период, когда открыты все перевалы? Впрочем, в 53 году Цезарь укрепил ее оборону. Его легат, которым был не кто иной, как его двоюродный брат Луций Цезарь, провел новый военный набор и в конце концов располагал двадцатью двумя когортами. С другой стороны, несмотря на призывы посланников Верцингеторига, тамошние племена пребывали в спокойствии: аллоброги прикинулись глухими; те же, кто поначалу прислушивался к посланцам Верцингеторига, были вынуждены быстро пойти на попятную. Габалы (Жеводан), независимые рутены и кадурки ограничивались набегами на арекомийских вольков и ни разу не угрожали Ниму. Более того, Цезарь повернулся к югу спиной и вернулся в Сане, где находился Лабиен с четырьмя легионами, судьба которых вызывала у него особые опасения[370].

Тревога, сквозившая во многих его реляциях, служила нескольким целям: беспрепятственно получить в помощь от Помпея одиннадцатый легион, который прибыл к нему во время осады Алезии, разжечь пыл среди галлов, в особенности среди готовых к измене эдуев, и заставить Верцингеторига двинуться на соединение с ними. Цезарь сам наметил место, где он мог помериться силами с галлами, которые уже представляли себе, как разобьют его легионы, двигающиеся форсированным маршем в сторону Нарбонской Галлии. Таким образом, действия Цезаря создают скорее образ полководца, способного предвидеть то, что произойдет в действительности, ибо он постиг механизмы, которым подчинялся ход мыслей галльского вождя. Цезарю нужно было заставить Верцингеторига занять такую позицию, где тот считал бы себя неуязвимым, и такое место нашлось. Это была Алезия, где Цезарь, со своей стороны, мог запереть противника. Алезия находилась на полпути между землями эдуев и лингонов, наилучших союзников римского народа, и туда могла бы добраться тайно вызванная из Германии конница.

Итак, мы подошли к одной из наивысших точек нашего повествования. Кто не помнит картинки (в духе изданий Эпиналя) в своем первом учебнике истории для начальной школы, на которых суровый Верцингеториг бросает оружие к подножию трибунала проконсула? Именно в Алезии была решена судьба Галлии, и как не понять многолетнюю борьбу местечковых самолюбий за точную локализацию этого пункта! Сегодня в этом вопросе достигнуто полное согласие: да, это Ализ-Сент-Рен. Это местонахождение Алезии было определено уже раскопками Наполеона III[371] и обосновано строгими филологическими изысканиями Ж. Каркопино[372], заставившего умолкнуть споры. Раскопки, возобновленные в 1991–1992 годах франко-немецкой экспедицией под руководством М. Реддэ[373] и 3. фон Шнурбайна, аэрофотосъемки, которые с 1960 года проводил Р. Гогей[374], позволяют во многом подтвердить достоверность текста Цезаря, так же как и справедливость некоторых выводов Наполеона III, хотя и вносят в них поправки.

Гора Оксуа представляла собой акрополь, просто созданный для того, чтобы оказать сопротивление противнику. Однако сведущий человек мог обнаружить ее слабые стороны. Это место могло привлечь галлов, тем более что Алезия была одним из главных религиозных центров, где почитались Алисан (Alisanos), Укуэт (Ucuetis), Бергузия (Bergusia), Мористаг (Moristagus). Проживали там мандубии, то есть секваны, расселившиеся западнее Соны, провозглашенные проконсулом отдельным народом и верные дружбе с Римом. Так что, оставляя в покое Герговию, Цезарь думал об Алезии.

План был приведен в исполнение с идеальной точностью. Цезарь отправляется сначала в сторону эдуев, а затем к берегам Алье. В Десизе он созывает вождей эдуев, убеждается в их верности, истинную цену которой очень скоро показало избиение римских купцов в Новиодуне (Ножан? в 8 км от Десизы). Цезарь переправляется через Лyapy и решает пройти в земли сенонов. Для него в первую очередь важно было убедить Верцингеторига в том, что он направляется к Агединку (Сане), где находился Лабиен. На самом же деле он приказывает Лабиену выступить вместе с шестью легионами навстречу ему. Цезарь останавливается в Шатильоннэ, где поджидает подкрепление — германскую конницу. Со слов самого Цезаря известно[375], что Лабиену потребовалось всего три дня для того, чтобы соединиться с ним, так как он проходил по 30 километров в день и таким образом преодолел сотню километров, отделявших Агединк от южного подножия горы Лассуа. Тогда Цезарь распространяет сообщения, в которых раскрывает свои планы: он намерен добраться до западных секванов, то есть мандубиев, откуда в случае необходимости он смог бы оказать вооруженную помощь Провинции. Верцингеториг убежден, что Цезарь бежит, и, не дожидаясь сосредоточения контингентов, обещанных галльскими племенами, он двигается навстречу Цезарю, располагая лишь вооруженными отрядами арвернов и эдуев. В три перехода он перебрасывает войска из Бибракте на высоту Алезии возле Курсо и бросает в бой конницу, не встав во главе ее. К этому времени Цезарь уже удвоил свои силы, и германской коннице ничего не стоило разбить в пух и прах галлов, которые бежали, оставив в руках римлян троих из своих вождей. Эта стычка состоялась не в долине Дижона, как полагал К. Жюллиан, а к северу от Алезии в одном из двух возможных мест: либо на берегах Кокильи в окрестностях Энье-ле-Дюка, либо неподалеку от ручья Сены возле Бенье-ле-Жуиф. Верцингеториг укрылся в Алезии, к стенам которой на следующий день прибыл Цезарь. Галлы в беспорядке бежали в город. Цезарь приказал разбить лагерь на соседних холмах и поставил перед солдатами задачу обнести город грозными осадными укреплениями (середина августа 52 г.).

Осада Алезии

Для Цезаря, обосновавшегося во Флавиньи, и речи не могло быть о том, чтобы снова, как у Герговии, предпринимать штурм; предстояло уморить Алезию голодом, потому что у Верцингеторига для восьмидесяти тысяч человек запасов продовольствия было всего на месяц. Таким образом, победу могла принести только безжалостная блокада. Плато Алезии кажется более неприступным, нежели плато Герговии. Оно имеет овальную форму, немалые размеры, его обрамляют два притока Бренны: Оза с севера и запада и Озерен с юга. Оно отрезано от внешнего мира обрывами высотой 250 метров, хотя его высшая точка расположена на уровне 418 метров, по высоте плато уступает соседним холмам. Подходя к нему, долина Ле Лом сужается до четырех километров. К северу находится гора Бюсси, к востоку — гора Пенвель высотой 405 метров и гора Флавиньи высотой 421 метр, где и обосновался Цезарь. По словам К. Жюллиана, подобное место[376], казалось, было создано для окружения и осады.

Осадные работы согласно описаниям Цезаря. Имея десять, а вскоре и одиннадцать легионов, Цезарь располагал пятьюдесятью тысячами пар рабочих рук и сумел в совершенстве применить уроки греческой полиоркетики.[377] Когорты были размещены в двадцати трех лагерях, укреплениях и редутах. Между Озой и Озереном был прорыт большой ров глубиной 20 футов (6 м) для защиты отрядов, занятых осадными работами. Речь шла о том, чтобы концентрически окружить Алезию сплошной контрвалационной линией[378] (протяженностью 15 км) и циркумвалационной линией[379] (длиной 21 км), прерывистой в зависимости от неровностей местности. Это было необходимо для того, чтобы отразить нападающих, которые попытались бы прорвать блокаду извне. Между этими двумя линиями находилось пространство шириной 200 метров, обеспечивавшее римской армии свободу передвижения. Так восторжествовал принцип возведения двойных укреплений, который впоследствии применил в Британнии император Адриан.

Данные современной археологии. Контрвалационная, или внутренняя, линия, задачей которой было заблокировать Верцингеторига в Алезии, была обнаружена как в долине Ле Лом, так и в долине Грезиньи у подножия горы Pea, и археологические исследования позволяют воссоздать совершенно по-новому схему этого осадного укрепления.

Оно включает три рва, а не два; описанные Цезарем выдвинутые вперед укрепления находятся не впереди, а позади первого и второго рвов. За третьим рвом на расстоянии трех метров были обнаружены следы семи башен размером приблизительно 2,5 на 3 метра, расположенных на расстоянии 15 метров (50 футов) друг от друга. Эта оборонительная система была не сплошной, поскольку в долине Грезиньи аэрофотосъемка выявила два расположенных друг за другом, а не прилегающих друг к другу рва; их разделяют 7,5 метра. Перед оборонительным рвом находилось шесть, а то и семь рядов «волчьих ям» — небольших вырытых в глине ям диаметром 40–50 сантиметров, расположенных в шахматном порядке. Такая система в архитектуре осадных сооружений прежде не была известна. Между вторым и первым рвами были обнаружены четыре или пять рядов ловушек, несомненно, оборудованных кольями. О характере циркумвалационного укрепления длиной 21 километр, то есть внешней линии, повернутой против шедшей на помощь Алезии галльской армии, известно было, что существовали два рва на расстоянии 8 метров друг от друга. Гласис[380] между двумя рвами был оборудован ловушками.

Текст Цезаря неточен. Он утверждает, что окружил крепость (oppidum) двойным рвом, перед которым находилась тройная система оборонительных сооружений. Линия, противостоявшая идущим на помощь извне, имела такую же структуру, но Цезарь описывает различные оборонительные сооружения, расставленные вокруг крепости в целях защиты, что указывает на разнообразие использованных средств из арсенала полиоркетики. Следует отметить малую заглубленность оборонительных сооружений, вызванную высоким уровнем грунтовых вод. Это объясняет большое развитие оборонительной системы, развернутой перед валом, в ширину: 22 метра у циркумвалационной линии и 28 метров у контрвалационной.

