Час льва

Глава 27

Калум ходил вдоль книжных стеллажей, не в силах успокоиться. В передней части книжного магазина Торсон сидел за своим столом и слушал Алека. Калуму было больно видеть, как новое горе подкосило старика. На прошлой неделе, когда он услышал от Энджи о предательстве Виктории, Торсон исчез в горах. И вернулся только сегодня.

Козантир подошел к ним, когда Алек рассказывал о событиях в убежище Видаля.

— …после того, как Вик и Уэллс ушли, мы сожгли здание.

Торсон откинулся на спинку стула с недоверчивым выражением лица: — Вы двое не смогли поймать машину на грунтовой дороге?

— Мы пытались, — сказал Калум. — Почти догнали, а затем она выбросила что-то в окно. Как ты это назвал, Алек?

— Светошумовая граната. Подходящее название.

Торсон фыркнул: — Я читал о них. Слепящий свет и оглушительный шум?

— Точно. — Калум потер уши, воспоминания всё еще причиняли боль. — В форме кошки и ночью это довольно неприятно. К тому времени, когда к нам снова вернулось зрение, их уже не было.

— Она крутая, — сказал старик.

Алек ударил кулаком по стойке, когда так долго сдерживаемый гнев вспыхнул, словно проклятая светошумовая граната: — Черт возьми, Торсон, она не крутая. Она предала нас. И тот шпион, которого она спасла, сделает всё возможное, чтобы передать нас правительству. Она выбрала его, а не нас.

Калум понимал реакцию брата. В тот момент, когда Виктория выбрала врага, его внутренности скрутило, словно после обеда падалью. И всё же…

Торсон отвернулся, его лицо было напряженным. Козантир устало прислонился к прилавку. Слишком много бессонных ночей. Он пытался справиться с болью от потери Виктории, надеялся, что гнев утихнет. Клан ждал, когда он сообщит о смерти девушки, а он… не мог. Что-то беспокоило его, удерживало от этого шага, и он не мог понять, это от того, что его эмоции вышли из-под контроля или он упустил какой-то существенный факт.

— Если ты не возражаешь, Джо, я бы хотел услышать твой взгляд на ситуацию. Боюсь, я не вижу всей картины.

Лицо Торсона напряглось, усилив вину Калума, но старик кивнул: — Хорошо. Начните с того момента, когда она впервые появилась. С моим Лахланом.

— Свэйн и Видаль схватили его, — сказал Алек. Пальцы мужчины были сжаты в кулаки, словно он пытался держать себя в руках.

Калум встал рядом с братом, положив руку ему на плечо, и почувствовал, как гнев брата угасает.

— Действительно ли она помогла Лахлану в побеге или одурачила его, чтобы получить доступ к нам?

Торсон покачал головой.

— Лахлан совершил ритуал Дарения. У мальчика была способность читать людей. Он не мог ошибиться, а враг не дошел бы до ритуала. Это правда, козантир. Это был настоящий Дар.

В этом факте Торсон не сомневался.

— Хорошо.

— Нанялась работать в бар, чтобы собирать информацию. Не могу обойти этот момент, — сказал Алек.

— Она спасла Джейми в тот день, — тихо вставил Калум. Он никогда этого не забудет. — Но когда мы поймали ее в ночь Сбора, она солгала. Она сказала нам, что ищет тебя, Торсон. А не то, что наблюдает за оборотнями.

— Нет закона против убийства двух птиц одной лапой, — признался Торсон, рычание исчезло из его голоса. — Я верю, что Лахлан дал ей это задание. В ее запахе не было лжи, как и в ее печали.

Калум вспомнил ту ночь в доме Торсона, когда Виктория впервые рассказала им, как умер Лахлан. Ее горе было настоящим.

— Согласен.

— Мой мальчик… он очень боялся нашего разоблачения, — сказал старик. — Я думаю, он заставил девушку дать обещание хранить молчание.

— Но она агент ЦРУ. Она признала это, и мы знаем, что Уэллс — ее куратор. — Брови Калума сошлись. — Так что, когда эта шпионка узнала о существах, которых она никогда не видела раньше, каково было ее первое действие?

Алек скривился: — Сказать своему боссу.

— Нет, черт возьми, — огрызнулся Торсон. Его глаза заблестели. — Глупый детеныш. Нас наводнили правительственные агенты?

— Нет, — медленно сказал Алек. — Помимо мужчин Видаля, появился только Уэллс.

