Чары для Хамелеоши

Глава 6 ВОЛШЕБНИК

Замок был внушителен — небольшой, но высокий и продуманный архитектурно. Его опоясывали глубокий ров и массивная стена, за которой виднелась высокая башня с парапетом и бойницами. Замок явно воздвигали с помощью магии, иначе на его строительство потребовались бы долгие годы кропотливого труда целой армии искуснейших умельцев.

Однако же Хамфри считается волшебником по части информации, а не строительства и тем паче не иллюзий. Как же ему удалось наколдовать такое сооружение?

Да не все ли равно? Замок-то вот он.

Бинк подошел ко рву и услышал жуткий ритмичный плеск; откуда-то из-за поворота показался конь, скачущий прямо по воде. И не просто конь, а морской конь гипподер — голова и передние ноги лошадиные, хвост дельфиний. Дельфина Бинк видел только на картинке в старой книжке. Это такая волшебная рыба, которая дышит не водой, а воздухом.

Бинк попятился. Вид у гипподера был далеко не безобидный. На земле он Бинка, пожалуй, не догонит, зато в воде в порошок сотрет. Как же перебраться через ров? Никаких перекидных мостов что-то не видать.

Потом Бинк заметил на спине у гипподера седло. Взгромоздиться на морское чудовище? Ну уж нет!

И все же, очевидно, именно так и надлежит поступить. Волшебник готов уделить свое драгоценное время лишь тому, кто пришел с самыми серьезными намерениями. Если у Бинка не хватит духу прокатиться на морском коньке, значит, аудиенции у Хамфри он недостоин. Не очень гуманно, зато практично.

А так ли уж хочется получить ответ на вопрос? Заплатив за него годом службы?

Перед Бинком возник образ красавицы Сабрины, такой живой, такой притягательный, что все прочее отступило на задний план. Он решительно подошел к берегу, где его дожидался гипподер, и забрался в седло.

Скакун с громким ржанием припустил, но не через ров, а вдоль него. Он радостно несся по воде, словно по дорожке ипподрома, а Бинк отчаянно цеплялся за луку седла. Мощные передние ноги гипподера заканчивались ластами, а не копытами. Эти ласты шумно плюхали по воде, осыпая всадника тучей брызг. Хвост, который сворачивался петлей, когда его обладатель пребывал в покое, теперь распрямился и с такой силой лупил по воде, что седло ходуном ходило и Бинк рисковал свалиться в любой момент.

— И-и-го-го! И-го-го! — восторженно ржало чудище.

Добилось-таки своего, заполучило человечка прямо в седло, откуда его скинуть — пара пустяков. А как тот в водичку сверзится, тут уж можно развернуться и покушать в свое удовольствие. Ну и дурачина ты, Бинк!

Стоп! Пока он в седле, твари до него мордой не дотянуться. Надо только любыми силами удержаться, пока чертов конек не выбьется из сил.

Но придумать-то легко, а вот сделать… Гипподер подпрыгивал и нырял, то поднимая Бинка высоко над рвом, то погружая во вспененную воду, орудуя хвостом, как кремовзбивалкой. Бинк опасался, что чудище уйдет под воду, и тогда придется ему или тонуть, или выбираться из седла, если оно само не отскочит. Но седло и не думало сваливаться со спины зверя, а надолго погрузиться в воду гипподер не мог, поскольку, как и Бинк, дышать под водой не умел. Чудище играло, Бинк же просто держался за него. Оно тратило больше сил, дышало чаще, следовательно, утопить седока не могло. Очень своевременно он это понял!

Оставалось только удержаться — тогда он победит. Правда, неизвестно, пригодится ли ему эта победа.

Наконец чудище выдохлось. Оно еле доплюхало до внутренних ворот и залегло неподвижно, так что Бинк спешился без приключений. Первый этап гонки он преодолел.

— Спасибо, гип, — с легким поклоном обернулся он к гипподеру.

Тот фыркнул и пошлепал прочь.

Бинк оказался перед гигантской деревянной дверью. Она была закрыта, и он постучал в нее кулаком. Дверь была сделана из толстого цельного куска дерева, поэтому звук получился слабый — плюх-штюх. Бинк колотил, пока рука не заболела. Потом достал нож и принялся стучать ручкой — свой новый посох он во рву потерял. Безуспешно. Это тебе не по полой стенке стучать. Такую дверь голыми руками не возьмешь.

А может, волшебника дома нет? Тогда должны остаться слуги.

Бинка стало разбирать — он такой долгий, опасный путь проделал, он готов заплатить непомерную цену за малюсенькую крупицу сведений, а этот невежа добрый волшебник даже дверь открыть не соизволит.