Противника удерживали на расстоянии сыпавшиеся дождем стрелы и пущенные пращой ядра; артиллерия помещалась на валах. Противнику пришлось бы преодолевать все эти препятствия одно за другим; а стань он отступать, гласис между рвами стал бы ловушкой. Итак, как в общем замысле, так и в отдельных деталях, например ловушках, явственно чувствуется эллинистическое влияние. Всего было четыре линии: lilia — волчьи ямы, stimuli — с металлическими кольями или шипами, о которых упоминается в одном из текстов Филона Византийского, cippi — вонзенные в землю заостренные жерди, и tribuli — металлические колючки, опирающиеся на три шипа при том, что четвертый оставался снаружи, представляя собой опасное оружие.

За этим комплексом вздымался вал (agger) высотой 2 футов, по верху которого по кругу шла дорога шириной 1,8 метра. Спереди насыпь вала образовывала угол 65–70° к вертикали, что обеспечивало наличие основания шириной в метров. Такая структура годилась для долины Ле Лом; на плато римские валы возводились из сложенных насухо камней. Таким образом, архитектурные решения осадных укреплений Алезии отличались разнообразием, были приспособлены к особенностям местности и отражали традиционные методы полиоркетики.

Две большие системы укреплений, а также ловушки для людей не оставляли осажденным никакой возможности ни выйти из города, ни получить помощь.

Победа Цезаря: 27 (?) сентября 52 года

Двести тысяч человек, которых ожидал Верцингеториг, все не шли. Надо было как-то прокормить 80 тысяч человек, которые имелись в наличии. Галльский вождь распустил конницу и изгнал из города женщин, детей и стариков, которых Цезарь, в свою очередь, запретил пропускать. 20 сентября появилась галльская армия, но она пришла слишком поздно. Три атаки на гору Pea разбились о линии римских укреплений. Вожди галлов были взяты в плен или перебиты. Эдуи решили отступить, и Цезарь 25–26 сентября уничтожил их арьергард. Тогда Верцингеториг предложил сдаться, на что Цезарь согласился при условии, что ему будет сдано оружие и выданы вожди. Верцингеториг созвал вождей и предложил себя в качестве искупительной жертвы[381], однако остальные отказались. Тогда, надев на себя самые красивые доспехи, он выехал из города на боевом коне и преклонил колена перед своим победителем. Его сразу же заковали в кандалы, и только после триумфа 26 сентября 46 года в Риме он был задушен в тюрьме (Tullianum). Эдуям и арвернам ради замирения Галлии Цезарь уготовил особую судьбу, а остальных отдал в рабство: каждый из его солдат получил таким образом раба. На этот раз Цезарь не мог не проявить жестокость и непреклонность по отношению к вождю галлов, ибо Верцингеториг поставил под угрозу его дело и его будущее — это была смертельная ошибка, и только смерть могла ее искупить.

Переход через Рубикон (12 января 49 года = 17 декабря 50 года)

Цезарь в фазе затмения

Укселлодун. Военный престиж Цезаря достиг наивысшей точки. Осенью 52 года он публикует V–VII книги «Записок». Сенат провозглашает в его честь еще 20 дней молебствий. Вместе с тем затянувшаяся война подорвала его влияние, ибо он уже слишком долго отсутствовал в Риме, а события в Галлии продолжали и далее задерживать его.[382] Зиму 52/51 года он провел в Галлии, в Бибракте, где, по мнению некоторых, и написал все семь книг «Записок о Галльской войне». Несколькими карательными экспедициями он обеспечил мир: в январе-феврале 51 года он разбил в центре страны битуригов и карнутов; кампания против белловаков, которых поднял на войну Комм, задержала его еще на три или четыре месяца; он опустошил земли эбуронов; Лабиен же одержал крупную победу над треверами. Цезарь также истребил войска аремориков, осаждавшие Лемон (Lemonum, Пуатье), и, главное, осадил Укселлодун (Uxellodunum, Пюи-д'Иссолю или какой-то другой oppidum по соседству), где укрылся кадурк Луктерий, поддерживаемый сеноном Драппетом. Осада дала результат только после того, как удалось отвести воду, которую черпали осажденные. Получив предложение о сдаче, Цезарь приказал отрубить правую руку каждому осажденному — жестокое решение, которое походило на казнь за отцеубийство тех, кто отказывался признавать его своим отцом. Оно было продиктовано ожесточением из-за этой осады, которая оттянула окончательное замирение Галлии до 50 года. А ведь уже 1 марта 50 года власть Цезаря могла оказаться под вопросом, а вместе с властью под Укселлодуном была, возможно, поставлена на карту и его жизнь: можно понять его неумолимую жестокость.

Рост самостоятельности Помпея после 54 года. С тех пор как умерла Юлия, Цезарь не видел оснований не доверять своему зятю: в конце концов его легионы в Галлии стояли между Помпеем, оставшимся в Италии, и войсками последнего, находившимися в Испании. А в Риме у Цезаря оставался Клодий, проводивший агитацию в его пользу. Однако Помпей понемногу получал все большую свободу действий, отсрочивая выборы до июля 53 года. Он обеспечил поражение ставленнику Цезаря Л. Меммию и добился того, что консулами были избраны его соперник непоколебимый консерватор М. Валерий Мессала и цезарианец Гн. Домиций Кальвин.[383] Тут Цезарь насторожился, но потерпел неудачу, предложив Помпею в конце этого года двойной матримониальный альянс: его внучатая племянница Октавия должна была выйти замуж за Помпея, а дочь последнего — стать женой самого Цезаря. Однако Помпей женился на вдове Красса Корнелии. В ходе выборов магистратов 52 года противостояние кандидата на должность претора Клодия и метившего в консулы Милона вылилось в стычки вооруженных отрядов, так что выборы вообще не могли состояться[384]. 1 января 52 года по приказу Милона Клодий был убит в результате кровавой драки в Бовиллах. Вдова Клодия Фульвия выставила его тело в курии, которая была сожжена толпой. 2 января сенат проголосовал за senatus consultum ultimum. Находившийся в Равенне Цезарь не двинулся с места, разрываясь между желанием воспротивиться отталкивавшей его крайней мере и нежеланием вызвать недовольство Помпея тем, что он принял строгие меры против Милона. Начались тайные переговоры, и Помпей получил возможность набрать войска в Паданской долине в обмен на обещание о преследовании Милона. Когда Цезарь в Равенне узнал о восстании в Галлии, ему не оставалось ничего другого, как тотчас же ринуться в Трансальпинские области. Таким образом, Помпей остался один. Усиленный только что набранными войсками, он расположился лагерем близ Рима и поддерживал «республиканский» порядок. Следовало восстановить «конституцию», то есть прежде всего провести выборы для того, чтобы привести в действие судебный механизм. С другой стороны, никакие выборы не могли состояться без согласия Помпея. Поэтому в нарушение принципа коллегиальности и законов Суллы, регламентировавших порядок прохождения должностей, сенат и постановил, что Помпей будет единолично исполнять должность консула, тогда как он был консулом в 55 году[385]. Комиции приняли это решение 22 февраля 52 года из ненависти к Цезарю, а Милон был приговорен к смертной казни, которой избежал, отправившись в изгнание в Марсель. С этого момента Помпей стал предпринимать попытки отнять у Цезаря его провинции и войска еще до истечения срока его собственных полномочий, мотивируя это тем, что замирение Галлии уже завершилось. Тогда-то и возникла сложная проблема полномочий Цезаря.

Вопрос о полномочиях Цезаря

Хронология. Первоначально плебисцит Ватиния дал Цезарю полномочия сроком на пять лет, до 1 января или 1 марта 55 года. Позже соглашения, достигнутые в Луке, отнесли окончание полномочий всех триумвиров к одной дате: lex Pompeia Licinia указывает 28 февраля 50 года. На деле срок полномочий истекал на два года позже в результате комбинации норм законов Г. Гракха и Суллы. В действительности только 1 января 48 года Цезаря мог сменить человек, магистратура которого должна была предшествовать назначению на проконсульство и продолжаться после 1 марта 50 года. Из-за того, что избираться консулом повторно можно было только через десять лет после первого избрания, Цезарь мог бы тогда получить второе консульство, так как он был консулом в 59 году. Поскольку Помпей и Красс были консулами во второй раз в 55 году, они могли бы баллотироваться в третий раз только в 45 году и в течение трех лет их позиции были бы слабее, нежели у Цезаря. Но у них было средство помешать этому: выдвижение на пост консула требовало присутствия кандидата в Риме. Таким образом, Цезарю пришлось бы сложить свой империй раньше, чем им, и на время этого перерыва он оказался бы в их полной власти.

Эту «конституционную» схему вскоре опрокинуло новое событие: отказ ради Помпея от десятилетнего интервала — ведь он был единогласно избран консулом в третий раз в 52 году. Цезарь согласился на это отступление от правил функционирования органов власти Республики — впрочем, ответственности за него он не нес, а в будущем мог извлечь из него пользу — тем более что Помпей взялся поддержать так называемый закон десяти трибунов (52 г.), которым ради проконсула Галлий отменялась необходимость присутствия в Риме кандидатов в консулы. Цезарь мог демонстрировать свое удовлетворение, но что означало положение закона, согласно которому привилегия отсутствия распространялась только на первый год, в течение которого кандидат получал возможность вновь выставить свою кандидатуру: имелись ли в виду выборы 49 года (на 48 г.) или выборы 50 года (на 49 г.)? Кроме того, проведенный Помпеем в 52 году закон (lex Pompeia), предусматривавший, что отныне промагистраты могли получать наместничества не ранее чем через пять лет после сложения магистратуры, позволял заменить Цезаря сразу по истечении срока его полномочий.[386] Однако после Алезии Помпей поспешил заявить, что закон, запрещающий отсутствие кандидата, следует применять ко всем кандидатам за исключением Цезаря.