Калум оперся на прилавок для поддержки.

— Могла ли она действовать самостоятельно? Проверять нас в своих интересах?

— Вы двое знаете ее лучше меня, — сказал Торсон. — Неужели эта маленькая кошка способна побежать к своему боссу со сказочной историей? Особенно, если она пообещала сохранить информацию о нас в секрете?

Калум вспомнил, когда Джейми было два года: «Я сделаю это сама, папочка». Виктории было бы намного, намного труднее.

— Нет. У меня такое чувство, что она разрывалась между своими обязанностями и обещаниями еще до того, как стала оборотнем.

Он вспомнил ее осторожные расспросы в доме Торсона и ее признание: «Если бы я думала, что ты опасен, я не уверена, что бы я сделала».

— Но Уэллс сказал, что она получит медаль за информацию. Это не похоже на кого-то на нашей стороне.

— Я разговаривал с Энджи сегодня. — Херне, он все еще упускал часть чертовой головоломки. — И я хочу, чтобы вы меня выслушали. Боюсь, что мои собственные желания могут повлиять на мою объективность, — признался Калум.

Торсон кивнул.

— Она твоя пара, козантир. Ты не можешь оставаться объективным. Продолжай.

— Энджи сказала, что Виктория и ее начальник разговаривали очень тихо. Затем Виктория встала и покачала головой, как будто она отказалась от чего-то. Мужчина был в ярости. Энджи направлялась к ним, прямо перед тем, как Уэллс повысил голос, потому что решила, что тот может навредить Виктории.

— Вик отказалась, — сказал Торсон, массируя старую рану на плече, — как она тебе и сказала.

— Калум, я знаю, о чем ты думаешь… Брат, она отпустила его на свободу, — прошептал Алек. Его лицо, искаженное болью, словно окаменело. — Она выбрала его, а не нас. У тебя нет выбора — девушка должна умереть.

Мне не следовало обсуждать это с ним здесь. Калум сжал плечо брата. Сможет ли кто-либо из них пережить смерть спутницы жизни?

— Когда я бродил по лесу, думал о том, куда она может обратиться за помощью. — Взгляд Торсона остановился на фотографии внука. — Вы знаете, она рассказывала мне, что у нее тоже никого не осталось.

Нет семьи. Но, несомненно, такой любящий человек, как Виктория, нашел бы замену семье… Глубоко в груди Калума вспыхнула надежда, когда он, наконец, почуял правильный след.

— Алек, — сказал он хриплым голосом. — Мы наблюдали за ними через окна, прежде чем ворваться внутрь. Помнишь выражение его лица?

Брат нахмурился, а затем его глаза сузились.

— Она освободила его. Они разговаривали. И он выглядел… глаза мужчины были красными, как будто он был готов заплакать. Он не смотрел на нее как работодатель или как любовник. — Алек потер ладонями по лицу. — И ее реакция на то, что мы собирались причинить ему боль… Она любит его. Черт, он, вероятно, для нее как отец, а мы хотели стереть ему память.

— Мы не оставили ей выбора, не так ли?

— Херне, как мы могли быть такими глупыми? — глаза Алека вспыхнули, когда он пришел к тому же выводу, что и Калум. — Но если он член семьи, обмен информацией с ним не нарушает Закон.

Калум улыбнулся.

— Да. С семьей можно поделиться.

Торсон рассмеялся, затем кивнул головой на дверь.

— Козантир. Кахир. Пожалуйста, найдите мою внучку и верните ее домой.

* * *

Неделю спустя Алек понял, что выполнить просьбу Торсона было не так просто, как казалось. Злючка исчезла, словно ее никогда и не существовало. Ну, это неудивительно, учитывая ее понимание, что даонаины убьют ее. Алек дал ориентировку, использовал все легальные и нелегальные методы, которые он знал, чтобы найти ее. Ничего. Этот проклятый босс-шпион хорошо обучил девушку.

Короткие зимние дни стали серыми и несчастными, Алек хотел Вик до боли, которая становилась все сильнее. Хотя они с братом старались поддерживать веселое настроение ради Джейми, в чем не очень то и преуспели, девочка тоже тосковала.

На прошлой неделе им удалось найти информацию о начальнике Виктории. Она промахнулась, назвав того по имени. Человеческие каналы связи были слишком рискованными, но Калум связался с даонаином на Восточном побережье и договорился, чтобы домовой оставил сообщение для Уэллса в его старом викторианском доме. Домовые не возражали против оказания помощи, когда взятка была достаточно большой.