Тогда он проберется в замок против воли волшебника. Как-нибудь да проберется. И потребует аудиенции.

Бинк принялся изучать дверь. В высоту локтей десять, в ширину пять. Сколочена из бруса восемь на восемь. Весит, поди, не меньше тонны. Петель нет — значит, задвижная. Хотя нет, косяки сплошные, каменные. Что ли, наверх поднимается, на канатах? Только ни канатов не видать, ни талей. Может, какие-нибудь потайные рычажки вделаны? Тоже вряд ли, хлопотно это и ненадежно. Рычажки имеют свойство подводить в самый неподходящий момент. Тогда, может, в пол уходит? Но пол тоже сплошной, каменный. Испаряется, что ли, вся эта громадина, когда надо войти-выйти?

Бред! Липовая это дверь, муляж, бутафория. Непременно должна быть настоящая дверь, материальная, а может, и волшебная. Остается отыскать ее. В камне? Нет, слишком тяжелая будет, не открыть; нетяжелой она быть не может — образовалось бы уязвимое место в укреплениях, через него мог бы прорваться враг. Не имело смысла строить такой мощный замок с такой слабиной…

Бинк провел пальцами по поверхности липовой двери — и нащупал щелку, прошелся по периметру, определил, что это квадрат. Ага! Прижал ладони к центру квадрата и надавил.

Квадрат сдвинулся, отъехал назад, упал внутрь. В образовавшееся отверстие можно было пролезть на карачках. Вот вам и вход.

Бинк не стал раздумывать и полез в дыру.

Он увидел тускло освещенный коридор. И второе чудовище.

Это был мантикора — существо величиной с лошадь, с головой человека, телом льва, крыльями дракона и хвостом скорпиона. Один из самых свирепых магических монстров.

— A-а, заходи, не стесняйся, закусочка! Как раз к обеду, — сказал мантикора, выгнув пупырчатый хвост. У него был необычный рот — зубы в три ряда, один над другим; но куда необычнее был голос, удивительно красивый, звучащий одновременно как флейта и как рожок и в силу этого не вполне внятный.

Бинк выхватил нож.

— Я тебе не закуска, — сказал он с решительностью, которой, честно говоря, совсем не ощущал.

Мантикора засмеялся и не без иронии заметил:

— А кому же ты закуска? Именно мне. Сам залез в мой капкан.

Это точно. Только Бинк был уже сыт по горло этими бессмысленными препятствиями, однако чувствовал, что они не так уж бессмысленны. Парадокс! Если бы монстры волшебника убивали всех посетителей, Хамфри оказался бы не у дел — и без гонораров. А судя по рассказам, добрый волшебник — человек корыстный и живет главным образом ради собственного процветания, дерет за услуги баснословную плату, чтобы богатство свое множить. Скорее всего, мантикора — очередная задачка, вроде гипподера и липовой двери. Надо только найти правильное решение.

— Я могу выйти из этой клетки, когда захочу, — отважно сказал Бинк, стараясь не шибко стучать коленками, — Дверка здесь такая, что я-то в нее пролезу, а вот ты — нет. Это ж для тебя клеточка, зубомордый.

— Зубомордый! — не веря своим ушам, повторил мантикора, показав при этом зубов шестьдесят. — Ты, козявка смертная, да я тебя на миллиард лет вперед накусаю!

Бинк рванулся к квадратному проему. Чудище бросилось за ним, взметнув над головой хвост. Оно оказалось проворным до омерзения.

Но бросок к двери был отвлекающим маневром. Бинк стремительно нырнул прямо под львиные когти. Движения в эту сторону чудище никак не ожидало, а развернуться в воздухе оно не могло. Смертоносный хвост вонзился в дверь, голова проскочила в квадратный проем, а львиные плечи накрепко застряли в нем — ни туда ни сюда. Мантикора беспомощно хлопал драконьими крыльями.

Бинк не смог удержаться — выпрямился, развернулся и заорал:

— Неужели ты, зверина безбашенный, решил, что я прошел такой путь, чтобы в последний момент повернуть назад? — Свои слова он подкрепил душевным пинком в мантикорину задницу, аккурат под застрявший хвост.

Ответом ему был мелодичный вопль ярости и боли. А Бинк уже несся по коридору, надеясь, что из него есть подходящий лля человека выход. А не то…

Сзади с оглушительным треском разлетелась дверь, послышался тяжкий плюх — это мантикора вывалился из двери и шлепнулся на пол. Вот теперь он разозлился по-настоящему! Если здесь не найдется выхода…

Нашелся. Испытание заключалось в том, чтобы пройти мимо чудища, а не в том, чтобы убить его. Прикончить такую тварь ножом никому не под силу. Бинк протиснулся в решетчатые ворота, как раз когда мантикора мчался по коридору, разбрызгивая щепки с хвоста. Поздно, голубчик!

