Час совы

6

— Филипп Игнатович? — раздался в телефонной трубке вежливый мужской голос.

— Да, это я, — ответил Филипп. — А вы кто?

— Боюсь, что мое имя вам ровным счетом ничего не скажет, — ответил голос, и только теперь Филипп понял, что это о н и. Он не ожидал такого вежливого приветливого голоса от н и х, ждал грубости, угроз, а тут… И от этого ему стало очень страшно. — Нам надо встретиться в спокойной обстановке и переговорить о некоторых вопросах, Филипп Игнатович. Когда? — пролепетал Филипп. — А когда вам удобно? У вас как со временем? Например, завтра, часиков в десять вечера… Освободитесь к этому времени? Вы уже закончите свою работу? — Я… вообще-то… У меня…

— Короче, договорились? — спросил голос. — Вы проживаете на Арбате и, полагаю, встреча у театра Вахтангова вам будет удобна? Всего несколько минут ходьбы. То, что вы должны прийти один, я не говорю, потому что это и так само собой разумеется, не так ли? — Я приду, приду, — преодолевая комок в горле, лепетал Филипп.

— Итак, до завтра, Филипп Игнатович. И очень вас прошу, не совершайте необдуманных поступков. Приходите и спокойно поговорим, прогуливаясь по Старому Арбату. Исключительно удобное место для переговоров. Машины не ездят, светят фонари… Обстановка располагает, вы согласны со мной?

— Д-д-д…

— Вы, очевидно, хотите сказать, смотря о чем беседовать… Тоже верно… О репертуаре театра Вахтангова было бы беседовать куда приятнее… Но… сами понимаете, встречаться для этого с вами было бы для меня нецелесообразно, мне есть с кем поговорить об искусстве… Будьте здоровы, до завтра…

В трубке запищали частые гудки, а Филипп продолжал держать её, словно какое-то препятствие мешало ему положить трубку.

«Началось», — подумал он. — «Интересно было бы узнать, чего они потребуют… Хорошо, хоть говорит вежливо… Впрочем, это может быть и очень плохо… Мягко стелет — окажется жестко спать…»

Он выпил виски и курил сигарету за сигаретой.

Позвонила с дачи Алиса и стала рассказывать о том, какие новые звуки стала произносить двухмесячная Даша… Филипп пытался сделать вид, что все это очень ему интересно. Алиса поняла, что с ним что-то не так… Она не могла забыть октябрь прошлого года, когда Филипп было отказался от нее, а потом поведал ей душераздирающую историю о шантаже и угрозах. — Что с тобой, Филипп? — своим тоненьким голоском спросила она. — Ты какой-то не такой, как обычно… — Нет, нет, что ты, дорогая, — словно заведенный, говорил он. — Просто я очень устал…

Алиса безумно раздражала его своей утонченностью, нервозностью, постоянным желанием проникнуть в тайники его души. Он-то прекрасно знал, что проникать туда ей совсем не нужно, что там таится такая бездна, в которой ей, избалованной, рафинированной девушке совсем не место. Более того, он понимал, что она просто не выдержит, если ей хотя бы намекнут на то, что происходило в октябре прошлого года. Он находился в подвешенном состоянии между своим темным прошлым и якобы безмятежным настоящим, зажиточной жизнью за спиной богатого тестя и всеми связанными с этим прелестями… Но Алиса… Он не любил её и понимал это все сильнее и сильнее с каждым днем… А теперь, после звонка вежливого незнакомца он даже не знал, что ему хочется, какого выхода из создавшейся ситуации он желал бы… Было только одно, невыполнимое желание — не рождаться вовсе на свет, либо как-то раствориться, исчезнуть, без боли, без крови, без страданий… Просто исчезнуть, и все… Не быть, не существовать, и все… Но это было невозможно. Надо было что-то делать… — Ты приедешь как всегда вечером в пятницу? — спросила Алиса. — Да, да, конечно, — отвечал он. — А то, может быть, приедешь завтра на ночь… Тут свежий воздух, выспишься как следует… — Нет, вряд ли, слишком много работы, мы порой засиживаемся в студии до полуночи… — Но тебя может привезти Дима… В любое время дня и ночи, — резонно возражала Алиса. — Ты соскучилась? — Филипп был тронут её желанием видеть его. Ему вдруг стало жалко жену. — Но до пятницы всего два дня… Понимаешь, когда я попадаю на дачу, в обстановку неги и отдыха, я не могу быстро войти в рабочий ритм… Дача для отдыха, и я буду там в пятницу… Целую тебя и Дашеньку! — победоносно завершил свою речь он и положил трубку. «Будь, что будет», — подумал он и пошел спать…