Алеку было интересно, как агент отреагировал на записку на своем кухонном столе в своем хорошо защищенном доме.

Пока ни слова в ответ, но если бы он действительно заботился о ней как отец…

Через час дверь его офиса открылась. Алек уронил ручку, когда увидел, кто вошел вслед за Калумом.

— Уэллс, — сказал Алек хриплым голосом.

Мужчина пододвинул стул к столу, уселся и поправил темно-серый костюм.

— Вы хотели поговорить. Я предпочитаю говорить лично.

— Верно. — Алек посмотрел на Калума. С чего начать? — Мы пытались найти Вики.

Проблеск веселья появился в бледно-голубых глазах Уэллса.

— Сержант редко сидит на месте достаточно долго, чтобы кто-нибудь мог выстрелить в нее.

Калум налил им кофе из потрепанной кофеварки в углу и поставил чашку перед Уэллсом. — Вы кажетесь человеком, предпочитающим черный.

— Очень проницательно. — Он наклонился вперед, его глаза походили на синий лед. — Могу я спросить, почему вы изменили свое мнение о ней?

— Нам удалось собрать воедино картину из некоторых ее поступков и мотивов, — спокойно сказал Калум. — Он пристально посмотрел на Уэллса. — Вы предложили ей медаль за информацию, и это почти привело ее к смертному приговору. Я надеюсь, что вы удовлетворены.

Уэллс побледнел от холодного тона Калума. Его пальцы сомкнулись вокруг кофейной чашки, а затем расслабились.

— Я не осознавал этого тогда… я плохо с ней обошелся.

Уэллс против козантира. Я должен сделать ставку на победителя, — подумал Алек. Опять же, разве женщины не склонны к спариванию с мужчинами, похожими на их отцов? Кахир подавил большую часть своего раздражения.

— Если это так, возможно, теперь мы можем прекратить играть в эти глупые игры.

— Пока нет. Сержант будет раздражена, если я ошибся и помог вам — кем бы вы ни были — выследить ее, — сказал Уэллс и посмотрел на Калума. — Почему ты хочешь, чтобы Вик вернулась?

Он ответил просто: — Я люблю ее.

Взгляд Уэллса обратился к Алеку. На прошлой неделе кахир старался не думать о ней, по крайней мере, днем. Крошечные камешки воспоминаний — ее смех, ее плавная грация, ее запах — так легко могли превратиться в оползень — то, как она двигалась под ним ночью, как она кусала губы, когда изучала руководство полиции, — принося пустоту в их дом без нее. Как и в случае с Калумом, ответ был прост, — Я люблю ее.

— По сути, она моя дочь. — Уэллс обхватил свою чашку длинными пальцами, как будто хотел согреть руки. — И я предпочел бы, чтобы вы продолжали охотиться на нее, тому факту, что она ваша женщина.

К шоку Алека, Калум на самом деле зарычал.

Намек на улыбку озарил лицо Уэллса.

— Но она любит вас обоих, таких недостойных.

— Она сказала это? — спросил Алек, не успев даже подумать.

— О, да, той самой ночью. — Уэллс поморщился. — В том же разговоре, где она заставила меня дать слово. Я поклялся, — он перешел к дословной цитате: «никогда, никогда не раскрывать, какими бы то ни было способами что-либо об оборотнях или что-нибудь, что может привести к ним».

Калум поднял брови.

— Она угрожала тебе?

— Хуже. Она плакала.

— Ааа. — Калум вздохнул. — Она могла бы с такой же легкостью вырезать твое сердце ножом — было бы не так больно.

Уэллс кивнул, глядя на дальнюю стену.

— Я никогда в своей жизни не нарушал данное мной слово, и не собираюсь начинать. Твоим людям нечего бояться меня.

— Или кого-либо еще? — спросил Калум.

— На данный момент нет какой-либо необходимости или какой-то информации о вас, которую я могу передать. — Уэллс передернул плечами. — Как долго это может длиться, не мое дело.

— Хорошо, — сказал Алек.

— У меня остался еще один вопрос, — сухо сказал Калум. — Ты случайно не знаешь, где мы можем найти нашу спутницу жизни?

— Нет. Я не знаю. — Лицо Уэллса стало мрачным. — Я тоже не смог ее найти.