Унижения 51 года. Цезарь потребовал, чтобы его полномочия были официально продлены до последнего дня декабря 49 года. Новые консулы не передали его просьбу сенаторам, а один из них начал говорить о замене Цезаря 1 марта 50 года, что вызвало сильное волнение среди присутствующих. Теперь, когда Цезаря уже не щадили и явно желали унизить, Помпей ясно дал понять, что никогда не допустит, чтобы Цезарь сосредоточил в своих руках и консульскую власть, и командование своей армией. Так что между этими полномочиями обязательно будет разрыв во времени. В апреле этого же года консул Марцелл предложил, чтобы наместничество Цезаря закончилось, как только 15 ноября будет назначен его преемник. Его приглашали выдвинуть свою кандидатуру на выборах в этом году на следующий год. Цезарь высокомерно отверг приглашение, сославшись на необходимость десятилетнего перерыва между двумя консульствами. Трибун Курион наложил вето на предложение Марцелла и спас Цезаря от этого первого срока. По требованию сената Цезарь отослал для укрепления сирийского фронта легион, полученный им от Помпея, и XV легион, стоявший в Равенне. Однако, как только легионы прибыли в Италию, они были направлены к Капуе и стали резервом на случай гражданской войны. Цезарь залатал бреши в своей армии, раздал отбывающим солдатам жалованье за два года, тем самым обеспечив себе и уважение сограждан (подчинившись просьбам сената), и лояльность войск. Сенат продолжал относиться к Цезарю враждебно. 1 декабря он решил сместить Цезаря, потом по предложению Куриона постановил одновременно лишить командования и Цезаря, и Помпея.[387] Сенат не скупился на непоследовательные шаги.

Переход через Рубикон (12 января 49 года = 17 декабря 50 года)

2 декабря консул Г. Марцелл настоял на отмене результатов голосования. Он объявил, что Цезарь с десятью легионами спускается с Альп, и предложил Помпею возглавить все вооруженные силы в борьбе против него. Помпей уклонился от ответа, но когда 7 декабря Гирций покинул Рим, даже не попытавшись встретиться с Помпеем, тот направился в Кампанию, где стояли его легионы, а Курион в ночь с 9 на 10 декабря, когда истекали его полномочия трибуна, скрылся из Города и присоединился к Цезарю. Цезарь находился на зимних квартирах в Равенне. Узнав от Куриона о событиях в Риме, он отозвал два легиона, стоявшие лагерем в Матисконе (Макон), и 22 когорты, незадолго до того набранные в Нарбонской Галлии. Он вел переговоры через трибуна Марка Антония,[388] прежде бывшего у него квестором, и Кв. Кассия Лонгина,[389] трибуна и брата бывшего квестора Красса в Каррах. Цезарь требовал, чтобы за ним оставили Цизальпинскую Галлию и два легиона вплоть до его вступления в консульство 1 января 49 года, и признавал продление наместничества Помпея в Испании.

1 января 49 года на инаугурационное заседание сената Курион[390] привез послание Цезаря, а Антоний и Кв. Кассий заставили консулов зачитать его. В письме Цезарь превозносил совершенные им подвиги и настаивал на том, чтобы и он, и Помпей либо сохранили свои армии, либо вместе сложили свои полномочия. Сенаторы отказались прислушаться к нему. В течение двух дней последовали интерцессии трибунов на решение о замене Цезаря его врагом Домицием Агенобарбом и на то, чтобы обязать Цезаря явиться лично для выдвижения своей кандидатуры в консулы. Консулы пошли дальше и поставили на голосование вопрос о принятии senatus consultum ultimum. Антоний сделал вид, что уступает насилию и вместе с Курионом и Кв. Кассием уехал в лагерь Цезаря.

Цезарь всегда выступал против senatus consultum ultimum, а вето трибунов, лишавшее силы это постановление, не принималось всерьез. Впрочем, казалось, что во избежание анархии Республика должна была подчиниться власти одного человека — будь то Цезарь или Помпей, — то есть положиться на тирана, как это и предсказывал Цицерон.[391] Помпей прибыл в Рим 4 января 49 года. Помочь Цезарю реализовать свои революционные идеалы могла только гражданская война. Впрочем, умы были уже подготовлены к установлению монархии. Разве Цицерон в трактате «О государстве» (De re publica), вышедшем в шести книгах весной 51 года, не видел спасение государства только в единоличной власти, вверенной Помпею для защиты сенаторской олигархии? Однако настроения больше склонялись к откровенной монархии, которая излечила бы римский мир от одолевавших его недугов. Прежде всего Цезарь располагал силой: закаленной в восьми кампаниях армией, фанатично влюбленной в своего вождя, который в 51 году объявил римской провинцией Косматую Галлию. Там он не скупился на жесты великодушия, щедро раздавая титул «союзника и друга римского народа». Новую провинцию он обложил не слишком высоким налогом, не превышавшим 40 миллионов сестерциев, и обязал предоставить небольшие военные отряды. Страна галлов таила в себе еще немалые резервы для обеспечения окончательной победы.

Итак, конституционный спор решался соотношением сил. 12 января Цезарь с XIII легионом перешел через реку Рубикон, служившую границей между его провинцией и Италией, и занял Аримин. Для того чтобы перейти эту символическую границу, он сумел искусно поставленным спектаклем увлечь за собой людей, пошедших за человеком небывалой стати и красоты, ставшим символом полководца (dux) и императора. Язык богов поддержал волю людей:[392] жребий брошен — alea iacta est — вот формула, выражавшая и таинство силы, и харизму вождя.

Глава III ПОБЕДИТЕЛЬ В ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ

Чуть более трех лет, с начала 49 года до весны 46 года, потребовалось Цезарю для того, чтобы уничтожить армии Помпея и сената и приступить к построению монархии, то есть того режима, при котором он наконец смог бы править единолично. Какой удивительный размах деятельности, когда боевые действия соперничают с законотворчеством! Какой острый взгляд стратега, какая проницательность при политическом анализе! Как не вспомнить Наполеона Бонапарта в первые два года его консульства?! Как не воздать должное быстроте решений, боевому задору того, кто продолжал в одиночку строить мир под стать себе?!

Цезарь завоевывает Италию и отбрасывает Помпея к морю (1 января 49 года — 17 марта 49 года)

Проконсул Галлии умел говорить с солдатами XIII легиона и добиваться одобрения ими своих поступков. Со времени взятия Аримина (Римини) после перехода через Рубикон Цезарь, окружив себя трибунами, изображал из себя жертву преследований. Он разжигает ненависть солдат к Помпею, которого он сделал своим наследником, а теперь зачитывал солдатам свое завещание. Он пробуждает в них тревогу за их будущее, неотделимое от его собственного. Он распаляет их алчность. Уверившись в их преданности, он оставляет при себе только две когорты, а три другие отправляет вдоль побережья для того, чтобы занять Пизавр (Pisaurum, ныне Пезаро), Фан (Fanum, ныне Фано) и Анкону, а оставшиеся пять когорт передает Марку Антонию для захвата Арреция (Arretium, ныне Ареццо), обеспечивавшего контроль над Кассиевой и Аврелиевой дорогами (via Cassia, via Aurelia). Таким образом он обеспечивает себе свободу сообщения со своими провинциями и большей частью войска.


Покорение Цезарем Италии (1 января — 17 марта 49 г.). 1. Маршрут Цезаря и цезарианцев. 2. Маршрут Помпея.


Эти военные действия сопровождались попытками вступить в переговоры, которые не были искренними ни со стороны сената, ни со стороны Цезаря. Последний заявляет, что хочет восстановить право трибунов на интерцессию и вернуть народу свободу[393]. Чувствуя опасность подобной пропаганды, сенат решает вступить в переговоры и направляет к Цезарю посольство. Цезарь принимает его и заявляет, что готов подчиниться воле сената на определенных, уже известных, условиях: прекращение мобилизации войск Помпеем, его отъезд для того, чтобы действительно принять на себя командование в Испании, разрешение ему самому добиваться консульства на ближайших комициях. Цезарь объявляет, что готов также встретиться с Помпеем, что было весьма маловероятно. Тогда ход событий ускоряется: напуганные тем, что Цезарь занял города Адриатического побережья и Арреций, 17 января 49 года (22 декабря 50 г.) отцы-сенаторы решили покинуть Рим и отправиться в Кампанию, где они обосновались в Капуе, оказавшись в результате между двумя легионами, отобранными у Цезаря. На следующий день, 18 января, произошел беспорядочный и бездарный исход нобилей и их семей. Паника и хаос в Риме достигли такой степени, что консул Лентул[394], торопясь убежать, даже не вывез полностью государственную казну, находившуюся в храме Сатурна (aerarium Saturni). Цезарь также выступил из своего лагеря, и посланное к нему посольство только 23 января 49 года смогло отчитаться перед сенатом, заседавшим в Таррацине. Положение Помпея и сената с военной точки зрения осложнилось тем, что Курион занял Игувий (Iguvium, ныне Губбио). Помпей больше не был в состоянии настаивать на своих требованиях, но вместе с тем ответил на предложения Цезаря требованием отвести войска и распустить их, не назначая при этом точной даты своего собственного отъезда на Иберийский полуостров. Сенаторы, почувствовавшие силу после того, как в их ряды влился Лабиен, покинувший лагерь сторонников Цезаря[395], отказались от любых компромиссных решений. Цезарь понял это и, двинувшись на Пицен, удел Помпея, захватил Ауксим (Auximum, ныне Осимо). Пора уже было не тянуть время, а воевать.