… Ждать около театра Вахтангова пришлось долго. Сам он явился на встречу рано, уже без семи минут десять он был на месте… Помимо страха, который он испытывал, ему было просто интересно, кто же придет к нему на встречу… Он топтался на месте, курил, прохаживался мимо могучих колонн театра, глазел на безмятежных прохожих, испытывая зависть к ним… Боже мой, они живут своей обычной жизнью, гуляют, пьют, любят и не представляют себе, в какой переплет может попасть человек… И ведь всего год назад он тоже был таким, как все… И все деньги, проклятые, проклятущие деньги… Все из-за них, из-за желания жить не хуже других, иметь то, что положено иметь современному человеку, не завидовать другим… А что теперь? Он упакован до предела, тесть может сделать все для него, все, что он пожелает, у него шикарная квартира, шикарная машина, дача Кружанова в ближнем Подмосковье просто настоящий земной рай… И в этом земном раю живут его двухмесячная дочка и любящая его жена… Но каким страшным адом оборачивается для него этот рай… Как он вообще все это выдерживает? Наверное, выдерживает потому что до конца не понимает всего ужаса своего положения… Ведь у этих людей есть неопровержимые доказательства того, что он организовал убийство беременной от него женщины… И любой намек на это Алисе, Павлу Николаевичу Кружанову, Светлане Михайловне произведет эффект разорвавшейся бомбы, причем атомной бомбы… Боже мой — муж, зять, отец несколько месяцев назад организовал убийство беременной двадцатилетней женщины… После того, как Филипп узнал от отца страшную историю семьи Навроцких, он как-то по-другому стал смотреть на покойную Алену… Она росла без матери, сидевшей в тюрьме за убийство… Она верила ему, искала в нем поддержки… Она так любила его, она поехала с ним неизвестно куда, поехала бы на край света… А он вез её на тот свет… Она заступалась за него, пыталась даже сопротивляться Вовану, выкинувшему его из машины… Боже мой, боже мой, какой же все это невыносимый кошмар…

— Прохладный, однако сегодня вечер, не правда ли, Филипп Игнатович? — раздался справа негромкий мужской голос. Филипп дернулся, словно ужаленный змеей.

Перед ним стоял невысокого роста невзрачный человечек в серой ветровке, широких темных брюках и сандалетах. На вид ему было лет сорок пять.

— Д-д-д…, - проговорил Филипп. — Здравствуйте. — Добрый вечер, Филипп Игнатович… Извините за опоздание… Более того, я прошу прощение за срыв встречи. Человек, который должен был с вами встретиться, не смог приехать. Он отбыл из Москвы, послали меня предупредить вас, что встреча не состоится… — А вчера звонили вы? — спросил Филипп. Человек, стоящий перед ним никак не был похож на представителя преступного мира. Невысок, хил сложением, небогато одет. Походил на инженера или учителя.

— Да, да, я звонил, я, — закивал незнакомец. — Но встретиться с вами должен был другой человек… Очень серьезный человек, — глядя прямо в глаза Филиппу, произнес он. — И поэтому, чтобы вы верили в серьезность предстоящего разговора, прислал меня, чтобы я с вами встретился и предупредил, что разговор несколько откладывается…

— Насколько откладывается?! — Филипп почувствовал, что сам хочет разговора, хочет конкретности, ясности… Пусть скажут, что им от него нужно… А так…

— Я не знаю, — широко улыбнулся незнакомец. — Я мелкая сошка, и ничего этого не знаю. Повторяю, как попугай то, что мне велят, и все… Приедет босс, позвонит мне, прикажет позвонить вам, я и позвоню… Извините, Филипп Игнатович, пройдемте со мной к киоску, я куплю себе бутылочку «Боржома», что-то у меня схватило печень.