Бинк оказался в самом замке, темном, сыром, без признаков человеческого присутствия. И где тут добрый волшебник?

Надо как-то объявить о себе — похоже, грохота от стычки с мантикорой глуховатый хозяин не услышал. Бинк огляделся и увидел свисающий сверху шнурок. Он хорошенько дернул за него и отскочил — не ровен час, что-нибудь на голову свалится. Как-то не внушает доверия этот чудной замок.

«Динь-динь-динь!» — прозвенел колокольчик, и показался старый сморщенный эльф:

— Как прикажете доложить?

— Бинк из Северянки.

— Какой еще Пинкис-Янки?

— Бинк из Северной деревни. Б-И-Н-К.

Эльф внимательно оглядел его с головы до ног:

— И какое дело у твоего хозяина Бинка?

— Я и есть Бинк. А дело у меня — отыскать мой магический талант.

— А что ты предлагаешь в уплату за драгоценное время доброго волшебника?

— Такса обычная: год службы. — Понизив голос, Бинк добавил: — Грабеж, конечно, но деваться мне некуда. Твой хозяин — просто кровосос.

Эльф подумал:

— Волшебник в данный момент занят. Не угодно ли пожаловать завтра?

— Завтра! — взорвался Бинк, наглядно представив себе, что с ним сделают гипподер с мантикорой, появись у них вновь такая возможность. — Так займется старый хрыч моим делом или нет?

Эльф нахмурился:

— Что ж, если ты так ставишь вопрос, тогда пошли наверх.

Бинк вслед за коротышкой поднялся по винтовой лестнице. Наверху было светлее, красивее, помещения выглядели обжитыми.

Наконец эльф ввел его в кабинет, заваленный бумагами, а сам уселся за громадный письменный стол:

— Итак, Бинк из Северной деревни, защитные приспособления замка ты преодолел. Теперь докажи, что твоя служба нужна старому хрычу-кровососу.

Бинк открыл рот, чтобы весьма эмоционально высказаться, да так и застыл — понял, что перед ним сидит хозяин замка собственной персоной. Во влип!

Теперь оставалось одно — дать откровенный ответ, прежде чем его вышибут отсюда.

— Я сильный и работы не боюсь. Сам решай, нужен тебе такой работник или нет.

— Ты упрям, и аппетит у тебя, видать, непомерный. Проешь больше, чем отработаешь.

Бинк пожал плечами — спорить с такими утверждениями бесполезно. Только еще больше настроишь волшебника против себя. Угодил все-таки в последний капкан — самомнение подвело.

— А ты мог бы книги таскать и страницы мне переворачивать. Читать умеешь?

— Немного. — У кентавра-учителя он ходил в учениках способных, но когда это было!

— И ругаться вроде силен. Может, сумеешь отбрехиваться от разных незваных гостей, чтоб не лезли ко мне со всякой ерундой.

— Может, и сумею, — мрачно согласился Бинк. Похоже, на этот раз он макнулся мордой в самую грязь. А ведь успех был так близок!

— Тогда пошли, нечего тут прохлаждаться! — рявкнул Хамфри и соскочил с кресла.

Теперь Бинк увидел, что волшебник никакой не эльф, а просто человек очень маленького роста. Ну разумеется, ведь эльф — существо волшебное, а стало быть, волшебником быть никак не может. Оттого-то Бинк так и оплошал вначале. Хотя чем дальше, тем больше он сомневался в правильности этого умозаключения — Ксанф открывал перед ним такие разновидности магии, о которых он прежде и не подозревал.

Похоже, волшебник все-таки принял его дело в производство. Бинк последовал за ним в соседнюю комнату. Это оказалась лаборатория. Не считая одного расчищенного пятачка, вся она, включая и многочисленные полки, была загромождена всякими магическими приборами.

— Подвинься! — отрывисто пролаял Хамфри, хотя двигаться Бинку было особенно некуда. Да, симпатягой волшебника не назовешь. И работать на него целый год будет тяжеловато. Но может, оно того и стоит, если окажется, что магический талант у Бинка есть, и неплохой.

Хамфри снял с полки крохотный пузырек, встряхнул и поставил на пол в центре пентаграммы — это пятиугольник такой. Потом он что-то изобразил двумя руками и проговорил нараспев несколько слов на явно колдовском языке.