Имелся ли у Помпея[396], столкнувшегося с такой решимостью, какой-либо план? Цицерон скоро понял, что отъезд из Рима был абсурдом. Ведь силы, которыми располагал Помпей, были неоднородны и не слишком надежны. Помпей предпочел отступить, чтобы перенести театр военных действий на Восток, увести Цезаря подальше от его баз и измотать бесконечным преследованием: мог ли он реально рассчитывать на «русскую кампанию»? В это время, по его замыслу, испанские легионы должны были бы вновь захватить галльские земли и Италию. Нельзя отказать этому плану в определенной масштабности, однако для его выполнения требовались единство взглядов, последовательность и хладнокровие, которыми отнюдь не обладала собравшаяся вокруг Помпея разношерстная коалиция. Впрочем, Помпей не раскрывал в полной мере своего плана, что вело лишь к еще большей деморализации войска. 25 января текущего года он расположился в Ларине (Larinum, ныне Ларино), не объявляя, что это был этап на пути к Брундизию. Напротив, он распространял слухи о том, что намерен идти в Пицен. Однако войска цезарианцев заняли 5 февраля Фирм (Firmum, ныне Фермо), 6-го — Труэнт (Truentum, ныне Ла-Чивита) и 10 января — Аскул (Asculum, ныне Асколи); таким образом, Пицен оказался потерян для Помпея.

Положение помпеянцев ухудшилось, когда их вождь 6 февраля отошел от Ларина к Луцерии (Luceria, ныне Лучера). Это произошло из-за неповиновения Домиция Агенобарба,[397] отказавшегося отступить вместе со всеми собравшимися вокруг него войсками. С четырьмя тысячами воинов он заперся в древней метрополии пелигнов Корфинии (Corfinium, ныне Пентима), бывшем столицей восстания во времена Союзнической войны, и удерживал там также другие войска. Он не стал прислушиваться к предостережениям Помпея и сообщил в штаб-квартиру, что контролирует действия Цезаря. Однако он ослабил способность своих сил к сопротивлению, разделив войска между Альбой Фуценс (Alba Fucens, в 8 км от Авеццано), Сульмоном (Sulmo, ныне Сульмона) и Корфинием. Ему так и не удалось разрушить стратегически важный мост через Атерн (Aternus, ныне Атерно). Уже 15 февраля Цезарь был там со всеми своими войсками: это XII и XIII легионы, прибывший из Норика VIII легион и 300 всадников, присланных царем Норика; к этим силам присоединились 22 когорты, вновь набранные в Цизальпинской Галлии. Таким образом, численность его войска возросла с одного до шести легионов, что позволило ему 18 февраля осадить Корфиний и окружить его восьмикилометровой осадной стеной, что частично напоминает тактику при Алезии. Тщетно Домиций взывал к Помпею о помощи; войска Домиция капитулировали, ему самому Цезарь сохранил жизнь и вернул казенные деньги. Эта необычная щедрость произвела огромное впечатление, и с тех пор муниципии молились за победу Цезаря. Войскам, перешедшим на его сторону у Корфиния, впоследствии предстояло завоевать Сицилию.

Для Помпея оставалась лишь одна возможность: бежать из Италии. Цезарю же оставалось лишь ждать, когда помпеянцы взойдут на корабли: своими операциями в Италии он не оставил им другой альтернативы и продолжал вытеснять их с родной земли.

Цезарь настойчиво создавал впечатление, что он все еще готов вести переговоры и встретиться с Помпеем, который снова уклонился, так как уехавшие в Диррахий (Dyrrachium, ныне Дуррес) консулы были единственными, кто имел право принимать решения. Но в то же самое время Цезарь пытался окружить силы Помпея — 50 когорт, 30 тысяч человек, — авангард которых, включая консулов и сенаторов, уже отправился в Диррахий, с помощью системы плотин и каналов. Помпей установил на размещенных вдоль берега судах трехэтажные башни, с которых постоянно тревожил обстрелами Цезаревы войска и строительных рабочих, вынуждая их разбегаться. Таким образом он сохранял свободным фарватер Брундизия и вечером 17 марта (17 февраля 49 г.) вышел из этого порта вместе со своими двадцатью когортами, избавив Цезаря от необходимости вести сухопутные операции на втором фронте, но доказывая этим свое превосходство на море, что в более или менее длительной перспективе могло поставить под угрозу господство Цезаря.

Испанская кампания и взятие Марселя (7 апреля — 13 декабря 49 года)

Каким в конечном счете мог бы быть наилучший стратегический план? Риск был огромен для обеих сторон. Помпей мог надеяться, подобно Сулле, утвердиться в Греции и на Востоке и затем вновь завоевать Италию. Однако значительное усиление помпеянцев в ближайшем будущем, казалось, было исключено, и пока время работало на Цезаря. Всегда готовый ухватиться за любую предоставляющуюся возможность, он решил[398] подчинить себе Рим и бессильный, бездеятельный сенат. Уверенность ему придавала уклончивость сенаторов в вопросе об отправке к Помпею депутации с предложением согласия и мира. Он призывает к мобилизации, раздает плебсу деньги и зерно, направляет войска на Сардинию, Сицилию и в Африку, чтобы обеспечить снабжение столицы и Италии продовольствием. Закон Росция (lex Roscia) предоставляет гражданство жителям Транспаданской области, которые отныне должны служить в легионах. Цезарь прибирает к рукам казну, хранящуюся в подземельях храма Сатурна и насчитывающую 15 тысяч слитков золота, 30 тысяч слитков серебра и 30 миллионов сестерциев: презрев законы, он обзавелся средствами для осуществления своей политики, чтобы открыть второй фронт в Испании. Покидая Рим 7 апреля (9 марта 49 г.), он тотчас же отдает приказ Г. Фабию[399] перейти через Пиренеи с тремя легионами, находящимися под его командованием в Нарбонской Галлии, в то время как Требоний[400] должен привести в Провинцию три легиона, которые зимовали в долинах Соны и Роны. К галльской границе должны были выступить и VIII, XII и XIII легионы, которые сопровождали его в победоносном шествии от Рубикона до Брундизия.

Осада Марселя

И вот первое препятствие на его пути: Марсель (Массилия) закрывает перед ним ворота и отказывается пропустить. Как верный союзник Рима город не считает возможным участвовать в распре, в которой рискует потерять все, будучи связан с обоими императорами, являющимися его «патронами». Однако это всего лишь предлог для обоснования отказа: по сути дела они высказались против завоевателя Галлии, вытеснившего их с кельтских рынков и закрывшего им пути на Рейн и в Британнию. Цезарь не мог оставить без внимания подобный вызов, поскольку речь шла о безопасности его коммуникаций на Аврелиевой дороге. Поэтому он решил построить в Арле флот из двенадцати судов, осадить Марсель и блокировать стены города. Он надеялся на то, что Марсель сдастся скоро, прежде чем он продолжит наступление на Испанию. Однако он забыл об имевшихся в городе значительных запасах, о мощи марсельских стен, построенных, как доказано недавними археологическими раскопками[401], по принципам греческой полиоркетики, храбрости наемников-альбиков,[402] спустившихся с гор в город, чтобы усилить его оборонный потенциал, возросший и благодаря присутствию кораблей, приведенных туда Домицием Агенобарбом. Более же всего он недооценил естественные преимущества местности — треугольника, ограниченного с запада открытым морем, с севера — холмами, а с юга — Лакидоном (ныне Старый порт). Однако Цезарь предполагал, что, поскольку марсельцы давно не участвовали в военных действиях, они не смогут стать серьезным препятствием. К тому же он рассчитывал на блокаду силами новой эскадры из Арля и на то, что с шестью легионами ему будет нетрудно окружить город непрерывной циркумвалационной линией и принудить его сдаться, как до того сдался Аварик (Бурж). Цезарь занимался этими операциями в течение месяца: марсельцы отбили римскую атаку, сумев поджечь деревянные части осадной галереи, выдвинутой против их укреплений, и проломив панцирь «черепахи», которая пыталась высадить ворота нижнего города. Эта неудача, усугубленная присутствием в Лакидоне судов Л. Домиция Агенобарба, вынудила Цезаря сражаться на два фронта, то есть делать то, чего он как раз старался избежать. Один фронт был марсельским, другой — испанским. Цезарь незамедлительно принял решение: он оставляет Требония подле Марселя для завершения осадных работ на суше, поручает Дециму Бруту[403] вести блокаду с моря; сам он через перевал Пертюс переходит через Пиренеи с VIII, XII и XIII легионами и соединяется с войсками Г. Фабия, которые попали в затруднительное положение при Илерде, столкнувшись с войсками Помпея (начало июня = май 49 г.).

Победа в Испанских провинциях

На счастье Цезаря, помпеянцы совершили ошибку, разделив свои силы (семь легионов). Легат Ближней Испании Л. Афраний[404] сосредоточил к югу от Эбро только пять из семи имевшихся легионов: три из них находились непосредственно под его командованием, двумя командовал легат Дальней Испании М. Петрей,[405] который был занят тем, что поддерживал мир и порядок в горных районах. Оставшиеся два легиона находились в распоряжении легата Дальней Испании М. Теренция Варрона,[406] который поддерживал порядок в этой провинции. Другой ошибкой помпеянцев была их выжидательная тактика по отношению к Г. Фабию, которого им следовало бы атаковать, едва лишь тот перешел через перевал Пертюс. Они выбрали гору у Илерды (Лерида), возвышавшуюся 116-метровым пиком над долиной Сикориса (ныне Сегре) и позволявшую контролировать единственный каменный мост через эту реку. Помпеянцы окопались в городе и близлежащем холме Гардени и стянули туда свои запасы продовольствия: они думали, что могут теперь уверенно ожидать нападения неприятеля.

Тяжелое начало экспедиции

Г. Фабий, в свою очередь, разбил лагерь к северу от Илерды и построил два деревянных моста, чтобы облегчить вылазки своих фуражиров: паводок (около 20 июня = 21 мая 49 г.) снес один из двух мостов, но, несмотря на усилия Афрания, Г. Фабию удалось благополучно перевести через реку два легиона, оказавшихся в опасности на левом берегу.