Они подошли к коммерческому ларьку, незнакомец вытащил из кармана широких брюк мятую десятку и стал отсчитывать мелочь, чтобы заплатить за «Боржоми».

— Я знаю, Филипп Игнатович, что это не настоящий «Боржоми»…, говорил незнакомец, словно оправдываясь перед Филиппом за свою покупку. Но должен верить в противоположное… Тогда может получиться нужный эффект, и печени станет легче… Где-то у меня была таблеточка аллохола… Куда это она запропастилась?

Своей невзрачной внешностью, больной печенью, поисками завалившейся в широких брюках таблеткой аллохола незнакомец стал вызывать у Филиппа доверие, и он позволил себе задать ему вопрос.

— Скажите, извините… А сами-то вы как полагаете, что они… Ну… эти люди от меня хотят? Ну… каковы их требования?

— Что вы говорите? — дернулся незнакомец, подавившись «Боржомом». Они-то?… Я не могу говорить об этом… Сами понимаете, такое время… А вообще-то… Шантаж, Филипп Игнатович, — спокойно произнес он. — Чистый шантаж. Люди располагают сведениями о вас, и хотят их использовать во благо себе… Кого теперь этим удивишь? Самая что ни на есть банальнейшая история… Нет, все же это не настоящий «Боржоми», и за что только я восемнадцать рублей выложил? Ага, вот и аллохол, нашел, понимаете…

Он вытащил из кармана брюк желтую таблетку, сдул с неё труху и сунул в рот. Запил водичкой и тяжело вздохнул.

— Завидую вам, молодым, — улыбнулся он. — Никаких болезней, тела своего не чувствуете…

— Зато проблем куча, да каких ещё проблем, — проворчал себе под нос Филипп.

— Сами себе их наживаете, — покачал головой незнакомец. — Все ведь от жадности, от жадности, желания жить лучше других…

— Не хуже других, — позволил себе поправить незнакомца Филипп. На какое-то мгновение какая-то бешеная искорка мелькнула в серых глазках незнакомца, мелькнула словно молния и тут же погасла.

— Пусть будет по вашему, — охотно согласился он. — А мне пора… Вы знаете, Филипп Игнатович, вы потрясающе похожи на своего отца, особенно в фильме «Красный рассвет». Он играл в нем чекиста Соколухина…

— Вам нравится творчество моего отца? — спросил Филипп, словно желая найти в невзрачном незнакомце с больной печенью какую-то поддержку.

— Нет, — коротко ответил незнакомец. — Извините, но мне кажется, что он очень поверхностен. Но… это лишь мое мнение, вполне возможно и другое… Я читал в газете, что он приступил к съемкам исторического фильма… Мне кажется, что он зря взялся за эту затею, она ему не по зубам…

Филипп хотел было возразить, но вдруг наткнулся на жесткий, непреклонный взгляд, дающий понять, что разговор завершен. Не подавая руки, незнакомец повернулся и медленно зашагал в сторону Смоленской площади… Потом резко остановился, обернулся и пристально поглядел на стоявшего как вкопанный Филиппа. А потом поспешил к станции метро. Сел в метро, проехал до «Киевской», огляделся, вышел… Зашагал к гостинице «Славянская». Подошел к серебристому «Мерседесу» и сел на заднее сидение. — Ну как впечатленьице? — раздался справа женский голос.

— Отвратное. Настоящая сволочь, без чести и совести. Весь в папашу. Однако, уже поздно. Поехали ко мне. — В Воронцово? — спросил широкоплечий водитель. — Нет, на квартиру, и желательно побыстрее, Валера, что-то у меня и впрямь печень схватило после этой водопроводной воды вместо «Боржоми».

И серебристый шестисотый «Мерседес» помчался по московским улицам в сторону одной из многочисленных многоэтажных окраин…