Из пузырька с хлопком выскочила пробка; повалил дым, сплелся в облачко, сгустился и обернулся демоном. Не особенно свирепым на вид — рожки чисто условные, на хвосте вместо острого шипа мягкая кисточка. Более того, он носил очки, завезенные, должно быть, из Обыкновении, где такие штучки широко применялись для улучшения зрения слабовидящим туземцам. Так, во всяком случае, гласят легенды. Бинк чуть не расхохотался — надо же, близорукий демон!

— О Борегар, — гнусил между тем Хамфри. — Властию, данною мне Хартией, заклинаю тебя — поведай нам, каким магическим талантом обладает сей отрок, Бинк из Северной деревни, что в королевстве Ксанф…

Так вот в чем секрет волшебника — он заклинатель демонов. А пентаграмма нужна ему для того, чтобы выпущенный из бутылки демон за ее пределы не совался. Ведь даже демон-интеллигент — создание адское.

Борегар навел очкастый взгляд на Бинка.

— Зайди в мои пределы, чтобы я мог хорошенько разглядеть тебя, — сказал он.

— He-а, — ответствовал Бинк.

— Э, да ты крепкий орешек, — заметил демон.

— Его характеристика меня не интересует! — пролаял Хамфри, — В чем его магия?

Демон сосредоточился:

— Чую магию… сильную магию… но…

Сильную магию! Надежды Бинка вспыхнули с новой силой.

— Но мне ее не постичь, — закончил Борегар и кисло покосился на волшебника: — Прости, придурок. В этот раз ничего у меня не вышло.

— Тогда пошел вон, недоучка! — рявкнул Хамфри и громко хлопнул в ладоши. Должно быть, он привык к оскорблениям как к неотъемлемой части жизненного уклада. Тогда Бинку, можно считать, повезло.

Демон превратился в струйку дыма, дым всосался в бутылочку. Бинк вгляделся в пузырек, пытаясь разобрать, что там. Крохотная фигурка, склонившаяся над книгой? Или померещилось?

Теперь на Бинка глазел волшебник:

— Значит, сильная магия, которую не постичь… Ты знал про нее? Просто от нечего делать сюда притащился?

— Нет, — сказал Бинк, — Я вообще не замечал за собой никакой магии. Она ни в чем нигде не проявлялась. Надеялся, конечно… но боялся, что ее вовсе нет.

— И чем, по-твоему, можно объяснить такую скрытность? Наговором каким-нибудь?

Да, не всемогущ оказался волшебник! Но это Бинка уже не удивило: теперь он знал, что Хамфри — заклинатель демонов. Тогда все становится на места. Никто не станет вызывать демона, не имея на то серьезных оснований. Волшебник потому дерет с клиентов три шкуры, что здорово рискует шкурой собственной.

— Ничего я не знаю, — сказал Бинк. — Разве что хлебнул я тут намедни волшебной водицы, так, может, она как-нибудь…

— Это бы Борегара не обмануло. Демон он грамотный, крупный исследователь магии… У тебя с собой этой водицы случайно нет?

— Случайно есть. — Бинк протянул волшебнику фляжку— Приберег немного. Заранее ведь не знаешь, когда пригодится.

Хамфри взял фляжку, вылил капельку целебной воды на ладонь, потрогал языком и состроил задумчивую гримасу.

— Состав обычный, — сказал он. — Познавательной магии не препятствует. У меня в погребе целый бочонок этого добра. Самолично изготовил. Только моя водица лучше, чем в источнике, без всяких там эгоистических выкрутасов. Ладно, держи, может пригодиться, — Волшебник взял указку, висящую на шнурке возле настенной картинки с изображениями улыбающегося херувима и хмурого дьявола, — Поиграем в вопросики-ответики.

Он начал водить руками, творя заклинание, и Бинк понял, что поторопился с выводами: Хамфри хоть и остается специалистом по информации, умеет не только демонов вызывать.

— Бинк из Северной деревни, — нараспев произнес волшебник, — Настроились на него.

Указка ткнула в херувима.

— Есть у него магия?

Снова херувим.

— Сильная магия?

Херувим.

— Ты можешь дать ей точное определение?

Херувим.

— Ты скажешь мне, в чем она заключается?

Указка развернулась к дьяволу.

— Это еще что такое?! — раздраженно крикнул Хамфри, — Погоди, идиотина, — это не вопрос, а восклицание. Не пойму я, с чего вы, духи, мнетесь — Он закончил сеанс сердитыми пассами и обернулся к Бинку: — Что-то тут не то. Сильно не то. Но мне стало интересно. Применю-ка я к тебе чары правдивости. Глядишь, и до истины докопаемся.