Победа Цезаря в Ближней Испании

22 июня (23 мая) появился сам Цезарь и приказал починить разрушенный мост. 24 июня он разбил новый лагерь в Гардени и не смог закрепиться в Пуиг Бордель, откуда он надеялся отрезать Афрания от города, поставлявшего ему продовольствие. Проливные дожди снесли временные мосты. Ситуация стала критической, и в Риме считали, что Цезарь побежден. Все еще колебавшиеся сенаторы стали уезжать на Восток, куда уже до них отправился Цицерон. Однако Цезарь восстановил оба разрушенных моста и построил третий в тридцати пяти километрах выше Илерды (Лериды). Он смог опять получать провиант из Галлии, кроме того, на его сторону перешли иберийские города: Оска (Osca, ныне Уэска), Калагуррис (Calagurris, ныне Калаорра), столица Тарракон (Таррагона). С ним вступили в союз авсетаны, яцетаны и иллургавоны. Тогда Афраний и Петрей решили перенести военные действия в область к югу от Эбро, потому что каменный мост у Илерды уже не мог им помочь. Они направились к Октогезе (Мекиненса), находившейся при слиянии Сегре и Эбро, и навели там мост.

Цезарь следует за ними по пятам и выставляет пять легионов против их шести. Афраний, узнав о случаях неповиновения в своих войсках, которые братались с передовыми дозорами Цезаря, решает отступить к Илерде. Цезарева конница разбивает его и запирает в его собственном лагере, укрепленном со всех сторон, после чего Афраний запросил условия сдачи. Капитуляция произошла на щедрых условиях, в которых лишний раз проявилось «великодушие Цезаря» (dementia Caesaris): вожди должны были покинуть полуостров и распустить свои войска. Легаты Помпея сдались 2 августа (2 июля) 49 года. На следующий день испанские войска разошлись по домам. Так за 40 дней пал один из бастионов сенатской Республики, а слава Цезаря только возросла.

Покорение Дальней Испании

Дальнюю Испанию постигла участь Ближней. Варрон, поверив восторженным сообщениям Афрания, настолько не сомневался в его будущей победе, что не жалел для него ни подкреплений кораблями и людьми, ни продовольствия, ни денег. Чтобы пресечь всякие попытки сопротивления, Цезарь выехал в сопровождении эскорта всего лишь из шестисот всадников: на его сторону перешли Кармон (Carmo, ныне Кармона), Кордуба (Corduba, ныне Кордова), Гадес. Варрон сдался Цезарю в столице Кордубе, и Цезарь, стремительно прибыв в Гадес, вернул святилищу Геркулеса конфискованную Варроном казну, превратил древний финикийский город в римский муниципий и поручил Кв. Кассию[407] управление провинцией. Сам он отплыл в Тарракон на оснащенном Варроном флоте, прошел через Пертюс, где установил скромный каменный алтарь возле старых трофеев Помпея и вернулся в Марсель (начало октября — начало сентября 49 г.).

Падение Марселя

В отсутствие Цезаря блокада продолжалась. Децим Брут оснастил в Арле 12 высокобортных судов, укрыл их за Стойхадскими островами и контролировал передвижения марсельского флота. В сражении у Фриульских островов (острова Поммег и Ратонно) он потопил девять их легких кораблей и захватил шесть. Успех на море был решающим для того, чтобы отвлечь от илердской кампании города северной Испании (конец июня = конец мая 49 г.).

Когда Помпей послал марсельцам 16 судов, которые должны были присоединиться к новой марсельской эскадре, Децим Брут повторил примененный у Фриульских островов маневр на всем пространстве Стойхад.[408] После его успешных действий при Тавроэнте (Tauroentum, ныне Си-Фур между Санари и Тулоном) свобода передвижения по морю осталась исключительно за войсками Цезаря.

Сухопутная блокада также была успешной. Требоний вновь отстроил сгоревшую осадную галерею, использовав для этого деревья из священной рощи в Сент-Боме (Sainte-Baume), но марсельцы вновь сожгли ее. Направив действия в сторону порта, Требоний поначалу не имел успеха: его саперы, рывшие подкоп, были затоплены, а подвижной навес над тараном (musculus) оказался обездвижен. Тогда Требоний ограничился тем, что удерживал внутренний вал, защищенный двумя кирпичными стенами и разделенный внутренними перегородками, откуда осаждавшие могли делать вылазки, пробивая бреши в стенах противника.

Итак, блокада с моря и с суши понемногу душила марсельцев, а капитуляция сторонников Помпея в Испании лишила их последней надежды на победу. Они решили сдаться на милость Цезаря, который 13 декабря (8 ноября) 49 года получил возможность еще раз продемонстрировать свое великодушие. Он сохранил свободу жителям Марселя, но полностью лишил город средств поддержания могущества: казна, оружие, оборонительные орудия, корабли и монетная чеканка — символ былой независимости и экономического могущества, — все это было отнято. Город заняли два легиона, а позже Цезарь поселил в его бывших владениях своих ветеранов. Так было покончено с эллинизмом в Галлии: Цезарь навсегда обеспечил триумф латинской культуры на галльской земле.

Цезарь-диктатор

В Риме всем заправляли сторонники Цезаря; претор Лепид[409] в законной форме провозгласил Цезаря диктатором в тот момент, когда тому пришлось усмирять в Пьяченце бунт четырех легионов, которые отважно воевали в Испании и получили приказ отправиться в Брундизий как перевалочный пункт перед экспедицией на Восток. Мятеж сопровождался грабежами. Цезарь со свойственной ему стремительностью решений собирает эти войска в Пьяченце и добивается полного поворота в настроениях, произнеся убедительную и суровую речь. Он принимает решение казнить каждого десятого в IX легионе и распустить весь легион. Видя раскаяние мятежников, он казнит лишь 120 виновных и откладывает роспуск легиона до сбора всех войск в Брундизии. IX легион отправляется туда вслед за остальными. Так Цезарь вновь вселил мужество в свою армию, навязав ей неумолимые решения, но оставив при этом место надежде.

Во время этого второго пребывания в Риме, которое продлилось одиннадцать дней[410], Цезарь приступает к своим реформам и преобразованиям вполне революционного порядка. Чтобы подготовить будущую кампанию против сторонников Помпея, он накладывает руку на все поддающиеся обращению в деньги приношения в святилища и, переплавив их, чеканит прекрасную серию золотых денариев и квинариев[411] 49 года, которые объединяет характерный тип Pietas на реверсе[412] с надписью Caesar и IMP II на лицевой стороне. Цезарь распределил провинции между верными ему людьми, причем Лепид получил Ближнюю Испанию, а Кв. Кассий — Дальнюю. Комиции избрали его консулом[413] совместно с П. Сервилием Исавриком. Он отказался от диктатуры и с 1 января 48 года стал воплощать собой величие римского народа и торжество законности. Теперь он мог выступить против Помпея и его сообщников-сенаторов как против мятежников.

Этапы окончательной победы над помпеянцами

Действовать надо было быстро, поскольку силы Помпея постоянно возрастали и их боеспособность все увеличивалась. Однако можно было рассчитывать на обычную стремительность действий Цезаря.

Диррахий и Фарсал

Высадка цезарианцев

Помпей стянул свои войска к Берее (Веrоеа, ныне Верия) в Македонии. Они состояли из пяти легионов, выведенных из Италии, легиона Gemella (букв. «сдвоенный», «близнец»), возникшего в результате слияния двух сицилийских легионов, легиона критских и македонских ветеранов и двух легионов из провинции Азии. К ним присоединились люди Афрания, добровольцы, 15 когорт, набранных флотом Афрания в Фиумском заливе. Если учесть еще и массу вспомогательных частей, то мы насчитаем 50 тысяч воинов, которые летом 48 года должны были еще получить подкрепление в виде двух легионов тестя Помпея Метелла Сципиона, приведенных последним из Сирии. Продовольствие для этой «Великой армии» поставлялось армадой из пятисот-шестисот кораблей под командованием М. Кальпурния Бибула[414], извечного противника Цезаря. В качестве плацдарма Помпей в конце концов избрал Диррахий (Дураццо, Дуррес), находившийся к северу от обширного залива на оконечности гористого полуострова. Он перешел туда в середине декабря, чтобы расположиться на постой: действие разумное, хотя и запоздалое.

Дело в том, что Цезарь уже давно задумал пересечь море, в то время как помпеянцы даже представить себе не могли, что он рискнет высадиться с кораблей. Именно эта неспособность предвидеть события парализовала действия сторонников Помпея, Цезарь же обладал исключительной интуицией в отношении того, какое решение следует принять. Итак, Помпей не спешил, а Бибул рассредоточил свои корабли по средиземноморским портам, оставив при себе только 138 галер, сосредоточенных в основном на Корфу. Тогда 4 января 48 года (28 ноября 49 г.) Цезарь перевозит семь легионов и высаживает их возле Орика (Oricum, ныне Эрико), который немедленно сдается. Остальные города северного Эпира оказывают радушный прием законно избранному консулу римского народа. Бибул реагирует мгновенно: он уничтожает возвращающийся в Брундизий флот Цезаря. Однако Помпей медлит, надеясь ослабить противника блокадой. С другой стороны, Цезарю нужны еще войска, находящиеся в Брундизии под командованием Марка Антония. Несмотря на свое нетерпение, он был вынужден дожидаться в течение двух месяцев, пока в середине апреля (середине марта 48 г.) попутные южные ветры не принесли к нему войска Марка Антония. Переход через море сопровождался чудесными знамениями, однако в результате ветры прибили флот Антония[415], минуя Диррахий, к Нимфею (Сен-Жан-де-Медуа), что поставило под удар как сторонников Цезаря, так и Помпея, попавшего в клещи. Помпей укрылся в Аспарагии (Asparagium), и его связь с Диррахием оказалась прервана. Однако он все еще рассчитывал на блокаду Цезаря с моря, тем более что его старший сын Гней сумел уничтожить последние Цезаревы суда.


Военные действия в окрестностях Диррахия. 1. Укрепления Цезаря. 2. Укрепления Помпея.