Волшебник вновь взмахнул короткими ручонками, пробормотал какие-то неласковые вирши — и на Бинка накатило непонятное чувство. Такой чудной магии — с жестами, словами, устройствами всякими — ему еще не встречалось; он привык к врожденным талантам, которые работают, когда пожелает их обладатель. Добрый же волшебник смахивал на ученого — правда, смысл этого обыкновенного слова Бинк тоже не вполне понимал.

— Кто ты такой? — сурово вопросил волшебник.

— Бинк из деревни Северянка.

Это была сущая правда, но Бинк произнес ее не по своей воле, а находясь под воздействием чар.

— Зачем ты пришел сюда?

— Чтобы узнать, есть ли у меня магия, и если есть, то какая. Чтобы меня не изгнали из Ксанфа и позволили жениться на…

— Довольно. Меня не интересуют пикантные подробности— Волшебник покачал головой, — Значит, ты с самого начала правду говорил… Так, загадок прибывает, интрига все крепчает. Теперь скажи мне — в чем твой талант?

Бинк открыл рот, поскольку чары принуждали его говорить. Но туг раздался оглушительный звериный рев. Волшебник недоуменно моргнул:

— A-а, это мантикора проголодался. Сеанс прерывается. Сиди здесь, а я пойду задам ему корму.

Надо же, в какой неподходящий момент проголодалось страшилище! Но Бинк не стал винить волшебника в излишней торопливости. Если чудище разнесет клетку и вырвется…

Бинк оказался предоставлен сам себе. Он прошелся по комнате, аккуратно обходя груды мусора, ни к чему не прикасаясь. Подошел к зеркалу.

— Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи, — балуясь, начат он, — Кто на свете всех милее, всех румяней и белее?

Зеркало затуманилось, потом прояснилось… На Бинка вылупился громадный краснорожий и пьяный в стельку сатир, весь извалянный в муке. На лбу сатира красовалась корявая татуировка «ВСЕХМЕЛЕИ». Бинк подскочил, но тут же понял, что зеркальце это — волшебное. Оно поняло просьбу Бинка излишне буквально.

— Нет, я имел в виду человека, женщину, самую красивую на свете, — пояснил он.

Теперь на него из зеркала смотрела Сабрина. Сначала Бинк обратился к зеркалу в шутку, но ему сразу следовало бы понять, что оно-то воспринимает его со всей серьезностью. Неужели Сабрина и вправду самая красивая на свете? Говоря объективно, пожалуй, нет. Зеркало показало ее потому, что таковой она была на необъективный взгляд Бинка. Будь на его месте другой…

Картинка тут же изменилась. В зеркале появилась красотка Синн. Вот уж действительно красавица, правда, глупа сверх всякой меры. Хотя кой-кому из мужчин это пришлось бы очень даже по душе. Но с другой стороны…

Зеркало показало чародейку Ирис — в самом соблазнительном из ее обличий.

— Ну что, Бинк, не пора ли возвращаться ко мне? — спросила чародейка. — Со мной ты мог бы…

— Нет! — воскликнул Бинк, и зеркало опустело.

Успокоившись, он вновь приблизился к зеркалу.

— Ты можешь отвечать на другие вопросы тоже? — Конечно может. А то с чего бы Хамфри его сюда повесил?

Зеркало затуманилось и вновь прояснилось. В нем появилось изображение херувима. Значит, «да».

— Почему мы никак не можем обнаружить мой талант?

Зеркало показало ногу, точнее лапу. Обезьянью лапу. Бинк долго глядел на нее, пытаясь сообразить, к чему бы это, но так и не понял. Наверное, зеркало запуталось в его вопросах и показало не ту картинку.

— В чем мой талант? — спросил он наконец.

И зеркало треснуло.

— Чем это ты туг занимаешься? — незаметно подойдя сзади, поинтересовался волшебник.

Бинк виновато вздрогнул:

— Я… кажется, я зеркало твое разбил… Я только…

— Ты только задавал ему идиотские лобовые вопросы. А этот прибор требует обращения деликатного, — недружелюбно сказал Хамфри, — С чего ты взял, что зеркало откроет тебе то, что не смог открыть даже Борегар?

— Я больше не буду… — смущенно пробубнил Бинк.

— Одни неприятности от тебя. Но случай твой интересный. Давай продолжим. — Волшебник повторил пассы и заклинания, восстанавливая чары правдивости, — В чем твой…

Дзынь! Из треснувшего зеркала вывалился кусок стекла.

— Не тебя спрашиваю! — заорал волшебник на зеркало и снова обратился к Бинку: — В чем…

Земля задрожала. Замок заходил ходуном.