Диррахий. Затем Помпей покинул Аспарагий и разбил лагерь близ Петры, воспользовавшись утесом, возвышавшимся над берегом на 100 метров. Цезарь, разумеется, последовал за ним и разместил свои легионы на холмах, расположенных к северу от небольшой речки Шимхил (Chimhil). Он стал воплощать дерзкий замысел окружения, приступив к возведению гигантской циркумвалационной линии. Помпей пытался помешать работам непрерывными атаками, но в конце концов укреплением была окружена площадь 5500 гектаров к югу от Диррахия до реки Дартги, в то время как помпеянцы контролировали 4200 гектаров. К наступлению лета окружение было завершено, однако засуха заставила конницу Помпея отправиться на полуостров Диррахия. Трудности с продовольствием коснулись как осаждающих, так и осажденных. Тогда Помпей решает прорвать возведенные Цезарем линии, добиваясь еще одной пирровой победы, поскольку войска противника в результате отходят, а Цезарь именно этого и добивался (первая половина июля — конец мая 48 г.). Ведь теперь помпеянцы были обречены принять генеральное сражение. Теснимый от Адриатического моря, которое больше не играло никакой роли в его стратегических планах, Помпей был вынужден двинуться к Эгейскому морю. Он направился по Эгнатиевой дороге (via Egnatia), спеша соединить свои войска с теми, которые вел к нему его тесть Сципион[416]. Тот столкнулся с Гн. Домицием Кальвином на реке Галиакмон и вернулся в Фессалию. Помпей, успокоившись за свою судьбу, замедлил движение. Тем временем Цезарь прошел кратчайшим путем — долиной Аооса (Вьосы), соединился при Эгинии (Калабака) с двумя легионами Кальвина и вышел в Фессалию с юга. Он захватил Гомфы, Метрополис и своим великодушием привлек на свою сторону города Фессалии (за исключением Лариссы), где нашел созревшие хлеба, обеспечившие снабжение его армии продовольствием на многие месяцы (июль = июнь 48 г.).[417]

Фарсал (9 августа = 28 июня 48 года). Тогда Помпей стал готовиться к сражению и передвинулся к северо-востоку от древнего города Фарсала. Вместе со Сципионом он располагал сотней когорт, Цезарь же — восемьюдесятью. Отсутствие численного превосходства не помешало ему посылать конницу за фуражом все ближе и ближе к лагерю Помпея. В конце концов Помпей принял бой. 9 августа, назначив пароль «Непобедимый Геркулес» (Hercules Invictus), он развернул свои войска на левом берегу Энипея. На правом фланге были испанские и восточные легионы под командованием Лентула,[418] в центре — войска из Сирии и Италии (два легиона) под командованием Сципиона, а на левом фланге Домиций Агенобарб[419] возглавлял два италийских и два старых галльских легиона. Сам Помпей расположился позади этих войск, а на крайнем левом фланге были сосредоточены семь тысяч конников под командованием Лабиена.[420] Этой коннице Помпей уготовил чисто наступательную роль. Она должна была опрокинуть позиции войск Цезаря и зайти ему в тыл.


Переход к Фарсалу. 1. Маршрут Цезаря. 2. Маршрут Помпея.


Цезарь разгадал этот план и поместил лучшие войска на своем крайнем правом фланге. Определив пароль «Венера-Победительница» (Venus Victrix), он бросил вперед пехоту и сумел отразить натиск конницы Лабиена. Тогда пехотинцы Помпея отступили. Помпей не мог защитить свой лагерь и бежал к Лариссе в сопровождении нескольких соратников. Потеряв 15 тысяч убитыми, — среди которых опознали проконсула Домиция Агенобарба, — и 24 тысячи пленными, Помпей потерпел безоговорочное поражение. Цезарю пришлось оплакивать гибель только тридцати центурионов и двухсот легионеров, то есть незначительные в данном случае потери. Так военный гений Цезаря еще раз привел его к победе, а Венера-Победительница, похищенная у его противника, была не чем иным, как рекламным щитом. Напомним, что центурион Крастин начал битву с кличем: «За достоинство (dignitas) Цезаря и за свободу римского народа!»[421]


Схема битвы при Фарсале. А — армия Цезаря. 1. Марк Антоний. 2. Домиций Кальвин. 3. П. Сулла. 4. Цезарь. 5. Конница Цезаря. 6. Когорты для маневра. Б — Армия Помпея. 1. Лентул. 3. Сципион. 3. Домиций Агенобарб. 4. Помпей. 5. Лабиен.

Смерть Помпея и восточные кампании

Смерть Помпея

Цезарь отправляет на отдых своих ветеранов, и Марк Антоний отводит их в Италию. Сам же Цезарь пускается в погоню за Помпеем, который 10 августа прибывает в Амфиполь, а затем в Митилены, где его супруга Корнелия и второй сын Секст садятся вместе с ним на корабль. Помпей плывет вдоль берегов Азии вплоть до Атталии (Attalia, ныне Адалия) и мечтает укрыться в Египте, где правит его верный союзник тринадцатилетний Птолемей XIV. Помпей достигает берегов Египта 28 сентября (16 августа) 48 года. Он останавливается неподалеку от Пелузия, потому что Египет раздирает гражданская война: сестра царя Клеопатра изгнана в результате дворцовых интриг евнуха Потина и надеется вернуться в Александрию, чтобы противостоять ему. Малолетний царь и его двор обосновались на соседнем с Пелузием мысе Казион. Помпей попросил у них убежища, а двор, боясь не угодить Цезарю, решил убить Помпея. Стратег Ахилла вышел навстречу ему на рыбачьей лодке, где он и был убит одним из офицеров римского оккупационного корпуса на глазах у Корнелии, которая издали наблюдала это подлое и предательское убийство. Перенеся тело Помпея на берег, его обезглавили: так что кровь Помпея не обагрила рук Цезаря, которому вполне удастся роль мстителя. У Геллеспонта Цезарь погрузился на корабли вместе с VI легионом, по пути делал остановки в Илионе, Эфесе, на Родосе и, получив предупреждение о том, что Помпей отправился на Кипр, устремился в Александрию, в гавань которой вошел 20 октября (19 августа). Там он узнал о смерти Помпея, зарыдал, увидев его кольцо и голову, в отсутствие Птолемея XIV расположился в царском дворце и сразу стал вести себя как хозяин Египта: чтобы укрепить свою власть, он призвал два азиатских легиона, изъяв их из армии наместника Азии Домиция Кальвина[422].

Египетские события и Александрийская война

Как только Птолемей XIV вернулся из Пелузия, Цезарь показал ему свою власть. Он потребовал возвращения долгов Птолемея Авлета, обязал царя распустить находящуюся на Казионе армию и решил единолично рассудить вопрос о его ссоре с сестрой. Он предложил ей вернуться в Александрию, хотя бы даже для этого пришлось завернуться в походное покрывало, чтобы тайно проникнуть во дворец. Еще до того, как он воспылал хорошо рассчитанной страстью к царице Египта, Цезарь получил предлог для вмешательства в дела Египетского царства. Он вернул царский престол Птолемею XIV и Клеопатре в соответствии с завещанием Авлета и поручил Кипр заботам младших членов царской семьи — Арсиное и Птолемею XV (начало сентября 48 г.) ценой отъединения этого острова от Римской державы.

Подобные уступки вовсе не успокоили гнев александрийцев, разжигаемый евнухом Потином, который велел стратегу Ахилле двинуться вместе с царской армией на Александрию: Александрийская война (Bellum Alexandrinum) началась в конце октября (середине сентября) и участвовавшие в ней силы не были равны. Ахилла располагал двадцатью двумя тысячами солдат и двумя тысячами всадников. У Цезаря было всего шесть тысяч солдат, и он должен был также считаться с враждебностью полумиллиона александрийцев, которая на данном этапе не позволяла ему перейти в наступление. Ему пришлось затвориться во дворце и театре, превращенных им в неприступную крепость. Он сжег царский флот, и пожар распространился на Библиотеку, в которой дотла сгорело 40 тысяч томов. Тогда он занял островок Фарос и таким образом установил контроль над Александрией с суши и с моря.


Дельта Нила. 1. Путь Цезаря. 2. Путь Митридата Пергамского.


Теперь Цезарю оставалось только ждать помощи со стороны моря, на котором он был хозяином. Нужно было сдерживать и отражать атаки осаждающих его войск. Он окружил дворец невозгораемой стеной. Он приказал отрубить голову Потину и выпроводил Арсиною и евнуха Ганимеда, который по приказу Арсинои убил Ахиллу. Среди египтян возникли серьезные распри, что, однако, не мешало Ганимеду, бывшему отличным воином, осложнять жизнь Цезарю. Наконец появился XXXVI легион Домиция Кальвина. Ганимед построил флот, но Цезарь рассеял его. Во время неудавшегося нападения на Гептастадий[423] Цезарь смог спастись только благодаря тому, что вплавь добрался до берега (середина января 48 = конец ноября 47 г.). Подкрепление, приведенное Митридатом Пергамским, сыном великого Митридата и личным другом Цезаря, прибыло по берегу, освобожденному от египетских эскадр в результате сражения, в котором погиб родосский адмирал Эвфранор и отличился Ти. Клавдий Нерон, отец будущего императора Тиберия. Очевидно, чтобы избавиться от ненужного балласта, Цезарь отправил Птолемея XIV к его войскам. Разыгрывая комедию прощания, каждый из них надеялся на свое: один (Птолемей) — на то, что вновь обретет полную власть, другой (Цезарь) — на то, что, добиваясь этого, Птолемей уничтожит Ганимеда, что облегчило бы окончательную победу Рима.[424] Цезарь соединился с войсками Митридата в Херее. Египтяне запросили мира, в чем им было отказано, и Цезарь повел решительное наступление. В результате 12 тысяч египтян сдались, 20 с половиной тысяч погибли, в том числе и Птолемей XIV. Александрийцы предложили сдачу города (27 марта = 6 февраля 47 г.). Цезарь отослал в Рим Арсиною, поженил Клеопатру и Птолемея XV, вновь включил Кипр в состав Римской державы и утвердил власть Рима в Египте, царица которого стала его любовницей. Он совершил с ней путешествие по Нилу вплоть до первого порога и достиг границ Эфиопии. Так что свое любовное приключение, вызвавшее нарекания Цицерона, этот государственный деятель продублировал рекогносцировкой на местности и сбором информации. Цезарь совершил нечто вроде поездки нового хозяина по своим владениям и оставил царство, владыкой которого стал, на попечение трех легионов. В конце июня (начале мая) 47 года, встревоженный восстанием Фарнака, он отправился на Восток.