— Землетрясение! — воскликнул волшебник, — Все зараз! — Он пересек лабораторию и выглянул в узкое окно: — Нет, это Йети прошел, только и всего, — Волшебник вернулся к Бинку и долго, прищурившись, разглядывал его, — Случайным совпадением тут и не пахнет. Что-то не позволяет ни тебе, ни чему другому ответить на этот вопрос. Какая-то сильная и непонятная магия. Магия волшебникового уровня. Я думал, что из ныне живущих таким уровнем обладают только трое, но похоже, есть и четвертый.

— Трое?

— Хамфри, Ирис, Трент. Но у каждого из нас магия совершенно иного типа.

— Трент! Злой волшебник?

— Ты, пожалуй, можешь называть его алым. Я его таким не считаю. Мы были друзьями, в некотором роде. На нашем уровне существует такой особый вид дружбы…

— Но Трента изгнали двадцать лет назад!

Хамфри покосился на Бинка:

— По-твоему, изгнание и смерть — одно и то же? Трент живет в Обыкновении, Мои сведения за щит не простираются, но я не сомневаюсь, что Трент жив. Это выдающийся человек. Но сейчас он лишен магии.

— Ах вот как…

В душе изгнание для Би нка было равносильно смерти. Волшебник вовремя напомнил ему, что жизнь есть и за щитом. Ему все равно не хотелось отправляться туда, но мрачности у такой перспективы слегка поубавилось.

— Мне крайне досадно, но я не смею продолжать поиски твоего таланта. От столь сильных магических препон я не защищен должным образом.

— Но зачем кому-то понадобилось мешать мне узнать мой же талант? — недоуменно спросил Бинк.

— Да знаешь ты свой талант! Знаешь, только понять не можешь. Это знание запрятано в тебе, и очень глубоко запрятано. И похоже, там и останется. Я просто не готов пойти на подобный риск за жалкий год службы. Убыточная сделка получается.

— Но зачем какому-то могущественному волшебнику… То есть я хотел сказать, я же никто! Какая кому-то польза от того, что я не…

— Возможно, не кто-то, а что-то наложило на тебя заклятие. Заклятие неведения.

— Но зачем?

Хамфри поморщился:

— Вот заладил! Может, твой талант косвенно угрожает чьим-то интересам. Как серебряный меч дракону, даже если этот меч от дракона далеко. Так это могущественное нечто защищает себя, перекрывая тебе путь к познанию собственного таланта.

— Но…

— Знай мы, что это за нечто, мы бы узнали, в чем твой талант, — отрезал Хамфри, отвечая на незаданный вопрос.

Но Бинк не отставал:

— Тогда как мне доказать, что у меня есть талант? Без этого меня в Ксанфе не оставят.

— М-да, положение твое затруднительное, — заметил Хамфри, пожимая плечами. Судя по тону, данный вопрос представлял для него сугубо академический интерес, — Я бы тебе ответил, если мог. Само собой, плату за услуги я с тебя не возьму, поскольку оказал их не в полном объеме. Дам-ка я тебе записочку для короля. Возможно, он разрешит тебе остаться. Вроде бы в своде законов говорится, что каждый гражданин Ксанфа должен обладать магией, но ни слова не говорится, что он обязан эту магию демонстрировать публично. Иногда такие демонстрации даже запрещаются официально. Помню я, например, одного молодого человека, который мог произвольно изменять цвет собственной мочи. Так ему велели справку принести, а публичный показ отменили.

Потерпев неудачу, волшебник стал намного обходительнее. Даже угостил Бинка очень вкусным черным хлебом из личного сада и молоком коровьих мушек, а за едой завел чуть ли не светскую беседу:

— Ты не представляешь, сколько народу приходит сюда с совершенно пустяковыми вопросами. Часто загвоздка не в том, чтобы найти ответ, а в том, чтобы найти правильный вопрос. Твое дело — первое по-настоящему интересное за много лет. А перед этим было… дай-ка припомнить… ага, амарант, цветок неувядаемый. Фермер один захотел узнать, как вывести такое растение, чтоб круглый год урожай давало — и вершки, и корешки. Чтобы, значит, и семейство прокормить, и на прочие радости жизни денежки водились. Указал я ему, где найти волшебный амарант, так теперь цветочек этот по всему Ксанфу выращивают и даже за пределами, вроде бы из него, кстати, и хлеб готовят, от настоящего не отличить. — Волшебник запустил руку в ящик стола и вытащил непривычной формы краюху. — Видишь, черенка нет. Этот хлеб в печке пекли, а не с дерева сняли, — Он отломит кусочек и протянул Бинку, который с удовольствием принял его, — Хороший был вопрос! От ответа выиграл и весь Ксанф, и тот, кто вопрос задал. А у многих желания, наоборот, вроде обезьяньей лапы.

— Обезьяньей лапы?! — воскликнул Бинк, — Когда я волшебное зеркало спрашивал, оно мне показало…

— А как же? В одной обыкновенной книжке про эту лапу написано. Там это за выдумку считают. Но у нас в Ксанфе такая магия существует.

— Но что…

— Ага, решил все-таки послужить у меня годик?

— Нет, только не за это.

Бинк принялся сосредоточенно жевать непривычный хлеб. Нет, все-таки обычный хлеб мягче.

— Тогда получай ответ бесплатно. Обезьянья лапа — это талисман такой, безотказно выполняет любое желание владельца, но так, что владельцу от этого одно горе. Нам такой магии лучше и не знать!

Может, и Бинку лучше не знать про свой талант? Не на это ли намекало зеркало? Но можно ли вообразить, чтобы ссылка, в которой он вообще лишится магии, оказалась предпочтительнее знания?

— А вообще много народу приходит с вопросами?

— Раньше много приходило. С тех пор как я замок построил и спрятал его, поменьше стало. Дорогу сюда находят только самые отважные. Вроде тебя.

— А как ты его построил? — спросил Бинк, пользуясь минутной словоохотливостью волшебника.

— Мне его кентавры построили. Блохи им житья не давали, а я научил, как блох этих извести, и они год на меня работали. Строители они отличные, справились неплохо. Время от времени я тут все дорожки путаю заблудными заклинаниями, чтоб гости приблудные не досаждали. Одним словом, славное местечко.

— А монстры! — воскликнул Бинк, — Гипподер, мантикора — они тоже годовой срок мотают, отпугивают лишних просителей?

— Разумеется. По-твоему, они стали бы торчать здесь из чистого любопытства?

Бинк не знал, как ответить. Вспомнился ему непотребный жеребячий восторг, с которым болтался по рву морской конь. И все же тот явно предпочел бы этой канаве открытое море.

Бинк дожевал хлеб, который и в самом деле не многим уступал настоящему.

— С твоими силами ты мог бы… мог бы стать королем!

Хамфри рассмеялся, весело, без всякой горечи:

— Кто, находясь в здравом уме, захочет быть королем, скажи на милость? Работа эта нудная и утомительная, а я ученый, не администратор. Сижу себе, шлифую магию, повышаю ее безопасность и прицельность, применимость расширяю. Работы невпроворот, а я старею. Некогда мне на всякие пустяки отвлекаться. А корону пусть носят те, кому этого хочется.

Озадаченный Бинк принялся соображать, кому бы хотелось стать королем:

— Чародейка Ирис…

— Когда работаешь с иллюзиями, невольно начинаешь иллюзиями жить, — серьезно заявил Хамфри, — Ирис нужна не власть, а хороший муж.

Этого Бинк оспаривать не стал бы.

— Почему же она не выйдет замуж?

— Она чародейка, и сильная. О ее истинных способностях ты и представления не имеешь. Ей нужен такой мужчина, которого она могла бы уважать, у кого магия еще сильнее, чем у меня. Во всем Ксанфе я один такой остался. Но я принадлежу к другому поколению и, даже если бы хотел жениться, для нее староват буду. К тому же из нашего брака все равно не вышло бы ничего путного: наши таланты противоположны друг другу. Я работаю с истиной, она — с иллюзией. Я слишком много знаю, она слишком много фантазирует. Вот она и высматривает себе пару среди тех, у кого талант послабее, и внушает себе, что из этого что-нибудь получится. — Хамфри покачал головой: — Жаль, честное слово, Корольдряхл, официального преемника нет, а тут еще этот закон, что королем может быть только настоящий волшебник… Отнюдь не исключено, что трон падет жертвой ее махинаций. Не все же молодые люди отличаются твоей порядочностью и преданностью Ксанфу.

Бинк похолодел. Хамфри знает о предложении Ирис, об их встрече. Волшебник не только отвечает на вопросы за определенную плату, он еще и все происходящее в Ксанфе отслеживает. Но вмешиваться вроде не жаждет. Просто наблюдает. Возможно, пока очередной посетитель разбирается с гипподером, с дверью, с мантикорой, он изучает его подноготную, чтобы быть готовым, когда тот прорвется в замок, преодолев все препятствия. Возможно, запасается информацией на тот случай, если кто-нибудь спросит: «Какая самая большая опасность угрожает Ксанфу?» Тогда-то он ответит и с чистой совестью заберет гонорар.