Последняя вспышка сопротивления на Востоке

Смерть Помпея разрушила порядок, установившийся на Востоке, и сын Митридата Евпатора Фарнак, царь Боспора Киммерийского, решил, что наступил удобный момент для того, чтобы сбросить римское иго, захватив царства Дейотара и Ариобарзана III, то есть Малую Армению и Каппадокию. Уступив настояниям представителя Цезаря в Азии Домиция Кальвина, от Каппадокии он отказался, но вторгся в Малую Армению. Тогда Домиций Кальвин двинулся с четырьмя легионами из Команы к Никополю (ныне Пиуск), где находился Фарнак. Кальвин потерпел поражение (декабрь — ноябрь 47 г.), и царь смог предпринять завоевание Понта, не гнушаясь жестокостями и казнями находившихся там римлян.[425] Цезарь не мог оставить подобные зверства безнаказанными в тот момент, когда в Италии были беспорядки, а в Африке собиралась армия аристократов. Цезарь высадился в Антиохии 13 июля (13 мая) 47 года. Затем он отправляется в Таре, где созывает представителей киликийских городов. После этого он вступает в Каппадокию, в Галатию и углубляется на территорию Понта в поисках Фарнака. Последний стоит лагерем в Зеле (Зиле), Цезарь направляется к нему и занимает соседнюю с его лагерем возвышенность. После битвы, поначалу не давшей однозначной победы, Цезарь сумел опрокинуть нападавшего неприятеля и вновь завоевал Понт. Этой победе (2 августа — 12 июня 47 г.) мы обязаны горделивым изречением «Veni, vidi, vici» («Пришел, увидел, победил»).[426]

Теперь Цезарь улаживает дела на Востоке. Он передает государства Боспора Киммерийского Митридату Пергамскому, Дейотар теряет Малую Армению, которая отошла Ариобарзану III. Цезарь разбирает все конфликты; оставляет Кальвина на Востоке и возвращается в Рим, по пути сделав остановку в Афинах. Он проезжает через Патры и плывет к Таренту. В начале октября (середине августа) 47 года Цезарь вступает в Рим раньше, чем его ожидали, овеянный ореолом неизмеримой славы как владыка Востока, который один мог бы поправить его финансовое положение. Кто мог рассчитывать справиться с ним теперь, когда он сосредоточил в своих руках все богатства прежде помпеянского Востока и богатства Египта?

Последние победы над помпеянцами

Цезарь усмиряет восставшие легионы

В 48–47 годах в Италии было множество внутренних смут, порожденных остротой долгового вопроса, а также неразрешенностью проблемы обустройства и наделения землей ветеранов, которые были уже готовы выйти из повиновения. Когда пронесся слух о том, что Цезарь возвращается в Италию для того, чтобы вновь призвать их на службу, ветераны взбунтовались. Они набросились на своих командиров и чуть не перебили их. Цезарю предстояло вновь подчинить ветеранов своей власти, и он добился этого, отпустив их, согласно их требованию, в отставку и обратившись к ним словом «квириты», то есть «граждане». Этим он настолько поразил их, что даже самые буйные из солдат сразу объявили, что останутся «воинами» (milites), а за ними пошли и другие мятежники, тоже пожелавшие остаться «его солдатами». Так ловким маневром Цезарь повернул ситуацию в свою пользу и восстановил единство армии перед последней битвой с аристократами, которых поддерживал царь Нумидии Юба I.

Военные действия в Африке

Злосчастный поход Куриона

Оптиматов прогнали с Востока, из Иллирии и из Эпира. Они стекались на Коркиру,[427] где Катон располагал пятнадцатью тысячами человек пехоты и тысячью шестьюстами человек конницы, спасенными Лабиеном. Катон[428] был вождем помпеянской партии, но после смерти Помпея отказался от этой роли. Тогда партия оптиматов разделилась. Цицерон[429], которому предложили эту честь, вернулся в Италию. Катон, уехав на поиски Помпея, узнает о его смерти и об отъезде Метелла Сципиона в Утику. Катон высаживается в Беренике (Бенгази) и в течение тридцати дней двигается в сторону Лепты Магны (Lepcis Magna), совершая изнурительный переход через пустыню. Однако, высадившись в Африке, Катон понял, что страна изобилует зерном и может дать ему значительные средства для продолжения борьбы. Еще в 49 году Цезарь приказал Куриону перебраться с Сицилии на африканский континент, чтобы привести его в повиновение. Помимо Проконсульской провинции (со столицей в Утике), цари Мавритании — Богуд к западу, а Бокх II к востоку от реки Мулуха (Мулуя) — контролировали двух правителей, которые поделили между собой Нумидию: это были Масинисса к западу и Юба I к востоку от города Кирта (Константина). В обстановке невероятной неразберихи в Утике вскоре оказалось сразу три полководца «для немощного войска и бессильного флота», по чеканной формуле Ж. Каркопино[430]. Несмотря на то, что П. Аттий Вар[431] сумел добиться признания, Куриону казалось, что будет не очень сложно привести всех к согласию.

В начале августа (начале июля) 49 года Курион высаживается в Африке с двумя легионами и пятьюстами всадниками и останавливается в гавани Тоннары, в семнадцати милях от Клупеи (Clupea, ныне Келибия) к северо-западу от мыса Бон. После успешных действий на море он достигает реки Баграды (ныне Меджерда) и ведет свою конницу на место «Корнелиева лагеря» (castra Cornelia).[432] Он совершает набег и в качестве добычи уводит 200 торговых судов. Затем Курион с неосмотрительной самонадеянностью разбивает лагерь к югу от Утики, и войска Аттия Вара переманивают на свою сторону некоторых его солдат. Сторонники Помпея не сомневаются в победе. В середине августа (середине июля) 49 года они дают сражение, но проигрывают его.[433] В этот момент Юба I выходит из своего царства и идет на помощь Утике. Курион отступает к «Корнелиеву лагерю», однако, вместо того чтобы укрепиться там и поддерживать связь с Сицилией, он решает помериться силами с тем, что принимает за всю нумидийскую армию и что на самом деле является лишь ее авангардом. Он неосмотрительно ввязывается в сражение, в котором и находит свою смерть. За несколько дней сторонники Цезаря оказываются сметены с лица земли. Однако сенат смог добиться триумфа, только обратившись за помощью к Юбе I, то есть ценой унижения.

Победы Цезаря и конец клана Помпея

Партию Помпея возглавил теперь Метелл Сципион. Будучи проконсулом и императором, опираясь на советы и поддержку честных и умных людей, он сумел превратить Проконсульскую провинцию в цитадель римской знати. На его монетах превозносится Africa. В конце 47 года у него было десять легионов, то есть от тридцати пяти до сорока пяти тысяч пехоты и пятнадцать тысяч конницы. Он сосредоточил провиант и другие запасы в Адрумете (Hadrumetes, ныне Сус) и на острове Керкине (Керкенна). Укрепления Утики были восстановлены, были также возведены дополнительные фортификационные сооружения и укомплектован флот, состоявший из пятидесяти судов. Подобные приготовления производили впечатление на умы, и даже Цицерон думал, что Сципион высадится в Италии. Однако эта армия была весьма посредственной и, хотя и подчинялась своим командирам, в душе ненавидела их. На население Утики вообще нельзя было положиться.

17 декабря (27 октября) 47 года Цезарь уже был в Лилибее[434] с четырьмя тысячами всадников и десятью легионами, из которых пять были укомплектованы из ветеранов. Однако для высадки в Африке у него не хватало транспортных средств: пришлось довольствоваться поэшелонной переправой. 25 декабря (31 октября) в направлении Адрумета отправились две тысячи всадников и шесть легионов. Пункт назначения хранился в тайне, и поэтому другие корабли потеряли Цезаря из виду. С ним на берег высадились лишь три тысячи пехотинцев и сто пятьдесят всадников. При таких условиях наступление на Адрумет становилось невозможным. Цезарь отошел к югу, остановился в Руспине и, получив подкрепление, овладел Лемтой. Затем он укрепился на Руспинском полуострове между Адруметом и Лемтой. Там к нему присоединились остальные переправившиеся в Африку войска. Он быстро добыл хлеб и дерево и сумел избежать нападения десяти тысяч всадников, прискакавших из Утики. В его лагерь прибыли первые перебежчики.

В свою очередь Сципион около середины января 46 года (20 ноября 47 г.) вместе с восемью легионами и тремя тысячами всадников занял позицию близ Узитты (Хенхир-Макреба). Он был готов перейти в наступление, как только к нему присоединится Юба I. Тогда Цезарь прибег к помощи мавританских царей: Богуд контролировал Испанию, Бокх II готовился к вторжению. Соответственным образом настроенный П. Ситтием из Нуцерии, сомнительным финансистом, «кондотьером», обосновавшимся в Мавритании, он был готов выставить своих воинов против армии нумидийского царя. Когда Юба I ушел из своей страны в римскую провинцию, Ситтий воспользовался его отсутствием, чтобы совершить набеги на его деревни, и за несколько месяцев овладел его столицей Киртой. При первом же известии о вторжении Юба повернул назад, чтобы дать отпор врагу, — именно этого и ждал Цезарь.