— Если король умрет, ты сядешь на трон? — спросил Бинк— Ты же сам сказал, что королем может быть только волшебник, а ради блага Ксанфа…

— Ты задаешь вопрос немногим проще тот, что привел тебя сюда, — со вздохом ответил волшебник, — Некая толика патриотизма есть и у меня, но я сторонник политики невмешательства в естественный ход событий. В этой истории про обезьянью лапу есть своя правда, за всякую магию приходится платить. Наверное, если совершенно не останется никаких других вариантов, мне придется принять корону, но прежде я не пожалею сил и разыщу толкового волшебника, чтобы принял эту обузу на себя. Таланта высшей пробы у нас не появлялось целое поколение. Давно пора. — Он задумчиво посмотрел на Бинка: — Магия такого уровня каким-то образом ощущается в тебе. Но раз мы не можем определить твой талант, то не можем и употребить его. Поэтому я сомневаюсь, что из тебя получится наследник престола.

От изумления Бинк хихикнул:

— Я? Ты же оскорбляешь престол.

— Нет. В тебе есть качества, которые сделают престолу честь. Жать только, что магию твою не распознать и управлять ею ты не умеешь. Видно, чародейка, сама того не ведая, сделала весьма удачный выбор. Но определенно есть и контрмагия, которая препятствует тебе. Сомневаюсь, правда, что из обладателя этой контрмагии получился бы хороший король Ксанфа. Вообще, странное дело, очень, очень любопытное…

Бинку понравились слова Хамфри о том, что он, Бинк, — сильный волшебник, мог бы стать королем и править Ксанфом. Но пыл его тут же охладел. В глубине души он знал, что не обладает нужными для этого качествами, что бы там ни говорил волшебник. Дело же здесь не только в магии, а в жизненных ценностях — и в честолюбии. Он никогда не смог бы приговорить человека к смерти или к изгнанию, сколь бы обоснованным ни был такой приговор; встать во главе армии и повести ее в бой; весь день разбираться с жалобами граждан друг на друга. Такая непомерная ответственность очень скоро придавила бы его.

— Ты прав. Ни один разумный человек не захотел бы стать королем. Я хочу всею лишь жениться на Сабрине и жить своим умом.

— Чрезвычайно здравомыслящий юноша. Переночуй у меня, а завтра утром я покажу тебе прямую дорожку до дому, защищенную от всех напастей.

— И от полушек? — с надеждой спросит Бинк, припомнив все овражки, через которые перескакивала кентаврица Чери.

— Вот именно. Но все же голову держи при себе. Для дурака безопасных дорог не бывает. Пешком за два дня дойдешь.

Бинк остался на ночлег. Ему начали нравиться замок и его обитатели; даже мантикора, получив от волшебника соответствующие указания, вел себя очень любезно.

— Конечно, есть тебя по-настоящему я не стал бы, но, признаюсь, искушение было велико, особенно когда ты пнул меня в… в хвост, — поведало страшилище Бинку, — Работа у меня такая — пугать тех, кто пришел с несерьезными намерениями. Видишь, никто меня в клетке не держит, — Мантикора толкнул решетку внутренних ворот, и они широко распахнулись, — Все равно мой год скоро кончается. Мне даже жалко, что так скоро.

— А с каким вопросом ты пришел? — несколько напряженно спросил Бинк, стараясь ничем не выдать, что изготовился бежать со всех ног. На открытом пространстве ему с мантикорой не потягаться.

— Я спросил, есть ли у меня душа, — без всякого юмора ответило чудище.

И вновь Бинку пришлось напрячься, чтобы скрыть свою реакцию. Год службы за такой философский вопрос?

— И что он тебе сказал?

— Что о душе думают только те, у кого она есть.

— Но… получается, что тебе и спрашивать не надо было. Ты год заплатил ни за что.

— Ошибаешься, этот ответ значил для меня все. Если у меня есть душа, значит, я никогда не тару окончательно. Тело мое исчезнет, но я буду рождаться снова и снова, а если и нет, то останется моя тень и довершит все мои земные дела. Или же я буду вечно жить в раю или в аду. Будущее мое обеспечено, и меня не ждет забвение. Более важного вопроса и придумать нельзя. И ответил на него волшебник в самой подходящей форме. Простым «да» или «нет» я бы не удовлетворился, посчитал бы, что он просто наугад сказал или чтобы отделаться. Развернутого ответа с массой технических подробностей я бы просто не понял. А Хамфри построил свой ответ так, словно это само собой разумеется. Теперь у меня никогда не возникнет сомнений.

Рассказ мантикоры убедил Бинка. Если подойти с такой позиции, то ответ Хамфри имел и смысл, и ценность. Волшебник поведал мантикоре — и Бинку тоже — нечто очень важное о самой жизни в Ксанфе. Если у самых свирепых чудовищ, возникших от смешения нескольких видов, есть душа и все, что наличие души предполагает, то можно ли считать их порождениями зла?