Имея в своем распоряжении достаточно хлеба, награбленного в Керкине, и второй эшелон легионеров, прибывших из Сицилии, Цезарь собрал 30 тысяч человек и 26 января 46 года (30 ноября 47 г.) перешел в наступление. Он подошел к Узитте, однако не пытался взять ее. Он провоцировал дезертирство среди солдат противника, нарушал линии коммуникаций, перехватывал продовольствие. Сципион никак не мог добиться регулярного сражения, и с конца ноября 47-го по январь 46 года Цезарь изматывает противника, тревожа его со всех сторон, а сам не подставляясь под удары. Он неожиданно перенес военные действия в местность на 40 километров южнее, поскольку к этому времени Ахолла (Ботрия), находившаяся в шестидесяти километрах южнее Малого Лептиса (Лемты), уже была в его руках, и, кроме того, прибыл третий эшелон легионеров. 15 марта (15 января) 46 года Цезарь сжег свой лагерь у Узитты и двинулся к Аггару, в то время как Сципион и вернувшийся с половиной своей армии Юба I обосновались в Тегее. Тогда между двумя армиями снова началась настоящая игра в кошки-мышки: Цезарь постоянно ослаблял противника и множил число своих сторонников. Города просили защиты у цезарианцев. Цезарь дошел до самых Тен (Thenae, Хенхир-Тина) на подходах к Малому Сирту, не смог взять Эль-Джем, однако 28 марта (28 января) 46 года вновь вернулся в свой лагерь при Аггаре и встретил четвертый эшелон своих войск, состоявший из четырех тысяч пехотинцев, четырехсот всадников и тысячи пращников и лучников.

К югу от Адрумета у союзников оставался только Тапс (Рас-Димасс), стоявший на берегу моря в двадцати пяти километрах к северу от Аггара. В ночь с 3 на 4 апреля (с 3 на 4 февраля), после полуночи Цезарь снялся с лагеря при Аггаре, 4 апреля он появился перед Тапсом и осадил его. Союзники шли за ним по пятам. Сципион прибыл 6 апреля, и Цезарю удалось заманить своих противников в мышеловку. Он опрокидывает войско Сципиона и избавляется от неприятельских слонов, которые повернулись против союзников.[435] Он нападает на лагеря Афрания и Юбы, но они оказываются пусты. Цезарианцы потеряли пятьдесят человек, а уничтожили десять тысяч врагов. Цезарь мог теперь оставить три легиона в Тиздре (Эль-Джем). С пятью остальными он пошел на Утику. Катон Младший узнал о поражении вечером 8 апреля (8 февраля) и задумал организовать сопротивление, однако Совет Трехсот, представлявший обосновавшихся в городе римлян, воспротивился. Тогда в ночь с 12 на 13 апреля (12–13 февраля) Катон покончил с собой[436] после того, как в философском споре заявил, что добродетельный человек всегда свободен. Он умер сорока девяти лет от роду, и бронзовый бюст из Волубилиса сквозь века донес до нас черты этого стоика, в котором античная мудрость достигла вершин.

Цезарь, относившийся к нему неприязненно и противопоставивший впоследствии прославлявшим его память апологиям две книги своего сочинения «Против Катона» (Anticato), триумфально вступает в Утику в середине апреля (середине февраля) и пожинает прочие плоды победы: Тапс был взят, с Тиздрой было покончено, военачальник Юбы Сабурра был разбит Ситтием, корабль Сципиона был захвачен, а сам он утопился, Афраний и Фавст Сулла погибли, Юба и Петрей сошлись в смертельной схватке, вызванной восстанием подданных Юбы. С кланом помпеянцев было покончено, и 13 июня (14 апреля) Цезарь отплыл из Утики в Италию, по дороге побывав на Сардинии. Он вернулся в Рим только 25 июля (25 мая) 46 года и думал, что после проведения четверного триумфа сможет посвятить себя исключительно реформаторской деятельности. Однако он ошибался, ибо ему предстояло погасить еще один очаг гражданской войны, разгоревшийся в Испании в результате лихоимства Цезаревых легатов и еще более разжигаемый теми, кто бежал из Тапса.

Цезарь покоряет Испанию

Испания встает на сторону помпеянцев

Наместник Дальней Испании Кв. Кассий[437] располагал четырьмя легионами, с помощью которых он оказывал такое давление на жителей подвластной ему области, что ему потребовался пятый легион для того, чтобы обеспечить свою безопасность: ей угрожали ненавидевшие его жители провинции. Злоупотребления со стороны этого пятого легиона привели в еще большее возмущение как коренных жителей Испании, так и латинских поселенцев. Жители Италики (Сантипонсе) совершили покушение на жизнь Кассия. Это послужило сигналом к расколу в рядах испанской оккупационной армии. Два легиона под командованием квестора М. Марцелла Эзернина[438] вышли из подчинения. Парализованный этими событиями Кв. Кассий был вынужден по приказу Цезаря принять подкрепление, посланное ему царем Богудом, а также те отряды, которые привел М. Эмилий Лепид[439], а затем передать полномочия заменившему его проконсулу Ближней Испании Требонию[440].

Однако успокоение в умах продлилось недолго, ибо при первом же сообщении о скором приезде старшего сына Помпея Великого Гнея Помпея общественное мнение в Дальней Испании переметнулось на сторону помпеянцев и мятежные легионы приветствовали Гнея Помпея на берегу близ захваченного ими Нового Карфагена.[441] Тотчас же беглецы, прибывшие из Тапса, среди которых находились младший брат Гнея Секст, Аттий Вар и Лабиен, присоединились к испанскому восстанию. Вся Дальняя Испания, за исключением Улии (Монтемайор), встала на сторону помпеянцев, и Цезаревы командиры не осмеливались появляться дальше Обулькона (Поркуна) на южной границе Ближней Испании. Цезарю понадобилось время для того, чтобы собрать значительную военную силу, состоявшую из девяти легионов и мощной конницы. Сам он прибыл к этому войску в декабре 46 года, преодолев расстояние от Рима до Обулькона за 27 дней, — такое начало сулило молниеносную войну.

Победоносная молниеносная война Цезаря

Военные операции продолжались не более двух с половиной месяцев и представляли собой огромную и ужасную войну.[442] Навязывая противнику сражения в открытой местности, Цезарь хотел, чтобы кампания была непродолжительной, что удовлетворило бы как его собственные амбиции, так и надежды солдат, измотанных нескончаемыми войнами. Согласно его плану следовало атаковать столицу Дальней Испании Кордубу и, делая вид, что собирается осадить ее, заставить Гнея снять осаду с Улии. Так и случилось. Тогда Цезарь, оставив Кордубу, осадил Атегва (Теба-ла-Вьеха), заняв удобную позицию, позволявшую обеспечить в избытке снабжение продовольствием.

Гнею Помпею не удалось нанести урон осаждающим римским войскам, и несмотря на бессмысленные казни среди гражданского населения, проводившиеся по приказу Мунация Флакка[443] солдатами, боявшимися в случае победы Цезаря за свою судьбу, 19 февраля 45 года ворота города открылись, что законным образом принесло Цезарю провозглашение его императором в третий раз, поскольку он победил разбойников, подчинявшихся предателю.

Тем не менее Цезарю еще не удалось помериться силами с Гнеем Помпеем в открытом бою. Чтобы сохранить свой авторитет, Помпей продолжал свои варварские действия. Так, например, он велел казнить 74 знатных жителя Укуби (Эспехо), предал огню Карруку (?) и Укуби. На эту жестокость Цезарь ответил тем, что приказал отрубить руки гонцам противника, как некогда галлам в Укселлодуне.

Отступив к югу, Гней занимает со своими легионами Мунду (Монтилья). Цезарь следует за ним по пятам. Гнея останавливает разлив реки Марчены, и он решительно разворачивает свои боевые порядки, а Цезарь использует эту возможность для нападения. Это была жестокая резня с неопределенным исходом, когда казалось, что неуловимая победа уже почти дается в руки одной из двух сражающихся армий; был и ряд драматических мгновений, когда Цезарь, желая подстегнуть своих солдат, с риском для жизни сам бросался на передовую линию. Когда мавританская конница Богуда, зайдя с тыла, стала угрожать лагерю Гнея Помпея и вынудила войска Лабиена развернуться, солдаты-помпеянцы большей частью подумали, что начинается общее отступление. Это привело их к катастрофе. Охваченные паникой, они что было сил бросились прочь с поля боя и были перебиты конницей Цезаря, довершившей разгром. У римлян были тысяча убитых и 500 раненых; у их противников за этот сумасшедший день расплатились своими жизнями 35 тысяч человек. Среди мертвых опознали П. Аттия Вара и Лабиена. Гн. Помпей спасся благодаря тому, что бежал в Картейю (Эль Рокадильо), где сел на корабль. Командующий эскадрой Цезаря в Гадесе Г. Дидий[444] погнался за ним и уничтожил его галеры. Гней Помпей некоторое время вел на суше жизнь человека, поставленного вне закона, а затем был схвачен и убит в пещере неподалеку от Лаврона (Лаури) (весна 45 г.).

18 марта Цезарь вернулся к Кордубе, которая была сожжена помпеянцами, а 12 тысяч ее жителей перебиты сторонниками Цезаря. Остальная часть населения была продана с публичных торгов. Цезарь подчинил Гиспалис (Севилья), Гасту (Меса-де-Аста), Картейю и Гадес. В Гиспалисе он провозгласил новый статус Испании[445] и отослал большую часть своих войск обратно. Во второй половине июля он отбыл в Рим, где в октябре 45 года справил свой пятый триумф. Мы не знаем его точной даты, но триумфы его командиров Кв. Фабия Максима и Кв. Педия состоялись вскоре после него 15 октября и 13 декабря.

Так Цезарю, благодаря его решительности, реалистическому мышлению и глубине психологизма, удалось в очередной раз добиться успеха. Он сумел освободиться от всего, что унаследовал от прошлого: как от освященных давностью стереотипов стратегии поведения, так и от обветшавших установлений, оказавшихся неадекватными «новому миру». Он все изобретал заново. Он не был сыном никому.


Сражение при Мунде.

Загрузка...